Читать книгу М7 - Мария Свешникова - Страница 8

В свое первое утро в Нижнем Кати проснулась ровно в девять с ощущением, будто это была ее самая первая минута жизни – первый вздох, первый свет, пробивающийся сквозь плотно затянутые и как будто завязанные узлом тюлевые шторы. Первая чашка растворимого кофе – его капли обжигали, как будто она никогда раньше не касалась губами кипятка. Первые птицы горланили так звонко, что Кати чудилось, что всю предыдущую жизнь она провела в берушах, а выглянув на улицу сквозь старое, скрипящее, трудно открывающееся окно, удостоверилась – она не только научилась заново слышать мир, но и прозрела.

Все в первый раз. И до этого дня ничего не существовало. Какие-то прошлые жизни, Кати их забыла при новом рождении – она реинкарнировала. Новая Кати перестала завязывать волосы в хвост, выписывать цитаты из книг в серый блокнот и волевым решением завязала с чтением трагической поэзии Симонова.

Позавтракав с бабушкой – оладушки с яблоками и вишневым вареньем, растворимый кофе с молоком, сахар кубиками, мысли домиком – Кати отправилась в кино. Одна. На самый утренний сеанс. В незнакомый кинотеатр – заметив его по дороге на мойку и решив, что там переждет, пока автомобиль вычистят от напоминаний о В., вроде волос, упавших с его головы и сигаретных окурков, пепел с которых падал и разлетался по всему салону.

– Григорьева, ты?

Кати обернулась к мужчине, садящемуся в черный блестящий автомобиль возле входа на мойку – и зачем его мыть? Кати редко разделяла мужской педантизм.

– Вообще-то я уже пару лет как просто Григ, но когда-то была Григорьева. Коль, ты? Обалдеть! Глазам не верю! Ты как?

Коля, теперь, правда, уже Николай, а для близких Николя, учился в одной школе с Кати на два класса старше, в той самой английской спецшколе в 5-м Котельническом переулке на Таганке. Учился он класса до десятого, потом родители забрали его в частную школу «Сотрудничество» двумя километрами ближе к промзоне за внешней стороной Садового кольца. Почти десять лет назад их захлестнул подростковый роман. Кати была его первой любовью – он ее первым парнем. Вещи, как оказалось, разные.

– Ты что тут делаешь? – полюбопытствовала Кати.

– Да я по работе приехал, у меня тут отец думает купить завод по производству полиэтиленовых пакетов – даже не спрашивай… Та еще муть… А ты что забыла в этих краях?

– А я к бабушке сбежала. Устала от Москвы.

Николай несколько минут молча изучал Кати – ту, что когда-то бродила в кедах по жизни, не пыжилась и не выдавливала из себя искусственную женственность. И только сейчас Николай начинал понимать, что женщина живет во взгляде, а не во внешних атрибутах. Кати была из тех, кто пах телом, а не синтетикой даже на большом расстоянии, избегала тяжелых духов, загара и лжи.

– Поехали позавтракаем где-нибудь! – Николя мигом вспомнил их прогулки по Котельнической набережной, бордовые закаты, редкие зеленовато-лимонные рассветы, когда Кати сбегала из дома, убедившись, что мама и бабушка крепко спят. А если было совсем туманно и холодно, они покупали бутылку «Арбатского» и два пластиковых стаканчика, проникали в один из подъездов высотного дома – в те годы коды от домофона можно было вычислить по стертым кнопкам – забирались на верхний этаж, садились на широкие подоконники, смотрели на вечно праздный и хаотично движущийся город и слушали в кассетном плеере Guns N`Roses «Knocking On Heaven`s Door», разделяя наушники поровну. Тогда казалось, что рай был как никогда близок – нужно было просто выбрать одну из дверей и постучать.

Однако они прошли мимо во взрослую жизнь.

– Поехали. Можно взять еду с собой и сесть на Стрелке, где Волга сливается с Окой – оттуда вид открывается на город. Ты же знаешь, я урбанистка, – предложила Кати.

– Забавное слово.

– Ага.

«Нельзя же так быстро из одной любви в другую, но, говорят, клин клином вышибают. И В. надо вышибать», – думала Кати. И вышибала. Встречами с Николаем, разговорами, спустя пару недель цветами, ужинами – глупостью, бутафорией, всем тем, что она раньше считала лживым зазыванием в постель, – и теперь это отвлекало ее от мыслей, делало необходимой и желанной. Не важно ради чего – секса, любви, отношений, дружбы, – какая разница, если потом в одночасье все это сплетется воедино или просто исчезнет. Зачем искать название тому, что происходит, – оно уже происходит. «Живи. Не соотноси это с привычными нормами, не классифицируй», – уговаривала себя Кати.

Здесь, в Нижнем, Кати поняла, что все города устроены по единому принципу: где-то в камни, ограды и заводы заколочены огромные бюджеты, где-то архитектурных изысков больше обычного – в любом городе есть проспект Ленина и памятник ему на центральной площади. Везде есть мэры, нелегальных дел мастера, кормящие эти города, везде есть бедные, уставшие и славные, пьяные, весельчаки и трезвенники – везде есть люди.

Кати с легкостью могла бы найти счастье в маленьком городке, если бы кто-то, искренне заботящийся о ней, предложил ей спокойную жизнь вдали от трасс и столицы – она бы, не думая, согласилась жить даже на отшибе или в крохотном доме довоенной постройки, без лифта – какая разница где. В Москве лишь чаще стирать шторы и смахивать слезы. А люди, любовь – все такое одинаковое…

* * *

Николай был молодым. Не принцем, но молодым. Молодость, отсутствие багажа трагедий, возможность все начать с чистого листа завораживали Кати. Сложно поверить, но у них за три недели в Нижнем, проведенные бок о бок, не случилось ни поцелуев, ни секса – просто разговоры, встречи, имена, воспоминания, надежды. Кати даже привела его на ужин к бабушке, и та еще долго говорила много лестных слов о воспитании и манерах Николая и уговаривала Кати не разбрасываться ухажерами и поскорее выходить замуж. В свои годы прекрасно понимающая, что у ее внучки будет далеко не один брак. С таким характером, как у Кати, с первого раза точно не сложится, но надо начинать и надо пробовать. Однако в ее бабушке тлела надежда, что чем раньше Кати выйдет замуж, чем меньше успеет попробовать и изведать, чем меньше сравнений допустит, тем больше вероятность, что случится «раз и навсегда», пусть даже не с первой попытки.

«Раз и навсегда» чаще получается, когда не допускаешь сравнений и сослагательного наклонения, не знаешь, как могло бы быть иначе. С другим. Или как кошка, гулять по крышам сама по себе.

Женщинам нельзя привыкать к одиночеству. Одиночество – это диагноз. И лечит его лишь чудо или любовь. Ведь любовь и есть чудо, и если вам довелось любить – это навсегда, настоящая любовь не проходит со временем, не остывает и не угасает – она проникает в каждую клетку тела, минуту жизни и существует внутри нас. Все остальное – любовь придуманная, безопасная, с аварийными выходами, посадками и штампами в паспорте. Женщины предпочитают выходить замуж за тех, кого любят здоровой и отстраненной любовью, без слияния и поглощения, а тех, кого любили страстно и самозабвенно, пытаются забыть в никчемной безопасной любви.

Николай был чуточку полноват – отъелся после перестройки. Первое время Кати нравилось щипать и хватать его за небольших размеров пузо – а вроде всего-то двадцать пять лет. Немного пухлый, уютный, домашний, Николай быстро становился родным для женщин – он редко говорил правду и старался на словах оправдывать людей, в душе гнобил и винил, но виду не подавал.

Да Кати и сама не была настроена заглядывать к нему глубоко в душу. С нее за последние годы хватило погружений. Ей хотелось легкости. И воздуха. В последнюю их ночь в Нижнем, гуляя по закрывающимся один за другим ресторанам, Николай с грустью сказал, что на следующей неделе уезжает в Цюрих к друзьям. Что будет скучать. Они брели мимо нижегородского Кремля. Кати семенила в сандалиях, постоянно слетающих с ног, приходилось останавливаться, и в одну из этих остановок она нашла ригельный ключ, напоминавший тонкую алюминиевую пластинку с зазорами. Кати подняла его с брусчатки, отряхнула и протянула Николаю: