Читать книгу Дар - Мария Унт - Страница 1

Случалось ли вам, увидев человека, сразу сказать себе: он – тот, кого я искала всю жизнь? Если да, то вы сможете понять мою историю.

Прошло много времени, но я до сих пор помню, как впервые осознала, что отличаюсь от других. Не подумайте, что я обладала какими-то экстрасенсорными способностями, или умножала в уме дробные числа, или же вдруг начала говорить на десяти языках. Нет, с виду я была обычным ребенком, но внутри ощущала себя не такой, как все. При близком общении мои ровесники чувствовали это и старались избегать моего общества, что вовсе не мешало мне наслаждаться детством.

Моя семья жила за городом, в большом доме – Солнечном Ларце. Никто не помнил, откуда взялось это название, но тем не менее, даже местные жители приняли его. Я думаю, что отчасти оно связано с огромным количеством окон в нашем доме, особенно на втором этаже. В других домах того времени их было гораздо меньше, но мои дед и отец, спроектировавшие Солнечный Ларец, хотели, чтобы в доме всегда сияло солнце. Так оно и было, по крайней мере какое-то время.

Когда я родилась, в Ларце жили девять человек: мои родители, два моих брата, сестра, садовник, экономка, горничная и кухарка.

Не могу сказать, что родители очень хотели и ждали меня. У них и так уже было трое детей. Родилась я 16 ноября 1896 года. Моя мама Лора рожала долго и тяжело. Доктор не давал ей почти никаких шансов на благополучный исход.

Но врачи ведь не боги и могут ошибаться. Мама выжила, правда, чтобы оправиться после родов, ей потребовалось несколько месяцев. Себя я помню примерно с четырех лет, хотя и эти воспоминания кажутся сейчас размытыми. Отлично помню, как выглядело платье, в котором я была на именинах своего кузена Франца, но не могу вспомнить лиц своих родителей, точнее, как они выглядели тогда, как себя вели, как общались друг с другом. Память очень избирательна и порой жестока с нами. Зачастую она стирает все приятные воспоминания или же притупляет настолько, что сложно поверить в их реальность. Дурные моменты отпечатываются иногда гораздо сильнее, чуть ли не до мельчайших подробностей, и даже спустя годы бывает стыдно и неприятно за них. Именно такое воспоминание кажется мне сейчас одним из первых в моей жизни. Я тогда была слишком мала, чтобы полностью осознавать и понимать все детали случившегося, но позже эту историю во всех подробностях мне рассказала наша экономка, преданная и трудолюбивая Жанна.

Рано утром отец и мои братья ушли на охоту. Я же с мамой и десятилетней сестрой Дианой осталась дома. Диана, как всегда, носилась по Ларцу, разбивая и круша все на своем пути, а я и мама отдыхали в саду. Наш сад, не очень большой, находился прямо за домом. За садом был лес, который, на первый взгляд, казался довольно редким, но стоило углубиться в него, как начинались дебри. Мать читала книгу, а я под одной из яблонь играла с куклами. Внезапно со стороны леса раздался шорох и послышался треск веток. Мы с мамой насторожились и повернули головы в сторону звуков. Вскоре из леса вышел мужчина. Мама тут же подошла ко мне и взяла на руки. Наверное, она испугалась, – пришелец вел себя довольно странно. Он был высок и широкоплеч, в испачканной и местами порванной одежде, щетина на лице говорила о том, что человек, видимо, уже неделю не брился. Он шел и смотрел прямо на меня с мамой, но нас не видел, как будто мы были призраками на его пути. Шел довольно быстро и уже через полминуты оказался рядом с нами. Мать перепугалась не на шутку, но страх сковал ее и не давал двинуться с места. Наконец она смогла еле слышно прошептать:

– Кто вы? Что вам надо? Это частные владения. Незнакомец остановился. Казалось, он пытался понять слова моей матери, но в ответ ничего не говорил.

– Я могу вам как-то помочь? – уже более уверенно спросила мама.

Мужчина по-прежнему молчал и смотрел на нас. Мне показалось, что он попытался что-то сказать, так как его губы приоткрылись, но не прозвучало ни слова.

– Я позову Георга (это был наш садовник), – сказала мама и направилась к задней двери дома, которая находилась прямо у нее за спиной.

Я была у нее на руках, но как только она ступила на порог дома, мы услышали слова мужчины:

– Воды. Можно мне стакан воды.

Мать обернулась и посмотрела на него. Незнакомец не сдвинулся с места и продолжал смотреть на нас. В какой-то момент мама подумала, что ей послышалось и он вовсе ничего не говорил, но мужчина повторил свою просьбу:

– Воды! Я хочу пить. Можно мне воды?

Мать замешкалась, не зная, что делать. Ее до смерти напугал этот человек, и единственным ее желанием было скорее уйти в дом и закрыть все двери на замок.

– Я принесу вам стакан воды. Только обойдите дом и подойдите к парадной двери, – сказала мама.

С этими словами она быстро зашла в дом и закрыла за собой дверь. Никто не знает, что случилось бы, если бы мать отказала ему или повела себя по-другому. Может, ничего и не изменилось бы, а может, все пошло бы иначе, и я сейчас не находилась бы здесь и не рассказывала бы вам свою историю. Кто знает.

Опустив меня на пол, мать наказала мне сию же минуту бежать наверх, а сама направилась на кухню, одновременно зовя Георга. Дианы не было поблизости, как позже я узнала, она рисовала очередную рожицу на обоях у себя в комнате. Идти наверх мне не хотелось, поэтому я решила посмотреть, чем же закончится вся эта история с незнакомцем. Я быстро побежала в холл и спряталась за небольшой тумбой, стоявшей недалеко от входной двери. Из моего укрытия я могла видеть все, что происходило в холле, а меня заметить мог разве что господь Бог. Через несколько секунд из кухни вышли мама с Георгом. В руках она держала стакан воды. Еще я заметила, что из кармана Георга что-то выглядывало. Что-то блестящее и гладкое. Садовник подошел к двери, чтобы открыть ее, и почти сразу же отпрянул. За дверью стоял мужчина. Причем стоял он, наверное, в дюйме от нее. Никто из присутствовавших в холле не проронил ни слова. Незнакомец зашел без приглашения и встал в трех шагах от побледневшей мамы и остолбеневшего Георга. Спокойствие продлилось секунд десять, но, думаю, что маме и садовнику эти секунды показались часами. Внезапно из-за пазухи мужчина достал револьвер. Глаза у мамы округлились, она выронила стакан, а рука Георга метнулась к предмету, находившемуся в кармане пиджака.

– Я не хотел ничего дурного, – вымолвил мужчина. Голос его был настолько грустным и тихим, что мне стало жалко незваного гостя. В один момент он повернул голову и посмотрел в мою сторону. Не знаю почему, но я тут же приподнялась, чем выдала свое присутствие, и уже не только незнакомец, но и мама, и Георг смотрели на меня. Георг метнулся в сторону мужчины в попытке вырвать у него револьвер, но все произошло слишком быстро. Прогремел выстрел. На мое лицо брызнула теплая кровь. Я зажмурилась и услышала, как на пол рухнуло чье-то тело. Когда я открыла глаза, то увидела, что незнакомец лежит на полу, вся его голова в крови, впрочем, как и весь наш холл, мое лицо и платье. Мать закричала и подбежала ко мне. Схватив меня, она тут же бросилась наверх, но оттуда по лестнице уже спускалась Диана. Увидев распростертое на полу тело, сестра завизжала, мать от неожиданности ослабила хватку, и я выскользнула из ее рук. Не знаю, что руководило мной в тот момент, но я ринулась к телу мужчины, опустилась на колени и, не обращая внимания на кровь, попыталась развернуть его голову, чтобы увидеть глаза. Мне почему-то казалось, что в них должна была остаться жизнь, но тут меня подхватил Георг и потащил в ванную комнату. За все это время я не издала ни звука, в отличие от моей сестры, громко плакавшей, даже когда мать отвела ее в свою комнату, где просидела с ней около часа.

В ванной комнате Георг передал меня Жанне, начавшей тут же умывать меня, а сам сразу же отправился в полицию. Полицейские приехали примерно через два-три часа. Они забрали труп, опросили маму и Георга. Один из них остался в доме дожидаться прихода отца. Когда вернулся отец с моими братьями, то между полицейским и родителями состоялся разговор. Оказалось, что мужчину звали Робертом. Жил он в соседнем городке. Неделю назад он вернулся домой из паба выпивши, зарезал свою жену и дочку, которой, как и мне, было четыре года. До того момента как он появился у нас в саду, его никто не видел. Что заставило его совершить преступление, не знал никто. Сейчас мне кажется, что даже сам Роберт не знал, что на него нашло. Но я думаю, перед тем как пустить себе пулю в висок, он уже понимал все, что сделал, и даже раскаивался в этом. Иначе как объяснить, что перед смертью он с такой тоской посмотрел на меня? Я не уверена, хотя могу догадываться, что в той маленькой девочке, то есть во мне, он увидел свою дочку.

Чего я не могу объяснить, так это то, зачем мне понадобилось смотреть в его глаза. Было ли это детским любопытством или же проявлением страха перед смертью? Я не знаю, как не знаю и того, что бы я увидела, если бы Георг не помешал мне повернуть голову мужчины. Во всяком случае после того дня я стала другой: забросила свои куклы, перестала хныкать и капризничать и чаще проводила время одна, не играя с сестрой и братьями. И в лес я никогда не ходила в одиночку, только с отцом. Обычно я наслаждалась свежим воздухом, прогуливаясь вдоль него, или же шла в долину, за которой начиналась река.

* * *

Шли годы, я росла. Сменилось несколько домашних учителей, которых я терпеть не могла или же в лучшем случае относилась к ним безразлично. Отдавать меня в школу не хотела мать, так как считала, что там ничего, кроме грубости, я не увижу. Время тянулось однообразно, – днем мы с сестрой учились, а вечером делали уроки или занимались чем-то своим. Братья мои уже давно уехали в колледж и приезжали к нам только на каникулы. Артур – старший брат – изучал военное дело, а Марк – младший – медицину. Моя жизнь была очень размеренной, мне иногда становилось до того противно, что хотелось сбежать куда-нибудь подальше от этой рутины. И однажды мне выпал такой случай.

Мне тогда только исполнилось семнадцать. Я оставалась все такой же неразговорчивой и дикой. Однажды я отправилась на прогулку и не заметила, как отошла довольно далеко от дома. Услышав приближающийся сзади топот копыт, я остановилась и обернулась. Ко мне подъехал мужчина, довольно крупный, с темными волосами и темно-рыжей бородкой. Он остановил лошадь, слез с нее, улыбнулся и поздоровался:

– Здравствуйте, прекрасная незнакомка!

Комплимент был мне очень приятен, так как в то время я не считала себя красивой или даже симпатичной. Лесть незнакомца размягчила мое недоверчивое сердце, и я с улыбкой ответила:

– Добрый день!

– Позвольте узнать, что делает здесь, на этой дороге, такая молодая и красивая девушка одна? – спросил мужчина.

– Я живу недалеко и вышла погулять, – простодушно ответила я. Хотя внутри уже начала терзаться сомнениями, – ни один приличный человек не начал бы разговор с юной девушкой, не представившись.

Видимо, я чем-то выдала свою нервозность, потому что мужчина тут же назвал свое имя:

– Меня зовут сэр Джером де Корн-Релкин! Но для вас, юная мисс, я могу быть просто Джерри.

– Какое странное у вас имя, – удивилась я.

– Нет ничего более странного, чем сама жизнь! Позвольте прогуляться вместе с вами?

Я согласилась. Мужчина ловко соскочил с лошади, и мы медленно пошли по дороге, продолжая беседовать. Джером (я отказалась называть его Джерри) расспрашивал меня о моем доме, семье, жизни. Я старалась отвечать довольно пространно, однако его наводящие вопросы помогли ему разузнать обо мне практически все. Про себя он почти ничего толком не сказал, все больше шутил и развлекал меня забавными историями. Но я узнала, что Джером являлся одним из организаторов цирковых представлений, проходивших в городе. Он нанимал цирковых артистов и заведовал продажей билетов. Представления устраивались почти каждый вечер под открытым небом на окраине города.

– Приходите на наше выступление, я познакомлю вас с артистами, – предложил Джером.

Я замялась. С одной стороны, мне очень хотелось сходить туда. Ведь я ни разу не была в цирке, и мне действительно было любопытно. С другой стороны, я, воспитанный домашний ребенок, немного боялась всего непривычного и нового. Единственным решением этой дилеммы казалось рассказать обо всем родителям и пойти на представление вместе с ними. Но я прекрасно понимала, что мне откажут, сославшись на то, что я слишком молода для таких вещей и к тому же не следовало приличной девушке ходить в подобные места. Я была в этом настолько уверена, что сильно расстроилась. Это сразу же заметил Джером.

– Почему вы так загрустили?

– На самом деле я бы очень хотела пойти, но не думаю, что эту идею одобрят мои родители.

– Так приходите вместе с родителями.

– Мне кажется, они не захотят пойти.

– А кто ваш отец? Чем он занимается? – спросил Джером.

– Он довольно известный архитектор, но за год до моего рождения семья переехала сюда, и отец больше ничем не занимается. Ходит на охоту и рыбалку и иногда ездит в город. В столице бывает крайне редко и недолго.

– Ну, и почему вы решили, что он откажет вам в посещении цирка?

– Не знаю, мне так кажется, – ответила я.

– А я считаю, что если вы хорошенько попросите своего старика, то сможете прийти. Вот только не говорите, что беседовали со мной. Думаю, что вашему отцу не понравится, что его милая дочь разговаривает на лесной дороге с незнакомцем.

– Я и не думала ему ничего такого рассказывать, – простодушно ответила я.

– Тем лучше. Просто попроситесь в ближайшее время поехать с ним в город, а когда увидите афиши нашего цирка, то скажите, что очень хотите пойти, – усмехнувшись, предложил Джером.

– Да, наверное, я так и сделаю, – задумчиво ответила я.

– Ну, что ж, в таком случае я жду вас в цирке! Только поторопите отца, через две недели меня здесь не будет, впрочем, как и всего цирка.

Это фраза меня очень расстроила, и для себя я уже точно решила, что сделаю все возможное, чтобы сходить на представление.

– Я приложу все усилия, чтобы прийти.

– В таком случае – до скорого! – сказал Джером и с легкостью, неожиданной для его фигуры, запрыгнул на лошадь.

– Адье, юная мисс!

– Всего наилучшего вам!

Джером уехал, оставив после себя только пыль из-под копыт лошади, а я развернулась и медленно побрела к дому, думая, под каким предлогом поехать в город.

* * *

Домой вернулась совершенно опустошенной. Я перебрала в голове все возможные варианты, и ни один из них не показался мне хоть чуточку стоящим. За ужином мама не раз спрашивала, что со мной и почему я такая грустная. Я только пожимала плечами и в итоге рано пошла спать. Выспаться мне так и не удалось, – встала с синяками под глазами и опухшим лицом. Видя мое состояние, мама забеспокоилась еще больше. И тут я поняла: моя апатия и есть причина того, чтобы съездить в город. Весь следующий день я просидела в кресле в гостиной, то смотря в окно, то читая книгу. Вечером подошла к маме и сказала, что хотела бы поговорить с ней. Мы отправились ко мне в комнату и присели на кровать.

– Что-то случилось, доченька?

– Я не знаю, как тебе сказать об этом, мама… – начала я издалека.

– Ты смело можешь мне рассказать обо всем, – сказала мама. Судя по выражению ее лица, она была обеспокоена не на шутку.

– Понимаешь, в последнее время я не могу найти себе места, стала плохо спать, и голова начала сильно болеть. Думаю, что мне надо показаться доктору Айзеку.

Я заметила, что мама переживае т, поэтому меня не удивил ее скорый ответ.

– Завтра мы поедем к нему, не волнуйся, – ответила мама, – я пойду, поговорю с отцом.

С этими словами она вышла из комнаты, а я со счастливой улыбкой легла на кровать.

Как мама и обещала, с утра мы – я, мама, папа и Диана – отправились в город. Я с мамой должна была пойти к Айзеку, а отец с Дианой пройтись по магазинам. Диане тогда только исполнилось двадцать три года, и родители понимали, что ей пора выходить замуж. Но там, где мы жили, не было подходящих кандидатов. Сама Диана, по-моему, не очень-то переживала из-за этого или же держала свои чувства при себе, а вот родители с каждым годом нервничали все больше. Я даже как-то слышала их разговор о том, что неплохо бы отправить Диану в столицу к одной нашей родственнице, там ей было бы легче найти себе пару. Лично я думаю, что Диана скорее бы согласилась остаться в нашей глуши. Ведь тут у нее имелся тайный поклонник, с которым она виделась довольно часто. Им оказался сын садовника – красивый, высокий молодой человек, не обремененный высоким интеллектом и знатным родом. Про их отношения не знал никто. Я и сама узнала об их романе совершенно случайно. Когда прогуливалась вдоль реки, увидела обнявшихся Диану и этого парня, сидевших на берегу. Диана не заметила меня, да и я не стала ее потом расспрашивать и тем более выдавать родителям.

Приехав в город, мы с мамой отправились к доктору. Его небольшой, но добротный дом находился на главной улице. Дверь нам открыла служанка и пропустила внутрь, сказав, что доктор сейчас занят. Мы прошли в богато обставленную гостиную и расположились на диване. Вскоре дверь приемной открылась, и оттуда вышли доктор и его пациент. Айзек улыбнулся нам и поспешил поздороваться с моей мамой:

– Как поживаете, голубушка? Надеюсь, у вас ничего серьезного?

– Нет, нет, со мной все в порядке. А вот моя дочь, кажется, приболела.

Доктор перевел взгляд на меня. Не думаю, что в тот день я выглядела очень плохо, поэтому лицо Айзека выразило некоторое удивление. Сзади доктора раздалось мягкое покашливание.

– Ох, простите, мистер Шелдон, я забыл вас представить. Это миссис Эллингтон и ее дочь.

– Очень приятно, – сказал мужчина и галантно поцеловал руку мамы, – меня зовут Энтони Шелдон.

Мама внимательно посмотрела на мужчину, – высокий, статный, с темными волосами, на вид ему было лет тридцать пять. Одет очень дорого и по моде.

– Рада знакомству, но позвольте, я никогда раньше о вас не слышала. Вы, наверное, не местный, – сказала она.

Мужчина ухмыльнулся и ответил:

– Вы правы, я не местный. Здесь у меня дела, весьма важные.

– Но какие могут быть дела в нашем маленьком городке? – не унималась мама.

– А вы весьма любопытны, миссис Эллингтон, – сказал мужчина. – Но я все-таки отвечу – у меня здесь труппа артистов. Они дают представления по всей округе.

В душе у меня екнуло – я поняла, что передо мной коллега Джерома.

– О, как интересно, а что за представления? – спросила мама.

– Цирк! Дорогая, неужели вы не знали, что в городе цирк? – вклинился в разговор доктор Айзек.

– Нет, не знала. Я не интересуюсь такими вещами. Увы, к цирку наша семья не питает какого-либо интереса, – сказала мама.

Мне, конечно, стало грустно после ее слов, ведь это означало, что мои шансы попасть на представление уменьшались. Вся надежда была на мистера Шелдона. Вдруг он настойчиво пригласит нас? Но он даже не взглянул на меня. Собственно говоря, он вообще ни разу не посмотрел на меня за время его разговора с матерью.

– Ну что ж, дело ваше, – ответил Энтони Шелдон, – а мне пора уходить. Доктор, спасибо за рецепт!

Я безумно расстроилась из-за этого разговора, – стало понятно, что никакого цирка не предвидится, и вся комедия с моей болезнью была разыграна зря.

Энтони Шелдон попрощался с доктором, отвесил поклон моей матери, наконец-таки скользнул глазами по мне, улыбнулся и ушел.

Что было потом, я не очень помню, так как мою голову переполняли грустные мысли о неудавшемся походе в цирк. Вроде бы Айзек спрашивал меня о здоровье, я что-то отвечала, но в итоге доктор отвел в сторону мою мать, и они беседовали о чем-то минут десять. О чем, мне было безразлично.

После доктора, который, к слову, не выписал мне ни одного рецепта, мы с мамой, хранившей молчание о состоявшемся разговоре с Айзеком, направились к галантерейной лавке, где должны были встретиться с отцом и Дианой.

Я издалека заметила, что они уже ждут нас, причем, Диана выглядела очень радостной и с улыбкой о чем-то болтала с отцом.

– Ну, что сказал доктор? – спросил меня папа.

– Сказал, что ничего серьезного, – ответила за меня мама.

– Ну и хорошо! Я думаю, что все дело в том, что девочки совсем не развлекаются, как положено молодым. Они никуда не ходят и только сидят дома. Надо бы им развеяться, – сказал отец.

– Что ты хочешь этим сказать? – поинтересовалась мама.

– Пока мы вас ждали, обошли почти весь город и везде видели расклеенные афиши цирка. Оказывается, к нам в город приехал цирк: здесь будут и клоуны, и дрессированные животные, и акробаты, и фокусники. Я думаю, что нам стоит сходить.

– Я категорически не согласна, – резко ответила мама, – ты ведь знаешь мое отношение к цирку. Зачем нашим девочкам ходить туда? Если им надо развлечься, лучше я отвезу их в столицу.

– Ну, дорогая, что было, то прошло. Ты должна забыть все плохое, что связано у тебя с циркачами, – настаивал отец.

Я крайне обрадовалась тому, что отец поднял эту тему. Несмотря на упрямство матери, я была почти уверена, что мы все же пойдем на цирковое представление, так как отец всегда выигрывал в подобных спорах. В то время мне даже в голову не пришло спросить: а почему, собственно, мать так ненавидела цирк?

Я отошла в сторону и принялась разглядывать галантерейную лавку и товары, выставленные на витрине. Мне не хотелось слушать разговор родителей, тем более я не могла принять участия в нем и высказать свое мнение. Вскоре мы отправились домой. Спор родителей продолжался и во время нашего возвращения. Мы с Дианой порядком устали слушать препирательства матери и недоумевали, почему она испытывает такую неприязнь к бродячим артистам, ведь раньше она никогда не говорила, что не выносит цирка.

Разговор о цирке продолжился и за ужином:

– Ты что, забыл, чем закончилось то злосчастное цирковое представление? – почти кричала мама.

– Нет, я помню. Но не жить же все время прошлым! И не держать же наших девочек из-за этого взаперти! – ответил отец.

Перепалка в таком духе длилась весь вечер, но перед сном отец зашел в нашу библиотеку, где я сидела с Дианой, и сообщил, что послезавтра мы отправляемся в цирк. Я так обрадовалась этому сообщению, что не спала всю ночь, а весь следующий день то и дело смотрела на часы, – мне хотелось, чтобы время пошло быстрее. Этот поход должен стать ярким, цветным пятном в моей скучной, серой жизни.

Наконец наступил день, когда мы должны были пойти на представление. Я стала собираться уже с самого утра, тщательно осмотрев свой гардероб, пришла к выводу, что надеть мне, собственно, нечего. Все платья были скорее домашними. Тем не менее я остановила свой выбор на блекло-розовом платье, единственным украшением которого являлся воротник, отороченный кружевом. Оно было простенькое, но цвет шел к моим черным длинным волосам. Когда я спустилась в своем наряде вниз, мать окинула меня холодным взглядом и сказала, чтобы я накинула ее шаль. Диана выглядела куда более респектабельно – у нее уже были красивые платья, которые она, к сожалению, редко носила. В тот вечер она выбрала темно-синее с черной вышивкой. Не скрою своей зависти – выглядела она в нем просто красавицей. По сравнению с ней я казалась нескладным подростком.

Мы сели в экипаж и всей семьей отправились в город. Осень только начиналась, но воздух уже был прохладным, да и листья начали желтеть.

На улицах города царило оживление. Люди всегда казались мне интереснее всего: лица такие разные, такие не похожие друг на друга. Кто-то шел, улыбаясь, кто-то – нахмурившись, кто-то просто смотрел себе под ноги. Я ехала и думала, что у каждого прохожего своя история, своя жизнь, полная счастливых и трагичных моментов. За окном каждого дома происходят события, о которых не знает никто, кроме его обитателей. Все это для меня тогда было такой загадкой – жизнь, люди, их взаимоотношения… А сама я только смотрела на все, не участвуя в жизни, а ведь мне так хотелось почувствовать и увидеть хоть маленькую частичку того, что чувствовали и видели эти люди.

Мы подъехали к окраине города, я уже могла видеть купола шатров, огни, горящие повсюду, и толпу народа. Если честно, я думала, что предстоящее представление будет чем-то вроде спектакля – об этом я так много читала в романах. Здесь же все больше походило на ярмарку. Мы с Дианой вышли из экипажа и хотели сразу же направиться к шатрам, как вдруг отец подхватил меня под локоть:

– Девочки, не отходите от нас ни на шаг, я вас прошу, – сказал он спокойным голосом, но лицо его выдавало волнение.

Делать было нечего, я встала рядом с отцом, а Диана – рядом с матерью. И таким образом, вчетвером, мы двинулись вперед.

Сложно словами описать мой восторг от того, что я увидела: здесь были и акробаты, стоявшие на руках и голове, и дрессированные обезьянки, так и норовившие сорвать сережки и цепочку с Дианы, была и бородатая женщина-карлица, поразившая мое воображение. Мы все шли, и шли, и возле каждой палатки видели что-то новое, что-то совсем неожиданное. Папа купил нам сладостей, и, пробираясь сквозь толпу, мы уплетали помадки и конфеты. В центре площадки перед нами открылась арена, освещенная по кругу факелами. В центре арены стоял Джером, весело болтавший с публикой. Мне тоже захотелось поговорить с ним, но я знала, что сделать это в присутствии родителей будет нелегко. Вдруг на арену вышел темнокожий человек, с длинными вьющимися волосами, низкий и довольно плотный, он поднял вверх нечто, напоминавшее большое медное блюдо, и ударил по нему железной палицей. Раздался звук, от которого толпа замолчала, и все перевели взгляды на него. Человек удалился так же незаметно, как и пришел, и Джером громко заговорил:

– Дамы и господа! Мы рады вас приветствовать на нашем представлении бродячих артистов! Не взыщите, если что-то пришлось вам не по вкусу! Мы стараемся, как можем, чтобы доставить вам удовольствие!

Наша семья начала протискиваться ближе к арене – с того места, где мы стояли, почти невозможно было что-либо разглядеть. Оказавшись в первом ряду, я увидела, что волосы Джерома покрывала золотая пыль, на нем были брюки ярко-зеленого цвета, расшитые золотой нитью, и фиолетовый жакет. Все это смотрелось настолько нелепо и в тоже время так торжественно, что я засмеялась. Мама недовольно посмотрела на меня. Я сразу умолкла и вновь начала прислушиваться к тому, что говорил Джером.

– Я думаю, вернее, я надеюсь, что все вы, собравшиеся здесь, уже успели посмеяться над шутками верзилы Джо, – тут Джером помахал рукой огромному рыжеволосому клоуну, стоявшему неподалеку, – успели налюбоваться бородатой красоткой Мери, а наши мартышки сумели вытащить монетки из брюк многоуважаемых джентльменов!

Некоторые мужчины в толпе сразу же начали проверять наличие бумажников в брюках и пиджаках, что не ускользнуло от Джерома и вызвало на его лице презрительную ухмылку.

– Могу поспорить, что подобные зрелища вы могли наблюдать в каждом бродячем цирке! Сейчас людей трудно удивить чем-либо, но мы все-таки попробуем. Прекрасные дамы и не менее прекрасные господа, позвольте познакомить вас с нашим уникальным номером. Такого вы не увидите нигде – ни в Париже, ни в Нью-Йорке, ни в Токио (а я бывал во всех этих городах и должен признаться, что их представления – ничто по сравнению с тем, что мы покажем вам). То, что вы сейчас увидите, есть только у нас. И все благодаря нашему многоуважаемому мистеру Энтони Шелдону, который, к сожалению, не смог прийти на сегодняшнее представление. Итак, удивительные братья Хименес продемонстрируют перед вами свои сверхспособности!

На арену вышли трое молодых мужчин, встали ровно по центру и бесстрастным взором уставились вперед. Джером тем временем продолжал:

– Секреты своего мастерства братья получили от гималайских мудрецов. Тут нет дешевых фокусов, есть только магия. Магия, которую вы, дамы и господа, не увидите больше нигде!

По толпе пронесся легкий шепот. Наверное, зрители скорее ожидали, что выйдет трехголовый человек, говорящий медведь или бог весть еще что, но никак не трех простых парней, которые даже одеты были обыденно, в отличие от Джерома и других артистов. Я услышала, как мама тихо сказала отцу: «Да ведь это же обыкновенные оборванные цыгане. Что тут такого…» – хотела продолжить она, но ее прервали шумный хлопок и вспышка. Место, где только что находился Джером, оказалось пустым, лишь легкий дымок напоминал о том, что секунду назад здесь стоял человек.

Двое цыган на арене разошлись в разные стороны, оставив третьего посередине. Признаться, все трое обладали какой-то удивительно притягательной внешностью. Они не были красавцами, но чувствовалось в них что-то такое манящее, загадочное, что я не могла отвести глаз. Особенно мне понравился самый высокий из них, стоявший теперь слева от брата, присевшего на корточки посередине арены. Вдруг сзади я услышала топот и улюлюканье, толпа повернула головы и увидела женщину, тоже, по-видимому, цыганку, одетую в яркий наряд со множеством серебристых монеток. Ее лошадь встала на дыбы. Откуда-то из-за спины достав две огромные блестящие сабли, она метнула их прямо на арену к братьям. Сабли, пролетевшие над нашими головами в считанные секунды, поразили воображение всех. Два клинка, отливавшие серебром, воткнулись в землю рядом с цыганом, находившимся в центре. Одна сабля вошла в землю по его правую руку, вторая – по левую. Резким движением он вытащил сабли и начал размахивать ими, вертеть, подбрасывать над головой. В это время его братья отошли в сторону и через несколько секунд вернулись: один – с ведерком, другой – с факелом в руках. Цыган, державший ведро, выплеснул жидкость из него на своего брата, жонглирующего саблями. Мне в нос ударил резкий запах керосина. Второй цыган, который так понравился мне, поднес факел к облитому керосином брату, – и тот вспыхнул как спичка. Толпа вскрикнула от ужаса. Перед нами стоял горящий человек, с легкостью жонглировавший саблями, не издающий при этом ни звука. Мало того, он начал двигаться, вернее, отплясывать. Легко подпрыгивал, пригибался, продолжая гореть ярким огнем. Вдруг откуда-то на сцене появился Джером с сигарой во рту:

– Я же говорил, что никто из вас не пожалеет о том, что пришел на сегодняшнее представление! – громко сказал он, причем, мне показалось, что в этот момент его глаза встретились с моими. Мой новый знакомый вытащил сигару изо рта и прикурил ее от горящего цыгана. Сделав глубокую затяжку и выпустив кольцо дыма, он ударил в ладоши. И опять раздался резкий хлопок, – теперь уже вся арена наполнилась дымом, который развеялся через несколько секунд, но Джерома на манеже уже не оказалось. В центре как ни в чем не бывало стояли три брата, все так же бесстрастно смотревшие на нас.

Я была поражена!

Цыган, находившийся справа, вышел вперед к нам. Сел на землю, скрестив ноги, и закрыл глаза. Братья стояли за его спиной и спокойно смотрели на толпу. Вдруг сидевший на земле начал медленно подниматься вверх. Я услышала, как толпа оживленно загудела и заохала. Поднявшись примерно на три фута над землей, циркач открыл глаза и улыбнулся. Два его брата с саблями в руках, которыми недавно жонглировал один из них, подошли к нему и начали водить саблями внизу, доказывая публике, что нет никаких креплений или подпорок. Зависший в воздухе цыган улыбался все шире и вдруг громко с небольшим акцентом произнес:

– Пусть несколько человек подойдут и своими глазами убедятся, что это не фокус.

От толпы зрителей отделилось трое мужчин. Они подошли к цыганам и начали рассматривать взлетевшего воздух фокусника, трогать его. С растерянными лицами «проверяющие» отошли в сторону.

Вдруг из толпы вырвался маленький ребенок. Мальчишке было лет шесть, и он с интересом и восторгом наблюдал за происходящим на сцене. За ним на арену выскочила раскрасневшаяся мать, попытавшаяся было забрать сорванца, но самый высокий из братьев не дал ей этого сделать: он с легкостью подхватил ребенка и сказал, в отличие от своего брата, без акцента:

– Мадам, позвольте, я одолжу вашего малыша. Мы посадим его на колени к Гордию.

Женщина ничего не ответила. Хлопая ресницами, она удивленно смотрела на цыгана, который, не дождавшись ответа, потащил ребенка к своему парившему в воздухе брату. Мальчишка был не против – он смеялся. И повеселел еще больше, когда его посадили на руки к Гордию – цыгану, умеющему летать. Толпа зааплодировала. Малыша бережно вернули матери, которая тут же дала ему подзатыльник, а Гордий плавно опустился на землю, вновь закрыл глаза, а через несколько секунд уже легко встал.

Я тогда не видела ничего: ни развеселившуюся толпу, ни удивленных лиц своих родителей, ни Диану, которая все это время что-то говорила мне на ухо. Я смотрела только на этих цыган и гадала, как же они это делают. Вдруг я почувствовала, как отец тянет меня назад, я удивилась, но, обернувшись, увидела, что все зрители расступаются, освобождая узкий проход для Джерома, который торжественно двигался, держа в руках большой чемодан. Проходя мимо меня, он подмигнул, или мне это тогда только показалось.

Выйдя на арену, Джером отдал чемодан цыганам и удалился. Самый высокий из них отошел в сторону, а два его брата открыли чемодан, в котором оказалось огромное количество ножей. Я думала, что при метании ножей используется также и толстая доска, спиной к которой становится человек, в которого будут их метать. Тут же никакой доски не оказалось, и ножи должны были полететь в толпу. Братья выхватили по два кинжала и одновременно запустили ими в высокого цыгана. Люди, стоявшие сзади него, в панике закричали и пригнулись, но ножи не успели долететь до них. Цыган с легкостью поймал лезвия руками. Причем никакой крови я не увидела. Он начал плавно двигаться по кругу арены, а его партнеры продолжали метать в него ножи. Ужас и страх от того, что следующий нож может полететь в их сторону, ощутили все зрители, но все до одного лезвия были перехвачены ловкими и грациозными руками цыгана. Страшный круг по арене почти что завершился, вся сцена утопала в воткнутых ножах, так как, поймав, цыган тут же втыкал их в землю.

Оставались последние два ножа в руках у Гордия, которые он не замедлил метнуть в своего брата. Высокий цыган сумел схватить только один нож, тогда как второй, к моему ужасу, вошел по рукоятку ему в горло. Темная густая кровь быстро полилась по его шее, потом по груди. Он покачнулся, но не упал. Все это произошло за несколько секунд, и толпа, увидев случившееся, взревела, кто-то закричал, кому-то стало плохо, и он поспешил удалиться, некоторые женщины попадали в обморок, а несколько мужчин выбежали на арену, видимо, желая помочь цыгану. К их удивлению, братья раненного артиста не подпустили их.

– Все хорошо, нам не нужна помощь, – громко сказал Гордий.

Кто-то из толпы выкрикнул: «Да он же умирает!» – Но Гордий молча поднял руку, пытаясь заставить замолчать говорившего.

Все мы уставились на высокую фигуру цыгана, который продолжал стоять на ногах, орошая землю кровью. Он медленно начал поднимать руки к горлу и, дотянувшись до рукоятки ножа, вытащил клинок.

Насколько я могла заметить, многие в толпе попросту закрыли глаза, отказываясь смотреть на все это, кто-то поспешил увести детей подальше от арены, но большинство стояли, молча смотря на цыгана. Лица людей были белыми как снег, а в глазах застыл ужас. Думаю, что и я выглядела также.

Вытащив нож, цыган руками зажал горло и зажмурился. Я видела, как сквозь пальцы просачивалась кровь, и поражалась, почему никто не окажет ему помощь. Почему его братья так безучастно смотрят на происходящее и не подпускают никого к нему? Вдруг цыган рухнул на колени.

По толпе пробежал глухой вздох: «Оооо…» Но тут я начала замечать, что кровь все меньше и меньше струится по рукам цыгана. Артист открыл глаза и убрал руки от шеи. О былом несчастье напоминали только окровавленная одежда и его руки. Он быстро и ловко поднялся на ноги и улыбнулся зрителям.

Вначале никто не мог ничего понять. Все просто смотрели на живого и невредимого цыгана и не могли поверить своим глазам. Вдруг откуда-то сзади раздались аплодисменты и возгласы «Браво!». Вскоре уже вся толпа аплодировала и улыбалась. Я аплодировала со всеми и не сводила глаз со «своего» цыгана.

Откуда-то слева раздались топот копыт и нежное позвякивание монеток. Все повернули головы и увидели уже знакомую всем цыганку верхом на белой лошади, однако теперь сзади нее сидел Джером. Он легко спрыгнул с лошади, а девушка ускакала прочь. Сам же Джером двинулся к арене, и люди, как и в прошлый раз, расступались перед ним, освобождая дорогу. Оказавшись на средине сцены, он улыбнулся все еще стоявшим там трем братьям и произнес:

– Итак, поаплодируем еще раз непревзойденному мастерству братьев Хименес!

Все начали хлопать громче прежнего, а братья – кланяться, после чего Джером сделал им знак, и они, подобрав все оставшиеся ножи и уложив их в чемодан, подошли к правому краю арены.

– Господа, пропустите артистов. Они устали после выступления. Им нужно отдохнуть, – сказал Джером.

Люди расступились перед цыганами. Одни смотрели на них с изумлением, другие – с восхищением, а кто-то – и со страхом.

– Итак, дамы и господа, вы увидели многое! – продолжил Джером. – К сожалению, сегодня наши браться Хименес закончили выступление, но если вы захотите увидеть их снова и посмотреть, на что они еще способны, то приходите к нам завтра. Хочу напомнить, что наш цирк пробудет в вашем городе только десять дней, поэтому поспешите! Мы вас ждем вновь! Я не прощаюсь с вами! Палатки с фокусниками, клоунами и животными будут открыты еще несколько часов. Наслаждайтесь! – После этих слов Джером хлопнул в ладоши, откуда-то появилась густая белая дымка, а когда она рассеялась, я увидела, что мужчина исчез.

– Пойдемте. Уже довольно поздно, нужно ехать домой, – сказал отец, и мы потихоньку направились к выходу из этого красочного палаточного городка. Мне не хотелось уходить, но я не могла ничего поделать. Когда мы уже подошли к выходу, я, случайно повернув голову, увидела, как из-за одной палатки выглядывал Джером. Я улыбнулась ему, на что он расплылся в еще более широкой улыбке и поманил меня к себе, прижав палец к губам. Я оказалась в затруднительном положении. Мне, конечно же, хотелось подойти к нему, но что придумать, чтобы родители не пошли за мной? В голове промелькнули разные мысли, но я зацепилась за самую, на мой взгляд, правдоподобную. Когда моя мать, уже села в экипаж, а Диана залезала в него, я быстро выпалила:

– Кажется, я потеряла сережку, пойду поищу ее. Я догадываюсь, где она может быть.

Не дождавшись разрешения, я развернулась и побежала по направлению к сцене, но, скрывшись от глаз родителей, резко свернула в сторону палатки, где меня ждал Джером. Сережка была у меня в руке, – я незаметно сняла ее, когда отец помогал матери забраться в экипаж. Я предполагала, что отец сейчас же кинется искать меня и я получу хорошую взбучку. Но и на этот случай у меня было оправдание: увиденное представление повергло меня в шок и я не совсем осознавала, что делаю.

Быстрым шагом я подбежала к улыбающемуся Джерому. Видя, что я запыхалась, он сразу же извинился:

– Простите, прекрасная фея, я не думал, что для того чтобы поговорить со мной, вам придется сбежать от стражи. Если бы я знал это, то сам бы подошел к вам.

– Все в порядке, не беспокойтесь, – ответила я.

– Как вам представление?

– О! Мне очень понравилось! Я никогда такого не видела. Я так рада, что пришла, – сказала я.

– Я верил, что вы придете, несмотря на то, что вначале говорили мне о возможных сложностях, связанных с этим.

– Было довольно трудно уговорить родителей прийти сюда.

– Но вы справились, красавица. Я все загорелась от его слов.

– Позвольте задать вам деликатный вопрос, времени у нас мало, поскольку я думаю, что вас скоро начнут искать, – начал Джером.

– Да, конечно, спрашивайте, – ответила я.

– Я наблюдал за вами во время представления. Вы так смотрели на нашего Алессандро! Вам он понравился? Самый высокий из братьев Хименес?

Мои щеки, наверное, окончательно выдали меня, я опустила ресницы и промямлила что-то вроде:

– Я была поражена его выступлением…

– Должен сказать, что и вы понравились Алессандро. Он очень хотел бы с вами познакомиться, но он также понимает, что это сложно осуществить из-за вашей семьи.

Я открыла рот, чтобы возразить, но Джером не дал мне возможности продолжить:

– Завтра в одиннадцать утра он будет ждать вас в том же месте, где мы с вами впервые встретились. Если не хотите, можете не приходить. Дело ваше. Он не обидится и все поймет. А сейчас бегите назад к родителям, – после этих слов Джером быстро развернул меня и подтолкнул вперед.

Когда до меня дошел смысл сказанного, я повернулась, чтобы что-то спросить, но Джерома уже не было. Впереди я увидела отца и медленно направилась к нему, все еще не осознавая того, что сказал мне Джером, и даже не думая о том, что мне сейчас достанется от родителей.