Читать книгу Дети Нитей. Восток - Мария Вилонова - Страница 1

Май 1313 года нового времени.

Десять лет назад (воспоминания Дэйшу).

Первое мое воспоминание о ткани мироздания связано с матерью. Она всегда была холодной и отстраненной, не слишком-то любила, казалось, баловать меня своим вниманием или заботой. Но, когда я думаю о том, как впервые уловил Нити, я слышу ее голос и вижу ее тонкие, теплые пальцы на своих детских ладонях.

Я вырос на Западе, в поместье отца, у самого берега моря. Небольшой городок, шум волн и крики птиц. Заросли омессы, каменные бухты, скалы. Шторма, что выбрасывали на берег морские раковины и прочие бесконечно интересные для пятилетнего ребенка дары древнего Йорока. Пристань, куда мы с папой ходили временами, смотрели, как на горизонте гордо высятся белые паруса кораблей. Не то, чтобы об отце у меня сохранилось много теплых воспоминаний: у него никогда не находилось в достатке времени и желания, чтобы тратить их на меня. Просто о нем их было больше, много больше, чем о матери. Его широкая, твердая ладонь, которой он сжимал мою руку, пока мы гуляли. Его голос, рокочущий и густой. Смех и внимательный взгляд прозрачных голубых глаз. Расплывчатые, почти неуловимые мгновения, которые я берегу в памяти и ценю даже сейчас. Может, многое забылось, а что-то было додумано мной после. Может то, что я вспоминаю и вовсе никогда не случалось, приснилось или было только мечтами, наивными детскими грезами, не знаю. Но я хотел сохранить и его, и поместье на берегу моря и свое детство. Именно такими, какими они казались, чудились мне тогда. Короткие, неясные воспоминания из далекого прошлого. Моменты покоя и домашнего уюта – все это о моем отце. О матери я почти ничего не помню. Кроме одного, зато очень яркого мгновения своей жизни на Западе.

Солнечное утро. Длинный дубовый стол в обеденном зале. Мои брат и сестра, младшие, близнецы, снова капризничают и хныкают, пока служанка пытается их накормить. Мать и отец во главе стола, собранные, серьезные, молчаливые, как всегда. Мне скучно. Я хочу скорее уйти, там, во дворе, куда интересней, чем слушать эту наполненную детскими всхлипами тишину. Отец обещал вечером сходить на пристань, обещал купить печеных в меде яблок, так что я должен вести себя прилично. Не мешать, не шуметь, играть тихо и аккуратно. Уроков сегодня нет, значит следовало забиться в самый дальний уголок нашего сада и сидеть там до заката, чтобы получить желанную награду за хорошее поведение. Как же скучно… Еще немного продержаться… Я нехотя ковыряюсь в тарелке, с неким отвращением разглядывая кашу, которая все никак не желает кончаться. Поднимаю глаза от еды и…

– Паутинка. – Я с удивлением разглядываю тонкую, переливающаяся ниточку, что зависла передо мной в воздухе.

Она совсем не похожа на то, что я видел в саду. Там – молчаливые серебристые плетения, в которых мне нравились искрящиеся капельки росы. Эта – манит и зовет, словно поет мне, тихонько звенит очень красивую мелодию. Кажется, я слышу слова, но они непонятны, я не могу их разобрать, хоть и очень теперь пытаюсь. Будто женщина где-то далеко напевает песню. Уверен, я никогда не знал ни ее, ни этого напева, но теперь они кажутся словно родными, очень нужными. Я застыл, не отрывая взгляда от ниточки, весь обратился в слух и даже зачем-то затаил дыхание. Звук гулкий, словно через стекло. Я жутко боялся сейчас прекратить слышать его вовсе.

– Присмотрись, Дэйшу. – Мягкий, ласковый голос матери, впервые, наверное, она говорит так нежно. – Вдруг она здесь не одна?

Я обвожу взглядом комнату, наполненную серебристыми паутинками, и киваю с очень счастливой улыбкой. Красиво. От моей скуки не осталось и следа, я завороженно наблюдаю за тоненькими ниточками.

Скрип стула. Мать встала и подошла ко мне. Мягкие ладони на плечах. Я вздрогнул, совершенно непривычный к ее ласке. Терпкий, чуть горьковатый запах трав от ее одежды. Водопад темных, медно-рыжих волос, ярко блеснувших на солнце, когда она наклонилась ко мне. Нежный, полный теплоты голос у самого уха:

– Видишь еще что-нибудь, сынок?

Я не видел ничего, кроме серебристых паутинок. Стало обидно и больно, я был уверен, что, скажи я правду, все мамины ласка и нежность пропадут без следа. Но отец обещал пристань и яблок с медом. Если я совру, они поймут, они всегда понимают, а значит не будет и вечерней прогулки. Я хлюпнул носом, почти готовый зареветь.

– Ничего. – Мать выпрямилась, но не отпустила мои плечи. – Еще увидишь, просто не сегодня.

– Но, тем не менее, он – маг, Аюра. – Густой бас отца, спокойный, но словно немного укоризненный.

Он часто говорил со мной таким тоном, когда я не слушался. Теперь он говорил так с мамой. Почему?

– Ты не поверишь, но я догадалась, Явар. – Отозвалась мама с раздражением и крепче сжала мои плечи.

– Ты все еще считаешь, что отнять у сына самое важное, что есть и в твоей жизни, это хорошая идея, Ая? – Холодно уточнил отец.

– Откуда тебе знать об этом, Явар? – Вздохнула за спиной мама. – Для начала, ты никогда не видел ткани мироздания.

– Только маг может осознать ценность того, что становится смыслом жизни, правда ведь, дорогая? – Мрачно бросил отец. – И ты прекрасно понимаешь, о чем я сейчас говорю.

Мать стиснула пальцы еще сильнее.

– Он – маг, Ая. – Снова повторил отец. – У Карсо есть теперь другие.

– Ты хочешь, чтобы твои дети… – раздраженно начала мать.

– Я хочу знать, что с моими детьми не станут творить подобных глупостей, Аюра. – отрезал отец с некой злостью. – А сейчас я не могу, заметь, быть в этом уверен.

Мне не нравилось, как они говорят. Еще больше – то, что они говорят так из-за меня. Быть магом – плохо? Они злятся на то, что я вижу эти паутинки, правильно? Но… Они звали меня, такие удивительные и красивые. Я очень, очень хотел видеть их, хотел к ним прикоснуться. Я почти не мог уже сопротивляться этому, хотя и боялся до ужаса, что родители разозлятся еще больше. Они ругались из-за меня, говорили странные и непонятные вещи, а я… Я сдался. Ни теплые руки мамы, ни манящие яблоки с медом не могли стоять против голоса паутинок. Ничего не имело значения, только они, серебристые ниточки, что искрились по всей комнате.

– Дэйшу, нет, – мать сжала пальцами мои ладони, когда я все же потянулся к одной из паутинок. – Дождись остальных, сынок.

– Остальных? – Я снова обвел взглядом ниточки.

В моем представлении их было более, чем достаточно. Разве нужны другие? Но мама, кажется, не злится. Это уже хорошо.

– Их… шесть, – она немного тяжело вздохнула. – Скоро ты увидишь их все.

– Они разные? – с любопытством спросил я.

Я услышал, как мама усмехнулась. Теплые, мягкие пальцы все еще нежно сжимали мои ладони, это было невероятно приятно. Я на мгновение закрыл глаза, а когда открыл, паутинок уже не было. Только дубовый стол, хныканье младших и солнечный свет из окон. Я шмыгнул носом. Не хочу, чтобы все было так. Почему они ушли?

– Что случилось, Дэйшу? – Спокойный, мягкий голос отца.

– Я… я больше их не вижу, – мне хотелось зарыдать, – их больше не будет, да?

– Будут, – неожиданно резко выдохнула мама. – Обещаю.

Я стиснул зубы и снова всхлипнул.

– Явар, присмотри за ним, – попросила мать. – Мне нужно поговорить…

– С Карсо? – Мрачно уточнил отец.

– Нет, – ее руки слегка вздрогнули. – С Марзоком. Не давай ему пока касаться Воздуха, хорошо? Он может увидеть их в любой момент. Если потянется…

– Я найду способ отвлечь пятилетнего мальчишку, Ая, – в голосе отца снова зазвучали теплые нотки, – уверен.

– Это не так просто, как тебе кажется, – весело заверила мать и, выпустив мои ладони, пошла к двери.

– Аюра, – окликнул отец.

Она обернулась на пороге, гордая, высокая, со струящимися медными волосами и черными глазами, в которых было невероятно странное сейчас, совсем непривычное мне выражение.

– Спасибо, – папа коротко усмехнулся.

– Ты переживаешь за него так, словно… – начала мама.

– По-твоему, я не могу за него переживать, Ая? – Перебил отец с печальной улыбкой.

– Я никогда такого не думала, – она быстро мотнула головой. – Но вся эта история, Явар…

– Закончи ее так, как должно, Аюра, – дернул плечом папа. – Это все, о чем я прошу и просил всегда. Ты знаешь, я люблю Дэйшу. И именно поэтому я не могу желать ему ничего иного.

Она развернулась и ушла. Я смотрел в закрытую дверь некоторое время, затем перевел взгляд на отца.

– Мама расстроена? – Хмуро уточнил я. – Потому что я видел паутинки?

– Нет, – папа усмехнулся. – Она рада, Дэйшу. Просто ей нужно немного времени.

Я запомнил ее такой. Стоящей на пороге со странной печалью в глазах и немного нервной улыбкой. Я и сейчас ее такой вспоминаю. Она вновь почти исчезла из моей жизни, а ее удивительные в то утро ласка и забота стали казаться странной выдумкой. Моя действительность не изменилась, не могла, наверное, измениться. Мама все так же сторонилась меня, отец все так же ругался за шалости и временами водил гулять. Паутинки иногда возвращались, но как-то неожиданно рядом со мной вечно оказывался кто-то, кто не давал к ним прикоснуться. Это расстраивало меня, я пытался прятаться, я жутко хотел дотянуться хоть до одной. Но ни разу не вышло.

Спустя некоторое время в наш дом приехал гость. Как-то очень странно, тихо и даже незаметно. Обычно охранники, что вечно бродили по мощенным камнем дорожкам среди деревьев и кустов или замирали у ворот, и близко к саду не подпускали посторонних без разрешения родителей. Тем более, когда на улице был я или мама. Я до сих пор помню их спокойные, низкие голоса, велящие случайным зевакам немедленно найти занятие поважнее. А их фигуры – плечистые, крепкие, обтянутые кожаными доспехами даже в самую жуткую жару, с огромными, как мне казалось тогда, мечами, стали воплощением мирового спокойствия, безопасности и… Скуки. Серьезно, они даже окрестным детям не позволяли подходить ко мне. Так что между мной и нормальными детскими развлечениями, шалостями и беготней по пыльным улицам со сверстниками вечно стояли эти суровые, непреклонные в своем стремлении обезопасить меня люди. И между мной и паутинками, в общем, тоже стояли именно они. Мне было до ужаса одиноко, а все интересные занятия, которые я способен был отыскать, никогда не подразумевали кого-то рядом. Но не могу сказать, что я злился на этих людей. Они мне нравились. В редкие минуты их отдыха я подбирался поближе и слушал разговоры на непонятном языке, певучем, перетекающем, словно весенние ручейки. Наверное, они меня замечали, уверен, что замечали, я ловил временами их взгляды, наполненные странной грустью, даже сочувствием. Они никогда не прерывали беседы, никогда не прогоняли меня, просто делали вид, будто все в порядке. Это тоже была такая странная игра, единственная, в которую я играл не один. Возможно, она им не нравилась или была скучна, не знаю. Мне они, по крайней мере, и виду не подавали, даже в шутку, что их утомил мой неумелый детский шпионаж.

Гость приехал совершенно не так, как обычно прибывали друзья родителей или всякие важные люди. Я услышал топот копыт, не было ни кареты, ни прочих обязательных элементов приближения знатных господ нашего города. На одну несчастную лошадь я и внимания не обратил, понимал, что вот-вот прогремит вновь суровый окрик охраны, после чего незнакомец исчезнет навсегда. Проявлять к такому любопытство грозило разочарованием и печалью от гнетущего одиночества, и я давненько привык беречь себя от подобных горестей. Только вот никаких предупреждений от охранников не последовало. Когда я заметил, что человека просто впустили, молча, да еще и с поклоном, я даже, признаться, испугался. Но быстро осознал, что он говорит с нашей стражей на том же певучем языке, и они… смеются. Я бросил свою игру и аккуратненько подобрался поближе, затаился в кустах омессы, чтобы понаблюдать такое невиданное чудо.

Гость о нашей с охраной игре, конечно, знать не знал. Я даже не успел его толком разглядеть, когда:

– Дэйшу, – окликнул незнакомец.

Я поднялся, выбрался из-за куста и остановился шагах в двадцати от него, с жутким любопытством изучая этого человека. Высокий, с черными раскосыми глазами и бронзовой кожей, темными волосами, собранными в хвост на затылке. Пыльный дорожный плащ поверх доспеха, за поясом меч, как у охраны. Совсем непохож на тех знатных господ, разодетых, холодных, с надменными взглядами, что приезжали обычно. Такие мне никогда не нравились, но этот гость был совсем другим, я даже оказался почему-то рад его встретить. Он смотрел со странной теплотой, почти с любовью. А в глазах охранников, впервые на моей памяти, я видел не печаль и сочувствие, а радость. Они коротко, едва заметно усмехались, поглядывая то на меня, то на этого странного человека, а один из них даже на секунду сжал плечо незнакомца рукой и довольно хмыкнул.

Гость улыбнулся мне и мягко позвал:

– Иди сюда.

– Не хочешь сначала поговорить со мной, Марзок? – мама, скрестив руки на груди, внимательно наблюдала за незнакомцем с крыльца, приподняв бровь.

– Здравствуй, Аюра. – Он перевел на нее взгляд и коротко усмехнулся. – Давно не виделись. Скучала?

– Ты допросишься, Марз, – с неожиданной теплотой улыбнулась мама.

– Я вот скучал, – весело заверил гость. – Настолько, что даже злиться на тебя не хочу.

Мама коротко тряхнула головой и жестом позвала его в дом. Я вернулся к своей игре. Мать, видимо, была рада встретить этого человека. Ну и хорошо. Интересно, он останется у нас на какое-то время? Он, наверное, приехал издалека и много мог рассказать. Даже откуда-то знал мое имя, словно мы были знакомы. Может, я встречал его раньше, когда был совсем маленьким? Не помню.

Маму с тех пор я больше не видел. Отец и незнакомец вышли из дома вдвоем спустя некоторое время, ее с ними не было. Они подошли ко мне, и папа с улыбкой сказал:

– Дэйшу, это Марзок. Слушайся его так же, как меня, хорошо?

Я кивнул, с новым любопытством приглядываясь к гостю. Отец хлопнул его по плечу и ушел обратно, в дом. Я даже не проводил его взглядом. Хотя откуда мне было знать, что больше мы с ним не встретимся вовсе?

– Идем, Дэйшу, – Марзок взял меня за руку и повел прочь от сада и поместья отца. – Нам пора.

Я оглянулся, в последний раз, на дом, в котором вырос. Когда мы проходили мимо охранников и мой новый знакомый задержался на минутку, чтобы что-то им сказать на непонятном языке, один из них присел передо мной на колено и надел на меня тонкий ремень с крошечным совсем кинжалом, почти ножичком.

– Мийотто ли вей саат, Дэйшу, – подмигнул охранник, поднялся и обменялся жутко довольным взглядом с остальными.

Я посмотрел на него с благодарностью и восторгом, хотел было сосредоточиться на изучении своего неожиданного подарка, но Марзок мягко потянул меня за руку и увел дальше. За спиной я слышал веселые голоса охраны на том же журчащем языке.

А затем, уже когда гость посадил меня на лошадь и сам сел сзади, уже когда замелькали под копытами потрескавшиеся камешки дороги, я осмелился уточнить:

– Что он сказал?

– Добро пожаловать в семью, Дэйшу, – спокойно перевел Марзок.

Меня тронула эта фраза, даже куда больше, чем все, что я слышал доброго от родных, сам не понимаю, отчего. Обрадованный таким участием от совершенно постороннего человека, я с радостным любопытством спросил:

– Куда мы едем?

– На Восток. – С некой даже нежностью пояснил Марзок. – Вей саат. Домой.

Я счастливо улыбнулся, полный воодушевления от грядущего путешествия, и принялся наблюдать, как проносятся мимо и остаются позади деревья, как богатые дома с высокими заборами сменяются на жилища попроще и садики поменьше, но, – мне всегда казалось, – и поуютней. Местные дети, те, с которыми нам не довелось стать ни друзьями, ни врагами, смотрели вслед с затаенной завистью и нескрываемым интересом. А я наслаждался: ветром, скачкой, солнцем и мельтешением теней. Вцепившись покрепче в седло, я с жадностью разглядывал знакомый и незнакомый одновременно мир, в котором было столько всего интересного уже, а обещало стать и подавно больше, думать забыл о том, что оставалось позади и выискивал новое с азартом и радостью. И только слова охранника, с которым мы раньше вовсе не говорили, какой-то непонятной, словно важной нитью, связали меня сейчас с прошлым.

– Мийотто ли вей саат, Дэйшу, – негромко повторил я, просто чтобы не забыть этой фразы и почувствовать ее на вкус. – Так?

– Неплохо, для первого раза, – засмеялся за спиной Марзок.