Читать книгу Белый ворон - Мария Петрова - Страница 3

I'm such a star

Queen boulevard

Blaze through the dark

And never stop, it's how we ride

Comin' up until we die.

“Break the rules” Charlie XCX

Сиэтл зажег вечерние огни, освещая сонным бродягам дорогу к дому. Все спешили с работы, метро стремительно опустошалось, никому не хотелось заставлять их семьи ждать.

Дама в черном зашла в магазин. От нее явно несло трауром.

– Мадам, – вышел из-за стойки пожилой продавец цветов, – могу я чем-нибудь помочь Вам?

– Я удручена…

– Чем? – перебив леди, вставил почувствовавший неподдельную женскую печаль, старик. – Горем, быть может?

Женщина еле слышно вздохнула, уныло отводя взгляд. Ее голубые глаза, полные тоски и печали, говорили об усталости от всего мира. Ей хотелось уединенья.

– Одиночеством? – тихим голосом спросил продавец, будто бы боясь спугнуть и, как видно, не прогадал.

– Да, конечно! Одиночество! Дайте мне те цветы, которые заговорят со мной!

– Сию минуту, мадмуазель, – цветочник унесся, женщина осталась ждать.

Когда старик вернулся через пять минут с букетом алых, бардовых, ярко-красных роз, эстетично гармонирующих друг с другом в приятной цветовой гамме, почти скрывающей острые шипы, женщина отреагировала не так, как ожидал цветочник.

– Они полны крови. Я так устала от крови. Принесите мне свежих, будто только что сорванных летних цветков. Розы грубы, они не умеют ласкать. А вот антуриум… совместите их с гортензией! Они прекрасно смотрятся вместе!

– Конечно, мадам.

Садовник вернулся через семь минут с несущим за несколько метров пряным запахом. Запах травы был особенно свеж. Цветы были перевязаны синей лентой.

– Эта лента отлично подойдет к вашим глазам.

– Правда? – с каплей восторга спросила женщина, поднося цветки к лицу, – Вы мастер. Настоящий художник! – восторженно воскликнула она. – Какова цена этого чуда?

– Чуда, – скромно посмеялся цветочник, – Вы бескрайне добры, я не возьму с Вас денег. Для цветочника лучшее – это признание и огонь в глазах заказчика.

– С огнем вы угадали.

Дверь прощально хлопнула. Женщина, теперь уже молодая девушка, сняла шляпку с вуалью, закрывающей темный властный макияж, кладя ее в сумочку, придающий ей лет двадцать старый кардиган, закрывавший все это время худые белоснежные плечи и длинные красивые руки, скинула сандали на низком толстом каблуке и достала из фирменного бумажного пакета туфли на высоком каблуке с бархатной поверхностью.

– Ну и грязь же этот ваш Сиэтл, – ворча себе под нос, проговорила она, связывая черные маслянистые волосы в низкий пучок, даже не обращая внимания на то, куда идет.

Продавец дешевых бургеров изредка поднимал на нее презрительный заинтересованный взгляд, обильно намазывая котлету горчицей. Девушка посматривала на часы.

– Вы не знаете, где тут можно снять приличный номер в отеле с видом на бухту Эллиотт?

– Есть тут один, но там с хорошим номером можно состояние оставить. «Парк Уолтер» называется. На самом деле достойное место.

– То, что нужно, – девушка вытрясла из кошелька мелочь и ссыпала бургерщику. – Сдачи не надо.

– Спасибо… – еще посмотрев ей вслед, удивленно сказал парень.

Свет зажегся в огромном номере из пяти комнат на двенадцатом этаже. Полный набор удобств: компьютер с интернетом, две спальни, зона для отдыха, даже офис с панорамным видом на город. Живи и радуйся, хоть это и не про гостью.

– Так, Пенелопа Айзенберг в розыске за… ого! – женщина села за компьютер, – Вот это преступления! Как можно было так напортачить в свои двадцать четыре! – удаляя с сайта объявление, недовольно проговорила она. – Пока, Пенелопа. Теперь я Гинзберг.

***

Школа после восьми последних уроков стояла полупустая, если не считать задерживающихся двоечников и баскетболистов, некоторые из которых не редко входили в число отстающих по учебе.

– Гомес! – окликнула Бетти физичка, Элизабет вытащила наушники из ушей, – Зайди ко мне на неделе, у тебя опять двойка за тест.

– Если доживу, – ответила сухо Бет и стремительно спустилась по лестнице вниз. Библиотека была открыта. Нередко оттуда можно было уловить сладкий запах зеленого чая, эвкалиптового эфирного масла, пиццы, которой увлекались ребята за компьютерами или приятных успокаивающих ароматов библиотекарши. Зал был большим, огромным. Стеллажи хоть и занимали самое большое количество места, директора все же нашли место для читального отдела. Он был в глубине, поэтому над стойкой регистрации и выдачи книг висела карта, чтобы было легче ориентироваться в шкафах и зонах.

– О, мисс Гомес, – привычным тихим для библиотекаря голосом, сказала мисс Тэвис, снимая очки с носа, – давно Вас не видела, уже прочитали Крапивина?

– Прекрасный рассказ, – вытаскивая из рюкзака книгу, ответила Бет, – но американская классика мне ближе.

– «Динка» не такой простой рассказ, в нем много смысла, не лежащего на поверхности. То, что Вы дочитали его до конца – дорогого стоит. Что предпочтете в этот раз?

– Пожалуй, выберу что-нибудь сама. Люблю полагаться на название.

– Библиотека в Вашем распоряжении.

Каждая книга имела свой запах, по тому, как шуршат станицы, насколько состарены листы, как хрустит переплет, можно было узнать не только ее возраст, сколько раз ее читали, насколько она интересна. Зачастую Бетти не вчитывалась в предисловие от автора или об авторе, не читала случайные абзацы, не вглядывалась в имена героев, она просто открывала и вдыхала историю, несущую ей автором. Если в запахе ощущалась новизна, Бет откладывала, новые книги были ей не по душе, если переплет встречал ее букетом пыли, значит, книга давно заброшена, это нравилось ей больше.

«Тайна Британской Пристани». Ничем не примечательная, обычная книга 70-х годов. Скорее всего, фантастика, или детектив. Следующим, что взяла Бетти, была историческая книга, из нее выпала фотография баскетбольной команды 80-го года, не взять ее было бы ошибкой. После этого Бетти уже собралась уходить, как заметила краем глаза какое-то движение слева от себя. Она удивилась, узнав в любителе книг капитана баскетбольной команды. Не придав ему большого значения, она двинулась к выходу, но тут он заметил ее.

– Гомес, Бетти Гомес!

Бет обернулась.

– А ты Уилл Блексмит.

– Меня все знают, – подходя к Бет, сказал он. В руках у баскетболиста была стопка толстых книг, в основном об успешных людях, редко встречались о фантастике и попаданцах. – ты тут давно, не проведешь меня к разделу биологии?

– Биологии? В медики решил податься? – удивилась Бет, но пошла в сторону биологии.

– Идея неплохая, но нет. Хочется помогать команде, когда кто-то повреждается или что-то такое.

– «Что-то такое», – усмехнулась Бет, пока Уилл без разбора скидывал себе книги, – все?

– Нет, постой, – Блексмит как будто прервал себя на полуслове, но решился договорить, – ты любишь восточную кухню?

– Это на другом конце Сан-Диего?

– Ну, в общем-то, да, но… если ты не хочешь, можешь зайти в забегаловку напротив школы и поесть дешевых бургеров.

Уилл оказался настойчивым, но в голове Бетти не было мыслей пытаться отнекиваться, ей было интересно. Даже не то, как поступают с девочками мальчики, когда приглашают их в кафе, а то, как поступит Уилл Блексмит.

***

Дин устало открыл дверь и с порога хотел развернуться и пойти дальше умирать в зале, как только услышал доносящуюся с кухни нарочно корявую русскую речь Джейн. Заходить он не торопился, ему было интересно, что она будет втирать его отцу, а при виде ребенка все взрослые разговоры, как правило, заканчивались. По заинтересованным вопросам папы Дин понимал, но активно отрицал, что отец заинтересован и думать о другом отказывается. Все, как и хотела Джейн.

Дин с теплотой вспоминал старую хореографическую студию, в которую поступил еще до школы. Никакой одержимостью танцами и тому подобного у него не было, преподаватель вообще не увидела в нем тогда таланта, но именно она привила ему любовь к искусству. Уезжать из России ему не хотелось. Это единственное, что напоминало ему о детстве, матери и любви к себе. В последнее время он стал как никогда больше противиться себе. Не только в понимание балета, но и во всем. Он считал себя глупым, бездарным, ничего не умеющим. Он не знал, что должно такого произойти, что бы он полюбил жизнь.

Думая об этом, Дин не заметил, как подошел к набережной. Темнело уже рано, бледнеющее небо отражалось в ледяной, шепчущейся с волнами, воде. Каменные ступени были особенно холодными. Чем дальше было к зиме, тем холоднее было все вокруг, а особенно сердца людей. Одиночество зашкаливало.

Внезапно для самого себя Дин спустился ближе к воде, и резко опустил в нее ноги, незащищенные ничем, кроме кроссовок из тонкой кожи. Ноги, а потом и все тело обдало ледяным потоком поднимающегося вверх неприятного ощущения. Оно пробрало все, до костей. Ноги беспорядочно болтались, онемевая все сильней.

В конце концов, он вытащил их и понял, что отхватит от отца. Но это было последним делом, о котором он будет волноваться. Дома его еще ждали уроки.

Проболтавшись по городу три с лишним часа, мальчик все же вернулся домой, кроссовки еще не высохли. Он положил их на батарею, машинально придумывая тупую отмазку для отца, как вдруг услышал кое-что посильнее холодных ног:

«Можно еще чая?» – голосом Джейн.

Отчаянье нахлынуло волной и захлестнуло с головой.

Он тихой мышью пробрался в свою комнату и провел там остаток вечера, вслушиваясь в разговоры уже о жизни Джейн и отца. Боже, как же он сейчас всех ненавидел. Мать, за то, что родила и умерла, отца за то, что так и не научился выбирать себе женщин, Джейн за то, что она существует. Может, на тот момент Бетти была и не самым плохим выходом? Может, именно она способна что-то изменить и убивать в Дине каждый раз не его самого, а его ненависть? Дин надеялся на это, зная, что напрасно, но мечтать никогда не было грешным. Хотя бы это не отнимало у него веры, хотя… когда как.

***

Утренние лучи солнца… хотя погодите, не было никаких утренних лучей! Был жуткий визг будильника из-под подушки и нарастающая с каждой секундой головная боль.

– Плохо выглядишь, Денис, – заметил отец, насыпая в кофе сахар.

Дин сидел за столом, стараясь вообще не смыкать глаза, дабы не заснуть прямо за столом.

– Голова не болит? – снова спросил отец.

– Нет.

Голова раскалывалась.

Мальчик встал, как только отец сел. Ловцов сердито вздохнул и продолжил читать утреннюю газету. Дин не любил тот кофе, который пил отец, сваренный с молоком и сделанный с потрясающей пенкой сверху, он любил жесткий, оседающий, до ужаса горький из кофейника. Ценность кофейника была в том, что его отец привез аж из Америки, после какой-то там экспедиции. С тех пор Дин спокойно может позволить себе не спать до утра, а встав, выпить чашку черного и жить, как ни в чем не бывало, но все это до поры до времени, пока действует кофеин, докидываться приходится дешевым из кофеен по пути в студию, иначе там можно умереть.

– Вчера приходила женщина с американской балетной студии, ну думаю, что тебе это интересно, но выслушай. Тебе предлагают обучение в элитной студии у двух балетмейстеров. Они хотят взяться за тебя.

– Дорого?

– Деньги я найду. Проживание, сказали, оплатит школа. Дин, только представь!..

– Я согласен, – быстро выпалил Дин. Меньше всего ему хотелось сейчас играть в раздумья, интерес и вслушивание во впервые услышанное заявление.

Отец секунду помолчал.

– Что, вот так просто, не подумав и с полгода, просто согласишься уехать в другую страну?

– Америка, – пожал плечами он, повернувшись. – Там у меня больше шансов, да и от Питера я маленько устаю. Еще и школа, наверняка лучше.

– Да, кстати, твоя классная говорила, что у тебя тройки по всем предметам.

Дин отвернулся к окну.

– Гнилой человек всегда пытается замарать гнилью других, главное, отрицая свою поганость.

На выходе Дин дотронулся до кроссовок. Они оставались холодными.

Не смотря на то, что был сентябрь, все уже успели нахватать двоек и ходить заглаживать их муторными, болезненными пересдачами. Отличниц, а точнее их статус и путь в несуществующую мечту, волновали даже четверки. Пережив ГИА, нельзя было расслабляться и перед ЕГЭ, год пролетит незаметно, это знали и сами десятиклассники и без всяких угроз пекущихся учителей.

Дину запомнится этот день, он пообещал себе никогда больше не возвращаться в стены неоправданных истерик и суеты без повода. Неплохо было бы выбить дверь математички ногой, после пятнадцатиминутного опоздания, или покормить рыбок руссички пончиками, но тогда он имел шанс не уйти из школы, а вылететь, что сильно ударило бы по его самолюбию. Точнее тому, что от него осталось.

Лера перестала пользоваться косметикой, как только она перестала маскировать темные круги под глазами. Это стало по факту бессмысленным загрязнением пор. Зная это, Дин не обижался, когда она не здоровалась с ним по утрам, но знал, что она просто спит.

Математичка задерживалась. Это было привычным делом, если было не на кого поорать. Дин уже задумывался о том, что выбитая дверь в этот день была бы не лишней. Кто спал, а кто зубрил. В классе было не особо шумно, трещать было не о чем, всех интересовал только вопрос о сдачи экзаменов и о том, как дожить до выходных, зная то, что сегодня только вторник.

Кто-то выключил свет, наступил полумрак. Послышались безмолвные захлопывания книг и раскатывающаяся по пространству мертвая тишина. Никто не издавал ни звука. Такой момент нельзя было упускать. Дин прикрыл глаза и расслабился на неудобном стуле, пытаясь поймать ощущение, которое он уже никогда не испытает.

– Ловцов! – окликнули его со стороны. Он открыл глаза и посмотрел в сторону одноклассников. – Иди сюда!

Дин нехотя подошел к группке веселящихся ребят.

– До нас тут слухи дошли, что ты школу бросать собрался?

– Да? Впервые слышу.

Рослые парни, выглядящие старше и сильнее Дина, насмешливо переглянулись.

– То есть, твой отец врал?

– Вам что надо?

– Оу, только не начинай злиться, Снежинка! Я не хочу ходить с выбитой балериной челюстью! – заливисто засмеялся Кравцов и его смех подхватили все остальные.

Будь Дин года на два младше, он бы с радостью выбил Кравцу челюсть, но в силу своей усталости, подавляющей даже гнев, он не стал тратить силы на то, чтобы возражать и просто пошел домой. Это, все-таки, его последний день, нельзя оставлять плохое впечатление, уходя. Сжигать мосты – не самая лучшая привычка.

Дома он не нашел более интересного занятия, кроме как разборка шкафа. Вещи надо собирать уже сейчас, в эту самую секунду, потому что вечером в восемь часов у него самолет в Сан-Диего. Думать об этом не хотелось, искать плюсы тоже. От пустой головы становилось незначительно легче, так лишнее не напрягало и не заставляло нервничать.

Отец был на работе, поэтому Дин позволил себе самый черный кофе, самую старую и замызганную футболку, которую нашел на дне сумки, не разобранной с поездки в Лондон трехлетней давности, и раскиданные вещи по всему полу, что наступить было страшно. Тогда он зачётно выпустил гнев. Ему просто хотелось, он не мог не сделать этого назло всему миру, будто доказывая, что он не боится их, он может делать плохо, не мог не ткнуть их в лицо своей беспорядочностью и невоспитанностью, о которой пришлось забыть на порядочный отрывок времени. Дин не меняется. Люди в принципе не меняются. Они просто закапывают свои худшие стороны в землю, когда им это выгодно и нужно, а потом они просто приходят вечером к могиле и стучатся в гроб. Это никуда не денется. Оно будет рядом, пока не оглянешься. Тогда оно станет еще ближе.

Обходя уже подсобранные расфасованные кучки одежды и несвязанных предметов, по привычке на носках, Дин, под приятную туманную музыку, подошел к столу и прочитал несколько уведомлений из чатов. Классная удалила его из школьной группы, Джейн пишет тридцать девятое сообщение со справками о том, как вести себя в Сан-Диего, отец что-то шлет про сборы и еще много ненужной ерунды. Надо бы сменить сим-ку в Америке. И телефон, желательно, там хорошие телефоны, наверняка, дешевле.

Упиваясь одиночеством и долгожданным выплеском эмоций, Дин не заметил, как время подошло к шести, семи и, наконец, восьми.

Джейн нервно посматривала на часы каждую секунду, озираясь по сторонам в поисках единственной белой головы, которая ее сейчас интересовала больше всего. Увидев Дина она, наконец, смогла выдохнуть.

– Почему так долго? И где твой отец?

– Он уехал домой. Не любит долгих прощаний.

– Я не сомневалась, вы нормально расстались?

– Нормально. Я не волнуюсь за него, он в прошлом психотерапевт, он справится.

– Судя по вчерашнему нашему диалогу, я с тобой согласна.

До взлета оставалось пять минут. Джейн и Дин стояли в двадцати шагах от самолета.

– Ты не со мной?

– Нет, у меня еще есть дела в Питере. Значит так, слушай меня внимательно, Снеговик, – Дин закатил глаза и повернулся к Джейн, – в Америке ты должен звонить мне по любому поводу, что бы с тобой не произошло, ты обязательно обращаешься ко мне, не важно, в каком я часовом поясе. В аэропорту тебя встретят Мия и Мио, они тебе теперь как крестные отец и мать. На следующий день, желательно, тебе появиться в школе. Учишься ты по обмену, хоть это и не важно, все, что ты должен знать о городе я скидывала в чат, ты же читал это?

– Да, конечно! – саркастично произнес Дин.

– Говнюк. Карта тоже там есть. Деньги… ах, да, чуть не забыла! – Джейн порылась в сумке и вытащила оттуда потрепанный блокнот с разными вклейками, картинками, записями, тетрадными листами и прочим. – Это мой путеводитель. Я заполняла его три с лишним года, пока жила в Калифорнии, там все вплоть до аптек и магазинов, где продается голландский сыр. Не вздумай потерять, голову оторву!

– Ясно… спасибо.

– Не за что. Карта, – Джейн дала Дину кредитку, – там деньги, которые тебе понадобятся на проживание, можешь брать у Васиковских. Хотя нет, лучше не бери, а то они меня из Питера достанут. Ну, все, удачи.

Удачи. Как можно желать удачи перед отлетом в другую страну! Джейн, ты неповторима.

***

Нечто вдохновляющее и прозаичное представлял собой Уилл Блексмит, усердно пишущий в рваных тетрадях, бегло читая учебник.

В Старбаксе пахло кофе. Тут так всегда? Людей было мало, в основном гуляющие пары или друзья заходили, чтобы купить кофе или какой-нибудь выпечки и, не задерживаясь ни секунды, улетали прочь, вдогонку упущенного лета.

Уилл поднял глаза на Бет.

– Ты не написала ни строчки, – сказал он, грызя ручку и смотря в тетрадь Бетти и на нее саму.

– Я знаю, – Бет достала холодными руками из рюкзака черный блокнот со свежими наклейками по углам и открыла. Исписаны были всего две страницы, но так, что пропечатывалось на двух следующих.

– В таких ведут дневники.

– Это и есть дневник.

– Тебе еще кофе надо?

– Да, наверное. И возьми в стеклянной кружке! – оборвала Уилла Бет, пока он выходил изо стола. Бетти не хотела разбираться, значил этот взгляд беспокойство или странность.

Под тетрадями и учебниками завибрировал телефон. Бетти быстро взяла трубку.

– Бет, где ты? Почему тебя нет дома? Ты еще в школе? Пять часов вечера!

Это была мама. Это и так понятно.

– Мама, – раздраженно протянула Бет, – я в кафе на Мей стрит. С Уиллом Блексмитом.

Не хотела она говорить.

– Почему не позвонила? Могла бы написать, я бы ответила, в любом случае.

– Я знаю, но я же не маленькая.

– Но ты моя дочь. – Мама сделала глубокую паузу, – Поговорим дома, Элизабет. Во сколько тебя ждать?

– К шести, наверное. Если задержусь, то позвоню.

– Постарайся не забыть.

– Ладно, – Бет сбросила трубку, в этот момент Уилл поставил перед ней высокую кружку, как обычно украшенную сверху пенкой с замысловатым рисунком и сел напротив.

– Сколько ты выпиваешь за день?

– Обычно не пью, у нас кроме зерен ничего нет, а я их терпеть не могу, да еще и мама варит его горьким и густым.

Уилл посмеялся.

– Тебе помочь с чем-нибудь?

– Нет, я не хочу это делать, – Бетти закрыла блокнот, в котором было написано лишь число и первое слово.

– Ладно. Я почти все сделал. Придумай, куда хотела бы еще сходить.

Бетти уже второй день испытывала то непривычное чувство, которое другие девочки в ее возрасте уже не замечают. Не любовь и не влюбленность, ни в коем случае, чувство странности, неопределенности, дискомфорта среди людей, выталкивающее привычное состояние и встающее выше всех. На нее постоянно оглядывались баскетболисты, девочки не смотрели в глаза, но люди мало когда волновали Бетти, ее больше волновало то, что она вторые сутки находится под ненавязчивой, но все же некой опекой мальчика. Этого никогда еще раньше не было, может, поэтому все слишком мутно и непривычно? Вчерашний поход в Макдональдс стал началом для этого, Бет не успела уловить момент, когда Уилл понял, что она не неприступна, что она умеет общаться с людьми. Еще напрягало то, что он воспринимал ее как человека. Одни смеялись над болезнью, вторые недооценивали, относились как к поломанной кукле. Уилл был первым, кто не смотрел на Бет из-под пленки рака. Может, эта та самая черта всех спортсменов – не обращать внимания на недостаток?

– Может, книжный?

– Ты же вчера была в библиотеке?

– Ты спросил, я ответила. Кстати, ты же на машине, тысяча метров туда, тысяча метров обратно, ничего сложного.

– Ну, если уж на то пошло…

Уилл был неприятно удивлен, смотря на то, как Бетти скидывает в корзинку дорогую канцелярию и блокноты по тридцать долларов, докидывая дизайнерской бумагой.

– Не знал, что ты занимаешься журналингом.

– Чем?

– Заполнением дневников и декорацией. Скрапбукинг это еще называется.

– О, нет, я не занимают этим. Просто люблю блокноты и канцелярию. У меня к тебе соответствующий вопрос: откуда ты знаешь журналинг и скрапбукинг?

– Моя сестра этим занимается.

– А сколько твоей сестре?

– Двадцать два. Она живет в Лас-Вегасе с мамой.

– С мамой?.. так ты живешь только с отцом?

– Они не в разводе, просто мама уехала туда по работе, а отец не захотел переезжать.

– И как давно она там?

– Полгода, – со вздохом ответил Уилл, – я не хочу думать, что она там корни пустила или что-то еще, но последние два дня меня это напрягает.

– Что?

– Отец вчера ругался с ней по телефону. А потом перечислил большую сумму, очень смахивающую на стоимость квартиры в центре, – он достал с верхней полки пару папок и пролистал файлы, – если ты думаешь, что я использую тебя как успокоение…

– Да мне и в голову такого не приходило.

– …то ты ошибаешься.

– Ладно, но тогда зачем ты водишь меня по кафе?

– Ты не такая ванильная, как все, с кем я был. Они постоянно пытались угодить мне, быть крутыми, а ты просто есть. Ты настоящая.

«Ты настоящая, – написала Бет и откинулась на спинку стула, держа ручку между пальцев, ожидая, пока в голову придут новые мысли. – Я сто лет не вела дневники и сейчас я понимаю, что многое теряла. Я бы все равно не писала там о мальчиках не только по той причине, что не общалась с ними, но это многим облегчило бы мне жизнь».

– Бетти, ты так и не рассказала мне, кто такой Уилл Блексмит, – приоткрывая дверь в комнату, спросила мама.

– Капитан баскетбольной сборной у нас в школе, – коротко ответила Бет, не отрываясь о бумаги.

– И он водил тебя в Старбакс?

– Да. В этом есть что-то плохое?

– Нет, что ты, это хорошо. И тебе понравилось?

– Средне. Это не по мне. Я бы лучше труп с ним закопала.

– Хах, хороший показатель.

Бетти повернулась к матери.

– Не с Уиллом, а с мальчиком. В принципе. Если я для него что-нибудь значу, то он для меня просто старшеклассник.

– Я бы на твоем месте не недооценивала первого мальчика, которому ты приглянулась. Он может обидеться. Он же мальчик, еще и спортсмен.

– И рыжий.

– Рыжий?

– Как Уизли.

– Уизли… люблю рыжих только из-за семьи волшебников. Если надумаешь, приглашай его завтра на ужин.

– Че?

– Серьезно. Мне интересно, кто тебя там обхаживает. Подумай.

Бет осталась в недоумение. Тут позвонила Венди.

– Мне кажется, ты деградируешь, – после долгого двухстороннего молчания, сказала девочка.

– Да. Я просто жду, когда вся накопившаяся дрянь выпустится наружу или умрет вместе со мной!

– Не надо быть такой категоричной. Ты родилась одна и умрешь одна.

Успокоила.