Читать книгу Фонарейка - Мария Фомальгаут - Страница 20

Вечер воспоминаний

Оглавление

– …воспоминание, – требую я.

Я, конечно понимаю, что мне и так дадут воспоминание, и все-таки требую, как будто в глубине души боюсь, а вдруг забудут, а вдруг не заметят, а вдруг вытолкают из очереди, и нужно кричать, расталкивать локтями, чтобы увидели, услышали, вспомнили… Наверное, это тоже какое-то воспоминание, только я не помню, какое именно, потому что мне его еще не дали.

– Воспоминание, – требую я.

Мне дают воспоминание – осеннее, зябкое, подернутое туманами, пахнущее пряностями и прелыми листьями в лесу, куда мы идем собирать тыквы, их нужно срывать с веток, большие, тяжелые, сияющие горящими глазами, – мы складываем их в корзины, тащим домой, расставляем по темным залам, чтобы осветить темноту осенней ночи…

…не так, не так, все не так, кричу я, так не бывает, тыквы не растут на деревьях, они вьют гнезда или прячутся в дуплах, вылетают по ночам, оглашая темноту осенней полуночи гулким – У-гу-у-у-у! – и… и… и нет, опять я все путаю, все-все-все, все должно быть не так, а как, я не помню.

– Воспоминание! – требую я, – воспоминание!

Меня не слышат, мне дают понять, что мне уже дали воспоминание, больше одного за раз не дают, а хочешь еще, иди, исполняй, что потребуют…

Я иду, исполняю, что потребуют – я не знаю, что требуют, память не говорит мне этого, мне не дают воспоминания о том, что я делала. Возвращаюсь откуда-то из ниоткуда, спскаюсь на землю на парашюте, снимаю верхние покровы, на которых радиация, надеваю новые покровы, на которых тоже радиация, здесь везде радиация.

…воспоминание, – требую я, когда возвращаюсь.

Мне дают воспоминание – до неприличного быстро, даже не дали крикнуть второй раз, обратить на себя внимание, просто бросили на меня воспоминание, которое вцепилось когтями в разум, мяучит, царапает, не оторвать. Мы пашем землю и сажаем пряники, красивые, печатные, имбирные, у сестренки не получается, родители ноют, а-а-а, помоги-и-и е – е-й, она же мла-адшенькая… Помогаю, не успеваю засеять свое поле, уже понимаю – ничего не вырастет, обидно до слез.

По осени бежим к полю, с нетерпением смотрим, что получилось, собираем пряничные дома, у меня на поле вырос добротный дом, не дворец, но хороший дом, в таком жить и жить. С восторгом поднимаюсь на крыльцо, открываю дверь, вхожу в просторный холл с лестницей на второй этаж, а где-то там еще мансарда… Младшенькая захлебывается ревом, ничего не проросло, так, какие-то жалкие кусочки стен, и все. Родители бросаются ко мне, а-а-а, отдай, уступи сво-о-ой, она же мла-адшенькая… Срываюсь на крик, прогоняю всех, а ну не смейте, это мое, мое, мое. Поворачиваю рычаг, дом расправляет крылья, только меня и видели, провалитесь вы со своей младшенькой..

…трясу головой, все не так, не так, не так, дома не выращивают на поле, их пекут в печи, у меня получилось, а у младшенькой нет… или все было не так… я не помню, я снова требую:

– Воспоминание!

Меня не слушают, мне напоминают, что воспоминания просто так не дают, получите задание, там и дадут что-нибудь вспомнить…

Выхожу на улицу, еще одна я бросаюсь ко мне, пытаюсь вырвать воспоминание, которое я прижимаю к груди, вторая я кричу пронзительно, надрывно:

– Отдай! Это мое, мое, мое!

Убиваю вторую себя одним выстрелом, вторая я падаю на тротуар, рассыпаю воспоминания. Хочется подобрать их, вдруг там что-то, чего нет у меня – не подбираю. Не хочу опускаться до того, чтобы отнимать что-то у убитой – а вот других меня это не смущает, другие я бросаются к умершей, растаскивают воспоминания, даже не замечают, что хватают те, которые у них уже есть, уносят, как бы никто не отобрал, ссорятся, а у тебя не настоящее, потому что у меня такого нет, а у меня настоящее воспоминание, то-то же, да врешь ты все, это у меня настоящее…

Ухожу от них, думаю, кто первый из нас соберет все кусочки памяти, станет свободной, и что это вообще может значить – стать свободной…


– …воспоминание, – требую я.

Они медлят, поэтому я кричу:

– Воспоминание!

Они снова медлят, меня охватывает страх, неужели воспоминания кончились, должны же они были когда-нибудь кончиться, вот они на мне и кончились… Нет, кто-то бережно протягивает мне воспоминание, осторожно, не разбейте, хочу сказать, что я всегда осторожно, не удерживаю тяжелое воспоминание, роняю, – ай, ах, – воспоминание разлетается на мелкие осколки. Собираю осколки, пытаюсь хоть как-то склеить, меня прогоняют, идите, идите, не задерживайте очередь, вы что, не слышите… ухожу, тут же бросаюсь умолять дать мне еще одно задание, хоть какое-нибудь, я все сделаю за воспоминание, все-все-все…

Меня отправляют куда-то в никуда, стартую, выверяю координаты, мне показывают очередную пустынную землю, на которой – если присмотреться – живут воспоминания. Не мои, чужие – одно, два, миллион, воспоминания о том, что было здесь когда-то бесконечно давно, воспоминания о воспоминаниях о воспоминаниях, их нужно собирать одно за другим, оставить после себя безжизненную пустыню, бережно принести воспоминания в ладонях кому-то невидимому, кто даст мне кусочек моих собственных воспоминаний.

Все жду, когда мне в руки попадет воспоминание о том, как я потеряла воспоминания – наверное, кто-то так же, как я… (стерто) и… (стерто) и… и теперь я также чужие воспоминания… и кто-то придет из безжизненной пустыни, и будет просить кусочек своих воспоминаний в обмен на…

…стерто…

…стерто…

…стерто…

Протягиваю в ладонях чужие воспоминания, протягиваю руки за своими, – мне в ладонь бросают воспоминание, тяжелое, массивное, еле удерживаю. Как мы учились объезжать кровати, держаться на матрацах, не падать, когда кровать одним махом перескакивает через широченный овраг или высокую ограду. Тогда был Часоворот, вот это я помню, праздник Часоворота, когда принято покупать новые кровати на долгую-долгую зиму, и младшенькой купили, ну она же младшенькая, ей надо, а ты пока потерпи… Ору, что и так терплю всю жизнь, все ей, все ей, ничего мне, все взвиваются, а-а-аа, как тебе не сты-ы-ыдно-оо-о…

Наступает ночь, устраиваемся на кроватях, моя старая кровать отзывается протяжным скрипом, бежит мелкой рысью, галопом моя кровать давно уже не умеет. Делать нечего, устраиваюсь поудобнее, с легкой завистью смотрю на то, как резво бежит кровать сестры. Огибаем крутой овраг в мире снов, я вижу, как новенькая неумелая кровать сестры срывается с узкой тропы, кувырком летит в пропасть, я подгоняю свою кровать, хотя уже понимаю, что ничего не успею сделать…

…стоп, стоп, все не так, возмущаюсь я, совсем-совсем не так, ведь это было еще в детстве, если младшенькая погибла еще тогда, то кому требовали отдать дом, когда мне было двадцать, а младшенькой семнадцать, я точно это помню, я помню, помню, я…

Что вы мне подсовываете, – я снова срываюсь на крик – что вы мне подсовываете, это вообще не мои воспоминания, кто я, откуда я, скажите же, да скажите же мне, вы, слышите меня там, эй вы все, в очереди, что вы стоите, чего вы ждете, вас обманывают, да вы сами посмотрите-то, вот они, воспоминания ваши, они на осколки бьются, где вы такое видели, чтобы воспоминания на осколки бились, вранье все это, вранье, вранье, вранье…

…замираю, жду, что они со мной сделают, – они ничего не делают, смотрят насмешливо, а кто ты, а ты никто, ты одно из воспоминаний о воспоминании, здесь только воспоминания, на этой стороне вселенной, а то, о чем воспоминания, то на другой стороне, туда не добраться, это же другая сторона, ты же понимаешь. Я понимаю, я отступаю, ухожу из очереди, меня окликают, а как же очередное задание – да провалитесь вы со своими заданиями, не буду ничего делать. Задача, которая должна была стать моей, падает в бездну, рассыпается в прах, еще успеваю прочитать, что это было – развернуть вселенную в пятимерную ленту Мебиуса, чтобы на одной стороне оказались и воспоминания, и…

Фонарейка

Подняться наверх