Читать книгу Узник тумана - Мария Лунёва - Страница 2

Есть вещи, которые просто ненавидишь интуитивно. Я не могу смотреть на огонь, туман вызывает дрожь в ногах. Но мне приходится с этим жить день изо дня.

Поднимая голову, я всё время пытаюсь представить, как выглядит солнце, облака, тучи и дождь.

Всё то, о чём рассказывал мне в детстве отец. Но, увы, моей фантазии на это не хватало. Сложно нарисовать в голове образ того, чего никогда не видел.

Оперевшись руками о подоконник, выглянула из окна, расположенного всего в метре от земли. Сильный порыв ветра тут же бросил горсть влажного песка мне в лицо. Бушуя, он гонял по земле почерневшие опавшие листочки кустарника, веточки и одинокий розовый лепесток.

Водяная лилия, не иначе.

Все остальные цветы уже давно отцвели.

Холодало, ветер набирал силу, но это не заставило меня закрыть ставни. Несмотря на непогоду, туман был спокоен. Он настораживал своей безмятежностью, словно хищник, притаившийся за ближайшими деревьями и выжидающий неосторожную жертву.

Прикрыв глаза, я вслушивалась в тихие шорохи природы, и ждала «боя»: момента, когда дверь в нижний ярус распахнётся, и появятся жрицы. Как обычно, они поднимут жуткий шум, стуча палкой о металлический щит. Этот звук выходил глухой, но такой противный. Зубодробящий.

Стоило мне подумать об этом, как по полу потянул сквозняк.

Вот и подземелье проснулось, значит, новый день настал.

Устало вздохнув после очередной бессонной ночи, громко зевнула. Мне нравился этот звук, потому как издать другие я была неспособна. Моего острого слуха коснулся протяжный скрип открывающихся дверей нижнего яруса.

Я поморщилась, храм наполнял липкий сладковатый запах тлена.

Никогда не понимала, как жрицы могут добровольно жить под землёй, как они засыпают там. Словно в могиле, заживо погребённые. В полном мраке. В комнатах без окон, без глотка свежего воздуха. Как их не мучает тяжёлая, почти осязаемая вонь плесени.

Меня передёрнуло.

Где-то вдалеке послышался одинокий вой.

Там проходила граница туманного мира, и начинались деревни.

Кто в них проживал? Люди? Гуроны? А, может, и мертвяки. Где-то же они должны обитать.

У всех должен быть дом. Во всяком случае, я хотела, чтобы так было.

Снова выглянув в окно, заметила крадущуюся под стенами послушницу. Присмотревшись, признала в ней малышку Клэти. Похоже, она опять проснулась посреди ночи и решила прогуляться. Забыла, наверное, где она. С ней такое бывало. Высунувшись в окно, я громко хлопнула. Она замерла и обернулась. Нашла меня взглядом и разрыдалась. Ну, как дитя.

Как есть, потеряшка.

Махнув рукой, подозвала её к себе и помогла забраться в комнату. Она беспомощно показывала свои грязные руки, растирая ими заплаканное лицо.

«Ничего, бывает» – беззвучно произнесла я губами.

Подведя девушку к тазу, помогла умыться, а после вывела в коридор. Сгорбившись, Клэти побрела в свою комнату. Ей становилось всё хуже. Скоро она совсем потеряет связь с реальностью, и не приведи светлые души тумана, её поведут вниз в подземелье.

Меня снова передёрнуло, но на этот раз всё же от холода.

А, может, и нет.

Я ненавидела даже подходить к дверям, ведущим в сердце храма, хотя мне и приходилось туда спускаться дважды в неделю на работы в погребах и в библиотеке. Последнее казалось мне сущим наказанием. Этот запах тления и сырости, и чего-то неуловимого, но жуткого. Все боялись библиотеку, словно там притаилось само зло.

Но более всего ужас на послушниц наводил алтарь, расположенный на самом нижнем третьем ярусе.

Алтарь, к которому мы спускались несколько раз за всю жизнь: пройти посвящение, зачать ребёнка и родить его.

Такой путь послушниц.

Некоторые девушки, кому не повезло родить сына, спускались туда снова и снова пока стены храма не огласит плач их девочки.

А сыновья?

Мои руки сжались.

Этого я боялась больше всего – родить сына.

И не только я одна: наверное, это ужас для каждой девушки-послушницы, ведь тогда малыша заберут и увезут за небольшой остров, над которым всегда клубился смертельный туман. А дальше…

Мы надеялись, что малышей забирают жители ближайших деревень. Лелеяли эту веру. Хоть сомнения и терзали наши сердца.

Пару раз я находила свитки, в которых было указано, что там, на том острове, расположен древний алтарь. Но никто его не видел. Туман не пускал.

Никого. Никогда.

Из коридора раздался «бой».

Нас призывали к подъёму.

Оставив в покое свои невесёлые думки, я подошла к стене, чуть отогнула висевшую на ней тёмную изъеденную сыростью тряпку, которая некогда называлась гобеленом, и, взяв нож, начертила ещё одну палочку.

Так по дням я отмеряла свой возраст, с ужасом понимая, что недалёк тот час, когда мне придётся спуститься со жрицей в алтарный зал и пройти ритуал зачатия с тем пленным, на которого укажет старуха, только так я про себя называла верховную этого храма.

Мерзкий обряд. Неправильный. Но слово старухи неоспоримо.

С каждым годом моя ненависть к этой женщине только росла, съедая мою душу и отравляя жизнь. Но это же чувство помогало мне удержать свой рассудок в этом мире и окончательно не сойти с ума.

В верхнем наземном ярусе храма оживились послушницы. В вечно царившей тишине загремели тазы для умывания, раздались шаги и заскрипели крышки сундуков.

Я же уже ополоснула тело и оделась.

На моих худых плечах тряпкой висело серое платье послушницы. Короткий шерстяной плащ я по привычке перевесила через довольно длинную ручку двери, чтобы не забыть выходя.

Поправив покрывало на кровати, прошлась по узкой комнатке и села на сундук. Больше мебели здесь не наблюдалось.

Закрыв ладонями лицо, вспомнила наш дом с отцом. Столько лет уже прошло, а боль не утихала. Разум цеплялся за каждое воспоминание, скрашивая мрачные будни.

Если бы не «печать безмолвия» я вопила бы от лютой ярости.

И, может быть, мне стало бы легче. Но нет, со дня смерти отца я не проронила ни слова.

Хлопнула первая дверь, за ней – вторая.

Больно прикусив нижнюю губу, снова выглянула в окно. Старенькие, но ещё крепкие длинные узкие лодки стояли у берега, ожидая послушниц.

Каждое утро мы отплывали на них в туман, блуждали по устью реки, впадающей в бескрайний океан, и добывали провизию. Змеи, рыба, мелкие животные, редкие птицы. Водоросли, но за них нас больше ругали. Поэтому они шли в ход, если уж совсем ничего не нашли.

Иногда нам попадались черепахи.

Но это была такая редкость.

А порой… мы сами становились добычей. И кто-то из нас не возвращался.

Но каждый год гуроны пригоняли новых девушек и меняли на пленных: тех несчастных путников, что ловили жрицы. Как правило, это были мужчины. С ними обращались как со скотом. В основном они нужны были для ритуала зачатия, а после – как разменная монета дикарям.

Этих разукрашенолицых я ненавидела особенно люто.

Бездушные твари. У женщин, что они пригоняли сюда, наблюдалось лёгкое безумие. Всегда. Часть их умирала в первые дни. К берегу возвращались пустые лодки. Имена девушек так и оставались неизвестными. Безымянные жертвы тумана.

На улице раздался звонкий одиночный удар. Колокол!

Моргнув, я поняла, что опаздываю. Метнувшись к двери, схватила плащ и понеслась на выход. Наверху кто-то истерично закричал. Один из пленных. А сегодня к вечеру жрицы должны были вернуться с новыми жертвами. Чтобы им нарваться на неупокоенных.

Выбежав на улицу, понеслась к своей лодке. Около неё уже стояла младшая жрица. Заметила же, что я замешкалась. Под её тяжёлым взглядом, я прошла до кромки воды и перелезла через бортик своего шаткого судёнышка. Потянулась за веслом. И тут же ощутила хлёсткий удар прутиком по спине. Зашипев, я мысленно выругалась самыми крепкими словами.

Боль ослепила, но быстро схлынула. Оскалившись, я легко поддалась ярости.