Читать книгу Замуж за миллионера. Каннский круговорот - Мария Гарзийо - Страница 2

Я влюбилась в него с первого взгляда. Окончательно и бесповоротно. Моё маленькое глупое сердечко алой бабочкой выпорхнуло к нему на встречу. А опустевшее тело осталось стоять на месте, впечатавшись ступнями 39-го размера в запотевший тротуар.

Это судьбоносное мгновение очертило белым мелом новую жирную линию отсчёта моего существования. Все, что было до встречи с ним, развеялось в серой дымке забвения. Мысли о нем многочисленным вражеским войском захватили мою черепную коробку, жестоко расправившись с обитавшими там ранее повседневными не важностями. Эти безжалостные триумфаторы безудержно праздновали свою победу весь вечер и всю ночь. Их бесстыжие тени плавали в пузыристом трюфельном муссе, которым потчевал меня шеф-повар на ужин. Их размытые силуэты отражались на пупырчатой поверхности бокала Laurent Perrier. А позже в тёмном номере отеля их дерзкий надоедливый шёпот превратил меня из участницы в вялого податливого созерцателя любовной гонки за удовольствием. Когда мой любовник угомонился, великодушно простив мне мою безучастность или попросту не заметив ее, окончательно обессилив, я целиком и полностью отдалась во власть этого наваждения. Итогом полу бессонной ночи стали, вынырнувшие из-под слоя ботокса морщинки вокруг глаз и твёрдая решимость завладеть предметом моих мытарств. Поставленных целей я привыкла добиваться. Очень скоро мои мечты обрели реальные очертания.

Я сижу в кресле в старомодном номере Мартинеза, одном из тех, до которых ещё не добралась умелая рука реставраторов, и мусолю первую за это утро сигарету. Передо мной он, эпицентр моей страсти, единственный, неповторимый, столь вожделенный… необходимый мне как воздух… лежит на ковре, неловко распластавшись. Мы провели вместе восхитительную ночь, наполненную до краёв музыкой, шампанским и волшебным ощущением праздника. Но серое бессолнечное утро по привычке смело пыльным отрезвляющим веником весь искристый налёт неповторимости, вернув меня из сказки обратно в безликий быт. Моя пылкая влюблённость, смущённо завернувшись в отельное полотенце, выскользнула из номера, аккуратно прикрыв за собой дверь. Я смотрю на него и не верю, что ещё совсем недавно все моё существо было пропитано им… этим мятым отрезком шелка с квадратной бирочкой Ланван и четырёхзначным ценником.

В ванной затихает шелест водных струй. Я наблюдаю краем глаза как из душевой кабинки осторожно, чтобы не поскользнуться, вылезает обнажённый мужчина. Оказавшись перед зеркалом, этот 45—47-летний господин мгновенно подбоченивается, приосанивается, пытаясь знакомым всем его молодящимся собратьям способом на вдохе переместить лишний объем с области живота вверх на грудную клетку. Оставшись, судя по выражению небритого лица вполне довольным этим минутным перевоплощением, он заворачивается в мягкий белый халат и переступает порог ванной комнаты.

– Ты уже не спишь, – удостаиваюсь я ценнейшего наблюдения.

Мотаю головой и, затянувшись, наконец, сигаретой, чувствую, как блаженный вредный дым заполняет мои лёгкие.

– И уже куришь, – продолжает сыпать открытиями мужчина в халате.

Киваю, уставившись в потолок. Наверно стоило бы быть с ним поласковее. Может быть, подойти, чмокнуть в щеку, спросить, хорошо ли он спал. Вроде так принято у нормальных людей. Только к категории этих самых «нормальных» я уже давно не отношусь. К счастью. Наверно.

Вообще этот американец какого-то запутанного канадо-еврейского происхождения (расписал он свои родовые корни красочно и подробно, но в отсутствии планов породнения с ним слушала я повествование одним и тем не очень внимательным ухом) не вызывает у меня отрицательных эмоций. Он хорошо воспитан, вежлив, предусмотрителен и в меру щедр. По ту сторону одеяла непротивен, но, как оказалось, через чур поспешен. Вчера вечером, заложив неплохое начало в виде вполне приемлемых прелюдий (не говоря уже о крупной порции афродизиака – подаренного платья), этот успешный финансист вдруг куда-то страшно заторопился. Как будто кто-то шепнул ему в ухо, что акции вот-вот подпрыгнут и их срочно надо скупить. Прямо сию секунду. Делец перешёл на пятую скорость, проигнорировав предыдущие, и досрочно достиг финишной прямой. Ура, акции куплены. Не наделённая деловой хваткой, я быстро отстала, проводив печальным взглядом ускользающую вдалеке искру удовольствия. Ну, ничего, зато у меня было заветное платье. А это поважнее очередного плоского приглушенного шампанским оргазма.

Впрочем, я отвлеклась. Саймон (а именно так зовут моего состоятельного торопыгу) неодобрительно качает головой. Должно быть, ему не нравятся курящие женщины. По всем правилам жанра он уже много лет нерушимо женат на какой-нибудь розовощёкой домашней Дороти. И возвращаясь с очередной деловой поездки, этот эпизодически неверный муж наверняка привозит своей благоверной какую-нибудь приятную безделушку от Ван Клиф или Картье. А потом, созерцая подаренное украшение на шее жены, прокручивает в памяти фотографии «о, а это Камилла после сделки в Мадриде», «а это Вероника, важный контракт в Москве». Ох, в какие дебри меня занесло с утра пораньше. Похоже, алкогольные пары все ещё не выветрились из моей легкомысленной головы.

– Хочешь, я закажу завтрак в номер? – неуверенно предлагает Саймон.

Он старательно пытается налепить на физиономию радостно благодушное выражение, за что я очень ему благодарна. Однако я прекрасно понимаю, что общаться со мной ему не охота. Мы провели вместе четыре дня, в течение которых каждый из нас в меру завуалировано, стремился к своей цели. Моей, как несложно догадаться, было платье Ланван. Что касается намерений Саймона, тут вообще все прозрачнее не бывает. Получив желаемое, мы сразу сделались друг другу неинтересны.

– Я неголодна, – великодушно вру я.

Вот вам, милый Саймон, подарок за вашу любезность.

– И мне, честно говоря, надо идти.

Мужчина неумело изображает печаль по поводу столь поспешного расставания. Актёр из него никакой. Ещё хуже чем любовник.

– Я был очень рад с тобой познакомиться! – целует он меня в висок, когда я, уже одетая, задерживаюсь у дверей, – Возможно, я ещё приеду в Канны в этом году…

Или в следующем. Или через два. По правде сказать, мне плевать, Саймон.

– У меня есть твой номер.

– Ага, звони, если приедешь, – бормочу я, проскальзывая мимо него в холл и прикусывая язык, чтобы не ляпнуть совсем уж неуместное «привет жене!».

Круазетт утопает в мягком влажном утреннем тумане. Работники частных пляжей лениво раскладывают лежаки. Неутомимые местные пенсионеры занимают места на синих железных стульях для просмотра бесконечного пёстрого и разнообразного спектакля под названием «Канны». Я бреду домой, сжимая в руках картонный пакет с платьем и купленными в комплекте туфлями, и мне почему-то страшно хочется разрыдаться. Причин поливать знаменитую набережную горючими слезами на первый взгляд не наблюдается. Неделя прошла совсем неплохо. В весёлом искристом летнем ритме. Вобрав в себя все привычные, но от этого не менее желанные радости. Откуда же взялась эта тёмная неровная клякса на белоснежном листе моего настроения? «Должно быть, месячные скоро» – легкомысленно пожимает оголёнными плечиками моя внутренняя Блондинка, «Ерунда!» «Ага, ерунда, как же» – презрительно хмыкает Брюнетка, прикуривая сигарету, «Ты только глянь на неё! 35 лет бабе. Ни дома у неё своего, ни приличного счета в банке, ни золотых слитков под кроватью! О яхте я уже не говорю! Все порхает по жизни от платья к платью, от мужика к мужику… а толку чуть!» «Ну и что с того? Она гедонистка! Для неё главное сиюминутное удовольствие» не соглашается светленькая. «Что-то на физиономии у неё это удовольствие не написано» качает головой тёмненькая. Они обе правы.

Начнём с того, что мне действительно недавно исполнилось 35. Если в России все мужское население давно бы уже перенесло меня из разряда сексуального объекта в старушечий металлолом, то здесь, на юге Франции понятия возраста как такого не существует. Женщина всегда остаётся женщиной, будь ей 25 или 65. Многие мои старшие подруги, накачавшись до ушей силиконом и ботоксом, встречаются с весьма состоятельными и обаятельными мужчинами значительно моложе себя. Некоторые местные француженки вообще ударились в крайность, создав новомодное движение cougar. Эти небедные вдовы и разведённые дамочки, удачно распотрошившие банковский счёт бывших мужей, увлечённо охотятся на закате лет за совсем зелёными юношами. Равенство полов, будь оно неладно. Если седовласым дедушкам позволено окружать себя длинноногими нимфами, годящимися им во внучки, то чем бабушки хуже? На мой взгляд, подобный дисбаланс выглядит смешно и жалко. Впрочем, кто я такая, чтобы их судить? Кто знает, в каком виде я сама перешагну 50-летний рубеж. В общем, это я все к тому, что цифра «35» не припечатала меня к земле тяжеленой плитой с надписью «УЖЕ». Я совсем неплохо выгляжу. Регулярные занятия в тренажёрном зале, свои, проверенные годами, парикмахер и маникюрша, десяток сеансов Cellu M6 ежегодно перед началом сезона, лёгкие вкрапления ботокса и гиалуроновой кислоты каждые 6 месяцев, комплект кремов Ла Прери… в общем, весь необходимый прожиточный минимум в наличии. Ещё некоторое время можно проехать на коньке под названием «внешность». Но уже без свойственной 18-летней диве беспечности. В замечаниях моей внутренней брюнетки есть доля здравого смысла. Пора уже начинать задумываться о вечном, закладывать первые кирпичики в фундамент безбедной старости. И сдаётся мне, что в этих строительных работах подобные Саймону курортники мне не помощники. Конечно, у меня есть Тьерри. Старый капитал, старые традиции.

С 57-летним женевским бизнесменом Тьерри Сешо я познакомилась четыре года назад на традиционной вечеринке Шопар вовремя каннского фестиваля. Этот ценитель прекрасного сразу обратил внимание на моё «недозволенно пустующее», как он тогда отметил, декольте. Пустующее в плане должного ювелирного обрамления, на дары природы мне грех жаловаться. Я, конечно, помялась для вида, изобразила из себя независимую девственницу, ожидающую в холле Карлтона очередного трамвая. Но милое ненавязчивое внимание, и ещё более милые и ненавязчивые презенты нового знакомого быстро отвадили рогатый общественный транспорт, заменив его на уютный салон Ягуара. Я никогда не была влюблена в Тьерри (Боже упаси, чтобы такой казус вообще со мной ещё, когда приключился), но с самых первых дней наших отношений он пробудил во мне какую-то дочернюю привязанность и нежность. Мне ни разу не пришлось притворяться, пряча за мнимыми охами-вздохами бурлящее внутри отвращение. Мне на самом деле было хорошо с этим мужчиной. Хорошо, и на удивление легко, как будто мы знали друг друга целую вечность. Он ни разу не унизил, ни себя, ни меня малейшим намёком на финансовую подоплёку наших отношений. А у меня хватило ума отнестись с уважением к его нерушимому семейному статусу. Нас обошли стороной ураганы ссор, в эпицентре которых так часто оказываются несовпадающие планы на будущее или ревность. Думаю, что Тьерри догадывался, что в его отсутствии (которое длилось дольше, чем присутствие) я не гнушалась свиданиями и недолговечными интрижками. Но с его губ не слетело ни намёка, ни упрёка. Любил ли он меня? Глупый вопрос, который мне не довелось задать даже самой себе. Даже после магнума шампанского. Я знала, что он ценил меня. А это в сто раз важнее всякой сентиментальной шелухи. На третий месяц нашего «общения» Тьерри снял мне двухкомнатную квартиру с очаровательной террасой в недавно отреставрированном особняке на улице Антиб. На пятый сделал меня обладательницей чудесного алого Мини-Купера, о котором я до этого мечтала ни один год. Что касается всякой жизненно важной мишуры вроде платьев и туфелек, для этого мне был открыт отдельный личный счёт «на карманные расходы». В Канны мосье Сешо наведывался в среднем не чаще раза в месяц. Бывало, что его отлучки затягивались, зато потом он старался остаться подольше. Мы проводили время на его вилле, расположенной на холме в районе Канн Калифорни, придавались гастрономическим излишествам в звёздных ресторанах «Лазурки», загорали на корме его небольшой, но элегантной яхты под названием «le Rêve». «Мечта». Моя жизнь казалась мне порой воплощением мечты. Причём гораздо более ярким и дерзким, чем размытое временем очертание этих былых фантазий. Однако я вынуждена изложить нашу с Тьерри историю в прошедшем времени. Не то, чтобы этот прекрасный образчик мужчины совсем канул в Лету, лишив меня своего приятного общества и не менее приятной денежной подпитки. Счета за квартиру продолжают регулярно оплачиваться его невидимой рукой, и мой «кармашек» тоже не пустует. Но вот последняя наша встреча датируется концом мая, а сейчас на дворе август. Своё длительное отсутствие на Лазурном берегу и в моих объятиях Мосье Сешо объясняет дурным самочувствием супруги. Во время последнего своего приезда он выглядел непривычно усохшим, скрючившимся и каким-то опустевшим изнутри, как будто из него вынули сердцевину. Его вид потряс меня тогда до глубины души. Я привыкла к вечно молодому и полному сил Тьерри оптимисту, шутнику и умелому рассказчику. В тот вечер в Шантеклере напротив меня сидел утомлённый жизнью старик, разбавляющий не ладящуюся беседу совершенно несвойственными былому швейцарскому жизнелюбу жалобами на «скудную фантазию» шеф-повара и «недозволительную примитивность блюд». Мосье СеШо в пору было переименовать в Мосье СеФруа1. Даже от секса в ту ночь он вежливо, но настойчиво отказался, сославшись на головную боль. И это Тьерри, которому не знаком был ни один недуг! С тех пор мы несколько раз говорили по телефону, но это были в основном поверхностные, ничего не значащие бытовые диалоги, за которыми не слышалось ни нежности, ни страсти. Моя приобретённая деликатность не позволила сделать попытки пробраться в душу моего милого друга и откопать источник этой внезапной перемены. Возможно, им действительно было пошатнувшееся здоровье жены, которую он обычно высокопарно величал «моя дражайшая супруга», и, я уверена, в глубине души преданно любил. Может быть, он почувствовал, что в этой изученной до морщинки женщине, которую он десятилетиями принимал как данность, и есть главный смысл его собственного существования. И испугался. А может, мой пожилой Дон Жуан повстречал на каком-нибудь коктейле прелестное молодое создание, столь свежее и блистательное, что оно запросто затмило знакомый образ каннской любовницы. И дабы не обижать эту самую любовницу Тьерри скормил ей под бокал шампанского миф о больной жене, столь древний, что им, должно быть, ещё пользовался один из тех слонов, что держат мир. Как бы то ни было, невесёлый результат остаётся тем же. Я не могу с уверенностью сказать, сколько ещё просуществует денежный источник мосье Сешо. Год? Пару месяцев? И что дальше? Допустим, что, не будучи совсем уж безголовой тряпичницей, кое какие средства за время союза с Тьерри я все-таки сберегла. Этих накоплений может хватить на полгода квартплаты и приличного существования. А потом придётся распродавать украшения, сумки и (Боже упаси) расстаться с моей красной Минькой. Нет, доводить ситуацию до такого края недозволительно! Надо срочно искать серьёзный стабильный вариант, который сможет не просто заменить Мосье Сешо, а реально обеспечить мне материальную платформу на грядущую старость. Как насчёт древнего старика миллиардера, который скоропостижно скончается на выходе из церкви, удачно завещав свои миллиарды молодой супруге? «А это идея!» хихикает блондинка, успевшая с утра уже изрядно набраться шампанским. Брюнетка красноречиво вертит пальцем у виска.

Я пристраиваюсь за столик в маленьком кафе недалеко от дома, прошу знакомого официанта Жюльена принести мне американский кофе с парочкой не сильно поджаренных круассанов и выбиваю из пачки сигаретку. Наверно стоило бы бросить эту пагубную привычку курить. Всем известно, что табак портит зубы и кожу. Зато как выгодно можно продемонстрировать безупречный маникюр и недавно приобретённое колечко Картье! И мне всегда, почему-то казалось, что курящим женщинам присущи какие-то особенные элегантность и загадочность. Айфон звенит сообщением. Подруга Жанна предлагает встретиться. «Привет, Люлю, сто лет не виделись! Приезжает Аришка. Сегодня в 8 в Перле?»

Когда-то давно мы были почти неразлучны. Как три мушкетёра без Д’Артаньяна. Друг за друга горой. У нас были свои нерушимые догмы, вроде «никогда не оставлять пьяную подругу в компании малоизвестных мужчин», или «кто первый застолбил спонсора, тот его и разводит». Ляля, Нана и Риша. Золотая троица светских львиц Лазурного берега. Как же давно это было… Как будто в другой весёлой, беззаботной, искрящейся брызгами Кристалл Родерер жизни.

Мы познакомились шесть лет назад в Сан Тропе. Я тогда ещё была совсем молода и недопустимо наивна. Моё пребывание во Франции исчислялось несколькими месяцами. Я глазела по сторонам восторженными, ослеплёнными южным солнцем глазами, и едва верила увиденному. Все вокруг мне казалось невообразимо прекрасным. В том числе и встреченный на набережной Ниццы итальянец Стефано. На нем были ярко синие мокасины неизвестного мне в ту пору брэнда, недозволенно сильно распахнутая на загорелой груди полосатая сорочка и печать успешного, уверенного в себе прожигателя жизни. А как ласкали слух его певучие «белла, беллиссима»… В общем, на следующий день после знакомства Стефано пригласил меня в Сан Тропе на пляж Вуаль Руж. Там на алых подушках нас поджидал приятель моего итальянца Массимо со своей спутницей, которую он, представил нам как Жанну. Девушка мгновенно вызвала у меня симпатию. Ниже меня ростом, тощая до костлявости, с задорным мальчишеским ёжиком на голове, она явно не годилась мне в конкурентки. В довершение картины на ней был явно не фирменный бикини, проживавший свою вторую, а то и третью молодость. Я же представляла собой (и до сих пор таковой являюсь) привычное иностранцам клише славянки. Рост 1.78, грудь 90D, талия и бедра соответствуют, длинные светлые локоны на плечах и яркая губная помада в любое время дня и ночи. Ну и купальник на мне в тот день был Эрес. Короче говоря, невзрачная (как мне показалось тогда) Жанна мне понравилась. За бокалом ледяного шампанского мы как-то сразу разговорились. Новая знакомая поведала, что она русская из Питера, на юг Франции её занесли авантюризм и желание забыть болезненный разрыв с каким-то талантливым художником алкоголиком (судя по всему, пьяницей он оказался все же более одарённым, чем живописцем). В Сан Тропе она, по профессии фотограф, нашла сезонную работу продавщицы в бутике Боттега Венета. «В целом неплохо», вещала авантюристка, закусывая сочным куском арбуза, «Но начальница противная попалась. Ненавидит русских». Я спросила, сможет ли она мне сделать скидку на какую-нибудь сумочку. Жанна искренне обещала попробовать. Я тогда, кажется, тоже под влиянием пузыристого змея выдала какие-то ошмётки своей биографии ДО. И нас намертво спаяло вместе нерушимое «все мужички – козлы». Как выяснилось совсем скоро, эта неписаная истина распространялась не только на близких по крове славян. Стефано и Массимо после четвертой бутылки шампанского отправились в туалет (и как нас только не насторожил этот момент – они же не девочки, чтобы ходить писать парами!) и больше оттуда не вернулись. Мы преданно ждали кавалеров ещё минут сорок, доедая арбуз и допивая веселящие пузырьки. Но они так и не появились. Зато вместо них к нам пожаловал счёт. И тут мы с Жанной мгновенно протрезвели, обнаружив, что хозяева этого милого пляжа оценили съеденный нами овощ-фрукт в 100 евро, и в списке этот полосатый гад был самым дешёвым. «У меня с собой 50 евро» пробормотала продавщица. Ну а я, не наученная ещё тогда горьким опытом, вообще заявилась на встречу с шикарным итальянским мачо без копейки за душой. «Однако здравствуйте» выплыла откуда-то из подсознания фраза Михаила Леонтьева. Первым делом мы принялись ошалело стрелять глазами во все стороны в поисках возможного мецената. Подобного не обнаружилось. Все диванные места были заняты пёстрыми шумными двуполыми сильно подвыпившими компаниями. «Эй, девчонки, сигаретки не найдётся!» неожиданно окликнула нас шикарная дамочка из-за соседнего столика, безошибочно угадав в нас соотечественниц. Я машинально протянула ей пачку Вог. Красотке хватило одного беглого взгляда на наши кислые физиономии, чтобы сообразить, в чем дело. «Пересаживайтесь к нам вместе со счётом», – неожиданно подмигнула она, «Мои лоси даже не заметят». Это было необычайным везением. Мы с Жанной не заставили себя упрашивать, и уже через секунду устраивались на соседнем канапе, сверкая благодарными улыбками. «Лоси», больше напоминающие спёкшихся на жаре тюленей – два розовых усатых толстопуза – приветствовали нас вялыми ухмылками. «За встречу!» скомандовала наша избавительница по-английски, разливая по бокалам пенящуюся жидкость, «Сколько лет, сколько зим!» Позже выяснилось, что спасительницу зовут Арина, и она владелица небольшого агентства недвижимости. Лосе-тюлени – её клиенты, и все они вот уже вторую неделю отмечают подписание договора о покупке виллы в Кап Ферра. С такой девушкой, как Арина, при других обстоятельствах я бы ни за что не полезла дружить. Невооружённым глазом было видно, что до её уровня я не дотягиваюсь, даже встав на цыпочки. Каждый квадратный сантиметр её безупречного лица дышал ухоженностью и холеностью. Гладкие пепельные волосы, умело уложенные хорошим специалистом, идеальной формы грудь (тогда мне было невдомёк, что это силикон), токая талия, стройные загорелые ножки с аккуратным педикюром,… не говоря уже об элегантном пляжном комплекте, тунике и бикини, с узнаваемым орнаментом Эмилио Пуччи, и золотистых босоножках на красной подошве. Судьба Арины в отличии от наших с Жанной взъерошенных переживаниями, казалась ровной гладью кристально чистого озера. После небольшой, судя по всему, совсем не запомнившейся ей, встряски со сменой декораций в детстве, вся её сознательная жизнь протекла под надёжным крылом матери и отчима. Последний, потративший лучшие годы на накопление капитала и посему так и не заимевший собственных отпрысков, в очаровательной Аришке души не чаял. Стоило девочке сморщить симпатичную мордашку в плаксивой гримасе, как к её ногам моментально падал желаемый велосипед, компьютер, платьице… Позднее капризы стали серьёзнее. В их рядах числились молодой жеребец Блэк, новый Бэнтли и агентство недвижимости «Вилла Азур». Конечно, в тот судьбоносный день на пляже, Арина не поведала нам и малой доли своей биографии. Мы тогда просто дружно напились практически до бессознательного состояния и, расставаясь, поклялись друг дружке в вечной любви и дружбе. Мало ли подобных глупых обещаний даётся под коварным влиянием алкоголя. Но наше почему-то не растаяло бесследно в отрезвляющей утренней заре, и, небрежно брошенное, семечко симпатии дало щедрые крепкие побеги.

Наверно только сейчас, бросив взгляд назад, на свой мутный портрет семилетней давности, я осознаю в полной мере, сколь ценным и необходимым для меня было то случайное летнее знакомство. От шикарной Арины я научилась всем тонкостям стиля. Она разложила передо мной ярким веером широкий спектр современных дизайнеров, объяснив, что именно, куда стоит носить, чтобы не сойти за «туриста» (а это в её устах было страшнейшим оскорблением). Оказалось, что вовсе недостаточно иметь увесистый кошелёк, чтобы выглядеть «прилично». Увидев меня на вечеринке в шерстяном логотипированном пиджаке Ральф Лорен, накинутом поверх шёлкового платья, ценительница прекрасного красноречиво закатывала глаза «Наша Фрося Бурлакова пожаловала!» «Что опять не так?» не могла понять я. И Арина принималась терпеливо втолковывать двоечнице, что с вечерним платьем дневной Ральф Лорен ну просто катастрофически не уживается. «Неужели ты не чувствуешь?» дивилась она. «Тут нужен блейзер. Или шаль Виттон!» В начале, я действительно не чувствовала. Какая разница блейзер или пиджак? Они же братья! Постепенно капля Арининого старания все-таки раздолбала вдребезги камень моей «фэшн-тупости», и я освоила нелёгкую науку «приличного» гардероба. Кроме функции стилиста Ариша в нашей тройке выполняла так же роль гида по новомодным каннским ресторанам, барам и дискотекам. Поначалу ей приходилось разъяснять двоим лаптям, что такое coquilles St Jacques 2и почему бретонский омар лучше канадского, но французскую гастрономию, надо отдать нам должное, мы освоили на удивление быстро. Оставалась ещё одна наука, жизни необходимая молодым девушкам, задумавшим пустить корни в плодородной земле Лазурного берега. Chasse à l’homme3 Несмотря на эффектную внешность, Ариша не могла сделаться нашим гуру в этой области. Ей просто фатально не везло в любви. Столь утончённая в выборе одежды и сумочек, она делалась криминально неразборчивой в подборке главного женского аксессуара – мужчины. Ей вечно попадались одни лишь беспролазные подонки. Непременно богатые. Непременно на Феррари или, в крайнем случае, Астон Мартине, но обязательно подонки. Из её слёзных любовных историй можно было бы собрать альманах «козлы и прочие каннские парнокопытные», который навсегда бы отвадил искательниц приключений от охоты за лазурными богачами. Начиналась эти романтические сценарии всегда одинаково. Арина прилетала к нам, благоухая любовью и новым ароматом Кристиан Диор, вся такая возвышенная, воздушная, невообразимая. Нам хватало одного взгляда на её румяные щёчки, чтобы определить «очередной козел уже в стойле». «Он замечательный!» хлопала ресницами влюблённая «У него Бугатти Вейрон!» Потом она исчезала. Иногда на неделю, иногда на месяц. Реже на два. А возвращалась к нам блеклая тень Ариши. С отросшими корнями, облупившимся маникюром и потухшим взглядом. «Сволочь!» цедила тень сквозь зубы, запивая сигарету Джек Дениелсом, «Не хочет на Мальдивы, можно было на Сан Барт… принципиально, что ли! Надоело ему, видите ли, деньгами разбрасываться. Жмотяра! Крот помойный!» И так по кругу до следующего «замечательного». Мы поначалу пытались вразумить Аришку, объяснить ей, что мужчины – создания трепетные, нельзя их так сильно сразу трясти, надо по-умному, понемножку, по капельке… А, если уж правда любовь-морковь, то, может, вообще не трясти? Тем более, что сама Арина девушка небедная. Но как это так «вообще не трясти» наша подруга не понимала. «Ещё предложите мне его на Мальдивы свозить!» взирала она на нас как на двух умалишённых. Мне не удавалось с точки зрения примитивной психологии растолковать это горящее стремление, во что бы то ни стало безлимитно «развести» объект симпатий. Казалось бы, Арину обошла участь девиц из небогатых семей, вынужденных «высиживать» в клубе или в баре какого-нибудь спонсора, потому как собственных средств на мало-мальски алкогольный напиток не хватало. Почему тогда? Может быть, подобное отношение впиталось с молоком матери, уроженки города Луганска, сменившей грошовую учительскую зарплату и мужа-вахлака на щедрого австрийского бизнесмена Клауса (которого две очаровательные пиявки за глаза величали Санта Клаусом) со всеми прилагающимися к нему радостями жизни. Так или иначе, отступать от своих постулатов Арина не торопилась.

Что касается Жанны, тут ситуация была совершенно другая. Моя вторая подруга не обладала ни элегантностью, ни красотой, ни богатством Аришы. Однако общение с ней оказалось для меня не менее важным. В этой, с виду неприметной девушке были с детства заложены тонкий, неуловимый шарм и необъяснимая магнетическая притягательность. Мужчины, зацепившись взглядом за нашу пёструю троицу, всегда первым делом выделяли Арину (в неотъемлемом Эрве Леже или в пайетках), затем меня, и лишь в последнюю очередь худенькую тростиночку Жанну. Но нас они так же быстро забывали (мало ли на Лазурном берегу хорошеньких блондинок), а вот наша тощая приятельница почему-то западала в душу. За все годы, что я её знала, Жанна ни разу не побывала в роли «брошенки». Всегда инициатором расставаний выступала она, а отвергнутые кавалеры ещё долго поджидали её у подъезда, забрасывали цветами и кольцами с брильянтами (это не гипербола, одних помолвочных колец она сдала обратно в бутик Картье штук пять точно). Конечно, нам было интересно разгадать секрет подобного успеха. «Я интересуюсь ими, но не увлекаюсь», спокойно пожимала плечами подруга, «Просто по-другому не получается». Однажды после ощутимой порции шампанского, Жанна призналась мне, что все ещё вспоминает своего неудачника живописца. «Как будто перегорело что-то внутри. Пытаюсь по-настоящему увлечься кем-то, чтобы витать в облаках как Аринка, а не выходит. Понимаешь?» Я тогда кивнула головой, хотя понять, как можно так долго хранить тёплые чувства к какому-то бессребренику я была не способна. Но от Жанны я со временем переняла эту отстранённую заинтересованность в мужчине, хотя в моем исполнении это все равно было игрой, и некоторое самые прозорливые экземпляры унюхивали подвох.

Вот такие у меня были подруги. Были. Два года назад от нашей троицы отпочковалась Арина. Все начиналось как обычно. Очередное, как мы назвали подобные любовные ямы, «забужение». «Красавец, хирург, Астон Мартин, пентхаус в 1 округе Парижа… Самый лучший, самый любимый!» Мы с Жанной синхронно пожали плечами и проводили приятельницу в столицу. Будучи на сто процентов уверенными, что Аришка не продержится и месяца. Однако летели дни, осень сменилась зимой, а зима весной, а от нашей влюблённой не было ни слуху, ни духу. Смс-ки до неё не доходили, затерявшись где-то между Сант-Етьенном и Лионом, имейлы возвращались, не достигнув адресата, профиль на фейсбуке не обновлялся… Однажды, столкнувшись, на улице с племянником Санта Клауса, я не поверила своим ушам, узнав, что Арина вышла замуж в Париже и родила дочь. Почему такой немаловажной новостью она не удосужилась поделиться с ближайшими подругами, так и осталось для нас с Жанной загадкой. Последняя, в свою очередь, тоже отошла от общих тусовок. Хоть и совсем не сгинула, но появляться стала гораздо реже. А в один прекрасный апрельский день объявила мне, что выходит замуж за монегаска ливанского происхождения. «Удалось-таки увлечься?» с крошечной долей язвительности спросила я. Жанна в ответ спрятала глаза в цветочный горшок и затянулась сигаретой. С её избранником я познакомилась только на свадьбе – пышном, торжественном, немыслимо дорогом празднестве, кишащим местной элитой. Это был небольшого роста (на полголовы ниже невесты) лысеющий, не очень плотного телосложения, горбоносый брюнет по имени Омар. Мне запомнилось, как он сверкнул жадным взглядом по моему декольте и многозначительно погладил мою ладонь при рукопожатии. Одной этой детали мне хватило, чтобы навсегда проникнуться густой неприязнью к этому человеку и стараться избегать последующих встреч. Впрочем, Жанна и сама не стремилась выступать организатором общих мероприятий. Превратившись в замужнюю даму, она окончательно исчезла с моего горизонта. Чтобы вынырнуть год спустя вот этой крошечной смс-кой.

Ну, и что прикажете с вами делать, пропащие души? Гордо отклонить предложение? Вам все это время было наплевать, как я, что я, где я, жива ли, счастлива ли… Ответить заслуженным презрением? Мой первый порыв именно таков. Стереть сообщение и выбросить из головы образы некогда почти родных людей, так запросто предавших меня. Догоревшая сигарета жжёт пальцы. Тьфу, совсем увязла в путанице мыслей и воспоминаний. Кофе давно допит, вкуса круассанов я даже не ощутила. Я прошу Жюльена плеснуть мне ещё бодрящего напитка (и черт с ним со сном!) Вслед за обиженно надувшей губки блондинкой, выглядывает рассудительная брюнетка, нацепившая маску любопытства. «Неужели тебе не хочется узнать, что с ними случилось, и какими они стали?» «А разве так не понятно?» фыркает блондинка, «Две, погрязшие в быту и мужьях, замужние дамочки. А Аришка вообще (с выражением глубокого ужаса на кукольном личике) ма-маша!» Честно говоря, моего небедного воображения не хватает на то, чтобы представить мою боевую подругу в роли матери. Эту весёлую девицу, извивающуюся на ВИП столике в клубе в бессовестном мини. Эту неизменную тусовщицу, принимавшую душ из шампанского на пляжах Памплон. Этого вечно молодого и вечно немного пьяного яркого мотылька, бесшабашно кружащего по жизни… С орущим младенцем на руках? Нет уж, увольте. «Вот сходишь и посмотришь!» подзуживает брюнетка. Ну, ладно, увидеть Аришу действительно любопытно. Но Жанна… Кто мешал ей связаться со мной раньше? Может быть, гордыня? Чего там якшаться с какой-то неудачницей, когда в новом блистательном окружении одни миллиардеры? Разве сможет бывшая подруга поддержать разговор о преимуществе яхты Валли перед Бенето, и домработниц балийек перед малазийками? А ещё, чего доброго, ляпнет в достойной компании какое-нибудь неуместное «а ты помнишь…» В моей обиде на Жанну можно, если сильно приглядеться, разгадать крошечную частичку зависти. Чернявый ливанец Омар, конечно, далёк от образа мужчины моей мечты, зато, приобретённый путём брака с ним материальный достаток мне бы точно не помешал. Там, в конце концов, и развестись можно, прихватив с собой десятку-другую миллиончиков на тепленькую старость. «Сходи на встречу и намекни, чтобы Нанка подогнала тебе какого-нибудь Краба или Лангуста» даёт дельный совет брюнетка. А что это ведь и, правда, неплохая идея. Раньше мне подобное в голову не приходило. Наверно потому, что рядом маячил мой милый Мосье Сешо. Итак, решено. Я удостаиваю Жаннин номер лаконичного «ОК».

Теперь домой, отсыпаться и приводиться себя в порядок. Думаю, ни для кого не секрет, что готовиться к встрече с подругой всегда приходится гораздо тщательнее и вдумчивее, нежели к свиданию с мужчиной. Последний вряд ли обратит внимание, что на вас (Боже, какой кошмар!) то же самое платье, что и две недели назад (если это, конечно, не красные пайетки). Он так же, будучи поглощённым разработкой стратегии вашего соблазнения, скорее всего не заметит какой-нибудь незначительный дефект вроде комочков на ресницах или сколупнувшегося лака на мизинце ноги. «Заядлая» подруга же никогда не упустит ни одной детали. Она мгновенно сосканирует ваш наряд, ваш макияж, ваше лицо, ваши ноги в поисках утешительного «брака», и, обнаружив, непременно сообщит вам о нем с горькой миной на физиономии. Конечно, Ариша и Жанна не относились к категории таких типичных доброжелательниц. Они всегда критиковали и советовали по делу, и между нами не висела в воздухе тяжёлая туча зависти. Однако, как говорят персонажи задолбавшей всех рекламы очков «Крис», ca c’était avant – это было раньше.

В назначенный час (плюс пятнадцать минут) я сворачиваю на улицу Масэ. На мне чёрное шёлковое платье-футляр со штампом Dsquared2, колье Шурук, бежевые босоножки Трибют ИСЛ и светлый питоновый клатч Прада. Скромненько, и, как мне кажется, вполне со вкусом. На террасе никого хоть отдалённо напоминающего моих беглых подруг не видать. Ну, вот я ещё и первая припёрлась! Хорошо начинается вечер. «А я говори-и-ла», гундосит блондинка. Я забираюсь на высокую табуретку. Может, сразу врубить ядерный Лонг Айленд? «Ага, пусть они, все успешные и шикарные, увидят, как ты, неудачница, топишь в алкоголе свою тоску» хмыкает брюнетка. Когда стрелка на моих Балон Блю перескакивает на отметку 25, из-за моего плеча неожиданно выныривает Жаннка. «Скузатти, никак не могла припарковаться» весело щебечет она, целую я меня в щеку. Это итальянское словечко, которое уже давно успешно вжилось в Нанкин лексикон, почему-то бьёт меня током раздражения. А может дело не в нем, а во всем внешнем виде подруги. За год разлуки, тощая девочка-подросток волшебным образом преобразилась в породистую даму. Гладкое, чуть тронутое загаром личико без единой морщинки, аккуратный неброский макияж, стройное тело, завёрнутое в темно-синее кружевное платье Валентино из зимней коллекции, крупные брильянты в ушах, ну и вишенка, нанёсшая последний сотрясающий удар по пирогу моего самомнения – крокодиловая Биркин цвета электрик, небрежно брошенная хозяйкой на соседнюю табуретку. Мне требуется несколько минут, чтобы вытащить брюнетку и блондинку из глубочайшего обморока.

– Замечательно выглядишь, – скриплю я, насаживая на анфас не желающую держаться кривенькую улыбку.

– Ты тоже! Ничуть не изменилась! – искренне лыбится Жанна.

Конечно, ещё бы ей не лыбиться. Считала уже мои новые морщины, разницу в цене наших сумочек и платьев, и теперь ликует в душе. «А я говори-и-ла!» тянет блондинка поганым голосом. Брюнетка заносит над её пустой головой бейсбольную биту.

– Закажем шампанского? Или ты хочешь коктейль? – продолжает светиться позитивом подруженция.

Все-таки Лонг Айленд?

– Как хочешь, – растягиваю губы я, – А Ариша будет или как?

– Обещала вроде, – бросив беглый взгляд на утыканные брильянтами и прочей роскошью часики Шопар, отвечает бывший питерский фотограф, – Она приехала на пару дней всего. С ребёнком.

– Она с собой ЕГО не потащит, я надеюсь, – испуганно хлопаю ресницами я.

Для полной потери равновесия мне не хватает только маленького кричащего и воняющего чудовища.

– Нет, сказала, няне оставит. О, а вот и она!

Перед нами как по взмаху волшебной палочки материализуется Арина. Арина ли? Нет, не может быть! Эта измождённая бледно-зелёная тётенька лет на 10 меня старше в платье Прада двухлетней давности никак не может быть моей модной молодой подругой!

– Как же я рада вас видеть, девочки! – восклицает зелёная тётка и бросается мне на шею.

Мне приходится опять призвать на помощь весь свой хиленький актёрский талант, чтобы подхватить готовящуюся в очередной раз дезертировать физиономию.

– Вы обе очаровательны! Мои уроки не прошли даром! – она радуется вполне искренне, и мне становится стыдно, за свою недавнюю вспышку зависти, – Лялька, зачёт! Нанка, ты, что в лифчике?

Вот у человека глаз-алмаз! Первым делом узрела не брюлики и Эрмеса, а присутствие нижнего белья, к помощи которого наша Жанна никогда за свою историю нашего знакомства не прибегала. Летом она жаловалась, что всякие «труселя» и «лифаки» сковывают её движения, и натягивала платья прямо на голое тело (возможно, в этом тоже крылся секрет её успеха у сильного пола). Зимой свободолюбивая натура все-таки снисходила до стрингов, но вот бюстгальтеров в её гардеробе не было отродясь.

В ответ на Аринино замечание Жанна вместо того, чтобы рассмеяться и выдать нам какое-нибудь шутливое объяснение этой перемене, почему-то тушуется и отводит взгляд.

– А ты чего в позапрошлогодней Праде с жёлтым пятном на плече, Ариш? – наконец выдаёт она ответную пику.

– Где пятно? О, точно! Блин, это Катюха срыгнула, вот ведь зараза! Платье схватила первое попавшееся. Я по-другому оделась, но Катюню вырвало и…

– Катюха – это твоя дочь? – затыкаю пробкой этот неприятный фонтан откровений я.

– Да. Я её назвала Катрин. Катюша по-нашему. Ой, девочки, мне столько всего надо вам рассказать! Только сначала непременно выпьем! Эй, мосье, бутылку Лоран Перрье розэ, s’il vous plait!

Заказ не заставляет себя ждать. Фигуристая бутылка с розовой этикеткой прибывает к нам в компании с ассортиментом лёгких закусок. Официант, слишком ухоженный и манерный, чтобы быть гетеросексуалом, разливает пенящуюся жидкость по узким бокалам. Мы чокаемся молча без привычных воодушевлённых тостов «за нас красивых», «за вечную дружбу». Как будто пьём за упокой этой самой дружбы.

– Ну, рассказывай, пропащая душа, – киваю я Арине, чтобы разбить тяготящее молчание.

В её уставших, небрежно накрашенных глазах с тонкой сеткой морщинок в уголках после нескольких глотков шампанского вспыхивает знакомая мне искорка.

– Ой, девочки, – вздыхает наша прежняя Ариша, – С чего и начать не знаю. В общем, начало вы помните.

– Хирург из Парижа на Ламборгини? – вспоминает Жанна.

– Астон Мартин, – автоматически поправляет Риша, – One-77, ограниченного тиража. А хирург это верно. Всю душу из меня вынул этот врачила. Все внутренности. Ни одного целого органа не осталось.

– Это, я надеюсь, метафора? – поднимаю бровь я.

Ариша печально мотает головой.

– Я же любила этого козла. По-настоящему. Потащилась за ним в этот дурацкий Париж, где вечно холодно и идёт дождь. А он…

– Оказался жлобом? – гадает Жанна.

– Да нет, с деньгами проблем не было. Покупал все, что я просила. Точнее бросал мне деньги. Доставал из сейфа пачку и рассыпал по полу. А я ползала на коленях и собирала.

– Кошмар какой! Ариша, зачем ты это терпела? – ужасаюсь я.

– Это только начало, – она затягивается сигаретой с горькой усмешкой на неухоженных обветрившихся губах, – Я думала, ерунда, пройдёт. Он выпить был не дурак. Ну и кокаину немножко по пятницам, чтобы снять напряжение. И когда не в себе, то мог ерунду всякую нести. Это ведь как болезнь. Не будешь ведь ругать человека, за то, что он болен.

– Да ладно! – вспыхивает негодованием Жанна, – Алкоголизм это и наркомания. Нашла больного!

Арина морщится как от вида бокала виски на утро после мощной тусовки.

– Короче я терпела все. Он ведь потом каялся и в любви клялся. Мы поженились. Он так хотел. Мне все равно было. Вы сами знаете, я замуж никогда не стремилась, и всякие эти пышные торжества мне ни к чему были. Отметили вдвоём. Он выпил много, начал нести какую-то чушь, что все русские проститутки, ударил меня пол лицу. Эй, мосье, обновите, пожалуйста, бутылочку! Я хотела уйти, но он закрывал квартиру на ключ. Говорил, что если сбегу, он меня найдёт и « порежет на мелкие кусочки». С родителями общаться не давал. Потом я узнала, что беременна. Он потребовал аборт. А меня, тогда как током ударило. Мне ведь 38 лет. Последний шанс. Сделаю аборт, больше никогда не рожу. В общем, упёрлась рогами, лучше умру, чем ребёнка потеряю. Он и бил меня и угрожал, что ни один врач столицы у меня роды не примет. Я сбежала к родителям. Он нашёл адрес, припёрся к маме и Клаусу, начал орать у дверей. Они пустили его сдуру. Он ворвался, стал скандалить, ударил меня. Я тогда на 7-ом месяце была… Короче Клаус, как это все увидел, вызвал полицию. Я написала заявление. С тех пор он почти оставил меня в покое. Звонит периодически с разных номеров и кричит в трубку, что никогда мне ни копейки на ребёнка не даст, что это не его «детёныш», что я дура, проститутка и т. д.

Арина замолкает, прикуривая новую сигарету. Её тонкие пальцы с неровным маникюром (мы величали такой «выходным» – на выходе из дома замечаешь, что ногти не в порядке и быстро малюешь что попало) заметно дрожат. Мы с Жанной молчим, лишённые речи этой невозможной, недопустимой историей. Мне некстати вспоминается, как мы попрекали Аришу – пропала, видите ли, живёт там себе счастливо и в ус не дует… а наша подруга в это время медленно и мучительно проходила один за другим все круги ада. Меня до краёв переполняют стыд, раскаяние и сочувствие.

– Ладно, девчонки, стряхните эти кислые морды, – усмехается героиня трагической пьесы, – Что было, то было. Зато у меня есть Катька! Она красавица вышла. Сейчас покажу.

На экране айфона вспыхивает круглая красная узкоглазая физиономия без малейших половых признаков.

– Да-а, красавица, – без особой уверенности в голосе в унисон тянем мы.

– Правда, родилась она раньше времени со всеми этими передрягами… И у неё был РДС, – прочитав на наших лицах непонимание, Арина поясняет, – респираторный дистресс-синдром. Она не могла дышать. На второй день после родов мне сказали, что, скорее всего она умрёт. Но мы с Катькой так просто не сдались. Мы же сильные, мы же вместе, – в глазах подруги мелькает крошечная слеза.

Я сама готова расплакаться. Ещё и шампанское, будь оно неладно, мутит голову.

– Господи, Аришка, – хлюпаю носом я, – Мы же ничего не знали.

– Да, все в порядке, Ляль, все плохое уже позади. Только устала я очень. Катьке пять месяцев сейчас. За это время я ни одной ночи нормально не спала.

– А мама? Няни? Врачи? – вступает Жанна

– Все есть, все рядом. Но неужели ты заснёшь, когда твой ребёнок в соседней комнате задыхается, и ты не знаешь, доживёт ли он до утра?

Мы молчим, не зная, где найти достойные слова, как утешить это непонятное нам, но от этого только более страшное горе.

– Ладно, – смеётся захмелевшая Арина, – Вы совсем, смотрю, скапустились. Давайте зовите официанта, пусть принесёт чего покрепче. Меня тошнит уже от этой кислой шипучки.

Официант, боязливо поглядывая на нашу странную компанию, водружает на столик бутылку виски и какую-то дополнительную закуску. Широта Аришиной души и её кошелька не позволяют обладательнице заказывать алкоголь мелкими дозами. Сколько я её помню, она непременно берет бутылку, даже если намеревается ограничиться бокалом. Я чувствую, что ещё немного, ещё пару-тройку горячительных глотков, и я брошусь обнимать вновь обретённых подруг и орошать их слезливыми признаниями в любви.

– Короче, все у меня хорошо, – подводит неожиданный итог своего трагичного повествования Арина, – Давайте рассказывайте, как вы тут без меня. Мне доложили, что Нанулька замуж вышла.

– Я посылала тебе приглашение, – Жанна, не смотря на выпитое, все ещё не убрала до конца свои защитные иголки.

– Ага, я получила. Только не до этого было. Извини. Ты мне одно скажи, ты счастлива? – как всегда зрит в корень старшая подруга.

Я жду, что Жаннин рассказ своим ярким контрастом только усугубит мрачную Аришину картину, и мысленно прошу её быть посдержанней.

– Знаете, девчонки, – Нана затягивается сигаретой, – честно вам признаюсь, я шла на эту встречу, намереваясь пустить вам пыль в глаза, расписать свою распрекрасную жизнь со всеми её расчудесными возможностями. Но послушала Аришу и поняла, что не к чему это. Хреново все у меня, девочки! Хуже не придумаешь!

– Да, ладно! – недоверчиво хмыкаю я, – По тебе не скажешь!

Сейчас она будет плакаться и рассказывать, как тяжело живётся миллиардерам. Чего-чего, а лицемерия, я не терплю.

– Не скажешь… Конечно, со стороны все выглядит замечательно. В пору позавидовать. Я ни в чем не нуждаюсь. У меня без лимитная кредитка. Всю одежду и аксессуары я покупаю в трёх экземплярах, потому что живём мы между Монако, Бейрутом и Абиджаном. В каждой квартире у меня своя гардеробная, и чтобы не возить чемоданы туда-сюда, я закупаю одинаковые вещи. Вот таких сумок у меня три штуки…

– Тяжела жизнь, ничего не скажешь! – не удерживаюсь от подколки я.

Желание признаваться в любви Жанне скрывается за поворотом.

– Да, это я все не о том… Читаю вам заготовленные строки. В общем, шмоток навалом, а ходить в них некуда. Омар меня никуда не выпускает. Вообще никуда. Первые месяцы мы жили в Абиджане, у него там фирма транспортная. Там вообще меня держали под замком, потому что, якобы, город опасный, меня могут украсть, потребовать выкуп… Потом Бейрут. Опять та же история. «Куда ты пойдёшь, ты никого тут не знаешь. Женщине одной гулять опасно. Сиди дома с тётушками, учись готовить хумус». Думаю, ладно, переживу, додержусь до цивилизованного Монако с нулевой преступностью и разгуляюсь наконец. Хрен с маслом! «Куда тебе идти? Продукты купит домработница. Салон через улицу, тебя проводит охранник. Магазины? Пойдём вместе, я лучше знаю, что тебе надо». Ты, Ариш, правильно заметила лифчик. После свадьбы мне кажется, что я превратилась в мусульманскую женщину (хотя Омар христианин). Перед всеми теми немногими выходами в люди, которых я удостоилась за этот год, он непременно должен был одобрить мой наряд. Никаких декольте, голых рук и ног, не говоря уже о спине. Аргумент один «ты же не гулящая женщина!» И тот же, что и у твоего, Ариша, садиста, хоть и более завуалированный намёк на то, что «все вы русские сами знаете кто». И еще я всегда должна выглядеть безупречно. Все-гда! 24 часа в сутки! Даже вообразить невозможно, растянуться дома на диване в выцветшей широкой майке с облупившимся рисунком и любимых растянутых джинсах. С раннего утра я должна быть накрашена, причёсана и одета вот так, как сейчас. Ни дай Бог забыть пшикнуться духами или освежить маникюр, испорченное настроение на весь день гарантировано. А он… он пропадает где-то днями и ночами. У него работа. Работа, на которую он уходит в полночь, и с которой он возвращается со шлейфом чужих духов. «Это деловые встречи, ты ничего не понимаешь» говорит он, а я вижу, как у него бегают глаза.

Помню, я эти бегающие глазёнки, которые за пару секунд истоптали все моё декольте.

– В общем, я целыми днями сижу одна дома и медленно схожу с ума. А недавно у него появилась идея-фикс – хочет наследника. Просто вынь, да положь ему сына. Присралось человеку. Мои «не готова» слушать не пожелал. За руку потащил по врачам. Все вроде у меня нормально (все эти анализы отвратительные вспоминать не хочется), а ребёнок не получается. Чувствует наверно, что не хочу я его.

– Получится, – уверенно утверждает Ариша, опрокидывая в рот очередную порцию « лекарства от душевных ран».

Жанна поднимает на неё усталый взгляд больной коровы.

– Я не хочу, чтобы получилось. Вообще ничего не хочу.

– Да, ладно, Нан, перестань! – пытаюсь внести нотку оптимизма в эту беспросветную элегию я, – Развод, в конце концов, никто не отменял! Пинком поз зад этого твоего Лангуста, раз он такой гад оказался!

– Лангуста!! – Ариша и Нана разражаются неприлично громким пьяным хохотом, от которого их водостойкая косметика, не выдержав напора, растекается темными струйками по щекам. Спрятавшийся под слоями умело наложенного грима Жанин возраст предательски вылезает наружу сеткой морщинок. Теперь явно заметно, что они с Аришей почти ровесницы.

– Да, никуда меня это ракообразное не отпустит, – хлюпая покрасневшим носом, выдаёт, наконец, Жанна, – Как вцепилось клешнями…

Эта фраза вызывает очередной взрыв бесконтрольного смеха.

– Если хочешь, я дам тебе отличный бабушкин рецепт – Омар в чесночном соусе, можно варить прямо живьём, – подливает масла в огонь Арина.

– М-м, в чесночном соусе, – гогочет Нана, – я его и так не перевариваю, а с чесноком вообще…

Я ощущаю разливающееся внутри тепло. Как же мне не хватало вот таких милых душевных посиделок, щедро сдобренных таким дружным безудержным хохотом.

– Ну, Ляль, теперь твоя очередь, – слегка придя в себя и аккуратно подтерев размазавшуюся тушь, обращается ко мне Арина, – Какие гады ползучие встретились на твоём пути за это время?

– Да, давай, Лялюш, скажи нам, что хоть у тебя все в шоколаде, а то, правда, повеситься в пору!

После мощных душевных излияний моих подруг, мне как-то вроде и сказать нечего. Незамужняя и бездетная, я неожиданно оказалась на этом празднике жизни самой удачливой.

– Ну, у меня все по-старому.., – неуверенно тяну я.

– Это ты о мосье Тьерри? – хихикает Ариша, – По-старому… Сколько ему? 65, дедка – ягодка опять?

– Ха-ха, скоро можно будет от него рожать сразу внуков, – поддерживает сильно нетрезвая Жанка.

– Нет уж, рожать это по вашей части, – не остаюсь в долгу я, – Я ещё пока размножаться не надумала.

– Надумаешь, поздно будет. В 65 и так шансы во.., – Арина демонстрирует большим и указательным пальцем расстояние в сантиметр, – А потом только почкованием!

– О, почкованием и я не против! – покатывается супруга ракообразного.

– Вы обе пьяные дурочки, – констатирую я, – Накачались до ушей, и не в состоянии теперь слушать мою печальную историю. Вечно так!

– Это кто это не в состоянии! Давай, давай, вещай! Мы все внимание, – бормочет Жанка, умудрившись с пятой попытки, наконец, прикурить сигарету.

Ариша пытается состряпать на парафиновой физиономии выражение глубочайшей заинтересованности. Несмотря на их откровенность, мне почему-то совсем не хочется распахивать сейчас перед подругами свою душу. Мне кажется, что единственным подходящим в данной ситуации рассказом будет какой-нибудь чёрный ужастик в стиле Эдгара По, выслушав который мои побитые судьбой птички встрепенуться и мысленно порадуются «бывает же хуже!» Но такого у меня за пазухой не припасено, а выдумывать на ходу не хватит воображения. Так ничего и не решив, я молчу в ожидании, что мои слушательницы немного протрезвеют. Однако, как выясняется, мои терзания напрасны. Выждав короткую паузу, Ариша и Жанна возвращаются к оплакиванию своей досрочно загубленной молодости и воспоминаниям тех беззаботных доблестных времён. Я поддерживаю эти приукрашенные временем и фантазией рассказчиц былины, пытаясь изобразить энтузиазм. Однако после третьей порции виски внутри у меня образовывается огромный вакуумный пузырь, ловко умудрившийся вытеснить бурлящую черно-белую ораву чувств. Айфоны подруг, как будто сговорившись, одновременно заливаются каждый своей настойчивой мелодией.

– Это Омар, мне пора, – подвижное лицо Жанны накрывает белая трагичная маска.

– Мама. Катюшке, кажется, плохо, – голос Арины холодный и резкий, без единой смешинки, без нетрезво растянутой нотки, заставляет меня вздрогнуть.

Как ни странно, я ощущаю почти облегчение. Девчонки торопят официанта, размахивая кошельками.

– Я заплачу! – вызывается Ариша.

– Даже не думай! Я вас приглашаю! – противится Жанна.

Я не вступаю в спор. У меня нет ни отчима-толстосума, ни мужа-миллиардера, и моя гордость как-нибудь переживёт такое маленькое фиаско.

В результате увесистый счёт оплачивает все-таки Жанна. Мы обнимаемся на прощание. На губах у каждой из нас кроме терпкого привкуса алкоголя такая же горькая фраза «давайте встречаться почаще». Они липнет к помаде, скользит, готовая сорваться, но какая-та мощная невидимая сила удерживает её.

Я возвращаюсь в своё холостятское логово. С самого донышка соскребаю последние остатки сил и, вооружившись ими, стаскиваю с себя одежду и оттираю косметику. Мягкая кровать принимает моё инертное тело в свои тёплые объятия. Вместо того чтобы провалиться в глубокий лечебный сон, я разливаюсь по подушке горячими солёными слезами. Я рыдаю долго и отчаянно, оплакивая свою бестолковую жизнь, Аришкину горькую долю, Жаннин беспросветный брак и вообще все грустное и трагичное, что есть на земле. Вялый аргумент брюнетки «завтра будет опухшая физиономия и мешки под глазами» в расчёт не принимается. Заснуть мне удаётся только после трёх часов, когда организм окончательно исчерпывает свои слёзные запасы.