Читать книгу Гнилые яблоки и червь из космоса - Мария Денисовна Хруль - Страница 3

– Линда, ты чего тут уселась?

– Да просто стол передвинула. Мне так удобно. Глаза расслабляю, – ответила я как можно более невозмутимо.

– Ну-ну, я вижу.

Мама ушла на кухню. Я стала тупо смотреть в одну точку. Воркующие друг с другом хлопья мышиного цвета пыли словно смеялись надо мной. Я была заперта в квартире до завтрашнего школьного утра, а Петька так и вовсе пленник внутри осыпающихся белесой штукатуркой стен – он-то еще даже в садик не ходит.

Сидеть и правда было утомительно, да мне и в школе этого хватило по горло. Может, стоит придумать себе новое занятие? Я отложила альбом, на открытой странице которого красовалось нелепо выведенное деревце, похожее на не оформившуюся тень – фломастер почти высох. Дерево было яблоневым – я так решила назло маме, когда их с тетей Ниной чуть было не раздавило упавшее невесть зачем яблоко. Зеленое оно или красное? Да и не важно! Теперь оно все равно коричневое, как обложка моего учебника по истории или портфель преподавателя той же истории. Или алгебры? Не помню. Наверняка уже сбежались мухи…

Звук каменной лавины цвета серой земли. А, нет – это Петька протиснулся в комнату. Просто писк двери. Щеколды все старые. Морские штанишки были чем-то обляпаны. Кажется, детское пюре из тюбика. Но какая мне разница? Яблочное или банановое. Зачем я об этом думаю? Пятно похоже на расплющенную жидкую гусеницу. Это неважно!

Петька подобрался к столу и начал теребить об него детским носком на собственной ноге. Забавно и нелепо, но играть мне не хотелось. За окном еще желто-розово. Ночь нескоро. А я уже устала. Не от рисования, а от чувства собственной бесполезности. Петька дотянулся до зеленого маркера и радостно заграбастал его маленькой ручонкой. Я испугалась, как бы он не измазался еще и этим. Вот грязнуля! Я уверена, что даже будучи малявкой, не была такой свинко-мартышкой. Я хотела было вырвать у брата маркер, но тот состроил мне ехидную улыбочку и умчался из комнаты. Наверное, побежал на кухню к маме. Я знала, что во время готовки или тому подобных дел ее лучше не отвлекать – и настроение портится, и работа плохо делается. Шурк-шурк! Петька потянул дверную ручку, и я обомлела. Нос зашевелился. Горячий и искрящийся аромат мясного парфюма чуть не вышиб мне глаза. «Жарит котлеты». Я вскочила и побежала за братом, чтобы успеть поймать его до того момента, как негодник два-три раза подергает кухонную маму за край фартука, демонстрируя улов только что украденного с моего стола маркера и требуя чего-нибудь. Чего? Ничего хорошего – мама чуть не уронила ложку, которой пыталась протиснуться в мясорубку и выловить пластиночку неугомонного рыцаря-лука. Мы с Петькой стоим в дверях. Мама вопросительно оборачивается.

– Что такое, доча? Не отвлекай. Я вас позову.

– Я попить, – пробормотала я в ответ, пытаясь странно оправдаться. От нечего делать я проскользнула к прибитой на стену полке и достала белую кружку с застывшими кофейными водопадами на донышке. Потом оглянулась в поисках пятилитровки – обычно она стоит где-то на полу в углу. Но ничего не нашла. Недовольно я открыла кран и пустила в кружку поток канализационной путешествующей воды. Отдавало хлоркой. Сглотнув, я удалилась, прихватив с собой и Петьку – включу ему телевизор. Сама смотреть не буду – неинтересно и утомительно.

В квартире стало жарко, как в мясной и масляной пароварке сразу. Пол на кухне был немного жидким – отдавало растительным маслом. Я потрогала лицо – оно как будто тоже испачкано каким-то пюре. Изумлял лишь запах.

Мы вернулись в комнату, я отправила Петьку на диван и стянула с него штаны, в обмен помахав пультом от экрана с мультиками на стене. Шлепнув детскую одежку в корзину в ванной, я затормозила свой взгляд на зеркале: почему-то я покраснела. Вряд ли это аллергия или раздражение. Но и не смертельная болезнь. Тогда что же? «Масло», – конкретно и ясно подумалось мне. Мама просто жарила на ужин котлеты. Просто котлеты. Просто мясо.

Я плюхнулась к Петьке на диван. Сытный аромат сводил с ума. Небо розовое. Комната коричневая. Меховой плед уткнулся в мой нос и душно пах. Мультики жужжали в ушах. Мозг ничего не понимал.

Какое-то время я пролежала на этом самом пледе, ловля взглядом то Петьку, то картинки в телевизоре, то солнечные дольки в окне. Закат. Пора закату.

Шаги. Тапочки. Мама.

– Кушать!

– Иду. Петя, топай.

Я щелкнула красной кнопкой пульта. Бетонные ноги встали на пол. Пылинки продолжали свой легкомысленный вальс.

Я отломила осколок котлеты вилкой и увидела ее внутреннее строение, напоминавшее рисунок почвы в атласе по географии. Интересно. Но скучно. Петька, разумеется, больше разбросал, чем съел. Я тоже поскорее бросила тарелку в раковину и улетела в комнату. Села за стол, раскрыла альбом. Мама осталась с посудой. «Помочь», – я ущипнула себя за палец и отправилась к раковине.

– Не надо, я сама.

– Мам, я вытру посуду.

– Говорю же, я сама.

Я сдалась. Раскрыла альбом. Кажется, теперь и он смеется надо мной. Яблоко нарисовалось само собой. Потом окрасилось в зеленый. Потемнело. Заплесневело. Расплавилось. Исчезло. Я открыла глаза. Лист по-прежнему чистый. Ничего не было. Или мне не померещилось? Пора спать.

Сумерки все же пришли. За ними и тьма подоспела. Трели соловьиного звонка в каменную входную дверь. Щелк-щелк. Зашел папа. Линда карасиком сползла с дивана. Линда поползла. Петька помчался следом. Наш папа, то есть папа Линды и Петьки, был высоким офисным мужичком с небольшими бурыми усами и добродушными глазами. Папу все любят. Петька визжал и пытался на папиной ноге зависнуть. А я была взрослой и стояла рядом.

– Как делишки? – спросил папа, ставя на пол портфель и снимая лаковые туфли, похожие на две блестящие черные лакрицы. Как две палочки. Лакричные. У папы нога дли-иинная.

– Как всегда, – коротко бросила я, но попыталась заставить свое лицо улыбнуться. Губы заскользили. Рот размялся.

– Чем это так вкусно пахнет?

– Котлетами. Да просто мясо.

Они трепетали одни. Как мотыльки. Но меньше. Тени тоже были. Завтра рано вставать. Ночные кусочки окружили меня. Живот урчал как комок пончика. Мясо было съедено, и больше оно никому не нужно. Даже червям, который с удовольствием съели бы все салатовые с коричневыми метеоритными дырами гнилые фрукты. А мясо с запахом замка или дикой охоты на карете – что может быть лучше для безногого лысого червя? В тот момент почему-то и мне захотелось лечь на пол, уничтожить свои руки-ноги и просто ползти. Медленно. Метр за минуту. За час. Никого не трогать. Зато будет дело – доползти до дивана. Или ванной. И кухни.

– Петя, хочешь поиграть в червяка? – зачем-то брякнула я. И понеслось: Петька спрыгнул на пол, чуть было не продавив первый этаж, стал бегать вокруг комнаты и пожирать радость того, что стол со всеми моими карандашами и маркерами невесть как шатается. «Вот ураганный мальчик. Ему бы снести все небо и заодно облака перетоптать – это если птицы его не заклюют своими иголками от негодования и непонятия смысла происходящего».

– Я черфяк, я черфяк! – весело смеялся братик, заглушая раскатами своего мальчишеского смеха даже орущие во всю силу мультики про зеленых собак и оранжевых котиков. Котики, надо признать, довольно симпатичные, но остальные существа наподобие коров и бегемотов доверия не внушали. На них точно кто-то пролил не одну сотню баллончиков с неоновой краской, разъедающей все на своем пути. «Хорошо, что я выросла из этого. И глаза не болят».

Петька переполошил все до единой танцующие пылинки в пышных юбках, даже несмотря на то, что прожекторы бала уже не работали – солнце село. Звезды опаздывали, либо же их просто заслонил собой туман. Пылинки, домашние звезды вальса, убежали. Петька все бегал и бегал червяком. Я взялась объяснить ему, глупенькому, как подобает ползать настоящему червяку. Черви, между прочим, звери тихие и спокойные. И непривередливые ни в чем.

– Петя, постой! Ты слишком громкий, прям как трактор. Так не делается. Червяки не бывают такими.

– Трактор! Я трактор! – братец, хитрый, мгновенно перевоплотился в нечто более крупное и внушительное. Наверное, хотел оправдать свои шумные крики. К трактору, не дающему никому прохода, претензий быть не может. Мне это надоело.

Капли. Простые бесцветные капли. Дождь застучал по крыше, а потом и по моим рукам. Я отправилась в душ. Капли продолжали долбить мою кожу. Холодные неприятно ее пронизывали, а горячие, когда пришли им на смену, уже не кололи, а просто прожигали меня насквозь. Входили с одной стороны и после вылетали уже другими. Потерла пятки и чуть не поскользнулась. Зеркало над ванной слабо замерцало. Хихикало. Оно висит и лишь наблюдает. Над моей глупостью. Ничегонеделанием. Пора что-то делать. Пора что-то менять.

Смыла пену. Шероховато вытерлась. Навестила окно. Танцовщики не пришли. Небо было пустым, но нельзя сказать, что чистым – все же туман делает свое дело, закрывая собой красоту сияния желтых огней. Я тоже хочу танцевать. Лучше – просто порхать. Для того, чтобы можно было жить.

Я зло выдвинула нижний ящик книжно-вещичного шкафа и вынула оттуда ежедневник с моими любимыми наклейками на обложке. Теперь у меня есть оружие. Против площадки, залитой дождем, мамы, скучающей на кухне, и ленивого дивана с колючим пледом. Против бездействия. И моего собственного страдания. Я назвала его «Исповедь». Хотя на самом деле это просто дневник. Пришло время сделать первую запись.

«Скучающая Линда, десятое сентября.

Я проснулась, поучилась, пожила и устала от лени. Звучит и правда глупо, но это действительно так. Я не знаю, куда я иду. Школа, котлеты и танцующая пыль. А все дождь! А все туман! А все площадка! А все активный Петька! А еще черви, черви и яблоки… Сегодня на маму чуть не упало яблоко, испортив ей настроение. На самом деле мне жаль ее и папу. Здесь скучно. Работать тоже наверняка скучно. А еще я заглянула в зеркало. Я не нравлюсь себе. Я могла бы быть кем-то другим. Кем угодно, только бы не Линдой. Линдой, что живет в маленькой квартире на первом этаже серо-мышиного дома. Таких домов в нашем городе, а тем более в мире целые миллионы, если не миллиарды или квадриллионы. Почему он достался мне? Еще я не знаю, как найти червя. Может, я сама и есть червь? Ну нет, я вроде непохожа. Я гниль не ем. Вообще брезгливая. Петька бежит и машет мокрым полотенцем с машинками. Лучше прыгну в сон и повеселюсь с этими самыми червями».