Читать книгу Полицейские тоже любят - Мария Феррарелла - Страница 2

То, что Вьятт посмел обмолвиться о том, что считает себя ее нянькой, заставило обычно сдержанный характер Райли накалиться до опасной степени.

Помилуйте, когда это она нуждалась в сиделке?

Неужели шеф думает, что ей нужен уход? Хуже того, неужели отчим поделился этой идеей с Вьяттом, когда задумал предложить ей в напарники эту самодовольную улыбчивую гиену?

От этой мысли по ее спине пробежал неприятный холодок. Она с трудом подавила приступ дрожи.

Что касается другого сравнения, которое только что допустил Вьятт, то оно свидетельствовало о его неразвитости. Сама идея такой аналогии показывала, как он далек от истины. Этот человек явно лишен интуиции и чувств.

– Твой напарник переехал в другой штат, – процедила Райли сквозь зубы. – Мой – убит, умерщвлен. – Она сделала упор на последнее слово. – Одно с другим настолько несовместимо, что я шокирована таким сравнением.

Упоминание о шоке вызвало в мозгу Вьятта особые ассоциации. Не в том значении, которое ему придавала она, но как обидное замечание.

На него нельзя было не откликнуться.

Однако Сэм знал Райли Макинтайр достаточно хорошо, чтобы понимать опасность дальнейшей пикировки с ней на эту тему, по крайней мере сейчас. И он выбрал более легкий путь аргументации.

– Они оба пропали.

– И ты, и мул дышат, однако это не значит, что вы одно и то же, – парировала она, затем добавила с некоторой желчью: – Несмотря на очевидное сходство.

Если она рассчитывала на то, что Сэм обидится или откажется от партнерства, то ее ждало разочарование. Ее обидные слова отскакивали от него, как капли дождя от свежего лакокрасочного покрытия капота автомобиля.

– Рад убедиться, что ты, как всегда, любезна.

– Только с теми, кто любезен со мной, – сама того не осознавая, улыбнулась она в ответ.

Лифт остановился на втором этаже. Его двери медленно раскрылись. Сэм вышел и подождал, пока она сделает то же самое.

– Один совет мудрой женщине – или, в твоем случае, мудрой ослице, – произнес он с бойким видом. – Лейтенант Баркер любит, чтобы детективы молчали, если только они не докладывают текущее дело.

Райли остановилась и взглянула на него:

– Ты, должно быть, смеешься?

Он ответил вопросом на вопрос с самым серьезным выражением лица:

– Я похож на человека, который шутит?

Райли не могла сказать определенно, дурачит ли он ее. Она смутно припоминала, что раньше Сэм отличался необыкновенным чувством юмора, но сейчас им и не пахло. Или так казалось.

– Когда дело касается тебя, трудно сказать.

– Я не шучу. – Он сунул руки в карманы и вновь двинулся по коридору в направлении комнаты для инструктажа. – Баркер любит две вещи: работяг и завершенные дела. Лично я думаю, – доверительно сообщил Сэм, – что Эванс придумал эту историю о болеющем отце, поскольку больше не мог выносить лейтенанта.

– Эванс, – повторила она, пытаясь вспомнить, кому принадлежит это имя. Память ничего не подсказала. – Это, должно быть, твой напарник?

– Бывший напарник, – уточнил Вьятт. – Вознагради меня за это, девочка.

Райли снова остановилась:

– Вьятт?

Ее интонация послала Сэму сигнал, что надо быть настороже.

– Да?

– Ты снова называешь меня девочкой. Смотри, как бы тебе не оторвали незаменимую часть твоего тела, да так, что ты не успеешь опомниться. – Она произнесла угрозу с ангельской улыбкой на лице.

– Тогда очаровательные крохи вроде тебя остались бы ни с чем, – пробормотал он, обращаясь больше к себе, чем к ней.

Работа с Райли Макинтайр обещает быть нелегкой, подумал он.

Они подошли к комнате для инструктажа, Сэм открыл перед Райли дверь, гадая, не сочтет ли она его учтивость оскорбительной с позиций воинствующего феминизма. Но он не собирался извиняться за свою манеру поведения.

– Проходи, – пригласил он примирительно, – можешь заодно и Баркеру показать, чего он стоит.

Собравшись с духом, Райли вошла в комнату для инструктажа, где господствовала жуткая тишина.

Люди разные, беспорядок один и тот же, отметила она. На столах и корпусах компьютеров громоздились папки. Не одна кипа угрожала обрушиться в любую секунду, ожидая соответствующей вибрации со стороны, чтобы каскадом посыпаться на пол.

Райли привыкла думать об этом как об организованном хаосе и сама была причастна к его созданию, как и любой другой сотрудник. Она замечала, что не может четко мыслить, если поверхность стола свободна или если на ней аккуратно разложены папки. Когда же вещи были беспорядочно разбросаны по столу, ее мозги раскрепощались и быстрее думали.

Проходя с Вьяттом в конец комнаты, бывшей одновременно кабинетом Баркера, Райли кивала, здороваясь с несколькими знакомыми сотрудниками. Полицейское сообщество тесно связано, большинство детективов узнавали друг друга визуально, если не по репутации.

Райли, ее братьев и сестру хорошо знали, но не по заслугам или, наоборот, проступкам. Служа в полиции, все четверо воспринимались сотрудниками отпрысками плохо кончившего тайного агента.

Но такая репутация закрепилась за ними до того, как Брайан Кавано женился на их матери. Когда стало ясно, что шеф детективов после обмена супружескими клятвами в верности признал детей Лайлы своими, пересуды сразу прекратились. Почти все любили шефа и его приемных детей, которые тогда еще не уважали его или даже боялись.

Шефа детективов Брайана Кавано, младшего брата бывшего шефа полиции Эндрю Кавано, знали как справедливого начальника, который твердо верил в силу вежливых слов и большой дубинки. Он не только держал ее на всякий случай, но применял в разумных пределах. Никто не хотел попасть под горячую руку шефа. Все знали, что в такой ситуации можно легко лишиться карьеры.

Увидев, как детективы реагируют на его новую напарницу, Сэм заметил:

– Полагаю, что тебя не нужно кому-либо представлять.

– Как хочешь, – сказала Райли. – Если считаешь это полезным, я не буду возражать.

Вьятт что-то нечленораздельно пробормотал, она же не стала просить его высказаться более внятно. Инстинкт подсказывал, что так будет лучше.

Райли никогда не тушевалась при встречах с новыми людьми и даже начальниками. Но она почувствовала, как холодок – предчувствие? – пробежал по спине, когда увидела сквозь стеклянную перегородку, отгораживавшую кабинет Баркера, что тот сидит за своим столом.

Слово «тревога» рикошетом полетело в ее голове, не желая исчезать.

Постучав, Сэм стал ждать, когда лейтенант поманит его к себе.

Тот, по наблюдению Райли, казалось, не обращал внимания на стук. Может, он глух? Нет, скорее, Баркер намеренно тянул время, не отводя глаз от клавиатуры, набирая какой-то документ. Наконец, как раз в тот момент, когда она собиралась предложить Вьятту прийти для официального представления позже, Баркер оторвал от клавиатуры взгляд темно-карих глаз и молчаливо направил его на новых посетителей своей комнаты для инструктажа.

Бывший морской пехотинец, лейтенант Джозеф Баркер принадлежал этому роду войск всем существом. Он был военной косточкой от коротко подстриженных пепельно-серых волос до неулыбчивой манеры поведения. Райли почти физически ощущала на себе его взгляд, медленно перемещавшийся, будто совершая мгновенную инвентарную запись.

– Садитесь, Макинтайр, – произнес он наконец голосом, лишенным эмоций, но прозвучавшим не слишком дружелюбно. Когда Сэм попытался присоединиться к ней, Баркер предупредил его попытку занять второе кресло. – Нет, Вьятт. Если бы я пожелал, чтобы в кресло сел ты, то сказал бы тебе, верно?

Это замечание, напоминавшее удар под ребро, заставило детектива ретироваться.

– Виноват, лейтенант, не знаю, что на меня нашло. – Ироничный ответ был дан с широкой невинной улыбкой.

Чувство уважения Райли по отношению к новому напарнику стало формироваться во время ожидания реакции лейтенанта.

Взгляд, который Баркер устремил на Вьятта, был мрачнее тучи. Сэм удалился без дальнейших слов.

Вместо того чтобы начать разговор с Райли, лейтенант вернулся к своей работе.

Лишь через три минуты он вновь взглянул на нее.

Наконец-то, подумала Райли.

Непринужденно расположив на коленях руки, сознавая, что в некотором отношении она представляет своего отчима, Райли одарила сидевшего за столом мужчину поощрительной улыбкой.

Его первые слова прозвучали для нее как гром среди ясного неба.

– Я слышал, вы не смогли помешать убийству вашего напарника.

Райли почувствовала себя так, будто ее грудь пронзила стрела, выпущенная из арбалета. Баркер не мог бы сказать ничего худшего для нее, даже если бы старался это сделать. Возможно, он действительно старался.

Распрямив плечи и подняв подбородок, Райли ответила:

– Меня не было с ним в это время. Детектив Санчес пошел на дело один, никого не предупредив.

– Он был вашим напарником, Макинтайр. – Лейтенант сделал упор на слово «напарник». – Предполагается, что вы всегда должны прийти к нему на помощь. Или вас этому не учили в академии?

– Нас учили этому, – начала она как можно вежливее и явно удивила его продолжением, – но нам ничего не говорили о способности читать чужие мысли.

В его ответе явно слышались угрожающие нотки:

– Макинтайр, я не люблю дерзости.

Ситуация, в которой находилась Райли, отнюдь не обнадеживала.

– Это не дерзость, сэр, просто я выразила свою позицию.

– Я не требую от вас читать чужие мысли, – сказал Баркер жестким тоном. – Речь идет о том, что называется угадыванием и предвосхищением, – разъяснял он. – Если вы хотите здесь выжить, вам придется учиться этому. – Его тон стал почти враждебным, когда он спросил: – Полагаете, вы сможете осилить это, Макинтайр?

Боже, как ей хотелось защититься, осадить собеседника и поставить его на место. Но она знала, что этого делать нельзя. Она изо всех сил старалась говорить спокойно, словно его сарказм ее не касался.

– Полагаю, да, сэр.

– Хорошо, – смягчился он. – Пойдем дальше. Помогайте напарнику выжить, Макинтайр, и он отплатит вам тем же.

После этого лейтенант вернулся к своей работе.

Она сидела, слушая еще три минуты, как стучат клавиши. Он вел себя так, будто ее не было в комнате. Не было ли это своеобразным тестом на терпение? Или состязанием воль? Сколько еще ей суждено здесь сидеть?

Наконец, ее терпение лопнуло.

– Что-нибудь еще, сэр?

Баркер продолжал печатать, стук клавишей доносился ритмическим эхом.

– Если будет что-нибудь еще, Макинтайр, – ответил он, не поднимая головы, – вы узнаете об этом.

Собирается ли он уволить ее? Райли заметила, что сжимает подлокотники. Сегодня это случается уже второй раз, что не сулит ей удачи. Она взяла себя в руки:

– Значит, я могу идти?

Стук клавиш раздавался еще некоторое время, прежде чем Баркер произнес:

– Пожалуйста.

Райли без звука покинула кабинет.

Вряд ли отчим желал ей столкнуться с чем-либо подобным, думала Райли, прикрывая за собой дверь. От нее потребовался максимум самообладания, чтобы не хлопнуть дверью громко. Она знала, что Брайан Кавано добивался того, чтобы его лейтенанты руководили ответственно и пользовались авторитетом, но Баркер вел себя как нетерпимый диктатор.

Все складывается не очень хорошо, размышляла Райли.

Она могла бы пойти к отчиму и рассказать ему о том, что случилось, о том, что Баркер преднамеренно игнорировал ее и демонстрировал неуважение к ней. Но это выглядело бы нытьем, а она не хотела казаться побитой тварью.

Она всегда держалась достойно. Гордилась этим. И не видела оснований менять свое поведение.

Райли в конце концов убедила себя, что должна пройти через все и показать этому напыщенному наглецу лейтенанту, что она не собирается сдаваться, как какой-нибудь чересчур избалованный, ничего не соображающий салага.

Оглядевшись в комнате для инструктажа, она увидела, что Вьятт сидит за столом. Точнее, ее новый временный напарник, прижавшись к спинке кресла, раскачивал его так рискованно, что оно грозило опрокинуться назад.

Огромный Вьятт все еще не дорос до взрослого мужчины.

Все, что ни делается, к лучшему.

Вздохнув, Райли прошла к своему напарнику. Чем скорей она приступит к работе, тем скорей постигнет свою роль в этом отделе.

Кивнув ей, Сэм вернул кресло в нормальное положение.

– Что произошло? – спросил он весело.

– Ничего не произошло, – ответила она серьезно.

Вьятт не пытался смахнуть понимающую улыбку со своих губ.

– Видимо, возник небольшой конфликт?

В доли секунды этот человек превратился из союзника в антагониста.

– Ты считаешь это смешным?! – воскликнула она.

Райли заметила, что несколько сотрудников в комнате устремили взгляд в их сторону. Ей придется говорить приглушенным тоном.

– Да, считаю, – ответил он и, прежде чем она успела что-то сказать, добавил: – Это придает нам что-то общее. В самом деле. – Он окинул взглядом окружающее пространство и продолжил: – Это придает что-то общее тебе и каждому сотруднику в комнате для инструктажа.

Каждому сотруднику.

Пока Вьятт не указал на однополость обитателей комнаты для инструктажа, Райли не осознавала, что является здесь единственной женщиной. Поскольку не все столы были заняты, она полагала, что за некоторыми из них работали женщины, которые сейчас выполняют задания за пределами полицейского управления. Там, откуда она пришла, женщины-детективы были обычным явлением. Ее мать занималась патрулированием района до того, как ее ранили. Ее сестра, Тейлор, и кузины Кавано, которые стали единой семьей после того, как мать вышла замуж за шефа, и сейчас выполняют такие задания.

Насколько она знала, только две женщины Кавано, Пейшенс и Джанелл, не работали в полицейском управлении, но даже они поддерживали с ним тесную связь. Пейшенс была ветеринарным врачом и обслуживала центр дрессировки собак К-9. Она была замужем за офицером полиции. Джанелл же работала помощником районного атторнея. И тоже была замужем за полицейским детективом.

В качестве единственной женщины отдела Райли чувствовала себя крайне необычно.

Осмотрев помещение, она перевела взгляд на Сэма:

– Разве здесь нет женщин?

– Здесь? – переспросил он. – В управлении? Да, есть. – Он, полагал, что Райли имела в виду именно управление. – Здесь же нет. Судьба распорядилась так, что ты станешь первой женщиной-детективом в отделе борьбы с ограблениями. – Он улыбнулся, явно забавляясь ситуацией. – Ты полагаешь, что справишься с этим, Макинтайр?

Он говорит так, чтобы подзадорить ее, решила Райли. Хочет, чтобы она перестала думать о неудобной стороне назначения и воспринимала его как вызов. Оценив намерение Сэма, она решила воздать ему по заслугам.

– Ты не так глуп, как кажешься, Вьятт.

Замечание вызвало его безудержный смех.

– Бьюсь об заклад, ты говоришь это всем парням.

– Только тем, которые этого заслуживают. – Ей захотелось занять в комнате свое место, даже если оно было временным. – О’кей, где мне сесть?

Их взгляды встретились.

– В любом кресле, где поместится твоя задница, Макинтайр. Я бы сказал «прекрасная задница», но тогда ты, видимо, привлекла бы меня к ответу за сексуальные домогательства.

Отлично, он явно нуждается в знании ряда основных правил поведения в отношении ее.

– Я не нуждаюсь в посторонней помощи, чтобы защитить себя, Вьятт. Если ты вякнешь то, что мне не понравится – какую-нибудь непотребную вещь, – уточнила она, – то я дам тебе возможность пожалеть об этом. И не буду искать посредников.

У нее не было полной уверенности, но ей показалось, что он посмотрел на нее более уважительно.

– Это справедливо, – одобрительно кивнул Вьятт, прежде чем одарить ее новой, уже знакомой ей улыбкой. – Знаешь, Макинтайр, это может стать началом замечательной дружбы.

– Ты слишком опоздал для этого. Я уже хорошо знаю тебя, – напомнила Райли.

Взглянув на него, она поняла, как далека от того, чтобы с ним подружиться.

– Одно дело – иметь шапочное знакомство, здороваться с человеком, другое дело – работать с ним. Это разные вещи, Макинтайр, – сказал Вьятт.

Он прав, черт возьми, подумала она. Прав, поскольку дружба включала именно то, о чем говорил этот напыщенный субъект перед тем, как она покинула его кабинет за стеклянной перегородкой. Она будет оберегать жизнь Вьятта, он будет оберегать ее жизнь. Это предусматривало наличие уз, которые не могут связывать двух обычных знакомых.

– С ней, – поправила его Райли, – работать с ней.

Его следующее высказывание удивило ее. И главным образом потому, что ей была известна его репутация любимца женщин.

– Мне лучше не думать о тебе как о девушке, Макинтайр. Или как о женщине, – добавил он, полагая, что она станет поправлять его в отношении полового различия.

Она сдвинула брови в попытке понять, для чего Вьятт сказал это. Более того, как вообще он мог думать о ней в таких понятиях? Она действительно женщина. Или он настраивается на какую-нибудь изощренную остроту в ее адрес?

На всякий случай она спросила:

– Так кем же ты меня считаешь?

– Довольно соблазнительным парнем. – Он широко взмахнул руками. – Если мы наладим совместную работу, то тебе придется быть именно такой, Макинтайр. Парнем, выглядящим как женщина.

– Знаешь, Вьятт, ты чокнутый, – произнесла она со вздохом.

Именно сейчас она не питала больших надежд на то, что какая-нибудь из установок Вьятта сработает. Но шеф хочет, чтобы она работала здесь, и она не собирается бегать к нему с жалобами. Она не могла позволить человеку, которого уважала, думать о ней плохо.

Желая напомнить Вьятту, что он не ответил на ее вопрос о том, где она будет сидеть, Райли решила переформулировать вопрос:

– Где мой стол, Вьятт?

Он жестом указал на стол напротив себя. Стол выглядел столь же неряшливо, как и его собственный. При более пристальном рассмотрении складывалось впечатление, будто папки перебрались сюда с того стола, за которым сидел Сэм. Она взглянула на пару дел сверху.

– Чьи это папки? – спросила она Вьятта.

Почерк на обложке первой папки несколько напоминал тот, которым была сделана запись в блокноте на столе Вьятта.

– Мои, – ответил он, перекинув несколько папок на свой стол. – Я вроде как рассредоточил их после отъезда Эванса. – Он неловко собрал остальные папки и поместил на свой стол. – Ты знаешь, как это бывает.

– Нет, – возразила она, – не знаю.

Хотя столы Санчеса и Райли стояли напротив друг друга, как столы Вьятта и его бывшего напарника, она тщательно старалась избегать того, чтобы ее вещи приближались к столу Санчеса на расстояние, которое она называла «ничейной землей». После убийства Санчеса она собрала все вещи с его стола, поместила их в коробку и лично отнесла в дом матери покойного. Она помнила, что для них обеих это посещение закончилось слезами.

– Ну, теперь все в порядке, – сказал Вьятт и добавил: – Верь мне.

Верь мне.

В двух простых, кратких словах воплотилось все. Чтобы работать вместе, должна существовать определенная мера доверия. Но именно доверие не сохранилось в ее душе.

Она откровенно сомневалась, что сможет снова доверять кому-либо, помимо членов своей семьи. Сомневалась, что позволит кому-либо довериться ей. В обоих случаях существовал слишком большой риск.