Читать книгу Дар - Мария Унт - Страница 3

– Подъем, красавица! – кто-то сильно тряс меня за плечо и кричал чуть ли не в самое ухо.

Я открыла глаза и попыталась оглядеться. Вначале я не могла понять, где нахожусь, но через какое-то время события ночи ожили у меня в памяти.

– Да ты просто спящая красавица! Может, мне поцеловать тебя, чтобы ты наконец поднялась с этой чертовой кровати?! – продолжал кто-то кричать.

Я опешила от такой грубости: «Где Алессандро? Почему он не защитит меня?» Я села и вгляделась в лицо говорившего. В фургоне было темно, и только за приоткрытой ширмой я видела отсветы факелов.

– Выходи из фургона, да поживее! – голос показался мне знакомым.

Я встала и, не надев туфель, направилась к выходу. Спрыгнув на землю, я, к своему ужасу, увидела, что возле фургона, где я спала, собрались все артисты. Вокруг уже темнело, и только факелы освещали лагерь циркачей. Похоже, я проспала весь день. Сзади раздался голос:

– А вот и она! Наша новая игрушка!

Я оглянулась и удивилась еще больше, – громкий голос, так нагло разбудивший меня и сейчас потешавшийся надо мной, принадлежал Джерому. Увидев мой изумленный взгляд, он подошел ко мне и, положив руку на плечо, сказал:

– Добро пожаловать к нам в семью, дорогая! Ты должна познакомиться со своими новыми друзьями.

– Но где Алессандро?

Услышав мой вопрос, толпа расхохоталась. Слезы уже были готовы политься из моих глаз.

– Твой Алессандро сейчас напивается, как последний ишак, со своими дружками. Ему плевать на тебя, – ухмыляясь, сообщил Джером.

– Я вам не верю, – сказала я и услышала еще больший хохот толпы.

– Неужели ты подумала, что наш красавец Алессандро может влюбиться в такую дурочку, как ты? Не расстраивайся, мы найдем тебе тут принца. Их у нас полно.

Я ничего не понимала. Почему Джером, раньше такой милый, так странно ведет себя теперь?

– Пожалуйста, давайте поговорим наедине, – как можно вежливее попросила я Джерома.

Он посмотрел на меня и, взяв под локоть, грубо потащил куда-то. Мы приблизились, вернее, он дотолкал меня до большого шатра, куда мы и вошли.

– Ну, и о чем ты хотела поговорить? – как ни в чем не бывало спросил Джером. Сев на один из стульев, он начал чистить ножом яблоко, бросая шкурки на пол.

– Я не понимаю, почему вы так грубы со мной. И может быть, вы объясните мне, что тут происходит? И где все-таки Алессандро?

– Я начну с последнего: как я уже говорил, Алессандро сейчас напивается со своими друзьями. Видно, он думает, что залив алкоголем брюхо, он тем самым заткнет свою совесть, которая, надеюсь, у него еще есть. Касательно того, что здесь происходит, – ничего необычного. Ты проспала всю дорогу, пока мы ехали. Сейчас мы на пути в другую часть страны, где нас уже ждет Энтони. А груб я с тобой потому, что я не могу быть вежлив с глупыми девчонками, которые сбегают от своих родителей, сами не понимая зачем.

Я стояла и не знала, что мне делать. Я вспомнила, что Алессандро ни разу не говорил мне нежностей, за исключением того раза, когда я упала с лошади, не признавался в своих чувствах, вполне возможно, что и не питал их ко мне. Я ведь сама напросилась бежать с ним. Вот только зачем? Сейчас этот вопрос начал мучить меня сильнее прежнего. Зачем я сбежала?

– И что же мне делать? – в растерянности спросила я. Джером громко расхохотался.

– А зачем ты, черт подери, пришла к нам?

Я ничего не ответила, только слезы теплым соленым ручьем потекли по моему лицу.

– Ладно, так уж и быть. Сейчас я отведу тебя к старухе Герде. Она накормит тебя и расскажет о твоих обязанностях на первое время.

Он встал и, взяв меня под руку, вывел из шатра. Вечер был прохладным. Над каждым фургоном я видела зажженный факел. То тут, то там я слышала смех, но мне казалось, что сама я смеяться уже никогда не смогу. Мы подошли к очень старому фургону, если его вообще можно было так назвать. Фургон оказался обычной повозкой, на крыше которой держался навес, местами рваный.

– Герда, выходи, я привел к тебе нового ягненка, – прокричал Джером.

Через какое-то время из темноты повозки послышалось кряхтенье, и появилась старуха весьма неприглядной наружности.

– Что это за отребье ты мне привел? – проворчала она своим скрипучим голосом и, достав откуда-то из складок юбки трубку, начала ее раскуривать.

– Твоя новая ученица и помощница. Научи ее всему, чему нужно, – сказал Джером.

– Она какая-то другая. Не похожа на предыдущих, – сказала Герда. Я тогда не поняла, что она имела в виду.

– Неважно. Ты же знаешь, что потом будет, – ответил Джером.

– Да, это точно. Можешь идти, Джером, я пригляжу за ней.

Джером ушел, оставив меня один на один с этой ведьмой, дымящей как паровоз. До сих пор я не испытывала неприязни ни к кому из людей, но один вид этой старухи вызвал во мне жуткое отвращение.

– Иди сюда, – сказала Герда, поманив меня пальцем.

Я подошла, и старуха начала медленно рассматривать меня с ног до головы.

– Повернись, – сказала она.

Я стояла, не желая повиноваться ей.

– Повернись, кому говорят, – снова потребовала она.

Я по-прежнему не двигалась, и тут она со всего размаха дала мне пощечину. Я и сейчас не могу понять, откуда у этого старого создания взялась такая сила. Я почувствовала кровь во рту, все лицо горело, и из глаз сами собой брызнули слезы.

– Если я говорю повернись, значит, повернись! – закричала она. – Сейчас принесу тебе вещи. А этот наряд можешь припасти для бала, если, конечно, он еще будет в твоей жизни, – с этими словами старуха повернулась и, забравшись в фургон, начала искать одежду для меня.

«Надо бежать!» – подумала я, и, как будто прочитав мои мысли, из фургона донесся скрипучий голос Герды:

– И не думай о побеге. Если попробуешь бежать, то разбираться с тобой буду уже не я. И поверь, получишь ты сполна.

Через какое-то время она вышла с ворохом тряпок в руках и бросила их мне под ноги.

– Одевайся.

– Но у меня есть своя одежда. Она у меня в мешке, – сказала я.

– Твое тряпье давно разобрано нашими красавицами. Надевай это, ботинки возьмешь вот эти. – И она протянула мне пару жутких, старых, дырявых ботинок, которые были большими для меня.

«Лучше не спорить с ней сейчас, а позже попробовать найти Алессандро и поговорить с ним», – решила я. Подняв тряпки, которые должны были стать моей новой одеждой, я забралась в фургон, чтобы переодеться.

То, что дала мне старуха, оказалось жутким рваньем, которое принадлежало, по-моему, всему табору. Юбка болталась на мне, пришлось подвязать ее обычной веревкой. Нижняя рубашка была явно мужская и вся латанная-перелатанная. А жилет, который я надела сверху, был весь изъеден молью, но зато подходил мне по размеру. Ботинки оказались огромными, а так как мне не дали теплых чулок, то ноги болтались в этой обувке и то и дело норовили выскочить из нее. В таком вот жалком виде я и предстала перед старухой. Увидев меня, она криво улыбнулась и сказала:

– Пошли, поешь что-нибудь.

Она двинулась вперед, а я пошла за ней. Пока мы шли, я поняла, что фургоны и повозки стоят по кругу, в центре которого был разожжен большой костер, возле него сидело много людей.

Мы с Гердой подошли к костру, и все уставились на нас.

Возле костра лежали какие-то объедки, и старуха, подтолкнув меня к ним, сказала:

– Вот и твой ужин!

Все рассмеялись, за исключением меня. Я попыталась выбежать из этого круга, но дорогу мне перекрыл огромный детина. Я вспомнила, что он был клоуном на представлении, но сейчас на его лице я не увидела ни крупинки смеха или доброты. Попятившись назад, спиной я уперлась в кого-то другого. Обернувшись, я увидела беззубого цыгана, смотревшего на меня и улыбавшегося во весь свой беззубый рот. Он попытался обнять меня, но я отстранилась от него и попала в объятия кого-то другого – на этот раз толстого и низкого рыжеволосого человека. Они все начали пихать меня от одного к другому. Я слышала смех женщин и выкрики: «У нас не любят чужих!» Мне казалось, что этот кошмар и унижение будут длиться вечно. «Где же Алессандро? Он бы не позволил им так обращаться со мной!» – думала я.

– Хватит вам! Кому говорю! – услышала я голос Герды. – Она слишком хороша для тебя, бродяга. А ну, не тронь ее!

В конце концов, старуха, распихав мужчин, подобралась ко мне и, схватив за волосы, которые давным-давно выбились из прически и свободно спадали на спину, потащила от костра.

Дотащив до фургона, она пихнула меня к колесам и бросила на колени кусок хлеба.

– Ешь! – приказала она.

Я заливалась слезами и даже думать о еде не могла. Старуха отошла куда-то и вернулась с толстой грубой веревкой, на которую было прикреплено несколько колокольчиков. Опустившись на колени, Герда схватила мою ногу и обмотала веревку вокруг лодыжки. Она больно впилась в мою нежную кожу, от чего я еще сильнее взвыла.

– Прекрати реветь, идиотка! Второй конец я повяжу себе на руку и пойду, подремлю часок-другой. Не смей никуда уходить. Я наказала всем следить за тобой. И не думай, если ты никого не видишь, это значит, что рядом никого нет. У нас у всех глаза на затылке. Сиди тихо и ешь свой хлеб, – с этими словами Герда развернулась и залезла в фургон, оставив меня наедине со своим горем.

Я проплакала целую вечность, пока не поняла, что слезами я не смогу себе помочь. Я попыталась успокоиться и начать размышлять трезво. Я не понимала одного – почему со мной так грубо обходятся? Я ведь ничего не сделала и была готова помогать им во всем. И почему я не вижу нигде Алессандро? Обдумывая все это, я принялась есть хлеб, который дала мне старуха. К моему счастью, факел, прикрепленный над входом в повозку, давал мало света, и я не могла увидеть, что же я ем, но чувствовала, что ем очень черствый и местами заплесневелый хлеб.

«Я не знаю, почему они так поступают со мной, и я не знаю, где Алессандро, но я знаю наверняка одно – тут у меня нет друзей». – Придя к такому выводу, я окончательно успокоилась и начала думать о том, как убежать из этого ада.

* * *

Через какое-то время старуха вылезла из фургона и потащила меня к уже затухавшему костру. Возле него не осталось почти никого, только пара лилипутов спала на тонкой подстилке вблизи огня. Я могла свободно передвигаться, потому что старуха развязала веревку. Следуя ее указаниям, я принесла кое-какой еды, и мы начали готовить нечто, напоминающее суп. Дома я бы ни за что на свете не притронулась к таким помоям, но сейчас мне было все равно. Я жутко замерзла за ночь, и горячая жижа с противным привкусом согрела меня изнутри. Потихоньку к нам начали подтягиваться остальные артисты: мужчины с заспанными и отекшими от алкоголя лицами, женщины с не до конца смытым гримом, цыгане, калеки и уродцы, карлики и лилипуты. Я и не знала, что в цирковом караване столько людей. Это удивило меня, но и напугало одновременно, – от стольких глаз не скроешься. Я отошла в сторону, но старуха пошла за мной и стояла все время рядом, то и дело поглядывая на меня своими прищуренными глазами. Наверное, она догадалась, что в толпе я пытаюсь высмотреть Алессандро, но его все не было.

– Напрасно ждешь! Твой дружок далеко отсюда, – сказала старуха.

– Что это значит? – спросила я.

– А то, что он поскакал впереди каравана, чтобы сообщить о нашем скором прибытии и подготовить все наилучшим образом для твоего…

– Про что это вы тут говорите, голубки? – раздался сзади громкий голос Джерома.

От неожиданности я вздрогнула, а Герда недовольно сплюнула на землю.

– Негоже так пугать старуху, – проворчала Герда.

– Какая ж ты старуха? Еще недавно могла соблазнить любого, а сейчас называешь себя старухой? – рассмеялся Джером.

– Как себя чувствуете, леди? – поинтересовался Джером у меня.

– Преотлично, – злорадно ответила я.

– Вот и хорошо, скоро мы тронемся в путь, – сказал Джером и, развернувшись, ушел.

Мы действительно вскоре двинулись в путь. Я сидела рядом с Гердой, которая с завидной для ее возраста бодростью управляла лошадью, тащившей ее повозку. Большую часть времени мы молчали, лишь иногда она начинала ворчать, жалуясь то на больную ногу, то на плохое зрение, то еще на что-то.

Остановку мы сделали уже затемно. Опять все повторилось как в первый вечер моего знакомства с циркачами: большой костер и повозки, вокруг огня – пьяные крики мужчин и заливистый, кокетливый смех женщин.

На этот раз старуха не потащила меня к костру, а только принесла немного мяса и овощей, которые мы с ней и съели. Я заметила, что на протяжении всего вечера она не раз отхлебывала из своей фляжки, откуда доносился резкий запах алкоголя.

– Ром! – сказала старуха, – не хочешь глотнуть?

– Нет, благодарю, – отказалась я, но сама подумала, что это только мне на руку – она напьется и уснет крепким сном.

Все случилось, как я того и хотела: ближе к ночи старуха отправилась спать, предварительно привязав мою ногу к своей руке. На ее предложение тоже отойти ко сну я сказала, что еще немного посижу на свежем воздухе, а потом лягу. На улице я просидела, наверное, пару часов. Рядом постоянно кто-то ходил, и я никак не могла претворить свой план побега в действие. Наконец, когда возле меня не было никого, я решилась – очень медленно и осторожно начала развязывать веревку, обмотанную вокруг моей лодыжки. Пару раз колокольчики предательски звякнули, и мое сердце ушло в пятки, но старуха так и не проснулась. Я снова попыталась развязать узел, но, видимо, старуха была мастерицей завязывать их хитроумным способом. Я поняла, что поможет мне только нож, которого у меня, сами понимаете, не было. И начала думать, чем же можно заменить нож. Повозка старухи была довольно старой, поэтому я без труда вытащила из сколоченных наспех досок ржавый гвоздь. Он не оказался острым, но давал мне какую-то надежду на спасение. Медленно и осторожно я начала разрывать веревку гвоздем. Не знаю, сколько ушло на это времени, мне показалось – целая вечность. Веревка была почти что перерезана, но я не чувствовала рук, не ощущала холода ночи, и пот струился по моему лицу.

Наконец я освободилась от веревки и, осторожно встав, решила поскорее убежать как можно дальше от каравана. Изначально я хотела добраться до ближайшего города, сообщить полиции о случившемся и вернуться домой. Но за все время, пока мы ехали, я не заметила ни одного населенного пункта. Просматривалась только дорога, встречались опустевшие поля и редкий лес. Может быть, мы специально выбирали окольные пути. Поэтому я решила, что как только отойду на приличное расстояние от места стоянки цирка, то бегом пущусь до леса, где затаюсь на какое-то время. Не думаю, что из-за меня одной караван задержится и все бросятся на мои поиски.

Я осторожно пошла в темноту, старясь ступать бесшумно, как кошка. Позади остался почти весь караван, да затухающий костер светился угольками. Никто меня не видел и не слышал. Впереди было только два фургона, из которых не доносилось ни звука. Я подумала, что там, наверное, хранились декорации и костюмы артистов. Как же я ошибалась!

Поравнявшись с фургоном, я заметила на уровне моей головы маленькие окошки с решетками. Вдруг я увидела, что из этих окошек на меня кто-то смотрит. Одна, нет, даже две пары глаз. Я испугалась и, чтобы не закричать, зажала рот руками. Застыв в ужасе и понимая, что сейчас люди выбегут и схватят меня, я не смела ступить ни шагу. Однако постепенно до меня начало доходить, что глаза расположены слишком уж близко друг к другу, да и по форме чересчур круглые.

«Мартышки!» – пронеслось у меня в голове, и на душе сразу полегчало. Я продолжила медленно двигаться под внимательным взглядом этих животных. И когда я уже отошла на несколько ярдов от фургона и начала считать себя победительницей, эти существа принялись кричать. В отчаяньи я рванула что было сил, не разбирая дороги. Я бежала все время прямо, но уже через минуту поняла, что тяжелые, огромные ботинки мешают мне увеличить скорость. Я остановилась и скинула их. Обернувшись, я увидела, что в лагере началась неразбериха. То тут, то там зажигались факелы, слышались недовольные и возмущенные голоса людей. Я побежала так быстро, как только могла, но до леса было еще далеко и спрятаться было негде. Я поняла: все уже знают, что я сбежала, и погоня скоро начнется. Сердце колотилось как бешеное, а холодный ночной воздух обжигал легкие. Считанные ярды оставались до леса. Я не боялась заблудиться, в крайнем случае, я могла залезть на дерево – вряд ли кому-либо пришло бы в голову искать меня там.

Но тут вдруг что-то резко ударило меня в живот и подняло над землей. С перепугу я не поняла, что к чему, и только через несколько секунд увидела, что меня держит в своих руках огромный рыжеволосый клоун Джо.

– Ну что, попался, цыпленок, – злорадно сказал он, дыша мне в лицо алкоголем.

Я никак не могла отдышаться, да еще он держал меня так крепко, что казалось – сломает мне ребра. Поэтому я только закашлялась.

– Она здесь! – прогремел голос Джо.

К нам уже приближалась толпа людей с факелами. Я понимала, что погибла, и про себя начала читать все известные мне молитвы. Попыталась вырваться из железных лап Джо, но это оказалось мне не под силу. Впереди я увидела Джерома в белой ночной рубашке, на которую он небрежно набросил красивый дорогой халат.

– Чертова девка задумала удрать от нас! – заорал Джо. У Джерома от злости на лице ходили желваки. Он подошел и со всего размаху заехал мне рукой по лицу. У меня в глазах засверкали звезды, а в ушах раздался звон.

– Неблагодарная тварь! – проревел он, – отведи ее в фургон с обезьянами, из него она не сможет убежать, и задай ей хорошую трепку!

Джо, перекинув меня через плечо, пошел к лагерю. Все смотрели на меня с каким-то невыносимым презрением, как будто я была не человеком, а мерзким чудовищем, заслуживающим смерти.

Подойдя к фургону с мартышками, Джо скинул меня на землю. Первый удар пришелся в живот, второй – по голове, третий – по спине. О дальнейшем я помню весьма смутно. Удары сыпались на меня как град. Джо не гнушался бить даже ногами. Закончив экзекуцию, он поднял меня и швырнул в фургон, где стояли клетки с мартышками. Я лишилась сознания, а когда пришла в себя, то обнаружила, что лежу на полу. Тело болело, лицо было в крови, я почти ничего не видела, так как все лицо опухло от побоев. Во рту ощущался привкус крови. Дотронувшись языком до переднего зуба, я поняла, что от него осталась только половинка, которая едва держится. Я снова потеряла сознание и находилась в таком состоянии до утра.

Меня разбудил поток ледяной воды, вылитой мне на лицо. Рядом стоял ухмыляющийся Джером с пустым ведром в руках.

– Ну что, как себя чувствует наша беглянка?

От боли я не могла ничего сказать, даже толком увидеть Джерома, – все расплывалось перед глазами, которые сильно заплыли. Окинув меня взглядом и убедившись, что я жива, он ушел, заперев за собой дверь. Не знаю, сколько я пролежала в забытьи. Иногда пробуждалась от криков обезьян и тогда снова окуналась в поток боли, который накрывал все мое тело. Повозка тряслась, и я понимала, что мы едем дальше. Куда – мне было безразлично. Я хотела умереть, но в то же время мечтала выжить и сбежать. К вечеру я окончательно пришла в себя. Правда, все тело невыносимо ломило, но, к моему удивлению, я уже нормально видела, – отеки под глазами стали как будто бы меньше. Я кое-как села, опершись о стенку фургона. Через узкие окошки наверху просачивался свет от костра, – мы вновь остановились. Я с ненавистью смотрела на обезьян в клетке – это из-за них я опять очутилась в цирке. Меня начала мучить жажда, но я не собиралась кричать и звать на помощь. Я знала, что рано или поздно, но Джером заявится ко мне. Так и произошло.

Через какое-то время послышался звук отпираемого замка, и в дверном проеме появился Джером, державший керосиновую лампу в руке.

Я поморщилась от света, так как уже успела отвыкнуть от него, сидя все время во мраке.

Джером подошел ко мне, я убрала руку от лица и заметила, как ехидное выражение его лица сменилось на удивленное. Он отошел в сторону на несколько шагов и искоса посмотрел на меня.

– Ты можешь встать? – тихо спросил Джером.

Я попыталась встать и сделала это, правда, не без труда. Опершись спиной о стену, я подняла голову и с вызовом посмотрела на Джерома. От злости я даже перестала чувствовать боль, хотя недавно думала, что умру от нее.

Глаза Джерома стали круглыми, как монеты.

– Это невозможно… – пробормотал он, а потом уже громче добавил: – Выходи, если можешь, и иди поешь.

Я, пошатываясь, направилась к двери. Ноги были ватными и плохо меня слушались. Кое-как я спустилась на землю и поковыляла к костру. Несмотря на недавние побои, я ужасно хотела есть, думала, что быка проглочу за один раз. Я шла медленно, стараясь ступать осторожно и смотреть под ноги, но от меня не укрылось то, как странно на меня смотрели артисты. Некоторые в изумлении останавливались, другие начинали перешептываться. Джером шел сзади меня и то и дело ворчал: «Чего уставились?»

Подойдя к костру, я увидела сидевшую на траве Герду с трубкой во рту. Она была вся в клубах дыма, словно колдунья, возникшая из-под земли. Герда, заметив меня, чуть не выронила трубку изо рта.

– Мать честная! Вы поглядите на нее! – громко сказала она.

Собравшиеся возле костра прекратили заниматься своими делами, затихли смех и разговоры, – все уставились на меня.

– Похоже, Джо потерял свою хватку, – раздалось откуда-то слева.

– Как на собаке, надо же… – донеслось откуда-то справа.

Я не понимала, о чем они говорят, да и есть мне хотелось так, что я не могла думать ни о чем другом, кроме еды.

– Герда, дай мне что-нибудь поесть, я сейчас умру с голоду, – попросила я старуху.

Герда, кряхтя, встала и, взяв лежавшую возле нее тарелку, из которой, по всей видимости, она только что ела, налила мне в нее суп из общего котла. Я забыла свою брезгливость и с жадностью накинулась на похлебку. Я уверена, что она была ужасной, но в тот момент суп показался мне божественно вкусным.

Собравшиеся возле костра все так же продолжали глазеть на меня, только Джером куда-то исчез.

– Почему они все уставились на меня, Герда? – наконец спросила я.

– А ты как будто не понимаешь?

– Нет, не понимаю.

– Да потому что Джо избил тебя до полусмерти. Мы думали, что ты вообще не оклемаешься, а если и придешь в себя, то через несколько дней. А вышло, что сейчас ты сидишь среди нас, ешь этот суп, как будто это самая вкусная еда на свете, и на тебе ни одной царапинки или синяка. Только разве что одежда перепачкана и порвана.

До меня не сразу дошел смысл сказанных старухой слов. А когда дошел, я медленно опустила тарелку на землю и осторожно дотронулась пальцами до лица. Я думала, что сейчас меня пронзит боль, но ничего не произошло. Я потрогала веки – должны были быть опухшими, но на ощупь все оказалось в порядке. Даже рассеченная от удара губа не саднила, но что меня удивило еще больше, так это передний зуб – он снова был целым. Я не могла взять в толк, как такое возможно, ведь я отчетливо помнила, что мне его сломали.

– Герда, у тебя есть зеркало? И где здесь можно умыться? У меня все волосы в запекшейся крови, – сказала я.

– Пойдем, – ответила старуха, и мы пошли к ее фургону, где она отерла меня мокрой тряпкой от крови и дала новую одежду, вернее, новое тряпье. Я с удивлением рассматривала свое отражение в зеркале, поражаясь тому, как быстро все зажило.

По дороге к фургону все люди каравана с недоумением смотрели на меня. В их глазах, помимо удивления, я заметила страх.

* * *

Утром мы снова отправились в путь. Я все время была под присмотром Герды, да и предпринимать вторую попытку к бегству мне не хотелось. Я дремала в повозке. Мне снился дом, родители, Диана. Как хорошо было бы сейчас оказаться с ними, думала я.

К обеду мы добрались до какой-то маленькой, богом забытой деревушки. Стоянку устроили на ее окраине, а некоторые артисты из труппы пошли в деревню. Мне запретили куда-либо уходить, и я осталась стоять возле фургонов, глядя вспину удалявшимся счастливчикам. Там, в деревне, возможно, я нашла бы кого-то, кто помог бы мне сбежать и добраться домой.

Мы с Гердой приступили к приготовлению обеда. Припасов было мало, и старуха надеялась, что те, что ушли в деревню, скоро вернутся и принесут какую-нибудь еду.

Я чувствовала себя довольно сносно, правда, ощущалась слабость, и мне постоянно хотелось спать и есть. Я сама удивилась своему быстрому выздоровлению. Мне это показалось странным, хотя сравнить скорость моего выздоровления было не с чем, – за все годы моей жизни меня ни разу не били, я почти не болела, поэтому никогда не сталкивалась с подобным. Конечно, в детстве у меня были ссадины, но, признаться, я не помню, сколько времени уходило на то, чтобы они зажили.

Через час или два народ начал потихоньку подтягиваться к нам. Из деревни кто-то принес молоко, яйца, ветчину, хлеб. Мне показалось странным, но все почему-то пытались угостить меня. Я брала, так как ужасно хотела есть, но моя ненависть и презрение к этим людям не стали от этого меньше. Я думала, что, поев, мы тронемся в путь, но никто не торопился собирать вещи.

– Разве мы не должны ехать дальше? – спросила я Герду.

– Пока нет, мы ждем кое-кого, – ответила старуха.

И на самом деле на горизонте вскоре показались двое наездников. Они скакали к нам во весь опор. Я подумала, что у меня остановится сердце, когда в одном из них узнала Алессандро. Кровь закипела в моих жилах, а злость, казалось, сейчас захлестнет меня до такой степени, что я потеряю сознание. Невольно я сжала кулаки, Герда, заметив это, тихо сказала:

– Успокойся, не показывай гнева. Алессандро ни в чем не виноват.

Вторым наездником оказался брат Алессандро – Гордий. Они спешились и направились к стоявшему рядом со своей повозкой Джерому. Похоже, никто, кроме меня, не заметил приехавших, – все артисты продолжали заниматься своими делами.

– Я хочу поговорить с ним, – сказала я Герде и направилась к стоявшей вдалеке троице.

– Стой, глупая, не надо, – услышала я сзади голос старухи, однако догонять и останавливать меня она не стала.

Быстрым шагом я приближалась к цыганам. Гордий заметил меня и пихнул в бок Алессандро, чтобы привлечь его внимание, но тот никак не отреагировал на это. Он был слишком занят разговором с Джеромом. По лицам обоих я заметила, что спор разгорелся нешуточный, и, видимо, только какая-то причина заставляла их сдерживаться, чтобы не закричать друг на друга.

– Алессандро! – громко позвала я.

Цыган вздрогнул и, повернув голову, посмотрел на меня. Молчание нарушил Джером.

– Какого черта ты сюда пришла? Убирайся, пока я опять не натравил на тебя Джо.

– Я хочу поговорить с Алессандро! – сказала я.

– Я хочу поговорить с Алессандро, – передразнил меня Джером. – Наша капризная принцесса решила, что она может повелевать нами. А ну, убирайся отсюда!

Не знаю, показалось ли мне, но в глазах Алессандро мелькнул гнев.

– Я поговорю с ней, Джером, – спокойно сказал он и направился ко мне.

Он подошел и, с грустью посмотрев мне в глаза, тихо попросил:

– Давай отойдем.

Вся моя злость улетучилась, мне даже на какое-то мгновение стало жалко его, – настолько грустным и потерянным он выглядел. Мы отошли от Джерома и Гордия. Я нарушила молчание первой:

– Алессандро, я ничего не понимаю. Зачем я понадобилась тебе?

– Меня вынудили уговорить тебя поехать со мной.

– Но зачем?

– Я не знаю.

– Ты врешь! Ты опять врешь! – вся моя злость вернулась ко мне с новой силой. – Сначала ты меня привез сюда, потом непонятно куда исчез. Со мной обращались тут как с собакой, избили до полусмерти, не дают и шагу ступить. И я не понимаю, зачем все это! А ты мне опять врешь и говоришь, что ничего не знаешь!

Алессандро тяжело вздохнул и, положив мне руку на плечо, сказал:

– Послушай, я в таком же положении, как и ты. У меня не оставалось выбора. Я должен был увезти тебя или…

Тут Алессандро замялся, опустив глаза.

– Что же ты молчишь?

– Я и так сказал слишком много.

– Так что я для тебя? Просто приказ, который надо было исполнить? Цыгане, правильно меня предостерегали родители, весь ваш род – это род собак, которые ради собственной выгоды сделают все, что угодно! – я вся пылала от ненависти к нему и, сказав все это, плюнула ему в лицо.

Алессандро вздрогнул, вытер рукавом лицо, но ничего не сделал мне и не сказал.

– Ах ты тварь! – услышала я сзади гневный голос Джерома, и уже через несколько секунд сильный удар обрушился на мой затылок. Перед глазами все поплыло, я почувствовала, как сильные руки Алессандро подхватили меня, а дальше… я провалилась в черную бездну. Мне казалось, что я лечу в темноте, а где-то рядом слышится голос Алессандро. Он что-то громко говорил. «Наверное, Джерому», – пронеслось у меня в голове. Тот тоже что-то отвечал. Судя по голосам, оба мужчины были злы. Я пыталась прийти в себя, открыть глаза, как-то пошевелиться, но тело не слушалось меня. Я не хотела сдаваться и погружаться в темную глубину забытья, но и сопротивляться ей у меня уже не было сил.