Читать книгу Таинственная Кабардино-Балкария. Сто невероятных, загадочных, труднообъяснимых фактов, явлений, событий, происшедших в республике, которую называют жемчужиной Кавказа - Мария и Виктор Котляровы - Страница 15

…Еще одно незабываемое путешествие по окрестностям Нальчика – на Сарай-гору, самую высокую вершину (1327 метров) Лесистого хребта. Своей верхушкой, представляющей большое плато, она действительно чем-то напоминает крышу сарая. Как сообщает Г. Подъяпольский, «на географических картах название этой горы – Издара (на некоторых картах – Избора). Вся она покрыта лиственным, высокоствольным, преимущественно буковым лесом, который уступает место полянам только на ее южных склонах и на самой вершине, откуда открывается замечательный вид на Скалистый, Боковой и Главный хребты…»[22].

В этих местах расположен интереснейший рукотворный памятник – «монастырь», вырубленный прямо в горе. Сколько слышали о нем в детстве, как мечтали побывать в его кельях, а удалось это сделать только совсем недавно…

Вот что сообщает по интересующей нас теме Е. Кюль: «Одним из христианских памятников истории и архитектуры является Издаринский комплекс монастырей, расположенный… в верховьях реки Хео (район горы Издара). Оба монастыря – мужской и женский – относятся к типу катакомбных. Четырехъярусные ряды келий, соединенных подземными галереями, вырублены в глинистых отложениях по обоим берегам реки. Издаринский монастырский комплекс напоминает знаменитый грузинский пещерный храмовый комплекс, построенный в царствование грузинской царицы Тамары…»[23].

В «Путеводителе по Кабарде и Балкарии», выпущенном в 1928 году, директор Краеведческого музея М. И. Ермоленко писал: «Верстах в 16–18 от г. Нальчика расположена гора, называемая «Сарай-гора». Она видна даже из Нальчика в виде серокаменной, отвесно выдающейся на север скалы, покрытой лесом. Путь на нее из г. Нальчика – через дачи Долинские, реку Нальчик, сел. Хасанья (6 верст от Нальчика). От последнего идет колесная дорога на юго-запад к подошве горы. Потом дорога идет вверх по склону, по лесу, а затем она там суживается до простой тропы и круто поднимается к самому концу хребта. Почти у него расположены пещеры в виде землянок и комнат, вырытые в массиве горы на северо-восток. Пещеры эти давние. В них, вероятно, жили отшельники-богомольцы; после… там была группа толстовцев, но распалась и разбрелась. Интересно осмотреть самые пещеры, родник у них и окружающую местность и подышать там кристаллически-чистым горным воздухом»[24].

Но выше мы не случайно взяли слово «монастырь» в кавычки. В обыденном сознании за нальчикским комплексом действительно прочно закрепилось данное определение. Напомним, что монашество (от греческого monachos – «живущий уединенно») – это посвящение себя религии и Богу, суть его в отказе от мирской жизни. Первые христианские монастыри возникли именно как поселения отшельников еще в III–IV веках нашей эры в Египте. На Руси они появились значительно позднее – с принятием христианства и стали своего рода «центрами культуры»; после революции 1917 года были закрыты «как очаги религиозного дурмана и контрреволюции». Небольшие монастыри, расположенные в отдалении от городов, назывались «пустынями». Еще более мелкие именовались «скиты», «киновии». Пещерный комплекс под Нальчиком не отвечал требованиям, предъявляемым к ним. И даже натуралист Георгий Подъяпольский, бывавший здесь неоднократно, место это иначе как «так называемый монастырь»[25] ни разу не называет.

Действительно, кельи в горе Издара напоминают жилища затворников. «Боголюбезным безмолвником, пустынником, отшельником» был широко известный и почитаемый блаженный Серафим Саровский, затворник Задонского монастыря блаженный Георгий. Но еще в конце XIX века, именно в те годы, когда появляются первые известия о нальчикском «монастыре», святитель Игнатий (Брянчанинов) писал: «В настоящее время в нашем отечестве отшельничество в безлюдной пустыне можно признать решительно невозможным, а затвор очень затруднительным, как более опасный и более несовместный, чем когда-либо. В этом надо видеть волю Божию и покоряться ей. Если хочешь быть приятным Богу безмолвником, возлюби молчание и со всевозможным усилием приучись к нему. Не позволяй себе празднословия ни в церкви, ни в трапезе, ни в келии; не позволяй себе выходов из монастыря иначе как по самой крайней нужде и на самое краткое время; не позволяй себе знакомства, особливо близкого, ни вне, ни внутри монастыря; не позволяй себе свободного обращения, ни пагубного развлечения; веди себя как странник и пришелец и в монастыре, и в самой жизни….»[26].

Мы позволили себе столь обширную цитату, чтобы прояснить суть отшельничества, ибо во все времена были люди, выбирающие «из всех возможных жизненных путей тяжелейший», не взирающие при этом «на презрение общества, на прямую опасность попасть за решетку и даже лишиться самой жизни»[27].

О нальчикских отшельниках, которых считали сектантами, писали всякое, но в подавляющем числе случаев публикации эти носили негативный оттенок. В частности, в журнале «Живая старина» в заметке «£Святой старец“ Михаил» сообщается о том, что зимой 1893/94 года в Нальчике появился некто Михаил Субботин, о котором говорили, что он провидец. И «вскоре несколько человек ушли из слободы в горы, вырыли там пещеру и начали вести «праведную жизнь», проводя дни и ночи в слезах и покаянии, «в умерщвлении плоти своей»[28]. В народе их стали называть «Михаильцами-пещерниками». Находились «отшельники» в пещере до осени 1894 года, но, не поладив с местными жителями (речь идет о горцах), возвратились в слободу. Тогда они выбрали место более «удаленное от людского глаза», общими усилиями (в группу копателей входило около десяти человек) вырыли еще несколько пещер и устроили в ней обитель с кельями.

Правда, есть одно смущающее обстоятельство: в публикации говорится, что пещера находилась на берегу реки Урвань. Но это неточность, так как в исторических документах и печатных источниках тех лет упоминаний об урванских скитах мы не встречали.

Как жили затворники? В «молениях и борениях»… Далеко не все выдерживали подобный путь к спасению. Ведь, говоря словами автора записок «В горах Кавказа», «люди, живущие на равнинах, не ведают тех трудностей, какие испытывают монахи-пустынножители, вынужденные часто взбираться на горные перевалы с грузом за плечами. Они зачастую устают настолько, что все мышцы тела трясутся от чрезмерного переутомления. Расстояние в 14–15 километров летним днем едва-едва удается преодолеть за 12–13 часов. Но тяжелее всего бывает, если в пути застигнет неожиданный дождь, особенно в осеннее время. Он вымочит всю одежду до последней нитки. Вода потечет с головы и плеч по всему телу, стекая в обувь. Но если даже и дождь перестанет, положение не облегчается. Стоит только слегка задеть кустик или деревце, как на путника изливаются новые потоки воды. К тому же по размокшей глинистой земле ноги скользят, словно по льду, поэтому путешественники бесконечно спотыкаются и падают на спусках и подъемах, что беспредельно усугубляет и без того тяжелый путь»[29].

(К слову будет сказано, в памяти местных жителей отложился и тот факт, что отшельникам раз в неделю одна из слобожанок доставляла на ослике хлеб и другие продукты.)

Испытания холодом, уединением, недоеданием оказались не под силу многим, и кельи со временем стали пустеть. К 1907 году в «жилищах отшельников практически никого не осталось», а зимой «в Нальчикское слободское правление округа» был доставлен «неизвестный молодой человек лет 33–35, худой, обросший черными волосами, в лохмотьях, через которые проглядывало изможденное тело… Поимка «пещерного человека», как окрестили его местные жители, вызвала большие толки среди обывателей. Большинство из них склонялось к мнению, что неизвестный – один из ушедших из «мира» в 1905 году и давший обет молчания»[30]. В какой-то мере об этом свидетельствовало настоящее паломничество в тюрьму местных жителей, иначе как «святой», «приобщившийся к Богу» заключенного не называвших…

До «монастырского комплекса» можно добраться несколькими путями (в том числе и самым апробированным – по гребню Сарай-горы за шесть-семь часов, что подразумевает ночевку). Мы направились сюда на военном грузовом ЗИЛе одного из жителей селения Хасанья. Не доезжая селения Герпегеж, свернули вправо и двинулись прямиком по ущелью Хео. То, по чему мы поехали, дорогой можно назвать, лишь обладая большим воображением, – колея, петляющая из стороны в сторону, то уходящая резко вверх, то проложенная по самому краю обрыва, то идущая прямо по речному руслу. Десятки раз дорога пересекает речку, причем берег порой поднимается столь отвесно, что удивляешься, как это мотор машины, возмутившись столь непосильной нагрузкой, не глохнет, а сама она не переворачивается от чуть ли не вертикального карабкания, переваливаясь, как каракатица, с одного огромного валуна на другой, – своенравная и задиристая речка ворочает ими с места на место (но лишь после дождей, так как она родниковая и подпитывается только небесной влагой). То и дело уклоняясь от нависших над колеей веток деревьев, немилосердно хлещущих по лицам (ехали стоя в кузове, до побеления костяшек пальцев стискивая руками борт машины), 18 километров мы преодолевали почти два часа. Но среди каких красот пролегали эти километры!

Снова обратимся к одному из очерков Георгия Подъяпольского, досконально знавшего реки республики и писавшего: «Хео красивее всех. Она протекает среди лучших буковых лесов Кабардино-Балкарии, в глубокой живописной долине, прорезающей Меловой хребет на протяжении 20 километров. Местами над руслом, от самой воды, поднимаются белые, желтые, розовые отвесные стены, состоящие из известняков, песчаников и доломитов; они то сплошные и гладкие, как стены небоскребов, то слоистые, сложенные ровно и красиво. Словно выложены рукой человека. В стенах этих встречаются куполообразные ниши, напоминающие своды соборов, их венчают «башни», «шпили». Дно реки почти на всем ее протяжении представляет собой сплошную каменную плиту, по которой прозрачные волны с негромким шумом переливаются через крупные валуны, порожки, скаты, крутятся над ямами»[31].

А воистину девственный лес: могучие буки (для заготовки их древесины и пробита здесь дорожная колея), дикие груши и яблони, орешник, бересклет, шиповник, бузина, ярко-зеленые узорчатые пики папоротников чуть ли не с человеческий рост… и – опять не удержимся от цитаты – «группы высоких стройных чинар со светло-серыми стволами, а рядом причудливое дерево – осокорь, вот кудрявый мелколистный клен, а здесь, на утесе, оригинальное дерево – хмелеграб, у которого соцветия словно сережки хмеля. Седостволые грабы только что распустили листву; отцвела украшенная мелкими пушистыми листьями ветла. Подлесок составляют заросли малины, азалии, жимолости…»[32].

Царство растительности, напоенной живительным солнечным светом и теплом, буйство ярчайших красок, речные борта, уходящие круто вверх на десятки метров, – глаза не устают поражаться картинам, возникающим перед взором. А вот и сам «монастырь» – по правую сторону, на самом верху практически отвесной скалы зияют окна-провалы. Снизу они кажутся крошечными и чем-то напоминают ласточкины гнезда, только прилепили их не под крышей дома, а прямо на стене. До «окон» метров сто, не меньше.

Поднимаемся по пологому косогору и примерно через полчаса достигаем вершины. Теперь «монастырь» под нами, остается только войти в него. Но ведущая ко входу тропка практически разрушилась, обрывается над пустотой – надо пробираться по перекинутому с одной стороны на другую узкому стволу кем-то срубленного дерева. Преодолеваем и это препятствие и по узкому проходу, шириной не больше полуметра, уходящему куда-то в земную толщу, начинаем медленно гуськом спускаться. Вспугнутые нежданными гостями, летучие мыши то и дело проносятся мимо, задевая лица своими размашистыми крыльями. Фонари освещают невысокие, практически в средний человеческий рост, своды – закругленные, со следами копоти.

Вот и первая келья – земляная комната площадью метра в четыре, с относительно ровным основанием, служащим полом; на высоте чуть выше пояса дыра в стене (одно из тех самых, видимых снизу, «окон»). Выглядываем в него – и дух захватывает от открывающейся перспективы: почти отвесно уходит вниз ровная скалистая поверхность, лишь спустя метров 60–70 переходящая в покатый, короткий склон, постоянно подмываемый бурливой речкой. Она и растущие по руслу деревья кажутся отсюда игрушечными. Голубой бесконечный простор предстает перед взором.

Вот еще одна келья, в ней имеется что-то вроде земляной лежанки. А эта комната, самая большая по размерам, вероятно, служила чем-то вроде трапезной – когда ее долбили, наткнулись на валун огромных размеров, с которым отшельникам было никак не справиться. Тогда его обкопали со всех сторон, углубив под ним пол и приложив кое-какие усилия для выравнивания верха: получился весьма удобный стол.

Все кельи – а они расположены на двух уровнях – соединяет петляющий из стороны в сторону, в одном месте упирающийся в тупик узкий коридор, в стенах которого выбито несколько мелких ниш. Протяженность его несколько десятков метров, замысел людей, сотворивших этот подземный комплекс, не всегда ясен (вероятнее всего, ходы рылись спонтанно, в зависимости от сил и возможностей копателей), но их старание, терпение и вера вызывают самое искреннее уважение. Эти же чувства владели Федором Шаляпиным, посетившим эти места летом 1917 года. В дальнейшем здесь побывали многие охотники до всего необычного – кое-кто испытывал себя, другие, скрывавшиеся от преследования властей, находили временный приют от непогоды.

В годы Великой Отечественной здесь прятались те, кого раньше было принято называть непримиримыми врагами советской власти. Рассказывают, что одна из таких групп была окружена войсками НКВД. Чекисты, чтобы не рисковать людьми, «заперли» диверсантов взрывами, разрушив при этом часть подземных ходов. И будто бы все скрывавшиеся были уничтожены. Но людская молва говорит о другом: один из окруженных спасся, он прыгнул вниз и не разбился – его падение смягчила бурка, полы которой, раскрывшись, послужили чем-то вроде парашюта. Данная легенда имеет под собой основание: нам называли даже имя этого человека. Мало того, один из участников той операции (имя тоже известно) рассказывал, что вскоре – во время перехода государственной границы – «парашютист» был застрелен, вследствие чего и выяснилось, что ему удалось ускользнуть из чекистского окружения. Так это или нет, не столь важно, ведь подобные места буквально созданы для всевозможных легенд и мифов, да и само время способствовало им.

А вот как эту историю дополняет егерь расположенного неподалеку от «монастыря» лесничества Мурат Хуламханов: «Это было в середине 70-х годов прошлого века. Мы с друзьями решили посетить монастырь. Подойдя поближе, увидели старушку и молодую женщину, обрабатывающих огород, как оказалось, принадлежащий монашенкам. Мы поздоровались, и они проводили нас к себе в монастырь, завели в кухню и угостили конфетами, свежими булочками. Одна из женщин рассказала любопытную историю. Как-то давно в обитель явились бандиты, чтобы в ней скрыться на время. Вскоре пришли солдаты, и все, кто был внутри обители, целых шестнадцать дней находились в окружении. Воду получали через полые стебли камыша, которые проходили сквозь стены. Узнав об этом, солдаты отрезали их от воды. Когда вода закончилась, двое бандитов, надев бурки, спрыгнули с балкона и скрылись в лесу. После этого случая солдаты заминировали вход в обитель и взорвали. Трещина от этого взрыва проходит по потолку главной галереи монастыря. Оставшихся бандитов заставили копать траншею, которая стала им последним приютом. Преступников расстреляли, а монашкам дали по двадцать лет за укрывательство». И далее: «Говорят, что после освобождения женщины вернулись. Они были очень скрытны и при встрече с незнакомыми людьми убегали. Приближаться к монастырю надо было очень осторожно. Его расположение таково, что малейший шум внизу или у входа эхом отдается внутри. Старики рассказывали, что монашья тропа начиналась в окрестностях Нальчика и вела прямо в обитель. Вдоль тропы на деревьях монахи вырезали кресты, для того чтобы не заблудиться. Внутри монастыря первая дверь вела в кладовую, дальше хлев, где они держали ослов. Затем галерея разветвлялась. Всего в монастыре восемь келий. С середины 80-х годов здесь уже никто не живет. Какое-то время обитал монах-отшельник, жил тем, что продавал туристам крестики, которые вырезал из дерева. В 1999-м в монастырь приехал священник. То, что у него лежало в бричке, очень напоминало тело человека, завернутое в мешковину. Спустя несколько дней я обнаружил на монастырском кладбище свежую могилу»[33].

Сегодня монастырское кладбище практически сровнялось с землей и подсчитать, сколько затворников здесь захоронено, невозможно.

Стал недоступен для туристов и сам монастырь: дорожка, ведущая к нему, окончательно обвалилась и, чтобы попасть внутрь, надо или ее пробивать заново по склону, или спускаться с вершины горы, держась за прикрепленную веревку. Но это столь трудно и опасно, что смельчаков за последнее время так и не нашлось.