Читать книгу Отречение - Мария Донченко - Страница 13

Артём не успел сообразить, что произошло. Он только инстинктивно сжался, услышав зловещий свист, которого уже не мог слышать Мишка. И крепко зажмурил глаза, и не увидел, как лучший друг споткнулся на ровном месте.

А когда раскрыл их вновь, Мишка лежал на асфальте и удивлённо смотрел в небо.

– Миш, вставай, пойдём, – позвал его Артём, – нам же только на ту сторону…

И не сразу осознав своим детским умом, что Мишка не встанет и никогда уже не добежит до противоположной стороны дороги, мальчик не подумал даже, что следующая пуля может догнать его здесь же, посреди мостовой – он опустился на корточки рядом с неподвижным Мишкой и заревел, громко, в голос, забыв о том, что ему целых десять лет, что он уже не малолетка, а боец, и что он уже пробовал курить…

Это продолжалось ещё несколько секунд, а потом чья-то сильная рука пребольно схватила Артёма за ухо, и, кроя трёхэтажным матом, капитан Беляков швырнул мальчишку в милицейскую машину.

Он упал между сиденьями и, лёжа на полу, тихо и тонко всхлипывал, а над ним в это время кто-то кричал в рацию:

– Пацана застрелили, твою мать! Да х… знает, откуда он взялся! Малолетка! Второй у меня, потом разберёмся на х…

Горело вывернутое ухо, Артём кусал губы, а слёзы всё равно катились, и он не хотел верить, что уже никогда, совсем никогда рыжий Мишка не позовёт его на стройку или на площадку за гаражами, где можно курить, не опасаясь взрослых…

И он не верил в это до того самого момента, когда утром пятого октября в отделении милиции не спавший вторые сутки хмурый Беляков передал мальчика под расписку заплаканной Ольге Алексеевне.

Только тогда Артём понял, что это – не понарошку.

…Так рождалась ненависть.

* * *

Телефонный звонок в квартире Зайцевых раздался вечером пятого октября, незадолго до наступления комендантского часа, когда уже отгремела буря отцовского гнева, и наказанный Артём, стыдясь сам себя, украдкой ронял слезинки на страницы учебника по математике и клетчатой школьной тетради, а Николай хмуро уставился в экран телевизора с надрывающейся дикторшей, опрокинув над стаканом пустую бутылку и выжимая из неё последние капли «Столичной».

Трубку взяла Юля.

– Прифет, – дрогнула акцентом мембрана, – я зфоню с автомата. Мошно к фам приехать?

– Юра, ты? – девушка искренне обрадовалась, что её новый знакомый объявился живым. – Конечно, приезжай. Ты успеешь до комендантского часа?

– Успею, – ответил Юозас. – Приету – всё расскашу. Спасипо.

Меньше чем через час гость, изрядно запылившийся и пропахший дымом костров – даже удивительно, как его в таком виде не задержали патрули – жадно глотал горячий чай за кухонным столом, покрытым клетчатой клеёнкой.

– Я фыфотил репят из Тома Софетов, – говорил он буднично, своим обычным спокойным тоном, – через коммуникации. Потом я не пошёл с ними, а поехал на автовокзал. Я хотел фзять пилет на автопус на Тонецк, но пилеты пыли только на тесятое октяпря, – добавил он извиняющимся тоном. – Мошно мне у фас переночефать? Хотя пы сефотня. На улице коментантский час…

– Что за вопрос, конечно! – ответила Юля и вдруг спохватилась, – А где ты сегодня-то ночевал?

– В теплотрассе, – ответил Юозас, – если я фас стесняю…

– Никого ты не стесняешь, – перебила его Ольга, – остаёшься у нас. Когда у тебя там билет? Десятого? Вот до десятого и остаёшься.

– Раньше нету автопуса, – виновато пояснил он.

– А если поездом? – спросила хозяйка и вдруг спохватилась. – Ты домой-то звонил?

– Зфонил, – кивнул он, словно не услышав первый вопрос, – сефотня с почты. Меня тома штут отиннадцатофо числа.

Накануне он действительно позвонил с автомата жене Ксюше, которая чуть было уже его не похоронила, глядя в телеэкран на события в Москве.

– Это хорошо, – вздохнула Ольга, – родные-то на Украине?

– Та.

– Мы сначала решили, что ты из Прибалтики, – вставила Юля, – Рижский ОМОН, вильнюсский, Чеслав Млынник… Не угадали?

– Я очень тафно там не пыл, – покачал головой Юозас, – семья на Украине. – и перевёл разговор на другую тему. – Когта фы ушли, я фернулся в Том, и уше когта начали стрелять, и все поняли, что это порашение, а фыхота уше не пыло. И мы стали уфотить лютей пот землёй. Сколько смогли. Уталось мне фыфести шестьтесят три челофека. Польше не уталось. – Он был явно расстроен этим числом.

– Это же очень много! – отреагировала на его рассказ Юля. – Мы с Андреем вообще думали, что ты… что ты мог погибнуть.

– Фитимо, ещё не фремя, – произнёс Юозас с полным безразличием, которое собеседники могли объяснить только страшной усталостью.

Не мог же он сказать девушке, что она приютила преступника, убившего, наверное, больше людей, чем Ельцин четвёртого октября, и что живёт он чужую жизнь на Земле…

– Ладно, – Ольга Алексеевна встала из-за стола и взглянула на часы – стрелки двигались к полуночи, – болтаем мы тут, болтаем, а тебе отдохнуть бы надо по-человечески. Спать ляжешь у соседки, там попросторнее. Ты не бойся, она свой человек, тоже была у Дома Советов, – торопливо добавила она, заметив беспокойство в глазах гостя.

Через несколько минут Ольга и Юозас переместились на кухню Матрёны Петровны, которая видела его третьего числа в колонне, и всё же Зайцева пояснила:

– Это тот самый Юра, который спас шестьдесят человек из Дома Советов…

– Плёхо, – грустно покачал головой Юозас. – Мало.

И потом уже, когда никто не мог его слышать, уронил совсем уж непонятную для посторонних фразу:

– Потому что отин к тесяти…

Матрёна постелила ему на своём диване, и он мгновенно заснул, едва коснувшись подушки колючей щекой.

…На следующее утро первой проснулась маленькая Надя и тут же криком подняла с постели мать и спавшую в её комнате Матрёну Петровну.

Юля пришла к соседям около девяти утра вместе с Андреем. Они уже не спали. Не спал и Юозас. Он стоял возле книжного шкафа и пристально разглядывал корешки подшивки журнала «Нефтяное хозяйство» за начало восьмидесятых годов.

– Интересуешься? – спросила она. – это Фёдора Петровича журналы, он инженер по трубопроводам, если разбираешься…

– Нет, нет, – быстро ответил Юозас, – я так… У меня фообще опразофания нет. Так получилось…

– Ладно, идёмте завтракать, что ли…

Аня шумно собиралась на улицу, тепло одевала дочку, завязывала ей шапочку, усаживала в коляску и всем своим видом пыталась показать, что происходящее в квартире её не касается.

Лифт быстро доставил её на первый этаж, и она распахнула дверь навстречу ветру.

На скамейке под козырьком подъезда судачили старухи.

– Нагуляла, – неслось ей в спину. – гулящая, что взять… И новый хахаль ходит…

Новый ухажёр…

Сергей…

Аня вздрогнула.

Сергей, появлявшийся прежде каждый вечер, не приходил уже три дня…

Она остановилась и обернулась назад, к подъезду.

Да что же это, в самом деле?

Подхватив на руки Надю и едва толкая коляску, Аня бежала обратно.

Остановившись перед дверью соседской квартиры, она жадно хватала ртом воздух, звоня к Зайцевым – и одновременно к себе.

Шорох за дверями отдавал тревогой – дни были непростые, и мало ли что мог означать звонок в дверь поздним утром шестого октября…

– Что такое? – Юля с Андреем выросли вдвоём перед нею, заслоняя проход в глубину.

– Где Серёжа? – спросила Аня, не узнавая своего голоса. – и это… фамилия его как?

– Какой Серёжа? – не сразу понял Андрей. – А, твой, что ли, Лосев? Так не знаю, после третьего октября не видели его…

Но Ане этого было достаточно.

Ещё несколько дней назад у неё была единственная любовь – Максим.

И вот она померкла… Но Аня всё равно не думала, что её настолько зацепит трёхдневное отсутствие былого ухажёра, что она будет отчаянно выяснять его фамилию…

Лосев, значит… Сергей…

Вооружившись телефонным справочником, Анна выясняла наличие Лосева Сергея в больницах Москвы.

Гражданин Лосев С.И. лежал в институте Склифосовского с огнестрельным ранением ноги, полученным в районе Останкино.

В неумело наброшенном на плечи халате девушка вошла в палату – и остановилась.

Увидев её, Сергей приподнялся на локтях и попытался неловко сесть, но мешала зафиксированная нога.

– Не надо, не надо, лежи, – быстро сказала Аня.

– Я не думал, что ты придёшь, – ответил он.

– Вот… пришла… – проговорила Аня, присаживаясь на край железной кровати, и замолкла. Сергей тоже молчал, не зная, что сказать. Потом спросил, понижая голос и косясь на соседей по палате:

– Наши все живы?

Аня прикусила губу.

– Артёмкиного приятеля убили, – сказала она шёпотом, – а остальные все… вернулись. Артёма милиция матери вернула.

Сергей поморщился, словно от боли.

– Мальчишек-то какого чёрта туда понесло, Ань? Эх… – он снова попытался придвинуться к девушке.

– Мальчишки ж… – эхом ответила она.

* * *

Свадебные торжества, назначенные на девятое октября, были отменены. Обстановка не располагала. Ни у кого не было настроения ни гулять, ни веселиться. Юля и Андрей шли в ЗАГС в повседневной одежде, в сопровождении только близких родственников да пары-тройки друзей из разгромленной оппозиции, шли, словно исполняя тяжёлую, но необходимую обязанность.

У соседнего дома, рядом со школой, ещё лежали несколько сломанных цветков – седьмого числа там хоронили ребёнка.

Было уже довольно холодно, облачно, и злой ветер срывал с деревьев листья и бился в ткань курток.

Расписались по-скромному, почти формально, выслушав дежурные поздравления от сотрудницы ЗАГСа.

Дома накрывала на стол Матрёна Петровна, а помогал ей Юозас, который все эти дни не покидал пределов двух квартир на лестничной площадке – никто из чужих не должен был знать о появлении постороннего человека.

Свадьба свадьбой, а чрезвычайное положение и комендантский час никто ещё не отменял.

Возле подъезда в сторонке стояли дети – обычно для них разбрасывали мелочь и конфеты, но подойти они не решались и шептались поодаль.

Шептались о том, что во время «путча» убили рыжего Мишку из углового дома, и ребята постарше знали – шила в мешке не утаишь – что классная руководительница хотела поставить на первом этаже школы фотографию в чёрной рамке, но директор строго запретил, велел завести новый классный журнал посреди первой четверти и пересадить учеников за другие парты.

Как будто и не жил такой человек на свете целых одиннадцать лет.

К ребятам подошёл Николай Зайцев.

– Держите, – он протянул им несколько зелёных тысячных купюр. Те сперва засмущались, но, как только первые ладошки потянулись за бумажками, осмелели и остальные. – И дуйте отсюда. Купите себе сникерсов и жвачек. И чтобы здесь я сегодня никого не видел, ясно?

Старший мальчик кивнул. Вслед за ним остальные развернулись и потихоньку пошли прочь, в сторону палаток.