Читать книгу Игра, хозяйкой которой является страх © - Мария Мирвасон - Страница 9

Перелет на самолете Серфея не впечатлил, на летательных аппаратах боги временами путешествовали для разнообразия и поддержания сюжетной линии, закон сохранения иллюзии телепортацию не приветствовал. Нарушали, конечно, но нельзя же превращать сюжет в сущую клюкву, баланс в меру темперамента старались блюсти.

На тех летательных аппаратах, что довелось путешествовать Серфею рядов, с креслами, полными пассажиров, не предусматривалось, корабли были не большие, маневренные, в них всегда можно было встать самому к штурвалу. Серфею нравилось управлять летающим кораблем, также как парусной лодкой, но значительно меньше, чем править колесницей – квадригой. Лучше колесницы могла быть только любовь. Сидение сиднем пять часов в сообществе людей, уткнувшихся в экраны телевизоров, могло бы привести Серфея в исступление, если бы рядом не было Даши. Исступления Серфей не избежал, но этого он и добивался, несколько часов целуя ее, балансируя на грани блаженства с экстазом, умело смешивая с пространством, благодаря искусному методу. Оба с открытыми или закрытыми глазами визуализировали космос, растворялись в нем, и чудо, что смогли после приземления спустится на своих ногах по трапу на землю города, над которым Серфей с Дашей планировали пролить золотой дождь благоденствия, переместить в нирвану и отчитаться заодно перед суровым Посейдоном.

Даше хотела простоты исполнения плана: «Сделай, чтобы все жители, включая животных, пребывали в постоянном ощущении счастья, что бы с ними не происходило. Ты можешь это?» Серфей знал, что может. Стоило разлить в эфире эликсир наслаждения, накрыть город куполом, за месяц жители привыкнут к состоянию, и пожалуйста, живите в счастье. Выстроится общи психо каркас, он будет действовать и на приезжих, и на вновь родившихся. Но план Серфею не нравился, он лишал жителей и самого себя самого ценного, того, для чего они здесь находились-опыта, возможности или хотя бы иллюзии, что они всего добились сами, преодолели, изменились самостоятельно. Лишать опыта- последнее дело. Если уж совсем иначе не получится, это план мог быть запасным, даже крайне пораженческим вариантом. Серфей расписался бы в собственной примитивности в качестве творца и учителя, хотя что-то ему подсказывало, что так и придется поступить. Даше Серфей ответил, что это сложно, но он будет стараться. Сказать ей нет означало худшее, что могло случится с мужчиной. Это значило сказать нет свой силе, энергии, немыслимо не только для мага, но любого, имеющего минимум разума и опыта индивидуума. Серфей разум имел неординарный, не всегда им пользовался, давал отдохнуть ресурсу, за что ошибочно слыл недалеким. Да и разум был не причем, женщина, как и сила, может играть как угодно, для нее нет правил, а если ты не пустое место, приноровись к ее игре или довольствуйся заурядностью. «А если сила больна?» -спросите вы. Лей в нее любовь, пока не выздоровеет, другого пути нет. Любовь и терпение- и есть путь победителя, это знал любой алхимик любого рода и племени. Серфей же любым не был, он был сыном своего отца и понимал, что объем его силы немыслимый и грандиозный, тысячелетия уйдут на то, чтобы узнать его и научится ею управлять. А женщина-это проекция твоей силы, какая женщина-такая сейчас твоя сила, вот и работай: выпестывай, утончай, превращай из воробья в орла, а сказав-нет с воробьем и останешься, по заслугам текущего уровня мастерства. Но если женщина одинока? Тогда кто растит ее силу? А так не бывает. Ее внутренний учитель-маг растит, женщина не может быть одна, внутренний учитель и возлюбленный вольют в нее столько любви, сколько будет нужно, чтобы излечить ее.

Поток размышлений Серфея прервался при выходе из здания аэропорта на улицу. На него стремительно летела птица и приземлилась у ног, заставив остановится. С местной фауной наш герой знаком был сильно поверхностно, Россию изучал больше по толстым романам, но что-то в птице говорило, что она не случайна. Птица была голубем, обычной для России и Европы, но данный экземпляр превосходил оперение самого амбициозного попугая. Необычный был окрас: фиолетовая головка венчала синюю переливающуюся шейку, туловище зеленого цвета от темного изумруда у основания шеи до болотного, переходящего в оранжевый хвост с красным кончиком, крылья птицы были желтыми.

– Даша, у вас часто голубей раскрашивают? Любопытный экземпляр, не находишь?

Даша, не успевшая толком освободится от окутывавшего ее блаженства, сфокусировалась на птице и рассмеялась.

– Первый раз такую вижу. Может быть на свадьбу кто-нибудь заказал, чудаков хватает.

– Думаю, что нет. Этот голубь такой всегда, смотри у него подвеска с камешком на шее!

– Да, не могу разобрать, что за камень, переливается разными цветами.

– Кристалл под стать хозяину, отражает его сущность.

Голубь потоптался перед Серфеем, бессмысленно потакал асфальт и взмыл вверх.

– Не знаю пока, что это за символ, но город у тебя необычный. Такими птицами и на Олимпе не всегда встречают.

– Может быть город тебя уже любит? Голубь символ мира и любви.

– Я пока не заслужил, но аванс приму. Поехали домой, родная. После перелета между нами осталась масса недосказанности, и начнем мы с того места, где остановились.

– Я начну с душа и чашки домашнего чая.

– Женщины не умеют правильно начать.

– Да? Правильно всегда с сеновала?

– С сеновала-сказочное начало, но потом долго идти до свадьбы. Лучше со взгляда, как у нас и разговора. Но ход твоих мыслей мне нравится.

– Ты думаешь только о любви.

– Сто процентов, мы с тобой сумеет трансформировать ее в магию, нужно пользоваться своей силой, а не бороться с ней.

В такси играла старая песня, немного наивная с подходящими к их разговору словами, Даша рассмеялась.

– О чем ты?

– Да песня!

– Переведи, ты же знаешь, я этикетки не читаю, познаю язык одномоментно при необходимости.

– Песня моей юности: «Русским девушкам нужна только любовь, милый, дай мне только любовь.»

– Отлично. Надеюсь. Так и есть.

– Не надейся. Это в прошлом. Сейчас мне нужно много больше.

– Не пугай меня!

– Даже не думаю. Освобождение и отдать все, что у меня есть.

– Мне?

– Нет, растворить тебя в себе и отдать, включая тебя.

– Людям? Твоему городу?

– Кто возьмет. Я хочу уйти налегке, иначе не расплачусь.

– За что?

– За любовь, немыслимую любовь, которой меня наполнили.

– Забудь о дУше. Я сам потом тебя помою.

Веселая песенка оборвалась и из приемника полилась другая музыка. Возвышенная, дивная фортепьянная музыка Баха. Серфею показалось, что перед ним мелькнуло на мгновение смутное видение: он вставал из воды? Показалось?

– Странная у вас подборка. Попса восьмидесятых и Бах в обработке Зилотти. Это Гилельс, верно?

– Вы про музыку? Сам удивляюсь, у меня на диске такой композиции не было, радио прорвалось, наверное.

Водитель состроил в зеркало недоуменное выражение.

– Голос Творца.

– Вы в него верите?

Даша улыбнулась.

– Я его знаю. Только не уверена, что это он.

– А я не буду спорить, сам-феминист, у меня две девки растут, в школе еще, боюсь за них.

– Мы для этого и приехали. Чтобы можно было перестать бояться.

– Вы миссионеры что ли?

– Скорее волшебники.

Водитель одобрительно хмыкнул, остановил машину у подъезда и пошел открывать багажник.

В таких маленьких апартаментах Серфею бывать не доводилось, не говоря об Олимпе, в путешествиях Серфею предоставляли дома, где роскошь была минимум-извинением за неудобства пребывания вне родины. Увидев две малюсенькие комнаты Даши, Серфей был в восторге: «Если моя любимая может жить в таком доме, какую же радость я испытаю, когда увижу ее глаза в домах, к каким привык я».

Утром за завтраки решили начать знакомить Серфея с городом. Не ходить по экскурсиям, примеряя на себя маску гостя, а просто начать жить. О работе ради денег думать было не нужно, карточки на свое имя Серфей обнаружил в первый же день, а перед отлетом снял изрядную сумму и перевел на счет Даши, не зная, как отнесутся за самовольную замену проекта на Олимпе. Если захотят, он деньги и с Дашиного счета аннулируют одной мыслью, но это уже грубое нарушение закона иллюзий, и Серфей чувствовал, что Дашин счет трогать не будут. Забирать деньги у женщины, в конце концов этику никто не отменял. Можно быть безжалостным, но прослыть мелочным, не способным на элегантные ходы и красивую игру- не почерк Олимпа, разве что начинающие помощники помощников могли вести себя как подростки, на них не обижались, не обращали внимания. В один день красивой игре не научишься, а жизненный опыт у всех разный.

– Где ты занимаешься спортом, мое счастье?

– В йога студии неподалеку.

– Отлично, о йоге мне рассказывали наставники, говорят, людям она помогает выйти за собственную природу. Судя по тебе-так и есть. Пойдем в твою йога студию. Менять свою природу даже если она может быть любой-то, что надо. Именно этого мне и не хватает, чтобы додумать наш план.

– У нас пока нет плана, милый, только санкальпа.

– Непоколебимое намерение. Пусть будет так. Веди.

– Форма-то спортивная у тебя есть?

– А сейчас узнаем, я так свой чемодан и не разобрал. Спортивные брюки с футболкой нашлись. На футболке красовалась эмблема Олимпийских игр- кольца и надпись на русском «Олимпиада 80» Серфей и Даша переглянулись.

– Они знали? Выходит, они с начала знали, Серфей?

– Даша, не думаю. Скорее позже кто-нибудь из кураторов пошутил, когда я план изменил. Чтобы я думал, что знали. Хотя с Олимпом никогда нельзя быть уверенным на все сто.

– Может быть я была одним из вариантов, экзаменом-сдашь-не сдашь. Откажешься от плана, свернешь на другой или устоишь.

– А вот это похоже на правду. Думаешь-завалил?

– Пока рано говорить. Даже если это тупиковая ветвь-мы не узнаем, если не решим пойти по ней до конца. Или кураторы намекнут.

– Это вряд ли, я бы на их месте не стал. Но надпись на футболке-знакомый ход, посеять сомнения, это они любят.

– Странно думать, что благополучие моего города может быть чьим-то экзаменом, даже если он сын бога. И я лишь приманка для отвлечения неопытного творца.