Читать книгу Моя прабабушка была горой - Мария Еремина - Страница 8
Дело о лесном призраке
ОглавлениеИлья Лапатин
Аэроэкспресс ещё не отправился с Павелецкого вокзала, когда Настя предложила:
– Поработаем? Нам минут сорок ехать.
В вагоне в такую рань было мало людей, вряд ли кто-то мог их подслушать.
Ксения Михайловна бросила на младшую коллегу недовольный взгляд.
– Как прилетим, ещё наработаемся, – ответила она. – Ты отдохни пока.
Она откинула спинку удобного, мягкого кресла и полулежала, явно желая вздремнуть.
– Но нам же надо сверить понимание дела и составить план расследования? – не унималась Настя.
Ксения Михайловна вздохнула и перевела кресло обратно в вертикальное положение.
– Ты права, – согласилась она. – Давай так – ты рассказываешь фабулу, а я, если что, поправляю?
– Хорошо.
Они были следовательницами Главного Следственного Управления Следственного Комитета России. Среднего роста, худощавая брюнетка Настя Снеговая, которая в 25 лет была самой молодой в своём управлении, и невысокая полноватая блондинка Ксения Максимова, почти в два раза старше её.
– За десять дней пропали без вести трое отдыхающих в санатории имени Цурюпы в Воронежской области, – начала рассказ Снеговая. – Председатель местного отделения профсоюза железнодорожников Анна Романовская, 56 лет. Главврач одной из воронежских больниц Юрий Нестеров, 63 года. И воронежский нотариус Екатерина Ганина, 58 лет.
– Все исчезнувшие знакомы друг с другом, но шапочно, – добавила Максимова. – Как часто знакомы друг с другом солидные люди в провинциальных городах.
– Да, сейчас воронежские оперативники работают над установлением связей между исчезнувшими. Пока связи не обнаружено. Теперь об обстоятельствах исчезновения. О первых двух исчезновениях мы знаем только то, что и Романовская, и Нестеров перед тем, как пропасть, выходили погулять. Третье исчезновение произошло в лесу: мы знаем об этом, потому что есть свидетельница – Елена Самсонова, подруга Ганиной.
– Самсонова вернулась в санаторий в шоковом состоянии и смогла сказать только: «В лесу, она в лесу, она унесла Катю», – продолжила Ксения Михайловна. – Сейчас она в больнице под наблюдением врачей.
– Всё так, поговорить с ней пока невозможно. Что ещё? Ни одно из тел исчезнувших обнаружено не было. Родственники не получали писем или звонков с требованиями выкупа. Телефоны исчезнувших отследить не удалось. Никто из опрошенных работников санатория или отдыхающих не заметил ничего подозрительного. На поиски отправляли служебных собак, но каждый раз они теряли след именно в лесу.
– Будто наваждение. С фабулой всё? – спросила Максимова.
– Да.
– Хорошо, какой, на твой взгляд, план расследования?
Её тон напоминал Насте преподавателя на экзамене. Но молодая следовательница знала: это то, к чему нужно быть готовой, когда работаешь с опытной напарницей.
– Дождаться, пока врачи разрешат допросить Самсонову, после её допроса что-то может проясниться, – ответила Снеговая. – Также, если появится информация о связи между жертвами, нужно будет её проработать. Ещё нужно поговорить с местным участковым, возможно, у него есть на примете кто-то, кто мог совершить преступление.
– Мне нравится план, – сказала Ксения Михайловна и снова откинула спинку кресла. – Ждать и надеяться на удачу.
– А что ещё делать? У нас слишком мало фактов.
Максимова устало потёрла руками лицо.
– Факты, Насть, не на ветках висят. Их нужно из-под земли выкапывать, и не все умеют это делать правильно. Вот как мы будем работать…
***
В воронежском аэропорту их встретил высокий шатен в лёгких бежевых брюках и рубашке без рукавов. Настя обратила внимание на внушительные бицепсы и широкий шрам на левой руке.
– Майор Григорий Осипенко, воронежский уголовный розыск, – представился он.
Максимова и Снеговая тоже назвали свои имена.
– Вам повезло, ваша свидетельница пришла в норму, готова говорить, – сказал Осипенко.
– В какой она больнице? В Воронеже? – уточнила Ксения Михайловна.
– Нет, врачи побоялись её транспортировать так далеко. Она в селе Средний Икорец, рядом с санаторием. Я отвезу.
Когда они вышли из аэропорта, Настя поняла, почему Григорий так легко одет. Стояла невероятная, удушающая жара, совсем непривычная в конце августа. Она пожалела, что не наплевала на приличия и не надела рубашку потоньше и юбку покороче. Максимова вот вообще в футболке и хлопковых шортах, как будто на пляж собралась.
Они сели в тёмно-синий «Хендай Солярис». Осипенко спросил:
– Вы планируете что-то обсуждать? Я просто хотел музыку включить – нам полтора часа где-то ехать.
– Включайте, – разрешила Ксения Михайловна.
– Специально подобрал, чтобы вы познакомились с нашим краем, – улыбнулся Григорий.
В колонках сначала были слышны звуки прибывающего поезда, затем заиграла электрогитара и начался текст:
Скорый поезд к дому мчится,
Полечу домой, как птица,
Полечу, как птица, я!
***
В свои шестьдесят Елена Самсонова была очень красивой. Стройная фигура, вьющиеся рыжие волосы без единого проблеска седины и изящное лицо с тонкими чертами. Её красоту портили только неестественная бледность и расфокусированный взгляд голубых глаз.
В палате кроме неё были Максимова, Снеговая и Осипенко. Врачей попросили удалиться.
– Елена Александровна, вы готовы рассказать нам, что вы видели? – мягко, осторожно спросила старшая из следовательниц.
Самсонова тяжело вздохнула.
– Я знаю, вы мне не поверите, – грустно сказала она. – Я сама адвокат, знаю, как следствие устроено. Я бы тоже не поверила, если бы не видела своими глазами.
– Что вы видели? – спросила Ксения Михайловна.
– Я видела призрака. Катю Ганину унесло привидение.
– Какое привидение? – спросила Максимова.
По её интонации было понятно, насколько она ошарашена.
– Это была девушка. Худая, без ног… и без головы.
Снеговая поняла по лицу своей напарницы, что та плывёт и не знает, как дальше вести допрос. Нужно было выручать.
– Елена Александровна, опишите, пожалуйста, как эта девушка выглядела, – попросила Настя.
– Она была вся в белом, – ответила Самсонова. – Но при этом от неё исходило какое-то фиолетовое свечение. А в руках у неё была голова. Отрубленная женская голова.
– Она что-то говорила? – продолжала допрос Снеговая.
– Нет, просто надвигалась на нас с Катей. Мы заорали и побежали прочь, я не оборачивалась и даже не заметила, что она забрала Катю.
– Ясно. Что-то ещё вы видели?
– Нет, я бежала, пока не вернулась к санаторию и кто-то из работников на меня не наткнулся. У меня, кажется, был припадок.
– Вы очень помогли нам, Елена Александровна, – твёрдо сказала Настя. – Мы обязательно проверим то, что вы нам рассказали.
Ксения Михайловна взглянула на неё осуждающе: как, мол, ты проверишь.
***
В коридоре больницы их ждал мужчина в полицейской форме. Ему было под 60 – совсем седой, среднего роста, с небольшим животом под форменной рубашкой.
– Николай Павлович Гудилин, участковый, – представился он.
Они сели на две соседние скамейки – прилетевшие из Москвы следовательницы на одну, Гудилин и Осипенко – на другую. Максимова рассказала о допросе свидетельницы.
– Очевидно, это бред на фоне шокового состояния, – закончила она свой рассказ. – Так что мы не можем точно знать, есть ли в её словах хотя бы доля правды.
– Почему же бред? – возразил участковый. – Про наше привидение давно известно.
– Серьёзно? – закатила глаза Ксения Михайловна. – Николай Павлович, при всём уважении, на дворе двадцать первый век, не средневековье.
– Двадцать первый, допустим, но разве нет вопросов, на которые у науки нет ответа?
– Николай Павлович, расскажите, пожалуйста, что за привидение, что про него говорят? – прервала их спор Настя.
– В этом лесу этого призрака встречают давно: и десять, и двадцать, и пятьдесят лет назад, – начал объяснять Гудилин. – Может и раньше, просто я об этом не слышал. До революции на месте санатория была усадьба именитого помещика, царского генерала, депутата Думы Звягинцева. А когда власть сменилась, в усадьбу пришли комиссары – возвращайте, мол, баре, наворованное у трудового народа.
Максимова смотрела в сторону, пытаясь скрыть раздражение – они теряли время зря. Осипенко сидел, закинув ногу на ногу, с бесстрастным выражением лица. И только Снеговая внимательно слушала и смотрела прямо на рассказчика.
– Звягинцева и его семьи в усадьбе не оказалось. Зато там была его экономка, она же любовница. Красные хотели узнать у неё, где барин спрятал свои драгоценности, но та не отвечала. В конце концов, комиссаров это взбесило – и один выхватил шашку и отсёк девушке голову. Теперь её призрак бродит по лесу с собственной головой в руках и охраняет драгоценности барина.
– Это всё, конечно, интересно, – заметила Максимова. – Только вот считать призрака подозреваемым – это какой-то дикий бред.
– Кстати, про бред. Я не думаю, что Самсонова бредит, – сказала Настя. – Бред слишком сложный – не просто призрак девушки, а призрак обезглавленной девушки с головой в руках. При этом не упомянута обычная черта привидений как известного культурного образа – прозрачность. Елена Александровна не сказала, что сквозь привидение можно было смотреть.
– Скорее всего, ей просто привиделся сюжет из местной страшилки, только и всего, – возразила Ксения Михайловна.
– Не уверена. Совсем не факт, что эта легенда общеизвестная во всей области.
– Не общеизвестная, – подтвердил молчавший до сих пор Осипенко. – Я вот первый раз слышу.
– И было бы странно, если бы Елена Александровна решила изучить местные истории про призраков перед тем, как поехать отдыхать.
Максимова взглянула на неё внимательно.
– Я так понимаю, у тебя есть версия? – спросила она.
– Я предположила, что за похищением стоит фокусница или иллюзионистка, – ответила Снеговая. – Женщина с таким опытом могла сделать искусственную голову, скрыть лицо и ноги от взгляда и даже создать фиолетовое свечение. Кстати, это свечение могло не только пугать жертв, но и создавать запаховый след, который и сбил служебных собак во время поисков.
– Только зачем фокуснице похищать нотариуса, главврача и руководителя профсоюза? – спросил Осипенко.
– Да и откуда здесь возьмётся фокусница? – добавил Гудилин.
– Мотив, предположим, нам сейчас не так важен, – задумчиво сказала Максимова. – И фокусница – не обязательно местная жительница. Но предположение Анастасии, к сожалению, никуда не ведет. Мы же не можем допросить всех фокусников в Воронежской области.
Настя кивнула и посмотрела на Ксению Михайловну выжидательно.
– Нам нужно всё ещё раз перепроверить: я не очень доверяю местным, – сказала старшая из следовательниц. – Я поговорю с директором и работниками санатория, Анастасия займётся отдыхающими. Заодно проверит, нет ли среди них фокусниц. Осипенко, на вас повторный обыск номеров и машин исчезнувших. Николай Павлович, вас я попрошу поговорить с местными жителями – может быть, кто-то что вспомнил или скажет вам то, что не сказал раньше. Встретимся в кабинете Николая Павловича вечером, обсудим, что удалось узнать. Удачи, коллеги.
***
Вечером они сидели вчетвером на обшарпанных деревянных стульях в тесном кабинете Гудилина с картой района на стене. По усталым и недовольным лицам каждого было понятно: день прошёл впустую.
– Итак, начнём. Мне ничего нового выяснить не удалось, – сказала Ксения Михайловна. – Работники ничего не видели, директор, кажется, больше обеспокоен перспективой закрытия санатория, чем розыском исчезнувших. Анастасия, что у вас?
– Я узнала, что помещик и не мог быть в усадьбе, когда комиссары искали драгоценности, – откликнулась Настя. – Он умер ровно сто лет назад, в 1915, на Первой Мировой. И, кстати, генералом он не был, а его фамилия – Звегинцов, а не Звягинцев.
– А по делу есть что? – спросила Максимова, уже не скрывая раздражения.
– Среди отдыхающих и отдыхавших нет фокусников или фокусниц, – сказала Снеговая. – Ничего подозрительного никто не видел. Но у меня есть соображения по моей версии.
– Это позже. Осипенко?
– Тоже пусто. Я не нашёл среди вещей похищенных ничего, что могло быть связано с преступлением, – ответил Григорий. – Ни оружия, ни запрещённых веществ, ни больших сумм денег. Нет также дневников, записок, долговых расписок или чеков.
– Мне тоже похвастать нечем, – сказал Гудилин. – Чтобы кто-то из местных был фокусником – такого никто не знает. Ещё я проверил ранее судимых, но у обоих есть алиби хотя бы на один из дней преступления.
– А что вообще местные говорят про эти исчезновения? – спросила Ксения Михайловна.
– Да ничего особо не говорят. Вы поймите, в мой участок, Среднеикорецкое сельское поселение, входят восемь сёл, посёлков и хуторов, здесь живет больше пяти тысяч человек. Я поговорил только с теми, кто за порядок в каждом отвечает, но они могут знать не всё.
– Так вот, моя идея, – сменила тему Настя. – Преступник не мог увести своих жертв слишком далеко. Это чересчур рискованно: чем дольше они идут, тем выше вероятность, что те раскроют обман или просто перестанут бояться призрака. Не мог похититель и воспользоваться автомобилем – это разрушило бы иллюзию. Значит, скорее всего, он отводил жертв куда-то недалеко и прятал их там.
– Это если мы верим в вашу версию о фокуснице, – сказал Осипенко.
Снеговая подошла к карте.
– Смотрите, вот санаторий, вот лес. А вот ближайший населённый пункт, в полутора километрах – Солонцы, – сказала она. – Кто там живет?
– Это уже не мой участок, хутор Солонцы относится к другому сельскому поселению, – ответил Николай Павлович. – Но оттуда все уехали, никто не живёт, кроме дачников. Есть только два дома местных жителей, которые не заброшены.
– Что за местные жители? – спросила Максимова.
– Дед один, не помню, как зовут, один живет. А в ещё одном доме раньше жила Мария Юрьевна. Она тридцать пять лет учительницей проработала, уважаемый человек. Теперь к сестре в город уехала. Летом за домом дочь приезжает смотреть.
Серо-зелёные глаза Насти Снеговой азартно загорелись.
– Дочь, значит. Как зовут? – спросила она.
– Люда, кажется. А нет, Люба.
– А фамилия?
– Понятия не имею, она, может, замужем, поменяла. А у матери – Терентьева.
– Попробуем, Любовь Терентьева, – сказала Настя Снеговая, доставая телефон. – Ага, есть!
Она показала экран телефона. Там был аккаунт во «Вконтакте»: «Любовь Терентьева – лучший фокусник на ваш праздник».
– Сейчас она в Солонцах? – спросил Осипенко.
– Да не знаю я, – устало ответил Гудилин.
– Проверим. Я позвоню в Воронеж, чтобы отправили оперативную группу и передали на все посты фотографию Терентьевой, – сказал Григорий. – Но нам с вами, Николай Павлович, придётся идти вдвоем, нет времени ждать подкрепления.
– Я позвоню Антохе, это участковый, к его территории относятся Солонцы, пусть он тоже подъедет, – предложил Гудилин.
– Хорошо, я пока перешлю начальству фотографию Терентьевой.
Снеговая наблюдала за всей этой суетой с волнением, явно недовольная ролью пассивного участника. А вот Максимова сидела спокойно – она знала, что проведение задержаний в её обязанности не входит. Когда мужчины удалились, она спокойно предложила:
– Чаю будешь?
***
Осипенко и Гудилин вышли из машины, и тут у участкового зазвонил телефон.
– Антоха говорит, он малость выпил, за руль садиться не хочет. Идёт пешком, но чапать ему ещё долго, – сказал Николай Павлович.
– Тогда пойдём вдвоем, с девчонкой-то справимся, – ответил Григорий. – Тот дом? Кажется, свет горит.
– Да, тот.
У калитки их встретила невысокая, худая женщина лет тридцати пяти с короткими чёрными волосами, одетая в серую футболку и джинсы. Её тоненькие руки и девчоночье скуластое лицо плохо сочетались с усталыми глазами, под которыми даже при тусклом свете заходящего солнца виднелись тёмные круги.
– А, это вы, здрасьте, дядь Коль, – сказала Любовь Терентьева. – А это кто с вами?
– Привет, Любаш. Это из воронежской полиции, майор Осипенко.
– Вы, наверное, пропавших в санатории ищете? Простите, но я ничего не слышала.
Осипенко открыл калитку, не запертую на замок и сказал:
– Вы задержаны. Не двигаться, встать лицом к калитке, руки свести за спиной.
– А как же волшебное слово? – спросила Терентьева.
Григорий ничего не ответил. Тогда фокусница продолжила:
– Ну, тогда я сама скажу. Сим-салавим-ахалай-махалай.
Она резко отпрыгнула на шаг назад, потом ещё. Осипенко рванул за ней, но ему что-то помешало. Через миг он понял: его правая рука была прикована к калитке его же наручниками. Мысленно выругавшись, он потянулся в карман…
– Это ищете, майор? – улыбнулась Любовь и показала руку, в которой был ключ от наручников.
Она швырнула ключ в сторону. Григорий взглянул на Николая Павловича: давай, вывози.
Участковый положил руку на кобуру с пистолетом и шагнул к фокуснице:
– Любаш, не дури.
У его горла вдруг оказался нож.
– Дядь Коль, я не убийца. Но и в тюрьму я не хочу. Поднимите руки. Пустые. Медленно.
Гудилин подчинился.
– Вот так, хорошо, – не убирая ножа от его горла, Терентьева левой рукой достала из кобуры участкового пистолет и заткнула его себе за пояс. – Теперь ложитесь на землю.
В миг, когда Николай Павлович лёг, тишину заброшенного хутора нарушил оглушительный выстрел. Это Осипенко достал левой рукой свой пистолет и выстрелил фокуснице в ногу. Она закричала от боли и рухнула наземь, роняя нож.
Гудилин вскочил на ноги. Он пинком отбросил нож в сторону, забрал у раненой свой пистолет, убрал в кобуру и достал наручники.
Когда Николай Павлович надел наручники на Терентьеву, Григорий сказал:
– Не тормози, отцепи меня.
– Где я ключ-то найду? – ответил участковый.
Осипенко вздохнул и снова выстрелил – на этот раз в цепь своих наручников. Стащил с руки их обломок, убрал в карман, пару раз тряхнул освобождённой рукой.
– Позвони в скорую, я пока обыщу тут всё. Похищенные должны быть где-то здесь, – сказал он.
– Они в погребе, – слабым голосом сказала Любовь. – Звоните скорее, очень больно.
***
Максимова и Снеговая допрашивали Терентьеву в той же больнице, где говорили со свидетельницей.
– Вам нет смысла отпираться, – сказала Ксения Михайловна. – Все трое похищенных были в вашем погребе, также мы нашли у вас все атрибуты «привидения». А ещё на вашем счету сопротивление задержанию и нападение на сотрудников полиции. Лучше будет нам всё рассказать.
– Да, я всё понимаю, – ответила фокусница. – Вы, наверное, хотите знать, зачем мне всё это?
– Хотим, – согласилась Максимова.
– Вы знаете, что санаторий – это бывшая усадьба помещиков Звегинцовых? – спросила Любовь.
– Да, – сказала Настя.
– Два года назад умерла моя бабка. И перед смертью рассказала, что её мать, моя прабабка – дочь Звегинцова и той самой экономки, которую казнили красные.
– И как это связано с похищениями?
– Напрямую. Я долго думала о том, сколько денег я могла бы иметь, будь мир устроен хоть немного справедливее, – с чувством ответила Терентьева. – Об этой убогой совдеповской конуре, построенной на месте дома моих предков. О профсоюзных чинушах и прочих приблатнённых, которые за десять дней отдыха там тратили по три месячных пенсии моей матери. Я понимала, что я не могу восстановить свои права на это место, но могу им отомстить. Надеялась, что эту халупу закроют.
– Поэтому вы и выбрали образ привидения? – спросила Снеговая. – Это всё не только чтобы напугать – а в память о ваших предках?
– Да, конечно.
– А почему вы выбрали именно этих жертв? – спросила Ксения Михайловна.
Любовь взглянула на неё с лёгкой, печальной улыбкой:
– Я не выбирала. Это были случайные люди.
***
Они снова ехали в аэроэкспрессе – только теперь не из Москвы в аэропорт, а из аэропорта в Москву. Их расследование в Воронежской области было закончено.
– Ты вся прям светишься, такая довольная, – раздражённо сказала Максимова. – Чему ты так рада?
– Как чему? – удивилась Снеговая. – Мы нашли всех похищенных живыми и здоровыми, задержали преступницу и собрали убедительные доказательства её вины.
– Ага, и теперь девчонка на много лет отправится топтать зону с зечками, – продолжила Ксения Михайловна.
– Она это заслужила за свои преступления, – уверенно ответила Настя.
– Ты ещё молодая, совсем не умеешь конченых людей от нормальных отличать.
– Это не с возрастом связано. Я считаю, что закон для всех должен быть один.