Читать книгу Это Тебе. С любовью от Марии Фомкиной - Мария Фомкина - Страница 4

С чего начать? -Начни с начала!

Оглавление

Какой монолог должен быть первым?


Какой оставить для финала? Как систематизировать? По темам? Или расположить названия в алфавитном порядке? Или по жанру? По хронологии написания? – не имею представления. Есть однозначный ответ лишь на первый из обозначенных вопросов. Что же, в остальном буду руководствоваться интуицией.


Все началось именно с этой истории. Именно с такой не простой темы. Не иначе, как под руку с этой бойкой и трогательной Зоей Киселевой.


Зоя Киселёва

История Зои Киселёвой

Ну, что вам рассказать- то, ребят?…


Вот я в студенчестве – всё снимки для стенгазеты делала! А потом, в сороковом году, так и пошла в фотоателье работать. И, знаете, сразу поняла – мое это дело! Так уж мне нравилось!


А люди приходят такие разные, а все же общее у них есть:


Советского человека, его ведь взгляд выдает. Вот, он у нас какой-то совершенно особенный! Добрый… человечный, что ли? И вся душа русская в этом взгляде.


Помню, я тогда все мечтала нарисовать на стене ателье березовую рощу и розоватый закат. Я же тогда и краски купила… а тут, сорок первый год…


Тут уж, конечно, не до красок. Тут только одно у народа в голове и звенело: на фронт, на фронт, на фронт! Только бы выжить, только бы выстоять, только бы победить!


Ну, я тогда отправилась на медицинские курсы, а через три месяца сестрой под Смоленск и отправили. Знаете, первого своего раненого ни за что не позабуду… привезли бойца – открытый перелом. Кровь хлещет, а я стою… В теории-то я знаю что нужно сделать, но с места сдвинуться не могу. Страшно. И вот я стою, смотрю на него, а сама себя благим матом крою:


«Что же ты, дура, три месяца-то учебники тискала, а как до дела дошло – сделать не можешь ничего?»…


…он тогда погиб, слишком поздно его доставили… а я? Я привыкла. Знаете, со временем, оно, ведь, ко всему привыкаешь: и к крови, и к смерти даже.


Но вот мириться с поломанными судьбами – нельзя! Мириться с искорёженными человеческими судьбами – никак нельзя! Вот, ежели, привыкнешь к людскому горю, то всё! Считай – пропал! Считай, что такой же гнилой сердцем, как и эти… фашисты!


Сколько горя они нам причинили!


Я вот, иной раз, на детишек смотрю, а сама думаю: «не приведи, Господь, им, хоть долю, того увидеть, чего мы на войне перевидали»…


Ой, вы уж, ребят, меня простите, я, наверное, такие глупости рассказываю… Вот, я вам сейчас главное скажу:


Знаете, домой с фронта шли уставшие, горькие люди. Война, она ведь, каждого обидела, ни один дом не обошла стороной! И уж как я боялась, что у нас народ озлобится от нее, очерствеет… И долго меня этот страх терзал. До тех пор, пока я в свое фотоателье не вернулась. И там… я увидела тот самый взгляд… Советский.


И тут, у меня все на свои места встало! И тут, я поняла!


– Не танками мы победили, не оружием! – Нет!


Победили мы… Душой!!!

Вот той «широкой русской» Душой!

Алёшка

Алешка, ты совсем уж большой стал. О, как вымахал…


Я ведь знаю, что ты сегодня-завтра про мамкину смерть спросишь… возраст у тебя такой, любознательный подошел… я ведь и слова какие-то готовила, чтоб тебе сказать. А, вишь, оно как: ты спросил, да я и растерялась…


Тяжело мне про Пелагию Андреевну вспоминать, жалко голубушку! Мы ведь с ней, почитай, с самого рождения вместе, как сестрички. И всегда во всем она подсобит, все подскажет: уж, такого ума девка была – ооо! А душа-то ейная… Дивная, каких поискать.


Вот кажется – живи свой век – не тужи. За мужем держись, да детей воспитывай. А война, она, сынок, иначе распорядилась…

Ну, коли уж ты спросил – я тебе должна рассказать все, как было:


…В декабре 42 года, мы c твоей матерью были в партизанском отряде.


Я за больными ухаживала, за тобой-крохой, приглядывала, а Пелагия – в разведку ходила. И, ведь, в самое пекло всегда лезла – страху-то в ней не было отродясь.


Бои шли такие ожесточенные, что каждый день – жди беды! И я вот, будто, за обеих за нас тряслась, когда она из лагеря уходила.


Помню, вернулась она как-то с очередного задания, а ты, крохотный еще совсем, к ней подбегаешь. Обнимаешь. Лепечешь чего-то «на своем» (на ребяческом) … вроде как, рассказываешь остальным, что мамка, мол, вернулась!


А мы с бабами на это все глядим, как слезами зашлись! Представляешь, Алешк: война кругом, под ручку со смертью ходит, а тебе все нипочем! Ты и не видишь этого, из-за своей радости.


Надо же, война, а тут такой ангелочек мамке радуется!


А Пелагия видит, что мы себя жалеть начали, тебя в охапку, к нам подсаживается, строго на всех поглядела, и говорит:

Это Тебе. С любовью от Марии Фомкиной

Подняться наверх