Читать книгу Исповедь падшего - Мария Литошко - Страница 6

Часть первая
Глава четвертая. Первый друг

Оглавление

Отъезд в колледж и расставание с домом, в котором никогда не было тепла, стали для меня знаменательным событием. Этот день я мысленно отметил как самый лучший, и он надежно запечатлелся в памяти. Осознание того, что моя жизнь в плену стен этого мрачного дома – сущий кошмар, помогло с еще большей полнотой и ясностью ощутить всю прелесть переезда.

Отец без устали диктовал всевозможные наставления, прохаживаясь из стороны в сторону, а я сидел на стуле и кивал головой, изредка произнося убедительные слова повиновения: «да», «конечно», «разумеется»… Но на самом деле мои мысли находились далеко. Реплики отца я не воспринимал. Они звучали расплывчато и, не успев попасть ко мне в голову, рассеивались где-то в воздухе.

Колледж находился достаточно далеко, так что я мог не рассчитывать на визиты отца. Мой отъезд его мало радовал, ведь у Френсиса Моррэса совсем не было друзей и уж тем более тех, над кем он мог издеваться, в полной мере компенсируя свою неполноценность.

– И учти, Мартин: мне доложат даже о мельчайшем твоем проступке! – предупредил отец, прежде чем позволил мне войти в поезд. – Учись прилежно и не смей позорить наше доброе имя! Меня не будет рядом, но я буду знать о каждом твоем шаге. Помни об этом! – он угрожающе поднял указательный палец.

– Да, папа, я всегда об этом помню.

Раздался громкий гудок, и проводник попросил всех пассажиров пройти в вагон. Как только поезд тронулся с места, я облегченно выдохнул, мгновенно сбросив с себя груз напряжения. Меня совершенно не заботило, каким окажется колледж и обыватели того общежития, в котором мне предстояло поселиться. Это не имело значения. Я был рад уехать, пусть и ненадолго. Новые люди, новое место, возможно, новые открытия – и все вдали от дома, в недоступности от отцовского взора. Мечта, не так ли? Может, не для каждого, но для меня она была таковой.

Учеба с отчаянной силой пыталась «поглотить» мой ум, однако безуспешно. Лекции и предметы я не нашел занимательными. Напротив, они наводили на меня лишь тоску и угнетение духа. Теперь, обретя способность мечтать и слышать зов собственных желаний, я понял определенно точно: юриспруденция не являлась тем делом, которому я с охотой отдал бы свою оставшуюся жизнь. Печальный момент… с ясностью осознавать, что тебе это не нужно вовсе, но по-прежнему быть вынужденным подчиняться, словно подневольный раб.

Несмотря на новообретенное отвращение к учебе, я вышел в первый ряд, как один из самых способных студентов. Так случилось отнюдь не произвольно. Усилий не было приложено. Просто, несмотря на всю ненависть к законам, правилам и уставам, это было единственным, что я знал в совершенстве.

Мне удалось произвести впечатление на всех, однако я сам не чувствовал ни удовлетворения, ни гордости. Это была мечта отца, его цель – сделать из меня свою копию, но если кто-то и должен испытывать гордость за мой всеми признанный успех, то только он один.

– Блестящий ответ, мистер Моррэс! – отметил профессор после моего очередного выступления в аудитории. – Уверен, Вы станете замечательным приемником своего отца! Если Ваши знания и впредь будут столь безукоризненными, мы переведем Вас на второй курс раньше срока. Для первокурсника Вы уже слишком умны.

Высокое расположение учителей обеспечило мне уважение и среди студентов. Все смотрели на меня как на гения и пророчили блестящее будущее. Но я не был всему этому рад. Мне не хотелось становиться тенью Френсиса Моррэса, и, пока в голове не появилось плана сделать шаг в ином направлении, я наслаждался, по крайней мере, уединением.


Одним поздним зимним вечером, перед тем как отправиться спать, я зашел в туалет и тут же остановился: в пяти шагах от меня, прижавшись спиной к стене и с необычайным спокойствием на лице, стоял некий молодой человек всего на год старше меня, но достаточно высокого роста и более крепкого телосложения. Устремив задумчивый взгляд выразительных серых глаз в одну точку, он размеренно, с наслаждением, курил, медленно выпуская изо рта дым и держа левую руку в кармане. Темные волосы незнакомца были гладко причесаны и аккуратно уложены, а дорогая белоснежная рубашка небрежно выпущена поверх брюк: никакого галстука или жилета. Его беспечный образ и смелое поведение, казалось, ввели меня в кратковременный ступор.

– Сэр, простите, но здесь запрещено курить! – сказал я, напоминающе указав рукой на настенную табличку.

– И что? – тот глянул на меня, а после снова перевел взгляд на прежнюю точку, словно там висела занимательная картина.

– Ну, как же… Это такое правило, одно из правил колледжа. Все прописано директором самолично!

– Знаешь, правил так много, что они уже начинают раздражать, не находишь? – парень снова посмотрел на меня и отошел от стены. – Кажется, я тебя знаю. Ты тот самый Мартин Моррэс – наша новая звезда! Ходят слухи, что скоро тебя переведут на второй курс. Блестящий студент и, что самое главное – то, о чем так часто повторяют преподаватели, юноша с безупречной репутацией и высшей оценкой за поведение. Должно быть, это адский труд! – он говорил без всякого сарказма. – Слушай, раз уж я с тобой столкнулся, позволь спросить: тебе случайно не жмет эта «удавка»?

– Удавка? – переспросил я, пребывая в некотором замешательстве.

– Именно! Вот эта – из правил, моральных устоев и прочего. Мне просто любопытно, неужели и правда существуют люди, готовые отказаться от свободы и счастья, осознанно засунув голову в эту петлю?

– А что, если выбора нет? Что, если ограда слишком высокая и сбежать нельзя? – я развел руками.

– Бордюры, ограды, заборы, решетки, клетки, рамки – это все правила и законы, написанные людьми, которые хотят поработить нас, лишить естества, права выбора, свободы мыслей и решений. Кто-то твердит, что выхода нет и ограда слишком высока, смиряется и, что самое печальное, начинает верить: все правила действительно нужно соблюдать. Стадо безнадежных глупцов! А все начинается с мелочей. Ты боишься надписи на простой табличке, боишься нарушить невинное предписание! – он усмехнулся. – Конечно, не стану спорить, есть непреложные законы, нарушать которые никак нельзя, ибо на кон станет собственная жизнь или свобода, а это, по сути, одно и то же. Но вот все остальные – можно. За это ты не попадешь в ад, уж поверь!

Незнакомец выбросил окурок, намереваясь уйти.

– А как же страх?

– Страх перед кем? – оглянулся он.

– Перед теми людьми, которые могут воздать наказание. Допустим, директор, раз речь идет о нарушении его правил.

– Какая глупость! Лично я боюсь только Господа Бога. Лишь его законы я готов соблюдать, – он улыбнулся. – Кстати, я Дэн Мак’Коллин, второкурсник и первый кандидат на исключение.

– Почему? – этот человек то и дело каждой сказанной фразой ввергал мой разум в состояние удивления и шока.

– Потому что мне здесь не нравится! Ярый противник всей этой заумной чепухи учиться на юриста. Даже звучит абсурдно! Никогда не любил адвокатов. Они такие зануды! Для них жизнь не что иное, как один большой устав и ни шага в сторону! Чопорные лица и сплошь одинаковые характеры. Скучные натуры. Такие люди не могут быть романтиками. Все их действия крайне предсказуемы, а список законов служит им Библией. Сколько ни встречал адвокатов – все они такие!

– Ты прав, – охотно согласился я. – Это портрет моего отца. Он адвокат.

– И, очевидно, совсем скоро ты станешь его копией.

– Этого хочет он, а не я.

– Тогда что ты тут делаешь?

– Подчиняюсь его воле. У меня никогда не было права выбирать.

– Права выбора нет только у мертвецов. Что им, бедным, поделать, они ведь умерли. У них нет возможности передумать, что-либо изменить, сбежать от своей участи и послать все в тартарары. А у нас есть такие привилегии. Вот я совершил ошибку, последовал совету…

– Какому именно?

– Учиться здесь. Сегодня утром я окончательно убедился, что это было напрасно. Вот сам посуди: я, – Дэн указал на себя пальцем, – человек, не воспринимающий всерьез даже кодекс и все, что там написано, с совершенно иным складом души, стану адвокатом – это ровно такая же нелепость, как если бы блудница вдруг стала монахиней!

Прежде мне никогда не удавалось говорить с человеком, почти равным мне по возрасту, который стал бы так открыто выражать свою точку зрения. Я был восхищен и одновременно изрядно потрясен, ведь для этого нужна смелость, врожденная жажда к жизни без предрассудков, которой меня, очевидно, не наделили. Однако это состояние безграничной свободы оказалось заразительным, будто вирус или наркотик. Часть его незримо, но ощутимо просочилась в мою душу, и в ту же секунду я понял: пути назад уже не будет никогда! Я уже просто не захочу становиться тем Мартином Моррэсом, каким был раньше.

– Ты хочешь уйти? Оставить колледж?

– Разумеется! – уверенно произнес Дэн. – Но просто уйти – несколько скучно. Прежде чем покинуть это заведение, я намерен всех немного позлить и тем самым порадовать себя, – он вынул из кармана свои часы. – Пойду-ка я, пожалуй, спать.

Дэн уж было сделал шаг к двери, но тут мой рот неожиданно открылся, и слова вылетели сами.

– Я тоже хочу уйти!

Он остановился.

– Ты? Но, Мартин, ты уже без пяти минут второкурсник и уж точно сможешь стать адвокатом.

– Но я не желаю им быть! И плевал я на второй курс! – вдруг закричал я. – Все, сказанное сейчас тобой, мне стоило сказать себе давным-давно! Это воля отца. И вот, наконец, я решительно готов от нее отречься!

– Надо же… ты меня поразил! Всего минуту назад я был убежден, что в тебе живет совсем другая натура, противоположная моей. Забавное стечение обстоятельств, я бы даже сказал, судьбоносное! Теперь нас объединяет одна общая цель. Полагаю, это отличный повод стать друзьями! – Дэн ободряюще хлопнул меня по плечу, подав свою руку.

Я радостно улыбнулся, и мы обменялись крепким рукопожатием. Направляясь в туалет, я уж точно не подозревал, что познакомлюсь там с человеком, сумевшим всего за несколько минут одарить меня смелостью духа. Дэн Мак’Коллин, словно поделился ею со мной и вдобавок предложил свою дружбу.

Этим вечером я открыл для себя нечто новое: жизнь способна преподносить сюрпризы. Она надежно прячет свои подарки в самых неожиданных местах и оттого становится более интересной.

Исповедь падшего

Подняться наверх