Читать книгу Следы в темноте - Мария Некрасова - Страница 2

Тучная тетка заслонила кабину водителя, и Влад не видел света фар на дороге. За окнами была такая темень, что казалось, автобус едет вслепую, по лесу там или под землей. Вот сейчас повернем и врежемся в толстенный вековой дуб, влетим в высоковольтный кабель или въедем по какому-нибудь секретному подземному тоннелю прямо в метро, да и прокопаем автобусной мордой новую ветку.

В салоне светло, за окнами – мрак. Кто-нибудь помоложе и поглупее наверняка навоображал бы в этой темноте всяких привидений, оборотней и ведьм, которые гонятся за автобусом со скоростью шестьдесят километров в час. Влад не воображал. Он видел. За окном, в салоне и просто так перед глазами он видел пожар и слышал горький смог даже в сладком парфюме соседа. Когда знаешь, чего бояться, перестаешь выдумывать всякие глупости.

Компания с гитарой выла на весь автобус, Влад не вслушивался в слова, но мотивчик был какой-то похоронный. Тучная тетка заплатила за проезд, но отходить от кабины не собиралась, поболтать ей приспичило, что ли? Сосед Влада уснул над кроссвордом. Все были такие спокойные, что хотелось облить их холодной водой. Влад бежал, и ему казалось, что все вокруг должны бежать. От огня, от пожара, от того, кто его устроил и может устроить еще что покруче с молчаливого согласия едущих в автобусе. Всех.

Он чувствовал себя виноватым, хотя прекрасно знал, что ничего не сделает. Но мог бы хоть предупредить… Не-а. Его никто не слушал. Да он бы сам себя не послушал, он и не верил глазам своим, пока не случилось то, что случилось. Трус? Сам такой. Легко быть храбрым, когда ты не один и когда ты прав. Последнее, пожалуй, даже важнее. Когда ты прав – уже не один. С тобой Уголовный кодекс, инструкция пожарной безопасности, ну или где там та правда написана, хоть учебник какой. Про Владькину правду никакие учебники не писали. Да и была ли она, та правда? Сейчас в теплом автобусе по дороге домой уже кажется, что все приснилось. Бывают же такие сны, реалистичные, как будто и правда все было. И чаще всего кошмары. Такой это и был сон. И какая уж тут правда? И как тут можешь быть «не один»: массовые трансляции снов пока еще не изобрели? Вот и получается, что ты один со своей то ли правдой, то ли сном. Сейчас еще дома всыплют за то, что из санатория убежал. Вот как им объяснишь почему?

Автобус въехал в город, и за окном включился свет: фонари, окна домов. Влад как-то сразу встрепенулся и стал думать о насущном. Что, в самом деле, сказать дома, а главное – в школе. Он и ехать-то не хотел в этот дурацкий санаторий, звучит несолидно, как будто ты больной или старикашка, кто еще по санаториям ездит?

Для ребят в школе пришлось выдумать спортивный лагерь. Не летний, не зимний, а так, когда родители наскребут на жутко дорогую путевку (только так, иначе какой дурак поедет в конце учебного года?).

Заодно добавил себе очков в глазах Коляна и Санька, они не первый год ездят по спортивным лагерям. Возвращаются и потом еще полгода показывают приемчики Владу с Толстым. Да такие это приемчики, хоть беги. Друзья, называется! Влад в этом дурацком санатории, конечно, тоже успел кое-чему научиться, но не так, чтобы рваться показывать. Особенно Саньку. К нему как не зайдешь, он либо гантели дергает, килограмм по шесть каждая, либо лупцует в коридоре старую грушу своего брата-морпеха. С таким другом сложно сохранять лицо, нет-нет да и уложит тебя на лопатки. С таким другом ты обречен быть вечно вторым. Даже третьим, есть же еще Колян. Ну и Толстый – номер четыре.

Когда на Толстого находит в очередной раз (обычно после Нового года и ближе к весне), он начинает бегать по утрам и отжиматься на время, болтается на турнике по полдня, в попытках подтянуться хоть разок. И все время зовет с собой Влада как равного. Как будто они оба толстые. Обидно ужасно, но Влад все равно бежит и подтягивается, потому что друг, да и лишним не будет.

Коля и Санек старательно подбадривают, но заниматься в компании не идут. Понимают, кто здесь номер один и два, а кто – три и четыре.

И кто при таком раскладе скажет друзьям, что поехал в санаторий? Вот и пришлось этот лагерь выдумывать. Классная в школе, конечно, знает, куда отправился Влад, ну да она не из тех, кто обсуждает с учениками хоть что-то, кроме уроков.

Теперь предстояло всем объяснить, почему Влад вернулся раньше, наплевав на дорогую путевку, олимпийские нагрузки и что он там еще наплел, уезжая. Скажешь: «Сбежал», – засмеют, подумают, что ты этих самых нагрузок не выдержал. Доказывай потом, восстанавливай репутацию, бабка и так пилит из-за каждого синяка. Травму себе выдумать, что ли? Тоже нехорошо: легко спалиться, забыть, например, на какую ногу вчера хромал, да и по-лузерски это как-то – травма. Надо что-то такое придумать: взрыв, теракт, пожар – тогда поверят.

Пожар… Влад мысленно сплюнул под ноги: над ним издевались его собственные фантазии. Хотя пожар – нормально, получится, что даже и не соврал.

«Скажу, что сгорел стадион, – решил он. – И родителям – тоже. Кто там разбираться будет и пепелище искать?! Да бабка от одного слова «пожар» в обморок упадет, и на расспросы ее уже не останется».

Почти довольный Влад полез в телефон: пока едем, надо разобрать фотки. Луков на стадионе и в спортзале он понаделал на два лета вперед, осталось подчистить палево. В кадр нет-нет да и влезал какой-нибудь дурацкий стенд на заднем плане: «Детский санаторий «Солнышко». Наши рисунки» – позорище.

Фотки с Еленой тоже пришлось удалить. Жаль, но ее выдавал бейджик с логотипом санатория. С Васечкой удалил штук двадцать: этот дурачок мало того, что везде ходил за Владом, так еще и просил всех подряд их сфотографировать. Влад убегал. Прятался в палате соседей, в туалете, в спортзале (вот откуда столько спортивных фоток), а кто бы не бегал на месте Влада?! Увидят же с Васечкой – засмеют: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты». Васечка, правда, умнее, чем выглядит, но выглядит, как дурачок. Такой и есть. И вроде ничего дурковатого не устраивал: не ловил рыбу в толчке, не поджигал кухню, а на лице написано: «дурачок». Раз увидишь, сразу поймешь, кто перед тобой. И на фотках – тоже заметно.

Поудалял убогую санаторную столовку, речку – против ветра переплюнешь, да еще и купаться не пускали, говорили рано, вот кончится май… В море, у которого стоит воображаемый спортивный лагерь, купаться небось уже можно. Надо прошлогодние фотки в компьютере найти и в телефон залить. Влад с матерью тогда в Крым ездили.

Из сотни фоток осталось меньше десятка: в спортзале, на стадионе и с Войтековой, хотя Владу казалось, что он там один. На фоне однотонной стены без всяких там стендов и картинок Влад видел себя одного, только не в центре кадра, а чуть правее. Маринку это и выдавало. Влад-то помнил, что они фотографировались вместе. Васечка тогда по своему обыкновению пристал к ней: «Сфотографируй нас с Владом», Войтекова и щелкнула. Даже не смеялась, добрая душа, обычно девчонки не упускали такого случая. Щелкнула, и сует телефон Васечке: «А теперь, – говорит, – и ты нас». Зачем? Говорят, ведьмы могут сделать с тобой что хотят, если у них в руках твоя фотка. Но Маринка и перекачать не просила, как будто хотела не с Владом щелкнуться, а наоборот – ему свою фотку оставить. «Смотри, мол, Владик, любуйся пустым местом и меня вспоминай». Хотя все остальные Маринку на фотке видят, это Влад один такой ненормальный.

…Вот и остановку свою чуть не проехал! Влад выскочил в последний момент, поднырнув под рукой необъятной тетки (она так и стояла у передней двери, закрывая кабину водителя), услышал в спину приятное пожелание, огрызнулся: «Сама такая». Обошел остановку, ступил в темноте в лужу (новые кеды!) и оказался в своем дворе.

В беседке под сиренью сидел один Пашка (что, все вымерли, что ли? А! К экзаменам готовятся!). Его противная овчарка возилась в кустах неподалеку. Если к Пашке подкрасться и гавкнуть, она как пить дать выскочит и сама облает, а то и прихватит за штаны. Ну и ладно! Влад нашарил на земле камушек и запустил Пашке в спину.

– Ой!

– Здоро́во. Где все?

– Зубрят. Химичка завтра пробный экзамен грозилась устроить… Меня с собакой выгнали на десять минут. Животом мается. – Он кивнул на овчарку.

– Сожрала что-то?

– Не… Хотя… – Пашка хихикнул. – Цапнула на днях какую-то тетку, а утром и заболела.

– Бешеную?

– Да похоже! Я узнал много новых слов.

– Потом расскажешь. – Влад не любил, когда ругаются. Дай ты по уху, когда душа просит. Если некому – хоть грушу побей. А так сотрясать воздух – зряшное дело. И некрасивое.

Пашка повздыхал, глядя на торчащий из кустов хвост овчарки, и все-таки вспомнил:

– Погоди, ты вроде на все лето уезжал?

Влад сделал специально отрепетированное значительное лицо, но Пашка в темноте явно не разглядел и продолжал болтать:

– Ой, а ты-то как же теперь с экзаменами-то? Вроде в лагере сдавать собирался?

– А я уже все сдал. – Это была правда. А что еще делать в санатории, где компьютерный класс – один на триста человек, а в речке еще нельзя купаться?! И учителя там были нормальные, готовые принять экзамен, когда тебе удобно, а не с общим потоком.

– Все?

– Ага. Завтра в школу бумажки занесу. Привет химичке. – Влад сделал вид, что собирается уходить, но тут Пашка небрежно сунул руку в карман и протянул Владу тоненький кусок пластмассы:

– Мать расщедрилась. Хотела на окончание учебного года подарить, да я выпросил пораньше.

Влад повертел в руках тонюсенький телефон: ни у кого в классе такого не было. Щелкнул на пробу овчаркин хвост в кустах. Сумерки сумерками, а качество что надо. Не то что Владькин убогий агрегат, года два назад покупали, и уже тогда он был не новый.

Влад кивнул в знак одобрения и торопливо вернул телефон Пашке, пусть не воображает.

– Ладно, пойду.

– Погоди, а чего ты вернулся-то?! Вроде на все лето…

– Да из-за пожара. – Влад старался говорить небрежно, хотя после того пожара до сих пор поджилки тряслись. – Стадион там сожгли, вот и разъехались все. Что в спортивном лагере делать без стадиона?

– Сожгли?! Кто?

– Может, террористы. Все, я пошел, а то мои еще не знают. Сейчас небось эсэмэски мне шлют на украинскую симку: «Как ты, Владик, отдыхаешь-поправляешься?» А тут я в дверь позвоню: сюрприз!

– Террористы? Ух ты!.. – Но это Пашка кричал уже Владу в спину. К утру всем растрезвонит. Ну и хорошо, а то каждому отвечать, почему вернулся, получится, как будто оправдываешься, неизвестно за что.

В светящемся окне возник силуэт бабки. Влад помахал, пусть подготовится, может, и не упадет в обморок, когда увидит его на пороге. Бабка припала к стеклу, заслонившись от света руками: не показалось ли ей? Влад помахал еще. К бабке в окне подошли мать и Лиза, вот и хорошо: при Лизе скандалить не будут. Лиза – подруга матери. Мать настаивает, чтобы Влад ее называл Тетьлиза, а Лиза отмахивается: «Не называй меня тетей». Влад не называл ее никак и был страшно доволен своими дипломатическими способностями.

Он еще поднимался на этаж, а замок уже щелкнул, и на лестницу посыпались разговоры:

– Говорили – к первому сентября.

– Значит, раньше осени дозрел. Или случилось что.

Влад поднял голову, увидел всех и прирос к лестнице. Мать, бабка и Лиза стояли в дверях, вопросительно глядя на него. С перепугу сперва показалось, что они все такие… Нет, только Лиза. Она одна странно двоилась в глазах, как будто смотришь стереофильм, а очки не надел. Она была такая, Лиза. Как Маринка Войтекова, как математичка в санатории, как… Ведьма? Может быть. Влад еще сам не понял, что он видит. Зато усвоил: от таких не жди ничего хорошего.

Уж про Лизу никогда бы не подумал… Она ведь у них в гостях с утра до ночи торчит, от матери не отходит! Вот уж «повезло»! Влад лихорадочно просканировал мать: от дурацких зеленых тапочек до торчащего из прически волоска. Синяков, гипса и тому подобных бонусов, которые дает близкое соседство с ведьмами, не нашел, но разве тут успокоишься!

– Привет, девчонки! – Он даже улыбнулся, чтобы «девчонки» не набросились на него с кулаками сразу, а дали объясниться. – В санатории пожар был, я и смотался. Не хочу все лето на пепелище жить. Переночевать пустите? А то так есть хочется, что у Пашки новый телефон.

– Ты еще старый в туалете не утопил, – пробормотала мать и отступила, чтобы пропустить Влада. В далеком детстве он действительно утопил в школьном туалете свой первый телефон. Ну а кто их просил покупать такой неудобный чехол, без кнопки и «молнии»?! Мать тогда неделю ворчала.

Влад продолжал ее рассматривать: «И не хромает вроде. Что ж за подругу ты себе выбрала, а?»

– Погоди, какой пожар? Прямо в корпусе? – Бабка очнулась, и это не предвещало ничего хорошего. – Вы не угорели? Пострадавшие есть? Да я им сейчас устрою!.. – Она побежала к телефону, но мать ловко и незаметно цапнула ее очки со столика и сунула в карман чьей-то куртки на вешалке.

– Где-то у меня был их номер… – Бабка стояла у тумбочки с телефоном и листала толстенную записную книжку. Эта книжка лежала здесь, сколько Влад себя помнил, и с возрастом только набирала вес. Владу казалось, что в ней записаны все телефоны на свете: хочешь врача, хочешь адвоката, да хоть президенту Африки позвоним, если язык знаешь!

Влад уже разулся и шлепал на кухню.

– Домик из частного сектора… Кормить будут? И стадион, – добавил он, чтобы не путаться, что кому соврал. – Все живы, ба.

Все живы. Елена (медсестра) по страшному секрету объяснила потом, что, если бы Влад не перебудил полсанатория и частный сектор заодно, в доме никто бы не выжил. Горят заживо только ведьмы на костре в сказках. А в жизни сначала угарный газ тихо и не больно отправляет спящего на тот свет, а уж потом огонь добирается до мертвого тела. Неспящий выскочит, а спящий не проснется. Это она сказала ему одному без свидетелей, как будто стеснялась своей правды. Или утешала. Ей-то что?

– Очки не могу найти… Ладно, напомни мне завтра, я им устрою… Погоди, если частный сектор, ты тут при чем? – Иногда бабкина въедливость просто бесит.

– Я сам все поджег, и меня выгнали. – Влад взял тарелку и нарочито загромыхал кастрюлями.

– Нет, я хочу знать! Мать с бабкой старались, искали путевку…

– Оставь его, мам. Пожар и пожар, что тебе мало, что ли?

– При чем здесь…

– Да ни при чем! Не хочу отдыхать без стадиона, ясно?

– Еще и грубит…

Мать взяла бабку за плечи и повела вон из кухни:

– Лизка, покорми его, пока он на себя кастрюлю не вывернул.

Влад быстро наполнил тарелку и сел (мало ли, что теперь ждать от Лизы). Когда мать и бабка ушли – дотянулся ногой и прихлопнул за ними дверь. Запоздало сообразил, что жест получился двусмысленный: Лиза-то осталась. Теперь подумает, что Влад нарочно вызывает ее на приватную беседу. А она знает, что он знает? Такие чувствуют, что их засекли?

Лиза проследила траекторию двери, взяла табуретку и села, подперев дверь спиной.

– Ну мне-то расскажешь, почему ты убежал?

…Не чувствуют. Добрая идиотка Лиза, такая ты там или нет, но ждать от тебя подставы – самому надо быть дураком. Ты даже не понимаешь, что Влад уже не маленький, и такие фокусы, как в третьем классе, уже не пройдут. Тогда еще можно было воспользоваться доверием, узнать правду, и полунамеками, не предавая вслух, донести до матери, что все в порядке, просто у мальчика свои маленькие тайны.

– Говорю же, из-за пожара. Что в том санатории делать, когда стадиона нет?

– В санаториях лечатся…

– От чего? От бабкиных скандалов?

Не хотелось вспоминать, но мать с бабкой правда много ссорились последнее время. Может, Влада затем и отправили в санаторий, чтобы он этого не видел? Идея с поездкой была бабкина, так что очень может быть. Это в ее духе. Чуть что – «Владик, иди погуляй» или спать, если ночь на дворе. А тут экзамены на носу. Да и вообще на все их скандалы не нагуляешься. Вот бабка и решила его сбагрить в этот санаторий.

Лиза вздохнула: типа все поняла. Теперь доложит матери, что он сбежал, потому что боялся, как они тут с бабкой без него? Не поубивают друг друга? У дураков и взрослых всегда готов ответ на все вопросы, даже если они задают их тебе.

Ну и ладно! Лишь бы отстали и обратно не отправили. Влад специально застучал ложкой, чтобы не слышать, что там Лиза еще скажет, перед тем как уйти. Но Лиза – добрая, хоть и идиотка. Она только скрипнула дверью.

Влад уже поел в гордом одиночестве, но в комнату не торопился. У них с бабкой одна на двоих – вот уж повезло. Сидел себе над пустой тарелкой, смотрел в окно.

За кухонной дверью громко перешептывались мать и бабка. Значит, Лиза уже ушла домой, и мать осталась без громоотвода. А бабке надо было срочно войти и провести с Владом короткую воспитательную беседу. Что-то вроде: «Сбежал так сбежал, иди спать, завтра в школу».

Ну и что, что не надо в школу? Влад однажды ногу сломал: гонял на улице в футбол да и долбанул ногой по воротам. Так бабка потом каждое утро спрашивала: не может ли он еще ходить? Ну что там идти до школы-то, четыре остановки? Клюшку мою возьмешь, если надо. Она как поезд «Сапсан»: летит с бешеной скоростью и никогда не свернет с рельсов-то. А перед остановкой до-олго тормозит. Небось пол-лета еще будет в школу будить…

Сейчас мать стояла на страже Владькиной приватности, и радиоспектакль за дверью можно было игнорировать. Вот уйдет она завтра на работу, и будет Влад целый день отбрыкиваться от бабки сам. Шепот за дверью набирал децибелы. Сейчас бабка перейдет на визг, и тогда хоть беги. Влад взял со стола забытую поварешку и грохнул об пол, чтобы там за дверью притихли.

– Ты чего посуду бьешь?!

Влад не ответил. Мать снова что-то громко зашептала, и у нее получилось: поезд «Сапсан» ушел в депо, шаркая тапочками. Мать еще постояла под дверью, охраняя Владькин покой, и тоже пошла к себе.

Окно на пятом этаже в доме напротив светилось, как всегда в это время. Под нелепым торшером в кресле с газетой сидел Владькин невидимый друг. На таком расстоянии Влад видел только силуэт человека в кресле, даже не знал, молодой он или старый, мужчина это или женщина. И ни разу не видел, чтобы человек за окном вставал и куда-нибудь шел или, наоборот, приходил и садился в свое кресло. Он был там всегда, когда горел свет. И днем, когда за темными окнами ничего не разглядишь, Владу казалось, что он по-прежнему там в своем кресле под торшером, как на посту. Иногда из-за газеты появлялась рука с телефоном или пультом, иногда переворачивались, как будто сами собой, страницы газеты. Владу нравилось наблюдать за этим чудаком, который никогда не уходит и не приходит. Порой хотелось помахать, чтобы убедиться, что там человек, а не робот, но Влад не решался. И про себя называл этого в кресле «Мой невидимый друг», хотя какой он друг, когда ему и помахать-то стесняешься?!

«Хоть что-то не меняется в жизни». – Мать так говорит, когда Влад в очередной раз приходит с синяками или с двойкой или просто просит новый телефон. Вот именно так он любил своего невидимого друга: «Хоть что-то не меняется в жизни», – Влад сейчас именно это и чувствовал.

Но вообще-то это секрет. Если во дворе или в школе кто узнает, что Влад по вечерам подглядывает в окно за каким-то одноруким креслом, да еще помахать стесняется, ему несдобровать.

– Владик, ты спать собираешься? Завтра в школу! – Поезд «Сапсан» ворвался в кухню, усыпив бдительность матери.

– Ща… – Влад не поленился, вышел в коридор, выкопал из рюкзака дневник и еще кучу бумажек, подтверждающих, что экзамены сданы и будить его завтра в школу не стоит. Проснется – так и быть, занесет документы. А лучше пусть сама занесет, может, хоть директриса ей объяснит, что летом в школу не ходят. – На. Директрисе завтра отдай…

– А ты что, в школу не пойдешь?

– Нет.

– Почему это? – Она вертела в руках дневник с проставленными отметками и не могла связать причину и следствие.

– Потому что я все сдал. Больше мне до сентября в школу не надо.

– Что, совсем не надо?!

Поезд «Сапсан» долго тормозит.