Читать книгу Взрослые сказки - Мария Качкачев-Шуйфер - Страница 1

Женщина лавировала в монотонно идущей толпе, гибко уворачиваясь от столкновения с людьми. Внимание привлекли её ноги в карамельного цвета колготках, одетые в оранжевые замшевые туфли на высоком каблуке. Был какой-то диссонанс между мягкостью кожи и тёплым цветом туфель и резкостью и скоростью их перемещения.

Ноги двигались очень быстро, издавая веселую дробь и чувствовалось, что хозяйка кайфует от звука этой дроби. Движение было такое быстрое, что торс женщины был постоянно спрятан за спинами других людей и было невозможно разглядеть ничего, кроме зеленого лёгкого пальто, которое, вероятно, не было застегнуто и развивалось при движении.

Вдруг женщина пересекла толпу и подошла к стоящей сбоку улицы, тележке с мороженным. Не понятно было, как женщина увидела эту тележку за толпой, так же как не понятно откуда взялась сама тележка – они давно не появлялись в городе.

Женщина купила мороженное и по-детски засуетилась, освобождая стаканчик от обернутой вокруг него бумаги и тут же начала есть мороженное. Теперь стало видно, что это был пломбир в вафельном стаканчике, со шляпкой крема сверху. Такое мороженное давно перестало производиться. Ему нравились такие мелкие шалости со смешением настоящего, прошлого и будущего, и он радостно воспринял изменившееся настроение женщины и решил понаблюдать дальше. Женщина медленно шла в сторону, где людское присутствие было минимальным. Стали видны ее лицо и фигура. Ей было лет 55, круглое полноватое лицо разбивал на две части тонкий почти идеально прямой нос. Эту дисгармонию смягчали сероголубозеленные глаза, которые, моргнув, поменяли цвет на стальной, когда кто-то подошёл к женщине слишком близко. Губы были не очень видны за мороженным, но он знал, что они – узкие и также, как и нос, разрезают лицо на две части. Она ела мороженное с нескрываемым аппетитом. Она не была стройной, она была округлой, но не толстой. Эта округлость совсем не сочеталась с её бегом сквозь толпу. В ней было много дисгармонии.

Она бесцельно бродила с мороженым....

Вдруг к ней подошёл мужчина и что-то спросил. Женщина подняла лицо и в глазах, на секунду, промелькнул тот же стальной цвет, который сменился теплоголубым, она улыбнулась. Люди, вероятно, не были знакомы, во всяком случае никогда не видели друг друга, бросилась в глаза их отстраненность, осторожное, скрываемое приглядывание друг к другу.

Мужчина тоже подошёл к мороженщице и вернулся с эскимо. Они рассмеялась и на секунду превратились в детей, сбежавших с уроков. Смех убрал, возможно, частично, барьер между ними, во всяком случае, пара развернулась и пошла по направлению к бульвару.

Дело было на Тверской, центре Москвы.

В этот же момент, в центре Тбилиси, другая женщина сидела в кафе, солнце осветляло её чёрные, волнистые, длинные волосы, создавая нимб из золотых кудряшек вокруг головы. Женщина была красива красотой королев, которая запечатлевается на монетах, воплощается в статуях. В ней чувствовалось достоинство. Женщина пила кофе и курила, медленно, она никуда не спешила, в какой-то момент её взгляд остановился на компании, сидящий напротив, но она явно не слышала и не смотрела ни на кого конкретно, а просто была где-то далеко в мыслях.

Компания веселилась, один из мужчин поймал на себе взгляд женщины. Он перестал смеяться, изменил позу, став более серьёзным или сконцентрированным. Минут через 10 он встал и подошёл к столу, за которым сидела женщина и, возможно, попросил разрешение присесть. Женщина отвлеклась от своих мыслей в тот момент как он подошёл, он заслонил картинку – горизонт и солнце, на которые она так долго смотрела.

Было видно, что она колеблется с ответом. Но, все-таки, она улыбнулась и предложила мужчине присесть. У неё был низкий и глубокий голос, видно было, что его звук заинтересовал мужчину ещё больше. Он сел рядом, но соблюдая дистанцию, которая читалась во всем поведении женщины и немного оробел, вдруг замешкавшись со словами. Было видно, что эта нерешительность- совершенно незнакомое ему чувство. Но, его безмолвие не мешало женщине. Она смотрела на мужчину так, как будто считывала книгу его жизни, страницу за страницей.

Потом сказала, "пошли".

Две пары шли по главным улицам двух далёких друг от друга городов. Перед каждой из них был заполненный машинами и людьми горизонт. Но солнце высвечивало каждую, как прожектором.

В это же время, в небольшом городке в Израиле, две другие женщины играли в теннис. Они не очень хорошо играли и, поэтому, радовались каждому отбитому мячу. Им обеим хотелось не ошибиться и не потерять мяч и чтобы игра продолжалась дольше и дольше, но не получалось синхронизироваться так, чтобы подача одной была удобна для другой, но они старались.

Все шестеро, женщины и мужчины вели каждый- свою игру. Было интересно наблюдать за ними.

Московская пара рассталась, мужчина и женщина немного грустно и разочарованно смотрели друг на друга, но никто не нашёл правильных слов, чтобы затормозить расставание. Он проводил взглядом расходящихся людей. Он чувствовал тоску обоих. Но мужчина вдруг собрался и почти мгновенно окаменел внутренне, в нем читалась уверенность в себе, правильности любого своего выбора, холодность и полное непонимание того, как и зачем он подошёл к незнакомой женщине. Мужчина никогда не делал ничего, что могло грозить ему хоть минутой непокоя. Женщина окаменела по-другому, он потерял возможность читать ее чувства и мысли.

Пара в Тбилиси зашла за угол дома и исчезла из виду. Дальнейшее наблюдение за ними стало некомфортным подглядыванием, и он отвёл взгляд.

Две женщины в Израиле закончили игру в теннис и уже сидели за столом в кафе. Он видел тоску и одиночество каждой и то, как каждая из них уходит от этого одиночества. Он немного разозлился на то, что он встречал миллионы миллионов раз – как люди не умеют пользоваться своими возможностями стать счастливыми. Он редко видел что-то другое. Он лениво попробовал создать картинки счастья для каждой из них. Женщины за столом преобразились, ожили. Он не обрадовался, понимая, что их радость и надежда останется с ними на мгновение. И вот, их взгляд погас, каждая подумала о невозможности что-то менять, о своих обязанностях, о своем страхе.

Женщины разошлись каждая к своей машине. Он устало отвёл взгляд и от них. "Я дал им так много, я надеялся на них, я защищал их…", потом разозлившись стал думать о каре за неиспользование своих возможностей, за несчастливость…потом злость сменилась таким же чувством тоски, как у женщин, "где-то я ошибся создавая человека и заложив в него так много страха, так много тоски, тупого терпения, контролируемых этим же страхом, преображенным в чувством вины, например".

И он пошёл дальше искать своего человека, хоть одного, но способного верить, любить и радоваться, как Авраам, Моисей, Христос. Он все же встречал таких людей …они были чисты и наивны…он вспомнил золотоволосого юношу, который пел жизнь и песни, а потом увяз в собственной тоске и он загрустил от понимания, что сам проглядел и не успел мужчину остановить от последнего неправильного шага…Их было много, он вспоминал каждого. С каждым воспоминанием, просыпалась надежда и он вернулся к двум женщинам в Израиле и сделал так, чтобы они поняли и поверили. Или это сделали они…?