Читать книгу 98_8. История одной болезни - Мария Ильинична Томич - Страница 5

2. Юля

Оглавление

1998

Я стою в длинном коридоре. Меня только что сюда привезли. Сегодня тринадцатое января. Вчера у меня был день рождения. Мне восемь. Мне подарили много подарков, а сейчас я в больнице. Это очень большая больница. Я сжимаю маленький пакет с вещами. У меня холодные руки.

В пакете вещи, которые мне собрала мама и тамагочи в форме собачки. Мне тут не нравится. Стены ужасные. Некрасивые. Я стою и смотрю вокруг. Двери в палаты. Врачи. Много врачей. Они все ходят, а некоторые бегают. Ужасный запах. Запах лекарств.

Я очень люблю анисовый сироп от кашля. И еще «Доктор Мом». Эти лекарства очень вкусные и пахнут как конфеты из набора, который дарит Дед Мороз. Я иногда даже вру маме, что заболела и начинаю специально кашлять, чтобы мне дали хотя бы ложечку этого сиропа.

А вот в этом коридоре пахнет плохими лекарствами. В коридоре воняет.

Я стою с пакетом в руках и жду.

Тамагочи пищит. Я достаю его из пакета и кормлю.

Мама не собрала мне сумку, а сунула в пакет что-то из важного – она так сказала. Она не успевала собрать мне вещи, но я не знаю почему. Зачем-то нужно было в эту больницу именно сегодня. Вот я и приехала.

Я стою в больничном коридоре с пакетом. Сейчас происходит что-то важное, а я как взрослая – сама. Одна. Я не люблю, когда думают, что я маленькая. Вот сейчас я не маленькая, мне это нравится. Но вот запах этот противный не нравится.

Меня заводят в первый бокс – такая маленькая палата. Показывают «койку». Какое ужасное слово. Такая маленькая комнатка, в ней две кровати. И еще две тумбочки. Я запихиваю свой пакет внутрь своей тумбочки – она моя, потому что рядом с моей кроватью. Я взрослая, я несу ответственность за свои вещи. Я все делаю правильно.

Я не очень понимаю, зачем я здесь. Недавно, в начале зимы, мне уже сделали операцию – вырезали кисту. Оказалось, что не было у меня никакой какашки. Мама придумала ее. Там вместо какашки была киста – это такая штука, которую надо вырезать. Мне вырезали. В той больнице было весело. В соседней палате лежали старшие девочки, к которым мне нравилось приходить. Они рассказывали то, что взрослые никогда мне не говорили. Одну из них звали Таня – она рассказала, что у нее узкое влагалище и каждый день она ходила на процедуры и там ей его растягивали. Тогда мне было семь. Тогда мне было страшно.

– Тань, а зачем? Пи́сать ты можешь?

– Какая же ты маленькая! – смеялась Таня, – писают не из этой дырки. А эту надо растянуть, чтобы мужчины могли свою письку туда вставлять.

– Зачем?! – почему-то мне захотелось плакать. Это было ужасно. То, что говорила Таня.

Мы тогда сидели в очереди на осмотр и она мне все это рассказывала. Всякие такие вещи, которые знают взрослые, а дети нет. А я хотела быть взрослой и хотела все знать. Но мне это не нравилось. Я боялась, что надо мной будут смеяться. Слушала и улыбалась. Как же это противно, зачем все это делают?

Я стою около своей кровати в этом первом боксе, куда меня привели. Пакет в тумбочке. В руках тамагочи. На соседней кровати девочка – она взрослая, как Таня. Я хочу с ней дружить. Я взрослая! Я люблю дружить со старшими.

Мне нужно что-то сделать, чтобы она со мной стала говорить. Что-то интересное для нее. Но у меня есть только тамагочи. Я ложусь на кровать и начинаю играть. Он постоянно пищит – он хочет есть, спать, он покакал. Мне кажется, что если я покажу этой девочке, Юле, тамагочи, то ей будет интересно.

Юля не смотрит на тамагочи. Она подключена к капельнице. У меня тоже была капельница в той больнице.

Юля не хочет дружить.

Юля высокая и худая. У нее красивые волосы. До плеч. Она очень красивая. Наверное, поэтому она не хочет разговаривать – такие красивые не дружат со мной. Никогда не дружили. Таня была некрасивой и в очках. А Юля красивая. Я начинаю себя чувствовать маленькой. Мне обидно. Мне восемь, я уже взрослая! И я хочу дружить.

Я крепко сжимаю тамагочи. Очень хочется домой. К маме.

К Юле приходят родители. Они приносят еду, говорят с ней. Вдруг я понимаю, что Юлина мама лежит здесь вместе с ней. Она сходила в магазин и вернулась. А моя? Где моя мама?

Юлина мама мне улыбается. Угощает меня каким-то фруктом. Я не знаю, что это, но мне вкусно. Я говорю «спасибо». Я показываю ей, что я взрослая – воспитанная. И мне не страшно без мамы. Только почему Юля, такая большая, с мамой, а я без?..

– Маш, а когда тебя начинают химичить?

Химичить… Я не знаю, что ей сказать. Я не понимаю, что она спрашивает. Но только дети не понимают умных вопросов. А я очень хочу дружить с Юлей и должна быть взрослой.

Тамагочи пищит. Я его кормлю.

«Химичить»… Юля красивая и умная. А я не знаю этого слова.

Мне надоело в этой палате. Я хочу домой. Врачи ко мне не подходят, ничего со мной не делают. Я не понимаю, почему я здесь – мне же уже сделали операцию, вырезали кисту.

Тамагочи пищит. Я с ним играю.

Юлин папа уезжает, а Юлина мама меняет бутылку на ее капельнице. Одну снимает и ставит другую. Зачем ей так много? Они говорят так много незнакомых мне слов. Юля не хочет со мной дружить.

Я выхожу в коридор. Иду. Двери в палаты большие и стеклянные. Я смотрю в палаты. Мне страшно. Мне хочется плакать. Со всеми этими детьми что-то странное. Я хочу к маме. Я иду мимо палат и заглядываю в каждую. Нельзя плакать, я же взрослая. Я хочу домой, когда меня отсюда заберут?..

Все дети в палатах лысые. У них нет волос. У всех. У них на головах кожа, которая блестит. Волосы есть только у меня и Юли.

Я хочу домой.

Я возвращаюсь в бокс. Мне нужно узнать. Я пытаюсь дышать ровно. У меня не получается. Я же взрослая. Я сильная. Я хочу дружить с Юлей. Нельзя плакать.

– Юль, а почему все дети лысые, а ты нет? – я говорю это спокойно, чтобы она не подумала, что я испугалась.

– У нас… перерыв был между химиями…, – Юлина мама говорит каким-то странным голосом. Хриплым, – Волосы отрасли, а выпасть еще не успели.

Перерыв? Химии?

Я хочу к маме. Я ничего не понимаю. Я не знаю этих слов. Я не хочу знать эти слова.

Тамагочи пищит. Я убираю его какашки.

Наступает вечер, в палате темно. Нужно спать. Юля накрывается одеялом, а ее мама почему-то ложится на пол. Кладет такой матрасик и прямо на него. Почему здесь нет еще кроватей? Она ложится, но я вижу, что ее глаза открыты. Она смотрит на Юлину капельницу.

Я хочу к маме.

Тамагочи пищит. Я его кормлю.

Я отворачиваюсь к стене и начинаю тихо плакать. Я не могу больше терпеть. Я смотрю на стену, которая перед моими глазами. Мне нужно как-то успокоиться и я начинаю придумывать. Я представляю себе, что я у нас дома. Что я лежу в своей комнате, в своей кровати. Вокруг мои игрушки. Пахнет бабушкиными пирогами – их разогревают для папы, потому что он сейчас вернется с работы. У меня плохо получается придумывать, потому что перед глазами все равно эта бежевая стена. Мне очень грустно. Я придумываю, что стена такая, потому что у нас дома ремонт. Да, у нас ремонт, поэтому все так ужасно выглядит. Я закрываю глаза. Надо заснуть, и наступит утро. Утром мама приедет и заберет меня. Она узнает, что здесь лысые дети и заберет. И от Юли заберет, которая не хочет дружить. У меня текут сопли. Я не хочу вставать и вытираю их одеялом. Я всхлипываю и крепко-крепко закрываю глаза. Папа говорил, что надо считать и быстро заснешь. Раз, два, три, четыре…

Тамагочи пищит.

– Да выруби ты его нахрен! Слушать уже невозможно! – Юля вскакивает и кричит.

Я хватаю своего питомца и крепко сжимаю его в ладони. Я должна его защитить. У меня больше ничего нет. Только он. Я хочу к маме. Я не хочу дружить с Юлей, она злая.

Тамагочи пищит.

Юля орет.

Я хватаю игрушку и выбегаю в коридор. Я рыдаю, у меня мокрое лицо. В коридоре никого нет. Вдруг из двери выбегает медсестра. Говорит мне, что пора спать. Я плачу и не могу перестать. Я вспоминаю свою бабулю:

– Дайте мне успокоительное, пожалуйста, мне заснуть надо, я не могу заснуть, – рыдаю я. Бабуля пила это успокоительное и говорила, что ей помогает. Значит и мне поможет.

Медсестра странно смотрит на меня. Она тоже злая. Говорит, что таких лекарств тут нет, и провожает меня в бокс. Юля уже спит. Юлина мама следит за ее капельницей.

Я заворачиваюсь в одеяло и сильно-сильно закручиваю в него тамагочи. Чтобы его никто не услышал, когда он опять запищит.

Бежевые стены. Я дома. У нас ремонт. У нас ремонт. У нас ремонт. Лишь бы заснуть. Утром мама заберет отсюда, точно заберет. Бабушкины пироги. Сейчас папа придет с работы. У нас ремонт…

* * *

У Юли был рецидив. Через полтора месяца был назначен день ее свадьбы. Через три недели она умерла. Ее хоронили в белом платье, которое она выбрала себе сама.

98_8. История одной болезни

Подняться наверх