Читать книгу #черная_полка - Мария Долонь - Страница 4
Глава 3
ОглавлениеПанихида была торжественной, каменной и душной.
Проститься с Волоховым пришли многие. Профессорские зубры старой закалки, легенды советских времен, авторы университетских учебников – говорили о масштабе личности, влиянии на поколения, об ушедшей эпохе, как будто репетировали речь для собственных похорон. Журналисты и современные звезды эфира с формально скорбными лицами – эти говорили об утрате для журналистского сообщества, об осиротевших зрителях и о невосполнимости потери. Критики и эксперты всех подвидов – о боевом духе, харизме, об энциклопедических знаниях и месте лидера, которое теперь опустело. Были и депутаты из конкурирующих партий – молчали, сокрушенно кивали и прятали глаза.
На бывших коллег из «QQ» Инга старалась не смотреть, хотя чувствовала, как их косые взгляды прожигают ее кислотой. Отдельной стайкой сбились в углу ритуального зала молодые люди – студенты, с которыми так любил общаться Александр Витальевич. Девочки плакали. Плакал и один молодой человек, темноволосый, худощавый, с тонкими нервными чертами лица. Красивый. Чтобы самой не разреветься, Инга сосредоточилась на разглядывании их ног. Туфли серые – пять пар, ботинки черные – одна пара, кеды – восемь пар. Время официальной обуви для них еще не настало.
Каменным изваянием застыла почерневшая Ханум – она стояла отдельно от всех и на попытки заговорить с ней закрывала глаза. Губы двигались, словно она шептала молитвы.
Софья Павловна стояла в первом, бесстрастном ряду скорбящих, во главе тех, кто пришел «отдать дань» и «почтить память». В безупречном макияже, с уложенными высокой горкой локонами, в элегантном черном костюме, точно выставленная в витрину ритуальной лавки. Она была лет на пятнадцать моложе покойного супруга. Время от времени Софья Павловна выразительно прикладывала к глазам кружевной платочек, дорогой аромат которого Инга болезненно чувствовала, хоть и стояла от нее далеко, по другую сторону гроба.
– Сейчас вы можете подойти и попрощаться с покойным, – хорошо выверенным тоном произнес распорядитель.
Никто не двинулся с места. Инга подумала, что совсем не знает правил церемонии, кто должен подойти первым – близкие, родственники? В воздухе разлилась электризующая неловкость. Краем глаза Инга заметила, как в кармане впереди стоящей дамы засветился прямоугольник, и с ужасом подумала, что сейчас эту мучительную тишину разорвет телефонный звонок. Но вышло еще хуже – включился навигатор.
– Вы приехали, – объявил собравшимся веселый голос комического актера.
Инга громко всхлипнула и выбежала из зала. На крыльце, под огромным каменным козырьком, она прижалась лбом к холодной колонне и поняла, что все слова о невосполнимости, тяжелой утрате, о сиротстве – все правда.
Из темного пространства на улицу понемногу выходили люди. Вдыхали весенний воздух, расправляли плечи, их лица разглаживались – мы еще живы. До Инги долетали обрывки фраз.
– Давно не виделись…
– Теперь все чаще на похоронах…
– Рад видеть. Жаль, что по такому поводу…
– Как дети? Как сам?…
– Здравствуйте, Инга! – раздалось у уха, как выстрел.
Тяжелое облако 24 Faubourg Hermes накрыло ее сетью.
Как я с духами-то угадала.
Она медленно повернулась на голос.
– Здравствуйте, Софья Павловна! Примите мои искренние…
– Спасибо, – отрезала Софья Павловна и опять взялась за кружевной платочек. Выдержала паузу. – Прогуляемся? – Она пошла вперед не оглядываясь. Инга двинулась следом. Сзади шагал водитель Софьи Павловны.
Ветер покачал голые ветки, сбросил остатки дождя на женщин. В разрывах туч показалось робкое солнце.
– Ну что за погода этой весной, ей-богу! Невозможно подстроиться под ее перепады настроения. Только вчера поманило теплом. – Софья Павловна остановилась, резким движением смахнула с плеч капли. – Вы уже нашли себе новое место работы?
– Пока нет, не тороплюсь, – Инга чуть не споткнулась.
Ну вот откуда она все знает?
– И правильно. – Софья Павловна сладко улыбнулась. – Отдых вам не помешает. Вид измученный, лицо совсем серое, я вас с трудом узнала. И можно, наконец, отказаться от каблуков и не гнаться за модой, это ли не роскошь, правда?
Инга машинально посмотрела на свои ботинки – только сегодня утром она думала о том, что надевать каблуки на похороны по крайней мере неуместно.
– Вы ведь были у Александра Витальевича совсем недавно, вместе с этой… – Софья Павловна покрутила пальцами и сделала вид, что вспоминает имя.
Хотите, чтобы я занервничала, начала подсказывать, оправдываться? И часто вы заставляете людей вам подыгрывать?
– С Верой, – наконец не выдержала Софья Павловна. – Помните? – спросила раздраженно.
– Да. Мы говорили о последнем Каннском фестивале.
– Меньше всего меня сейчас интересует тема вашей беседы. Вы в котором часу ушли?
– Довольно поздно. Не раньше двенадцати.
– Вы сидели в кабинете?
Инга остановилась. Софье Павловне, которая уже врубила шестую скорость, пришлось резко затормозить.
– Да, в кабинете, – жестко сказала Инга. В этот момент она поняла, что чувствует Катька под допросом о школьных делах.
Посмотрим, хватит ли у тебя наглости обвинить меня, как Веру.
– Вы не заметили ничего особенного в кабинете? – нашлась Софья Павловна. – Все ли на местах? Был порядок?
– Идеальный. У Александра Витальевича всегда порядок.
Инга так и видела эту картину: безутешная скорбящая вдова дрожащими руками перебирает наследство.
Наткнувшись на стену, Софья Павловна предприняла новый разведывательный маневр.
– Как я вам сочувствую. Остаться без работы, да еще в таком возрасте. – Она участливо сверлила Ингу взглядом. – Вы одна растите дочь. Наверное, нуждаетесь в средствах?
– Ну что вы, я неплохо заработала за эти годы. – Инга усмехнулась.
– А ваша подруга Вера? Чем сейчас занимается? Она вообще… порядочный человек?
– В смысле?
– Ну она… может поддаться искушению и присвоить себе что-то, ей не принадлежащее?
– Веру я знаю лет двадцать. Не замечена, не участвовала, не совершала. – Инга подумала и добавила. – Даже не привлекалась.
– Я прошу вас не ёрничать, Инга. – Софья Павловна повысила голос. – Вы должны меня понять! Это все так неожиданно… Саша, Саша… Горе нас делает слабыми. А тут удар в спину! – Тонущая в волнах лицемерия, она опять схватилась за кружевной платочек, как за спасательный круг.
Инга бесчувственно молчала, ожидая продолжения. Софья Павловна взвизгнула:
– Из дома пропала ценнейшая вещь! А вы были у Александра Витальевича незадолго до его кончины.
Инга сделала каменное лицо.
– Не надо сразу принимать такой вид, словно я вас обвиняю, голубушка. – Софья Павловна смотрела на Ингу снисходительно. – Я разобраться хочу. Я пожила на этом свете и всякое повидала. Никто не застрахован от необдуманных поступков. Допустим, вы здесь ни при чем. Но про вашу Веру я ничего не знаю.
– А что пропало? – Инга решила пропустить пассаж про Веру мимо ушей.
Они медленно пошли по аллее. Ветер утих, дождь прекратился. Софья Павловна вдруг споткнулась и чуть не навернулась с высоких каблуков. Инга подхватила ее. Еще недавно надменное лицо сморщилось от боли.
– Как же я ходить буду, ох… Кажется, ногу вывихнула…
Водитель остановился на расстоянии, не делая и шагу вперед. Софья Павловна всей тяжестью навалилась на руку Инги, и та почувствовала, как Софье Павловне тревожно и страшно. И самое печальное – она боится поверить хоть кому-нибудь, в каждом видит врага.
– Идти можете?
Софья Павловна сделала несколько робких шагов.
Инга использовала весь доступный ей арсенал дипломатических приемов, чтобы ее голос зазвучал мягко и доверительно. Она принялась говорить о том, как много значил для нее Волохов. О том, как она обожала покойного учителя – сначала с юношеским трепетом, потом, став старше, с ощущением, что ей открыт доступ к удивительному источнику знаний и мудрости. Да и не только в этом дело – Инга любила его, как отца, ну или почти как отца. Софья Павловна понемногу успокаивалась.
– Так что же все-таки пропало? – снова спросила Инга.
– Книга. Либретто «Парад» Жана Кокто.
Та самая!
– Давайте вместе подумаем, что могло с ней случиться. Кому мог понадобиться «Парад»? – Инга задумалась. – Отдать ее, даже дать кому-то на время Александр Витальевич не мог. Домработница?
Софья Павловна покачала головой:
– Она как раз на неделю к матери в Молдавию уезжала.
– Отдал на экспертизу? – гадала Инга.
Софья Павловна цепко взглянула на нее и зашипела змеей.
– Почему вы спрашиваете про экспертизу? Не отпирайтесь, я вижу. Он вам все разболтал про наброски Пикассо!
– Александр Витальевич прекрасно знал, кому и что можно рассказывать. Да, я знаю, что в этом либретто оригинальные рисунки Пикассо, и что с того? – Инга крепче взяла свою подопечную под руку. – А кто еще знал?
Софья Павловна всхлипнула.
– Он так и не сделал экспертизу. Сколько раз твердила ему – а он ни в какую! «Для меня истинная ее ценность в другом!» – некстати передразнила она Волохова.
Некоторое время брели молча.
– Лет двадцать – двадцать пять назад, – негромко продолжала Софья Павловна, – я вызывала оценщика на дом. Мы тогда еще вместе жили, это до его закидонов было. Я Саше ничего не сказала. – Софья Павловна замолчала, как бы подбирая слова.
Инга тоже молчала, боясь спугнуть – она видела, что Софья Павловна говорит правду, и ей это дается нелегко. Хотя про загадочные «закидоны» спросить очень хотелось.
– Саша мне никогда не говорил про Пикассо. Я ведь случайно все узнала, услышала его разговор с каким-то иностранцем. Тот специально приехал в Москву в надежде купить этого Жана Кокто с бесценными рисунками, был у нас в гостях, большие деньги предлагал. Но Саша ему категорически отказал. – Софья Павловна искоса посмотрела на Ингу и с нажимом сказала: – А нам тогда очень были нужны деньги.
– И что оценщик?
– Сказал, что на аукционе за нее дали бы миллиона полтора.
– Долларов? – ахнула Инга.
– Не рублей же! – Софья Павловна смерила Ингу презрительным взглядом. – Что вы как маленькая!
– А больше ничего не пропало?
Софья Павловна покачала головой.
– Сейф не вскрыт, картины на месте. Документы, деньги, всякие золотые побрякушки, вроде запонок и булавок для галстука, которые он так любил.
– Вы в полицию написали заявление?
Софья Павловна горько улыбнулась.
– Они подняли меня на смех.
– Послушайте, – сказал Инга, когда они дошли до парковки. Водитель открыл дверь темно-серого «Ягуара». – Я поеду с вами в полицию. Я свидетель. Они обязаны не только нас выслушать, но и начать расследование.
* * *
Придя домой, Инга нашла в сети Starjest.com и полную запись интервью с Волоховым.
Профессор был оживленным, рассказывал охотно, не будучи связан жестким телевизионным форматом.
– Мы живем в каком-то равнодушии ко всему, в самом тесном горизонте без прошлого и будущего, – говорил интервьюер. – Вы согласны, что наша страна похожа на легкомысленного ребенка? Как вы считаете, мы когда-нибудь вырастем, станем «умственным средоточием Европы»? Вы верите в это?
Ты подумай, как легко цитирует Чаадаева. Достойный собеседник! Среди коллег-журналистов таких не часто встретишь.
– Средоточием? – Волохов подался немного вперед. – Вы позволите, я начну с небольшого эпизода. Однажды мне посчастливилось быть представленным самому Жану Кокто. Это случилось в недолгий период оттепели. Наши фильмы тогда гремели на европейских фестивалях: Чухрай, Калатозов, Бондарчук. Редактор «Советского экрана» отправил меня в Канны освещать фестиваль. Хоть я и был неприлично молод, зато прилично знал английский и французский. И вот я беру интервью у Кокто, его пригласили в жюри, и приехал он буквально на пару дней. Волнуюсь, естественно. Стоим в холле, вокруг толчея. Надо признать, интервью получилось не блестящим. Вопросы я задавал примитивные, да и Кокто – не Дали. Он был скорее замкнутым человеком.
– Наверное, в подобных обстоятельствах, на бегу, да еще в толпе сложно разговорить гения?
– Безусловно. Но самое удивительное вот что. В конце, видя мое смущение, он вдруг заговорил о преемственности: «Когда-то ваш Серж Дягилев велел мне: Жан, удиви меня! Мне тогда было примерно столько же лет, сколько сейчас вам. Дягилев заставил меня умереть, чтобы я мог родиться настоящим поэтом. Вот с этого все началось». И Кокто протянул мне книжицу, очень необычную, я сначала принял ее за альбом кубистов. И добавил: «А сейчас я хочу сказать вашей стране: удивите меня!» Хотите взглянуть на эту книгу? – Волохов легко поднялся с кресла, подошел к темнокрасному книжному шкафу и – Инга точно знала, что сейчас произойдет – достал тоненькую пожелтевшую брошюру. – «Либретто к балету-пантомиме «Парад» на музыку Эрика Сати». Вы помните этот балет? – Волохов раскрыл книгу.
– Ну конечно. Русские сезоны! Спектакль вошел в историю театра, – подхватил интервьюер. – В нем впервые заявил о себе Пикассо как театральный художник.
– Да, да, так и есть. Ну и как мне ответить теперь на ваш вопрос? Россия «заблудилась на земле», растеряв свой исторический опыт? Или Россия остается тем тайным источником, откуда Европа черпала и до сих пор черпает? При этом сама Россия как не осознавала, так и не осознает масштабов своего культурного влияния, бездумно припадая к чужим открытиям. Но, так или иначе, я понял слова Кокто вполне буквально. До сих пор стараюсь удивить его. – Волохов рассмеялся. – Однако хватит нам музыки, парящей под облаками, так, кажется, говорил Кокто? Давайте ходить по земле.
Инга сделала большой глоток чая, обжигая горло, и уже не удерживала слез. Вот так и мы останемся в истории обрывками цитат. Кому повезет, конечно.
А про рисунки Пикассо не сказал, вот хитрец!
Она вспомнила, как несколько раз держала в руках это сокровище, будто соединяла нити эпох. На пустых страницах либретто, а кое-где и на полях, были нарисованы карандашом эскизы костюмов. Их было шесть или семь: девочка-американка, похожая на школьницу, круглый китайский фокусник, акробаты, великолепная трехмерная лошадь и три фантасмагорических управителя. На тех эскизах их еще было трое, и они были похожи на людей: усатый француз, несущий на себе дом подобно улитке, ковбой-американец и чернокожий манекен во фраке и цилиндре. Это потом они эволюционируют в ужасающих и неповоротливых монстров и уже в таком виде предстанут перед зрителем.
Инга посмотрела титры: «Интервью, съемка, монтаж – Игорь Агеев». Порылась в памяти. Нет, не пересекались. В сети интервью появилось сразу после кончины Волохова. Возможно, этот Игорь Агеев был последним собеседником Александра Витальевича. Инга подумала и – чем черт не шутит – написала на сайт письмо для Агеева с просьбой о встрече.