Читать книгу Искушение - Мария Фир - Страница 2

Кончик лезвия скользнул по плечу, спустился к левому запястью. Слишком тупой, чтобы вспороть плотный лён моего платья. Дядя хватал ртом воздух, и я слышала, как громко бьётся сердце в его широкой груди. В первый миг я готова была завизжать от страха, но родич медлил и медлил, не решаясь полоснуть меня ножом по оголённому предплечью. Я открыла глаза, расправила сведённые судорогой ужаса пальцы.

– Дядя? – сипло окликнула я его.

Дядя Джеф резко отстранился от меня, выругался, проклиная всех на свете колдунов и собственную сестру, из-за которой мы оказались в столь бедственном положении.

– Думаешь, легко это, Мия? Я ж тебя вот такую на руках качал, вот такую крохотную. – Он развёл ладони, дрожащие, как от жестокого похмелья.

У тётушки Тиллы рука бы не дрогнула, это я точно знаю. С раннего детства тётя относилась ко мне как к нежеланному подкидышу, как к наказанию, посланному её мужу неизвестно за какие грехи. Время от времени она принималась донимать дядю, чтобы он открылся ей и признался, в чём провинился перед богами, что вынужден теперь искупать вину, воспитывая чужого ребёнка.

«Просто так добрые дела не делаются! – любила повторять тётушка Тилла. – Если человек сильно добродетельный, то это значит одно из двух: или он уже как следует согрешил, или только собирается накуролесить и заранее умасливает богов».

Для меня долго было загадкой, как дяде и бабушке удалось оставить меня в семье. Тилла не задумываясь подсунула бы свёрток с осиротевшим младенцем в проезжающую через деревню повозку торговца или путешественника. Позже тётя сама призналась мне, что в то время, когда я появилась, она была на сносях и оказалась не в силах противостоять свекрови и мужу.

Всё детство я была у тёти «отродьем» и «исчадием» в противовес собственным её детишкам, «золоткам» и «лапонькам». Две сестры и брат поначалу проявляли ко мне любопытство, но чуть подросли – переняли поведение матери, в открытую называя меня неродной и отказываясь даже садиться со мной рядом за столом. Когда обнаружилось, что во мне скрывается демон, тётя переселила меня в сарай и строго-настрого запретила дочерям даже приближаться к крепко запертой на засов двери.

Сама тётя приходила ко мне – когда с дядей, а когда со священником, отцом Эспеном. Что только ни делали со мной для того, чтобы избавить моё несчастное тело от незваного гостя из междумирья: поили горькими настойками, пару раз едва не отравив насмерть, обмазывали глиной из святого источника пополам с осиновой золой, секли ивовыми прутьями под чтение молитвы… Демону было хоть бы что, а тёте мои мучения доставляли если не радость, то удовлетворение: наконец-то я получала по заслугам и за своё существование, и за свою непутёвую мать.

Поэтому я была уверена: тётя Тилла полоснула бы меня ножом без зазрения совести. А дядя Джеф не смог. Обхватив себя руками, он сгорбился и глухо зарыдал.

– Дядя, прошу тебя, оставь мне нож!

Родич от неожиданности затих и уставился на меня покрасневшими глазами. Должно быть, подумал, что это говорю не я, а демон проснулся и возжелал завладеть оружием.

– Надо кровь пустить, Мия, кровь…

– Просто оставь мне нож и возвращайся домой! – чуть воспрянув духом, попросила я. – Скажешь тётушке, что сделал всё, как она велела.

Дядя нахмурился, раздумывая над моими словами.

– Тилла непременно спросит, где нож, – нехотя ответил он.

– Мало ли где? Потерял, скажешь, в лесу обронил. Дядя Джеф, я клянусь тебе, что никогда не появлюсь в нашей деревне!

Он заколебался. Огляделся по сторонам, будто искал поддержки от безучастных деревьев. Предвечерний лес молчал, наши голоса звучали слишком громко в обступающем нас безмолвии. Из низин, спрятанных между исполинскими корнями и моховыми кочками, поднимались тонкие струйки тумана. Наконец дядя принял решение и протянул мне костяную рукоять ножа.

– Порежь себе руку, Мия, а после я заберу его, – сказал он.

– Что? Я думала…

– Так велел отец Эспен, не я это придумал! – беспомощно воскликнул дядя.

Я до боли стиснула в руке нож, изо всех сил стараясь подавить поднимающуюся внутри волну гнева. Во мне боролись две стороны: одна стремилась быть смиренной и покорной и исполнять всё, что ей предписывал священник Эспен, другая яростно требовала сейчас же разрезать верёвки и выпустить тело на свободу. Страшно было подумать, что будет, если победит вторая. Если демон возьмёт надо мной верх, я его не удержу. Сжав зубы, я полоснула по левому запястью и выпустила из рук окровавленное оружие. Дядя Джеф в ужасе смотрел, как кровь заструилась по моим пальцам, оставляя на платье тёмные пятна.

– Вот так, Мия, умница, – пробормотал он. – Молодец, дочка. Молодец.

И он, быстро подобрав нож, попятился.

– Я тебе не дочка, – сказала я ему вслед, раздираемая противоречивыми чувствами.

Тётушка Тилла, вполне вероятно, хотела бы другого исхода. Гораздо спокойнее для неё было бы знать, что проблема со мной разрешена раз и навсегда. Но дядя совсем не горел желанием оставаться в чаще и ждать, когда на мою горячую кровь сбегутся дикие звери или лесные вурдалаки. Развернувшись, он бросился прочь, не разбирая дороги. Я долго ещё слышала тяжёлую поступь его сапог, хруст валежника под ногами и сдавленные ругательства.