Читать книгу Царский витязь. Том 1 - Мария Семёнова, Елена Милкова - Страница 11

Это были совсем маленькие мальчишки. Сироты Левобережья, привыкшие к нищете и побоям. Обсевки Беды, почему-то забытые на этом свете Владычицей, милостиво прибравшей семьян.

Люди стараются исправить упущение Правосудной. У каждого своих семеро с ложками. А тут ещё эти. Смотрят в глаза. На чужой кус рты разевают. А баба Опалёниха, что ловко умеет изгнать ненадобный плод и под рукой умиральными рубашечками торгует, – как раз когда нужна, не заглядывает.

Куда девать дармоедов?

Кого-то выводят в тёмный лес без следа.

Других сбывают переселенцам.

Третьих, случается, забирают мимохожие котляры.

Чёрная Пятерь с её суровыми науками тоже по головке не гладит. И подзатыльники сыплются, и холодница пуста не стоит. И ох как страшно бывает! Зато есть кому предаться с нерассуждающей ребячьей любовью. Есть старшие братья. Есть цель.

Четверо новых ложек со свистом раскручивали пращи. Каждый, наученный голодухой, умел в летящую пичугу попасть. Да не обожжённым круглым боем, как иные маменькины сметанники. Любым камешком, крепким снежком, обломком сосульки!

Всё без толку.

Старший ученик не прикрывался щитом, не убегал за снежную стенку, что разгораживала лесной городок. Его просто не оказывалось там, куда желваками влипали усердно пущенные снарядцы. Серая тень легко поворачивалась, скользила, угадывала намерения каждого из четверых… как будто приплясывала… Из боевого лука не уязвишь!

Возле длинной окраины городка, где жвакали тетивы, испытывалось бесконечное терпение Ветра.

– Господину Инберну скоро на шегардайское державство в путь собираться, а преемник, как выяснилось, толком стрелять не умеет. Ещё пробуй! Если глаз видит, стрела должна досягать!

Лыкаш пробовал, чуть не плача. Он, ясно, самострелом владел на зависть мирянам. Но не так, как хотелось учителю.

– Державец в замке третий по старшинству! – корил Ветер. – Подступит под стены враг, я в плен попаду, Лихарь, меня выручавши, смертью погибнет. Тебе отпор возглавлять, а кто слушать захочет, если ты у мишени последним стоял! Ещё пробуй. Крепче старайся!

Лыкаш старался. Что было сил. Получалось – из рук вон. Глазок мишени двоился, плавал то ли из-за начавшихся сумерек, то ли от слёз. Покляпый самострел никуда не годился, стрелы были кривые. Источник в сотый раз показывал сам. Тем самым оружием, из того же колчана. Расшибал один болт другим.

– Ворон! – окликнул он наконец. – Наскучишь в жмурки баловаться, сюда подходи.

К тому времени каждый из новых ложек поклялся бы: молодой наставник впрямь похаживал перед ними зажмурясь. А ещё он по прихоти оборачивался струйками пара, снежными пеленами. Неминучие ядрышки так и пролетали насквозь. Шмякали в стенку, не рисуя на сером заплатнике никакого следа.

Зов учителя побудил Ворона припасть к самому снегу, неожиданно метнуться вперёд. Очередные комья свистнули роем на аршин выше потребного. Пока ребятня хваталась за новые, стелющийся лёт завершился широким волчком. Рукой, ногой, не пойми как, – сшибло всех. Четверо мышат, отплёвываясь от снега, трепыхались в одной охапке. Настолько вещественной, что было даже обидно.

Ворон стиснул мальчишек, принудив заверещать. Немного испуганно, но и весело.

– Дяденька! Ты от пращных снарядцев заговорённый?

– Ага, – засмеялся он. – Накрепко. И от болта самострельного, и от калёной стрелы.

– А нас заговору научишь?

– Будете прилежно стараться, научу.

Выпустил, вскочил, убежал.

– Видел ли, каково лукает? – встретил его Ветер.

– Видел, отец.

– Вот тебе орудье неисполнимей доселешних. Обучишь, чтоб с лучины на лучину огонь стрелой доставлял. Через две седмицы спрошу. Совладаешь?

– По твоему слову, отец, Владычице в прославление. Совладаю.

Лыкаш стоял пристыженный, несчастный. Таков воинский путь! Взяли в кузов – и не отмолишься, что не груздь. Одно добро, Ворона приставили наторять. Не из лихаревичей кого.

Ветер кивнул на новых ложек, сбившихся в пугливую стайку:

– Веди домой, гнездарище, чтобы не заплутали. Прочь с глаз!

Когда Лыкаш с младшими надёжно скрылись в лесу, Ветер вновь обратился к ученику:

– Я тебе доверился, сын.

Над боевым городком как будто враз потемнело. Стужа, добравшаяся до распаренных тел, сделалась ощутимей.

– Да, отец.

– Срок приблизился. Я в твоей власти.

Ворон сглотнул. Кивнул. Сунул руки под мышки.

– Я уже чувствую дыхание Владычицы, – продолжал Ветер. – Ноги норовят подогнуться, в мыслях ясности нет…

Ворон, конечно, это тоже заметил, но спросил иное:

– Зачем ты всё время доводишь себя до пределов, отец? Я мог выдернуть жало ещё вчера…

– Если пределов не искать, после нечем будет и хвастаться. Готов, сын?

– Да, отец. Я готов.

Учитель разомкнул пояс, мерцавший тусклым в сумерках серебром. Стянул, завернув на голову, видавший виды кожух. И вдруг отчаянно-весело рванул ворот рубахи – только затрещало толстое портно.

– Давай, сын!

Ворон прикрыл глаза, добиваясь полного сосредоточения. Длинный палец почти неосязаемо коснулся межреберья… Коротко и резко ударил, вонзился, вошёл железным гвоздём, казалось, в самые черева, в сплетение беложилья! И отскочил, выдернув нечто злое и мёртвое. Способное взаправду убить.

То, что по приказу учителя сам же подсадил третьего дня.

Ветер покачнулся. Ученик подхватил его.

«Мальчик… Скоро ты будешь знать и уметь всё, что благоволением Правосудной отпущено мне. А там – превзойдёшь. Взмоешь в небо из-под крыла, полетишь дальше. Как предупредить тебя, сын, что спина впереди – слишком заманчивая мишень?..»

Вслух сказал:

– Пусти уже, лекарь! Теперь и без помощников не свалюсь.

Но Ворон отпускать не спешил:

– Ты сказал: лекарь. Значит, слушайся. Садись в чуночки, довезу.

Бросил на плечи алык, пошёл ровным сяжистым шагом, словно вовсе и не устал. Скорей, скорей учителя в тепло, к доброй еде!

Когда миновали выход из городка, Ворон всё-таки подал голос:

– Если позволено будет спросить…

– Спрашивай, сын.

– Отчего не разрешаешь приблизить меньшого ученика? Я Иршу с Гойчином сам привёл…

– Оттого, что ты их не тайными воинами взрастишь, а тайными скоморохами. Да не гони так! Не повитуху к роженице мчишь!

Санки выбрались с ухабистой тропы на дорогу. Ветер сел нога на ногу, закутался в шубу, пообещал:

– Расскажу кое-что, если оставишь по кочкам душу вытряхивать.

Ворон оглянулся через плечо. То правда святая: дорога не дорога без назиданий учителя. Он только не ждал, что Ветер и сегодня разговорится.

– Ты многого достиг, сын. Теперь, когда ты научился вселять и по произволу изгонять смерть, пора тебе причаститься такого, о чём в летописаниях не рассказано.

Ворон подумал, отозвался:

– Я видел родословные книги великих семей. Там страницы вынуты, чтобы от хуливших Владычицу не осталось имён. Ты о них?

– Не совсем, – усмехнулся Ветер. – Память наших книг тянется в тысячелетнюю древность, к Эрелису Первоцарю, основателю Андархайны. Что говорится о нём?

Это было легко.

– Нёсший орлиное имя приехал на огнегривом коне, возглавляя храброе войско. Взял под крыло племена, не ведавшие закона и правды. Дал им устроение, отбросил диких языков, рекомых ныне хасинами. От Эрелисова рода начали прозываться андархи.

– Не ведавшие закона и правды! – словно размышляя вместе с учеником, повторил Ветер. – Что ещё сказано о тех племенах?

– Ели в нечистоте. Мяса вонючего не гнушались.

– Как истолкуешь?

– Ну… Руками, зубами. Подбирали стерву лесную. Не умели сварить.

Ветер вздохнул:

– Варить они как раз умели очень хорошо. За что и поплатились.

– Это как?..

– А вот как. Эрелис приехал в кибитке из украин Вечной Степи. Оттуда, где ныне горы Беды. Андархи жили в сёдлах, стреляли дичь, жарили на углях. Если добывали зерно, опять жарили, чтобы съесть. А в избах лесного края клали печи, варили мясо в горшках. Хлеб пекли.

Ворон силился обозреть бездну времён. Между прочим, в его родном языке «вонью» звался любой запах, добрый или дурной. Андархи, стало быть, не поверили запаху варёного мяса. Доброму хлебному духу. Оробели, на всякий случай назвали нечистотой.

– Учитель, ты говоришь как самовидец, – пробормотал он затем. – Но ведь летописания… ты сказал…

– В летописаниях, сын, страницы выдёргивали не раз и не два, облекая деяния прошлого в угодные ризы. Если война, так правая и неравная. Если со свету сжили, так злодеев.

– Зачем? Ты нас остерегал собой любоваться…

– Затем, что всякий хочет быть чист. Я девку не сильничал, сама подошла! Я чужого не отбирал, они первые начали!.. За красивыми баснями правды дознаться – знаешь, сколько труда? По листку, по обрывочку…

Ворон представил сокровищницу вроде той, что хранила Мытная башня. Тусклый свет в заросшем грязью окошечке. Книги, книги повсюду. Стопками, по́лицами, огромными сундуками! На страницах ржавые пятна…

– Ты же смог.

– Я знаю лишь чуть больше спесивых мирян, уверенных, что по праву владеют этой землёй… Пришельцам из степи не только пища Прежних показалась нечистой. В сосновых избах бок о бок с людьми обитали крылатые псы, и это возмутило андархов. Первые Эрелисы и Гедахи столь яро взялись охотиться на симуранов, что едва не истребили под корень… О чём думаешь, сын?

Он ждал взволнованного: «Отец, симураны дружны с праведной семьёй! С последышами тех самых Гедахов! Они же… Аодха-царевича…»

Не дождался.

«Владычица, дай терпенья…» Пришлось спросить:

– Вы на Коновом Вене как себя называете?

– Ну…

– Ведь не дикомытами?

– Дикомытами нас левобережники прозвали.

– Давно?

– После Ойдриговых нашествий, за то, что в полон не дались.

– А сами кем речётесь?

Ворон вновь надолго умолк. Наконец как-то стыдливо произнёс заветное:

– Славнуками.

– Славнуками!.. – безо всякого почтения развеселился котляр. – Матерь Царица, помилуй Левобережье!

Ворон ждал, неуверенно улыбаясь.

– Гнездари, – сказал Ветер, – так завидных женихов называют.

– И правильно, – буркнул Ворон. – Порно им Коновому Вену завидовать.

Его племя искони считалось беспортошным, зато упрямым и гордым.

– Меж собой как имя толкуете?

– Внуки славных. Славные внуки. А иные спорят, будто вовсе там не «слава», а «слово».

Впереди плотной глыбой обозначился крепостной зеленец.

– Скоро ли думать выучу? – вздохнул Ветер. – Чьи внуки?

– У нас старины передают. Некогда из-за Светыни вышел народ. Наши глядь с берега, а там старики да детные бабы. Мужи наперечёт, в ранах. Тогда мы подняли над героями щит…

– Не морозь, краснобай, – весело перебил Ветер. – Прямо так сразу хлеб преломили? Лучшую поляну показали в лесу?.. Не бывает, чтоб храбрецы с храбрецами сошлись, а мужеством не переведались!

– Ну… Наверно. Всё равно во внуках крови смешались.

Сквозь туман посвечивали огоньки. На последнем снегу Ветер легко спрыгнул с чунок.

– Что я должен был постичь, отец? – спросил Ворон. – О чём задуматься?

«О том, надо ли хранить тайну царевича Аодха, если тот был вправду спасён…»

– Я хочу, чтобы ты понял: нет лишнего знания. Были на этой земле цари и прежде Эрелиса. А ещё люди, вовсе не обделённые умом, ждут, что общая Беда опять врагов братьями сделает. Как мыслишь, сын? К душе вашим девкам жарые кудри?

Ворон сбросил алык, понёс чунки под мышкой.

– Я давно не был на Коновом Вене, отец. Не знаю, о чём там песни поют.

Как обычно, дорога из лесного городка кончилась слишком скоро…