Читать книгу Аратта. Книга 4. Песнь оборотня - Мария Семёнова, Елена Милкова - Страница 4

Хаста и Анил ехали верхом по лесной дороге. День выдался пасмурный, в воздухе висела сырость, и жрец дремал на ходу, время от времени резко дергая головой, чтобы в забытьи не свалиться наземь. Накануне он привел от озера двух коней и отдал счастливому Анилу его меч и сумку с письмами. Все остальное – одежду, оружие и коней утонувших стражей, – по всей видимости, забрала Тарэн.

Однообразный путь тянулся через густые еловые корбы, перемежавшиеся болотистым мелколесьем, петлял по гривам, гатям, сухим островам… Косматые колючие лапы, казалось, тянулись к путникам, норовя схватить за край плаща. Чем ближе к полудню, тем нетерпеливее становился Анил. Он рыскал взглядом по окрестным зарослям и наконец, не выдержав, осадил коня.

– Послушай, почтенный звездочет! – раздраженно сказал он. – Быть может, ты не заметил, но мы ничего не ели уже со вчерашнего дня. Может, тебя питает свет звезд, но даже их сейчас в небе нет… Ты ведь умеешь видеть грядущее. Так загляни в него и скажи, где нас ждет обед, а то у меня скоро так брюхо завоет, что кони разбегутся.

– Могу нарыть корней, – зевая, отозвался Хаста. – Вон на том болотце точно должна расти лапчатка. Ею лечат многие хвори, но можно и просто запечь ее корни.

– Лапчатка? – скривился Анил. – Предлагаешь мне есть болотную траву?

– Не хочешь болотную, поищи лопух, – устало ответил жрец. – Его корни тоже можно запечь в углях.

– Я что, кабан, чтобы питаться корнями?!

– Ну, если очень повезет, найдем дикую репу.

Тонкое лицо Анила приобрело страдальческое выражение.

– Репа – пища слуг!

– А еще было бы неплохо, – мечтательно протянул Хаста, – заварить отвар из желудей. Очень бодрит… – Он снова зевнул. – Мне бы это сейчас не помешало… Надеюсь, Исварха не даст мне вывалиться на ходу из седла…

И то сказать, прошедшей ночью он спал весьма мало. После того как измученный дневными волнениями Анил заснул мертвым сном, к месту их ночевки явилась Марга, видимо, наблюдавшая за ними из кустов.

Гревшемуся у костерка Хасте показалось, что за пределами выхваченного колеблющимся огнем круга чуть заметно шевельнулась ветка. Рыжий жрец мотнул головой, стараясь отогнать дремоту, но с той стороны послышалось настойчивое тихое шипение. «Ну конечно, – подумал он. – Марга или кто-то из ее девиц приползли проверить…»

Он на всякий случай оглянулся, прислушался к ровному дыханию спящего, бесшумно встал и отошел в лесную сырую темноту.

Накхини возникла у него за спиной, едва он сделал десяток шагов.

– Все в порядке, ты доволен? – негромко спросила она.

– Нет. Совершенно не доволен, – так же тихо ответил Хаста.

– Отчего же?

– Я попросил тебя сделать так, чтобы стражники мне не мешали разбираться с этим знатным мальчишкой. А ты как с ними поступила?

– Но ведь они тебе не мешали? – холодно усмехнулась она.

– Марга, вспомни. Я ведь сказал, что достаточно заманить их в воду, утащить одежду и увести коней. И пусть бы они бегали по лесу голые хоть до первого снега. С остальным я бы управился сам.

– Ты и управился. Давно я так не смеялась!

– А мне было вообще не смешно. Зачем ты убила воинов?

Марга с недоумением поглядела на него:

– Потому что они были воинами!

– А если бы они были рыбаками, ты бы их пощадила?

– Скорее всего. К чему убивать рыбаков?

– Не понимаю, в чем разница!

– Хаста, как это может быть непонятно? – спросила она с выражением высокомерного удивления, которое уже давно раздражало жреца. – Эти стражники были людьми оружия. Пусть скверными, а все же воинами. Погибли глупо, не разгадав западни, – но, считай, в бою. А ты предлагал опозорить их. Смерть куда лучше позора!

– То есть ты еще оказала им честь? – хмыкнул Хаста.

– Конечно. Я отнеслась к ним с уважением. Воин родится вновь и впредь будет повнимательнее. А позор – это клеймо. Жить с ним можно, но оно будет всегда жечь тебя. Ты никуда от него не уйдешь – так что и жить с ним незачем. Да и после смерти, прямо скажем, ничего хорошего не ждет…

Она помолчала, затем продолжила:

– Знаешь, какой худший позор для накха? Если враги возьмут его в плен живым и отрежут косу. Воин, который допустил такое… да лучше бы ему вовсе на свет не рождаться! Он обречен на жалкое существование, пока не отомстит врагу. И только после этого опозоренный получает право себя убить. Имя его будет предано забвению, зато дух освободится для новых перерождений!

Хаста мрачно промолчал, оставив при себе, что желал сказать по поводу накхских обычаев.

– Если это все, – продолжала Марга, – то ложись и отдохни: ты что-то бледноват. Я велю девочкам посторожить вас до утра.

Понимая, что спорить бесполезно, Хаста со вздохом кивнул и побрел к костру. Он улегся, стараясь отогнать мучившие его образы неудачливых вояк. «Господь Солнце, озаряющий наши пути, – беззвучно шептал он, – укажи им путь к твоему вечному престолу! Ты, видящий все скрытое, знаешь, что я не хотел их гибели! Но все же виновен в ней не меньше того, кто стреляет вслепую из лука и своей рукой поражает друга вместо врага…»

Он так и проворочался без сна до самого рассвета. А вскоре уже Анил тряс его за плечо, призывая вместе встречать Солнце и торопя выступать в путь…

– Отвар из желудей?! Да прекрати ты наконец! Я говорю о еде! Обеде!

– Обед можно было бы отыскать на постоялом дворе, – вздохнул жрец, возвращаясь к беседе. – Но по этой дороге их почти нет. Потерпи, ясноликий, может быть, уже к вечеру мы будем в Яргаре.

– Мне говорили, тут должна быть деревня, – упрямо гнул свое Анил.

– И много ты их видел по пути?

Юный царедворец обвел взглядом обочины дороги:

– Может, по пути и не видел. Но гляди… – Он ткнул пальцем в растущий неподалеку куст. – Ветка обломана. Туда недавно свернул всадник. И не один.

– Глазастый, – под нос себе пробормотал Хаста.

Анил уже спешился и рассматривал землю, выискивая следы на примятых листьях.

– Да, всадники. Пятеро… А вот там они вышли на дорогу обратно… Но здесь к верховым уже прибавились пешие.

– Может, разбойники? – предположил Хаста.

– Если здесь когда-то и водились разбойники, то они съели всю местную репу и ушли в края побогаче, – насмешливо ответил юноша. – Какая здесь добыча? До зимней пушнины еще долго… Пошли по следам! Там наверняка деревня.

Хаста неохотно кивнул. Сломанные ветки и следы он заметил уже давно. Анил был прав, но ему совсем не хотелось вести юношу к укрытому от чужих глаз селению. Он хорошо знал, что в прежние годы бьяры охотно принимали гостей и, хотя не закатывали пиров, все же угощали местными яствами и давали кров, искренне полагая, что всякий странник приносит в дом счастье и удачу. Но с тех пор как мужчин начали угонять на строительство Великого Рва, бьяры стали сторониться чужаков и прятаться по чащобам, стараясь забраться поглубже, чтобы никакой незваный гость их не нашел.

– Хороший след, – сказал юноша, разглядывая землю. – Я не собьюсь.

– Кто его знает, как далеко он тянется, – проворчал Хаста. – Не хотелось бы оказаться посреди чащи, когда стемнеет. Так мы и сами можем оказаться чьим-нибудь обедом…

– Я чую запах дыма! – радостно перебил его Анил. – Вперед!

Хаста втянул воздух, принюхался и нахмурился. И впрямь, дымом в самом деле откуда-то тянуло. Но не тот был это дым, ох не тот…

Здесь что-то неладно, подумал жрец. Не стали бы всадники просто так соваться в лес. Они явно знали, куда едут. И этот горький запах гари… Может, Анилу и не приходилось с ним прежде сталкиваться, а Хасте, к его большому сожалению, не раз. «Или я стал слишком мнительным и теперь ошибаюсь? – подумал жрец, следуя за юношей верхом по узкой тропинке и время от времени отгибая с пути нависающие ветви. – Иногда дым – это просто дым…»

Однако на этот раз он не ошибся.

Анил растерянно оглянулся. Место, где они находились, несомненно прежде было бьярской деревней, однако теперь таковой уже не являлось. Всадники стояли среди обугленных развалин. Все уже отгорело, но над тлеющими черными пожарищами еще тянулись в небо вонючие струйки дыма. Во всей деревне не осталось ни единого уцелевшего жилища, даже изгородь общинного загона для лосей была старательно порушена.

– Эй! – зычно крикнул наконец Анил. – Есть кто живой?!

Вскоре из окрестных кустов, будто повинуясь его зову, начали робко выбираться чумазые, оборванные люди. Их было совсем немного – с полдюжины лохматых стариков и старух самого жалкого вида.

Один из обитателей разоренного селения, сморщенный старик с жидкой седой бороденкой, увидев знатного воина в дорогом плаще, упал на колени у самых конских ног и запричитал, протягивая руки к сапогу Анила:

– Благородный господин! Не вели нас казнить, у нас больше ничего нет. Остались лишь старики, женщины и дети. Некому идти на охоту, некому бить рыбу острогой, некому тянуть сети! Не карай нас больше, у нас и так забрали всех, кого могли! Мой младший сын по недоумию подбил парней на непослушание. Позволь нам снять их и похоронить, как велит обычай…

– О чем ты бормочешь, старик? – хмурясь, спросил Анил. – Встань и расскажи по порядку.

– Черные всадники приехали утром и потребовали десять мужчин на работы в Длинную Могилу…

– Куда?

– Думаю, он имеет в виду Великий Ров, – пояснил Хаста.

– Они приезжают уже не первый раз и собирались забрать последних. Мой неразумный сын… – старик всхлипнул, – схватился за копье и сказал, что никто не пойдет.

– Что было дальше? – нахмурился Анил.

– Вон они, там…

Старейшина ткнул пальцем в сторону белеющей неподалеку березовой рощи, над которой вилась стая воронья. Анил пригляделся и побледнел. К верхушкам растущих у опушки деревьев были привязаны ошметки человеческих тел. Земля под деревьями почернела от крови.

– Что за разбойники это устроили?!

– Не разбойники, господин. Это воины благородного Данхара.

– Данхар? Накхское имя, – пробормотал себе под нос Хаста, не в силах отвести взгляда от оскверненного березняка. «Чуяла душенька», – подумал он, борясь с дурнотой. Его замутило, из пустого желудка к горлу поднялась желчь.

Анил тоже выглядел потрясенным.

– Накхи здесь?! В Бьярме? Но ведь у нас с ними война!

– Это на юге война, – ответил Хаста, отводя взгляд от казненных. – А тут как знать, может, о ней еще и не слыхали. Тебе, наверно, известно, что нахкская стража состоит на службе у наместников во всех землях, кроме вендских.

– И что, везде накхи творят подобное?

– Обычно нет. Но если прикажут… Я видал и похуже.

Они оба замолчали. Жители разоренной деревушки смиренно стояли вокруг, склонив головы.

– Это не государевы люди, а мерзавцы и душегубы! – гневно выпалил наконец Анил. – В чем бы ни провинились несчастные бьяры, они не заслужили подобной расправы! Поверь, мой дед – судья, и я знаю, о чем говорю. Неужели наместник Бьярмы мог отдать накхам такой приказ?.. Я, правда, слыхал о нем мало хорошего, – запнувшись, добавил он. – Но это! Он все же благородный арий, а не кровожадный лесной дикарь… Должно быть, он не знает…

– Гмм… – протянул Хаста. – Сколь я знаю накхов, они не большие любители бессмысленного разбоя, зато отличаются завидной исполнительностью. И если уж что-то начали, так непременно доводят до конца.

– Чепуха! – отрезал Анил. – Думай, о чем говоришь, звездочет, пока тебе не укоротили язык. Ни один из нас не отдаст подобного приказа. Мы ж не дикари какие-нибудь!

– Уж конечно, здешний наместник – мудрый и утонченный арий – понятия не имел, чем занимаются его воины, – смиренно поддакнул Хаста.

Анил подозрительно покосился на него. Уж не издевается ли чужестранец?

А Хаста вдруг впервые подумал, что приказ подавить с детства памятный ему голодный бунт в Ратхане тоже наверняка отдавал Гаурангу какой-нибудь надушенный златовласый вельможа в алом плаще. Который, возможно, даже не знал, где тот Ратхан находится…

– Разреши бьярам снять и похоронить родичей, – попросил он юношу. – Нельзя же оставлять тела вот так, лесным зверям на поживу…

– Без тебя знаю! – огрызнулся тот. – Эй, бьяры! Снимайте казненных!

– Но благородный Данхар запретил… – заикнулся было еще один старик.

– Что?! – взбеленился царедворец. – Какой-то мятежный накх что-то запрещает ближайшему сподвижнику ясноликого Кирана? Да если его разбойники попадутся мне в руки, я велю развесить их таким же образом! Я, Анил из рода Рашны, повелеваю снять и похоронить убитых!

– Когда вы подготовите тела к огненному погребению, – негромко обратился к старейшине Хаста, повернувшись так, чтобы не видеть жуткого места казни, – я могу проводить их души к Исвархе… – Он осекся, взглянул на Анила, мысленно обругал себя и быстро добавил: – Я много странствовал и знаю все положенные в таких случаях песни и молитвы.

Но Анил не заметил его промашки.

– Ты же язычник, – недовольно сказал он. – Это я мог бы проводить их души к Исвархе. Хоть я и не жрец, но в моих жилах течет малая доля священной царской крови, отпирающей небесные врата. Вот только погребальный костер разжигают на рассвете, а у меня нет ни времени, ни желания оставаться здесь так долго.

– Вы уже оказали нам огромную милость, добрые господа, – поспешно отозвался старый бьяр. – Давайте мы поделимся с вами всем, что у нас осталось. Правда, у нас почти ничего нет. Только ржаные лепешки, репа…

Анил покачал головой:

– Ступай, старик, и похорони поскорее своего сына. А мы продолжим путь.

Он с удивлением почувствовал, что сейчас кусок не полезет ему в горло.

– И правильно, – тихо сказал Хаста, когда они той же лесной тропой покинули разоренную деревню. – Я и позабыл: бьяры ведь тоже язычники. Вон их там сколько было – сидели по кустам, ждали, пока мы уйдем. Они похоронят родню по своим обрядам…

Анил, погруженный в задумчивость, его почти не слушал.

– Когда увижу наместника, непременно расскажу ему обо всем этом, – наконец пробормотал он. – Наверняка он не знает.