Читать книгу Терминал - Мария Полянская - Страница 3

Когда я пришла в Терминал, сначала мне показалось, что это самое чудесное место на земле – чистая светлая палата, где кроме меня всего три женщины, а ведь я привыкла к другому: теснота, вонь от немытого гниющего тела, разбитные сеструхи и нянечки-злыдни, равнодушные врачи и жирная посуда и всюду запах неприкрытой смерти. Здесь же все было так чисто, так стерильно, словно я попала в больницу будущего, куда люди будут приходить отдыхать от жизни и решать вопрос, а стоит ли жить вечно.

У меня так вопрос никогда не стоял – я была бы счастлива прожить еще хоть сколько-нибудь, и не просто так, как придется, нет, я собиралась извлечь из своей жизни до смерти максимальную выгоду – ведь тому, кто умирает последним, достается все – и круглая сумма, позволяющая обеспечить детям образование и безбедное существование, и немалые подарки от спонсоров, и слава самого мужественного обитателя Терминала, не говоря уже о возможности задорого продать право на экранизацию своей жизни хотя бы в захудалом сериале, и прочих мелких радостях. И разве все это не стоило загубленной призрачной надежды на исцеление, о которой устало говорил мне районный врач, умолявший не прерывать лечения. Этот юный дурачок, еще не ощутивший стальные объятия обстоятельств, думал, что я выберу его новое средство, а оно стоило бы нам всем квартиры, в которой мы жили, школы, в которой учились наши дети, всего того, чего мы с мужем добились, выпрыгивая из кожи вон, собирая крохи там, где другие снисходительно отряхивали пепел с каблуков. Как же он ошибался, на коленях упрашивая подписать бумагу о включении меня в состав группы испытателей. Он на полном серьезе думал, что я не представляю, чего лишаюсь.

Я к тому времени слишком хорошо знала, чего лишаюсь я и мы все. Я к тому времени знала, почему муж смущенно отводит глаза от моего изменившегося тела – не только потому, что я перестала быть женщиной в полном смысле этого слова, нет, была и другая – другая женщина, появившаяся еще до того, как я стала неприкасаемой, но ее шансы тогда были ничтожно малы, зато сейчас они росли как на дрожжах. Я к тому времени понимала, что наши дети – это мои проблемы, даже после того как я уйду туда, откуда не возвращаются, потому что у нее нет детей, а она их наверняка захочет, и тогда, когда это произойдет, никто не сможет защитить моих ребят от судьбы пасынков и падчериц. Я к тому времени уже задала мужу те вопросы, ответы на которые мне были абсолютно понятны еще до того, как он раскрыл рот ради очередной порции полулжи-полуправды.

И тогда я предложила ему сделку. Какую – не ваше дело, важно, что он согласился, а я пришла и подписала отказ от участия в эксперименте. А через неделю объявили результаты кастинга, и он схватился за голову, но уже было поздно. Я-то слишком хорошо знала, что делала, да и бумаги лежали в надежном месте, только сын, а он у меня старшенький, будет знать где. А остальным знать не положено, как не положено мне думать о чем-то, кроме собственной смерти.

Да, я запретила себе думать о чем-либо ином: о том, как когда-то была счастлива, о родителях, о муже, бывшем самым близким мне человеком, о работе, которую я делала не только ради денег, об интересных странах, где я уже никогда не буду, – словом, обо всех тех упущенных или непознанных возможностях моей жизни, оставшихся в прошлом, где я еще не была больна. Единственное исключение я сделала для детей, хотя и тут я составила для себя отдельную программу, носившую громкое название – отмирание потребностей. Еще до прихода в Терминал я поняла, что иначе не выживу. Отмирание потребностей – самый легкий и нестрашный путь к смерти, но его, как и вынашивание ребенка, нельзя пройти иначе, чем положено, – долго, тщательно отфильтровывая воспоминания и мечты до состояния прозрачной дистиллированной водицы, переходящей в пар, легкое дыхание, покидающее тебя вместе с тем, что когда-то было живо и обладало некой законченной телесной сутью. И когда оно, это облачко пара, уплывает меж твоих губ, ты понимаешь, что оно больше никогда не вернется, а с ним – не родится больше желание, не появится на свет еще одна мечта, не встрепенется в душе затерянная струна…

«И не надо», – говорю я себе очередной раз бесстрашно и мудро и решаю, что больше не буду оглядываться назад и смотреть вперед, – у меня нет ни прошлого, ни будущего, у меня есть только то, что сегодня – тридцатый день моего пребывания в Терминале, чистая красивая палата, утыканная камерами, и по ней днем и ночью шастают телевизионщики, для которых я и остальные – всего лишь хлеб насущный, а не предмет сострадания, и в этом они ничем не отличаются от тех врачей, что были добры или не очень ко мне тогда, когда я еще предполагала быть живой.

Теперь о тех, кто как я, или о моих конкурентах.

Когда-то давно, пока я опять-таки наивно мечтала жить вечно, я крутилась в бизнесе, и тогда слово «конкуренты» вызывало у меня совсем другие чувства. Я активно играла во взрослые игры: они – мне, я – им, мы ходили в одни и те же рестораны, покупали одни и те же вещи, гонялись за одними заказами и дружно сплетничали на корпоративных вечеринках. Вообще-то, они были милые люди, пусть и с бульдожьей хваткой в бизнесе, в чем-то очень честные и искренние, даже в нелегкой российской жизни. Они не вызывали у меня никаких личных чувств, кроме легкого восхищения и порой даже зависти к той независимости, с которой они расставались с тем, к чему мы все так стремились. Кто-то из них был мне даже симпатичен, и я всегда чувствовала, что в наших отношениях нет ничего личного, как выражаются сдержанные англосаксы.

Только здесь, в Терминале, я поняла, что такое настоящая конкуренция. Даже нет, скорее это была жесткая борьба за выживание, ведомая безжалостной рукой природной эволюции, не прикрытая ничем теория Дарвина в действии. Я почувствовала это в первый же день – настороженное глухое внимание к себе и, самое главное, к своей болезни. Каждый из нас – трех женщин и трех мужчин – словно сканировал других, пытаясь прощупать тонкую кишочку жизни. В душе мы знали точно: здесь нет вторых и третьих мест, есть только одно место, и каждый из нас хотел его занять, но место было не для всех, и время вело против каждого из нас свою игру.

Правда, была и альтернатива – изощренность ангелов смерти не знала границ, и мы тоже могли участвовать в общей игре, где ставками были наши жизни. Когда-то давно, в прошлой жизни, я училась на экономиста, и меня учили перестраховывать риски. Черт побери, как это правильно, думала я теперь, и у каждого из нас был шанс кинуть собственную смерть на деньги – поставить в тотализаторе на того, кто должен умереть последним, даже если это будешь не ты сам.

Штука была в том, что я пошла ва-банк. Я никому не сказала об этом, даже старшенькому, чтобы не отговаривал, а уж мужу-дураку и подавно – ему только в игры играть, нет, я оказалась хитрее. Меня учили не класть все яйца в одну корзину, но это не тот случай. Я должна быть первой, то есть в моем случае – последней. Последней пассажиркой Терминала.