Читать книгу Цветок Лилии - Мария Вячеславовна Чепало - Страница 4
Часть I Наивность
2 Подарок
ОглавлениеВ это утро Лиля встала очень рано. Световой день постепенно сокращался, и рассвет затянулся. Квартира сонно дышала в такт покачиваниям макушек деревьев. Топот соседей сверху, собирающих детей в школу. Машины на улице одна за другой оживали, извергая из труб клубы серого дыма. Почти незаметный туман размеренно расположился на асфальте после ночного дождя. Из открытого окна веяло сыростью и осенними листьями. В воздухе летал дух первого сентября.
Чайник был снят с конфорки за секунду до оглушающего свиста, непременно разбудившего бы отца. Лиля подставила табурет к подоконнику, заварила чай и уставилась пустым взглядом на просыпающийся город. Первоклассницы шагали в школу с вплетенными в косы белыми бантами, повиснув на руках матерей.
– Какой еще фартук? – семилетняя Лиля скривила нос от вида грубой застиранной тряпки. – Я не надену это!
– Почему? Очень красивый фартук, я его когда-то носила каждый день в школу, – мама разглядывала вещицу, и в ее глазах плясали огоньки, какие обычно загораются у взрослых, вспоминающих свое детство.
Она смотрела на дочь, а видела себя. Как ей хотелось, чтобы Лиля хотя бы примерила дорогую сердцу вещь, но та уперлась – не надену и все!
Андрей кружил вокруг сестры, заливаясь хохотом.
– Давай-давай, вот все обзавидуются! – поддевал брат. – Чур мы не знакомы!
Лиля скорчила рожу.
– Девочки языки не показывают, – сказала мама, зачесывая непослушные волосы дочери, – это не прилично.
– А мальчикам можно? – спросил Андрей и тут же продемонстрировал свой язык сестре.
– Все, перестаем кривляться! Андрей, не говори под руку, а то вместо прически получится черти что! Иди донимай папу. Ну и дебри! – мама театрально вздохнула. – Твоя бабушка всегда заплетала меня в школу, – она крепко прижала дочь к груди.
– Задушишь! – закряхтела Лиля.
Мама смахнула покатившуюся по щеке слезу и шмыгнула носом.
У Лили защемило сердце. Лицо матери практически стерлось из воспоминаний. Оно осталось только на старых фотографиях, которые редко доставались из шкафа. Все, что связывало ее с мамой, братом, детством и этой квартирой – очернено событиями, от которых волосы становятся дыбом.
Настенные часы тревожили тишину. Тик-так, тик-так. Лиля невольно обратила на них внимание. В форме якоря, с некогда яркой надписью «Ялта». Лиля сделала последний глоток чая, и решила еще немного подремать. Чайный пакетик должен был полететь в мусорное ведро под раковиной, но Лиля перестаралась, и он упал за кухонный гарнитур. С обреченным вздохом Лиля полезла за ним и нащупала что-то холодное и гладкое. Неприятные мурашки пробежались по спине, тело обдало жаром. Лиля извлекла из-под раковины отцовскую заначку.
Сначала было смятение, затем оно сменилось разочарованием. Потом накатила злость. Выливая содержимое в раковину, Лиля злилась больше на себя, чем на отца. Она набрала в бутылку простой воды, протерла полотенцем и положила обратно. Раковину хорошенько помыла моющим средством, принюхалась, и, удовлетворенная результатом, пошла к себе в комнату.
Тревожные мысли ворвались к ней в голову, метались из стороны в сторону, не давая покоя. Лежа здесь, в этой комнате, где прежде повсюду валялись разбросанные игрушки, где они с братом строили домики из кубиков и лего, Лиля хотела лишь одного – забыть обо всем. Но слишком многое осталось нетронутым. Каждый сантиметр этой квартиры пропитан прошлым.
Весной две тысячи десятого года, когда врачи официально подтвердили у Андрея лейкемию, отец впервые взялся за рюмку. Все началось с того, что на физкультуре Андрею стало плохо. К тому времени ему уже исполнилось двенадцать. Он каждый вечер гонял с мальчишками мяч во дворе, и был невероятно счастлив, когда родители не заставляли его брать с собой сестру. Андрей был самым лучшим игроком в одно касало, очень быстрым и ловким парнишкой. Энергии ему не занимать, и после нескольких часов непрерывного бега, за ужином он не давал покоя родителям, вертясь на месте и роняя со стола приборы.
– Леха вообще еле двигается! Его обогнал бы даже трухлявый дед! Светлана Алексеевна на физре постоянно на него кричит: «Возьми же этот мяч в руки наконец!» – он состроил гримасу, пародируя учителя.
– Не всем же быть такими быстрыми как ты, – улыбнулся отец, кладя в рот сосиску. – Мы, Вожнешеншкие, фшегда быи ошень шпоутивные! – он с жаром вобрал в себя воздух, стараясь быстрее прожевать горячую сосиску, и, скрючив лицо, наконец, проглотил.
– Олег! – мама многозначительно на него посмотрела, но отец лишь рассмеялся, потрепав сына по голове.
– И я самая быстрая! – вставила девятилетняя Лиля.
– Не бывает двух самых быстрых! Ты либо самый, либо второй! – возразил Андрей.
– Не правда! Я легко тебя обгоню!
– Ой-е-ей, – Андрей скорчил рожу сестре и высунул язык.
– Андрей, – одернула его мама, и повернулась к дочери, – Вы у меня оба очень хорошие.
– А. Олько я фсе рафно быфвтрее! – сказал Андрей с сосиской во рту.
Вот и в тот день никто не ожидал того, что случилось. Учитель, как всегда, выстроила детей в шеренгу, скомандовала "напра-во!", "шагом марш!", и все побежали ровной колонной. Главными зачинщиками беспорядка были Андрей и два его друга. Они каждый урок физкультуры устраивали что-нибудь эдакое, поэтому учитель следила за ними вдвое усерднее. Но в то утро, как в одно из немногих, в зал заглянула учительница физики. Они постоянно болтали на переменах, а иногда вставали в дверях прямо на уроке, и тогда дети оставались без присмотра.
Светлана Алексеевна, скрестив руки, оперлась на стену, и наблюдала за троицей в пол глаза, отдавая основное внимание очередным сплетням. Заприметив это, мальчишки переглянулись, поняв друг друга без слов. Пробегая мимо стенки, в которой с прошлых уроков дети оставили волейбольные мячи, Андрей схватил один из них, и запустил прямо в руки своему другу, который отбросил его третьему. Ровный строй рассредоточился, зал наполнился мальчишеским смехом и возмущенными выкриками девочек.
– Светлана Алексеевна! – завопила писклявым голоском Оксана, которая всегда носила две ужасные косички, подплетенные голубыми лентами, и огромные очки, как у бабушки, делавшие ее глаза в три раза больше. – Они опять за свое!
Учительница не сразу ее услышала, но как только в десяти сантиметрах от ее головы в стену прилетел мяч, она оторвалась от сплетен и схватилась за свой красный свисток.
По залу разлетелся свист, но для троицы это никогда не было поводом остановиться. Они, пятеро мальчишек и две девчонки отбивали друг другу мяч, заливаясь звонким смехом. Второй свисток успокоил только девочек. С третьим отступили мальчики. Ну а троицу можно было остановить только отобрав мяч.
– Все, я зову классного руководителя! И родителей в школу! – неожиданным басом закричала учительница.
Андрей отвлекся лишь на секунду, встретившись со злобным взглядом учителя, как в этот момент запущенный кем-то мяч со всей силы ударил его по голове. Он повалился на пол, глухим звуком ударившись затылком о деревянный пол.
Очнулся он уже в медпункте, когда врач водила под его носом ваткой, смоченной нашатырным спиртом. В дверях стояли учителя и о чем-то горячо спорили. Голоса их были тревожными и иногда срывались злобой. Тошнило. Мир вертелся, будто ты раскрутился на офисном стуле, а потом резко остановился. Только сейчас весело не было, потому что ужасно болела голова.
Тот день запомнился всем надолго. Каждый раз при мысли о старшем брате Лиля остро чувствовала на корне языка запах медицинского спирта, и соленый вкус материных слез. Через какое-то время уже в детской онкологической больнице врач с тяжелым сердцем объявил, что у Андрея рак, и отец, переживавший всю эту историю особенно остро, не выдержал.
Перед университетом располагалась небольшая площадь с тропинками, выложенными плиткой, и деревянными скамейками. Там росли высокие сосны, выше самого здания, между которыми отведено место для отдыха.
Первокурсников было пруд пруди, они заняли собой все пространство, и Лиле, увидевшей торчавшую над головами табличку с номером ее группы, пришлось пробираться сквозь толпу извиваясь как змея, стараясь максимально сократить площадь соприкосновения тел.
– Привет, – сказал парень, державший табличку, когда Лиля подошла ближе.
– Я в сто пятую.
– Распишись здесь, – сказал парень.
Лиля оставила в списке свою глупую подпись, за которую ей было жутко стыдно, ведь она придумала ее в четырнадцать лет, пока сидела в очереди в паспортном столе. Она нервно вывела глупое сердечко над неуместной английской «i» в ее имени, и парень с табличкой чуть слышно шмыгнул носом.
– Забавная подпись, – сказал он. – Сама придумала? – в его голосе не было ни капли насмешки, но Лиля залилась краской и промычала что-то неразборчивое в ответ. Парень наклонился к ее уху, – У меня была еще позорнее, – и он рассмеялся, разрядив атмосферу. – Денис.
– Лиля.
– Ты местная?
– Да.
– Я тоже. Из какой ты школы?
– Из сорок восьмой.
– Серьезно? Что-то я тебя не помню, – Денис повнимательнее всмотрелся в лицо новой знакомой, прищурившись, будто это поможет его памяти работать быстрее.
– Я училась у Инны Николаевны, если ты знаешь…
– Да, историчка. Я с ней поссорился в выпускном классе. Она сказала, что мне придется продать душу дьяволу, чтобы сдать «ее предмет» на экзамене, – он изобразил пальцами кавычки. – А потом проклинала меня, когда узнала, что я все-таки поступил на юридический.
– Похоже на нее, – у Лили вырвался нервный смешок. Она теребила локти, краснота ее щек распространилась и на уши. Она сама не понимала откуда вдруг взялась эта тревога. Может быть из-за того, что Денис показался ей слишком привлекательным. У него была длинная челка, спадающая на глаза. Он постоянно поправлял ее свободной рукой или сдувал, забавно отпячивая нижнюю губу, кроме того, он был выше Лили на целую голову, а высокие парни на кого хочешь произведут впечатление.
– И все же, наверное, мы не знакомы. Я с младшими классами особо не общался.
Тут к Денису подошла по всей видимости преподаватель, и они стали обсуждать организационные вопросы. Лиля, почувствовав себя лишней решила перейти в компанию своих одногруппников. Все, как и она, пребывали в смущенном возбуждении. Огромное количество новых лиц и волнение перед неизведанным, что таилось за стенами этого университета, будоражило. Кое-кто уже собрался в небольшие кучки и обсуждал результаты ЕГЭ, негласно соревнуясь у кого больше баллов.
– Я смотрела списки групп на сайте, – сказала одна из девушек, стоявшая во главе, – представляете, у кого-то из наших двести восемьдесят семь баллов! – по группе прошлись изумленные вздохи, – Интересно посмотреть на него.
– Да, я его знаю, он в беседе курса искал сожителей в общаге. Виталик, кажется.
Лиля заслушалась и не заметила, как подошла ближе к компании.
– О, привет! – воскликнула та, что во главе. Ее голос был громче остальных, а когда она о чем-то увлеченно рассказывала, хватала всех за руки и не отпускала даже тогда, когда они предпринимали попытки вырваться. Каким-то образом ей удалось поставить себя в центр всеобщего внимания.
– Привет, – Лиля всех смущенно оглянула.
– Меня Дора зовут, – сказала она, задрав кверху пухлый носик.
– Лиля.
– Катя.
– Лиза.
И еще несколько имен прозвучало, но Лиля все равно никого не запомнила.
– Мы тут обсуждаем результаты экзаменов, – слащаво улыбнулась Дора. Лиля только кивнула, смущаясь своего результата. Он был чуть выше среднего, и она им не гордилась, зная, что способна на большее. – Как ты сдала?
– Нормально, – Лиля натянула улыбку. Дора ответила на нее, и никто кроме Лили не заметил, как она закатила глаза.
– Знаешь, ЕГЭ – вообще не показатель, – ухмыльнулась Дора. – Некоторые сдают обществознание на сто баллов, хотя объективно не способны запомнить различие между Федеральным собранием и Советом Федерации, – она громко рассмеялась, ни капли не сомневаясь, что ее шутка прозвучала остроумно.
У Лили никогда не было друзей, и тем более подруг. Когда был жив Андрей, он иногда брал сестру с собой гулять во двор. Его друзья относились к ней как к равной, не задирали, но и не щадили. Если уж прилетел тебе мяч прямо в лоб, будь добра вставай и не вздумай плакать! Мужчины не плачут. Но это было настолько давно, что уже казалось неправдой. Да и вообще с мальчиками разговор клеится всегда лучше, они и поймут, и рассмешат. А девчонки любят перемывать друг другу косточки и обсуждать каких-нибудь тарологов или косметологов. Вот и Дора была одной из тех девочек, что в лицо тебе говорят, как ты хорошо сегодня выглядишь, но стоит им развернуться на сто восемьдесят градусов, как они обсуждают с первым встречным твой огромный красный прыщ на крылышке носа.
Наконец, на крыльцо вышли трое преподавателей. Они произнесли приветственное слово, поздравили студентов с Днем знаний и со вступлением во взрослую жизнь. Затем прозвучал Gaudeamus, некоторые подпевали. Первокурсников пригласили в лекционную аудиторию. Под сопровождением Дениса группа Лили прошла на четвертый этаж. Лиля впервые оказалась в настоящей аудитории, как показывают в фильмах. Сидения располагались амфитеатром, по центру стояла преподавательская кафедра с гербом университета.
После общего собрания, на котором выступал директор института, всех проводили в маленькие аудитории.
– Меня зовут Денис, – он написал на доске свой номер телефона, почту и имя. – Все, что касается учебы: расписание, учебники, преподаватели и так далее – обращаться ко мне. Сейчас создам беседу вашей группы, кого найду по списку. Примите заявку, – сказал он, и все уткнулись в телефоны. – Первым делом вы должны выбрать старосту группы.
По аудитории прошлись возмущенные возгласы.
– А это обязательно? – спросил кто-то из одногруппников.
– Конечно обязательно! Староста – это связующее звено между вами, преподавателями и деканатом. Он должен быть ответственным и всегда на связи. Будет передавать информацию в один и в другой конец.
– И это работает? – спросил опять кто-то.
– Естественно. Что за вопросы? У вас в школе не было старост?
– Были, но чисто формально.
– А у нас вообще не было, – прозвучало в классе.
– У нас этим занимался тот, кого учитель попросит, – включился еще кто-то.
– В общем, выбирайте старосту. Лучше это сделать прямо сейчас, пока мы все здесь собрались.
– Как мы его выберем, если никого здесь не знаем? – разумно заметила Дора.
– Давайте так – кто хочет быть старостой?
Руку поднял лишь один, представившийся Виталиком, – высокий, тощий, в очках и с чересчур широким лбом. Лиля вспомнила, что именно его экзаменационные баллы обсуждала Дора на площади перед университетом.
– Отлично. Никто не возражает? – спросил Денис. Девочки, участвовавшие в обсуждении его результатов ЕГЭ отрицательно помотали головой. – Ну и хорошо. В любом случае вы можете поменять старосту когда угодно. Если ни у кого пока не возникло учебных вопросов, перейдем к обсуждению внеучебной деятельности. Сразу скажу, что отказы не принимаются. Университет каждый год устраивает праздник для первокурсников, который проходит в последние дни сентября. Это будет концерт, который вы поставите сами, – по аудитории снова прошлись возмущенные возгласы.
– А можно не участвовать? – спросил кто-то.
– Я же сказал – отказы не принимаются.
Задавший вопрос с грохотом опустил руку на парту и шумно выдохнул.
– Итак, на подготовку у нас с вами месяц. Пока тепло собираться будем на площади перед университетом, и, если у меня получится выбить аудиторию, я вас оповещу. Как я сказал, вы должны поставить концерт, сценку. В этом году тема – книги. Выбирайте какое-нибудь произведение, и думайте, что с этим можно сделать. Потом будем распределять роли, сочинять сценарий и так далее. На обдумывание идеи и написание примерного сценария даю вам неделю.
– Неделю!?
– Неделю. На второй неделе начнем разбирать роли и репетировать. В середине месяца вас посмотрят ребята из студсовета. Они нам и скажут, продолжать в том же духе, или что-то изменить.
Все тут же начали шептаться. Кто-то уже высказывал свои идеи, но в большинстве звучали недовольства. Лиля была ошарашена тем, с какой легкостью все вникли в рабочий процесс. Она совершенно была не готова чем-либо заниматься, кроме учебы. Вообще, она надеялась погрязнуть в учебниках с головой, чтобы не думать о том, что происходит с ее жизнью.
– Может уже есть идеи? – Спросил Денис, и по непонятной причине посмотрел на Лилю. Она смущенно отвела взгляд. – Хорошо, тогда до завтра жду от вас список произведений, из которых мы выберем одно и будем двигаться дальше.
В кабинет вошла преподаватель. Она была низенькая, с короткой прической и острыми чертами лица. На носу она носила очки, отчего была похожа на стрекозу. Глаза стреляли по студентам, все тут же затихли.
– Добрый день, – строго сказала она. – Меня зовут Изабелла Викторовна. Меня поставили у вас куратором, так что, если возникнут вопросы, можете обращаться ко мне. На втором этаже у нас располагается библиотека, обычно я нахожусь там, – она записала свой телефон на доске и, не подав даже намека на улыбку, попрощалась.
– Изабеллу Викторовну лучше не злить, – заметил Денис, усмехнувшись.
– Что она преподает? – спросила Дора.
– Философию.
– Она вела у вас? – не унималась Дора.
– Нет, к счастью. Но о ней наслышан. Ну все на сегодня. Увидимся завтра перед университетом, о времени я позже вам напишу. Ориентируйтесь на вечер.
Все стали расходиться. Когда Лиля вышла на лестничный пролет ее нагнала Дора.
– Эй! Как тебе здесь? Понравилось?
– Неплохо.
– Лекционная аудитория просто шикарная! Вот бы поскорее начались пары, не терпится узнать какие здесь преподаватели. Мне говорили о некоторых, кстати, я посмотрела расписание, не спрашивай, где я его достала, – она сказала это с явной гордостью за себя, ведь остальным расписание еще не дали, – так вот, у нас будет преподавать историю Яковлев! Ты о нем не слышала?
Лиля открыла рот, чтобы сказать «нет», но, видимо, это был риторический вопрос, потому что Дора продолжила свой словесный понос:
– Он написал столько монографий, учебников, пособий! Это очень известный историк, заведующий кафедрой! А еще он закончил наш университет, представляешь? Я так рада, что мы будем учиться у него! – Дора широко улыбнулась, и ее лицо стало похоже на сморщенную картошку. На самом деле она довольно красивая, как отметила Лиля. Только ее пухлый нос время от времени красный, а глаза посажены чересчур близко друг к другу.
В какой-то момент Лиля потеряла нить ее рассуждений, кажется там было что-то о философии и кураторе их группы, но она уже не могла ее слушать.
– Ладно, мне в другую сторону! Рада была познакомиться, – она расплылась в улыбке, и Лиля улыбнулась ей в ответ, но лишь из вежливости и с долькой насмешки от ее причудливых картофельных морщин.
Идти обратно в серую прокуренную квартиру Лиле совсем не хотелось, но она договорилась с бабой Ниной, что они встретятся после собрания. Уже на днях она собирается уезжать домой, и тогда Лиля окончательно останется одна в этом городе. Баба Нина вышла из автобуса и широко улыбнулась Лиле, обняв ее за плечи.
– Ну как первый день? – спросила она бодрым голосом.
– Ничего особенного. Рассказали, как будем учиться. Лекции начнутся только завтра.
– Как люди? Как преподаватели?
– Люди как люди. Из преподавателей к нам только на пять минут забежала одна, поздороваться. Пока нечего рассказывать.
– Подружись с кем-нибудь. Не надувай губы, как ты это любишь делать. Друзья не появятся, если будешь на всех огрызаться!
– Огрызаться? – Лиля рассмеялась. А потом к ней пришло осознание, и она будто со стороны увидела сегодняшний разговор с Дорой. Она ведь действительно просто была дружелюбна, но из-за привычки Лили всех отталкивать, она не сразу это поняла. – Ладно, я попробую, – пообещала Лиля.
– Вот и славно. Отец как? Не обижал тебя?
– Нет, все нормально. Думаю, мы уживемся, – соврала Лиля. На самом деле от каждого непонятного шороха за дверью ее бросало в дрожь. Комната, которая изнутри запиралась на щеколду, – была единственным местом, где она могла чувствовать себя более-менее расслабленно, а войти на кухню, наоборот, было целым представлением кучи страшных воспоминаний и неприятных ощущений.
– Дай бог.
Дома отец возился в комнате Лили – собирал новую кровать.
– Спасибо большое! – сказала Лиля, обращаясь к бабе Нине. Она восторженно оглядела каркас, прислонилась к стоявшему у стены матрасу, отметив его мягкость, и уже представляла, как будет нежиться на нем этим вечером.
– Не за что, внучка, – она приобняла Лилю за плечо. – Это мой тебе подарок к первому сентября. Бабушка Аня была бы рада.
– Подарок? – взревел отец. Улыбки сошли с лиц. – Ну да, конечно, – он почесал затылок, надеясь разрядить атмосферу, – у меня тоже есть… небольшой.
Лиля и баба Нина удивленно переглянулись, зная на какие подарки способен отец.
– Я пойду заварю чай, – Лиля поспешила на кухню.
Обезвреженная заначка под раковиной, напоминая о своем существовании, обожгла Лилину кожу, как только та вошла на кухню. Лиля не особо любила общаться с людьми, находиться в толкучках или разговаривать с незнакомцами, но атмосфера первого дня в университете казалась в сто раз спокойнее, нежели то, что Лиля чувствовала, находясь в этой квартире. Поржавевший чайник засвистел на газовой плите. Лиля разлила кипяток в три кружки с заварочными пакетиками.
Она подошла к своей комнате и хотела было позвать всех к столу, но осеклась. Баба Нина и отец разговаривали нервным полутоном. Лиля прильнула ухом к закрытой двери.
– Ты обязан! – зло шептала баба Нина. – Она еще ребенок! Бедняжка осталась совсем одна.
– Ей скоро восемнадцать, никакой она не ребенок. И она не одна! – взревел отец.
– Ты ничего не понимаешь. Ей до сих пор снятся кошмары. – Лилю обдало жаром, откуда баба Нина об этом знает? – Ты не представляешь каково ей было пережить все, что ты натворил, – продолжала баба Нина.
– Думаешь мне было легко? Меня каждый день запугивали разными статьями, обещали приплести ко всем нераскрытым делам, я лишился работы, лишился семьи!
– Семью ты сам угробил.
– Нет! – отец сорвался на крик, Лиля подскочила на месте, и дверь предательски скрипнула.
Они услышали. Лиля неуверенно просунула голову в проем.
– Чай готов, – дрожащим голосом сказала она.
Баба Нина кинула на отца осуждающий взгляд.
– Пошли, дорогая, – она взяла Лилю под руку и направилась за стол.
За чаем никто не проронил ни слова. Отец пропал в своих мыслях и даже не спросил, как у Лили прошел день. Ложки скрежетали, катаясь по стенкам кружки, когда кто-нибудь делал глоток. Глубокий выдох, стакан ударяется о стол. Баба Нина помешивала сахар, хотя он уже давно растворился. Холодильник задребезжал, и Лиля вспомнила, что еды дома совсем нет.
Обрадованная предлогом сбежать, она убрала недопитый чай в раковину и сообщила:
– Я схожу в магазин, что-нибудь надо? – Отец, не моргая, смотрел в невидимую точку. – П-пап? – вдруг возникло желание помыть язык с мылом, будто сказано что-то неприличное.
– Что? – он поднял глаза. Сердце его дрогнуло, когда он услышал заветное слово. – А, нет, ничего не нужно. Бери что хочешь. Да, деньги… Я сейчас.
– Не беспокойся, Олег, – баба Нина ухватилась за его руку, не дав встать из-за стола, – я дам. Сколько нужно?
Отец кинул на нее злобный взгляд, прожигая Нину насквозь. Челюсти и кулаки сжались, на висках надулись вены. Старушка на миг забыла обо всем, ослабила хватку и нервно сглотнула. Уже третий раз она недвусмысленно намекает ему о том, что он не в состоянии содержать свою дочь, и, кажется, его терпению подходил конец.
– Держи, хватит? – отец протянул деньги Лиле.
Она кивнула и чуть ли не бегом выскочила из кухни. Сердце улетело в пятки, когда отец начал злиться. Очень трудно было описать это чувство, будто сработал инстинкт, что-то давно забытое разумом, но отпечатанное в мозгу. Пока Лиля обувалась, из кухни доносились перебранки.
Отец все же отдал долг за кафе и половину за кровать, это все, что у него было. Целую неделю он искал стабильную работу, с устойчивой зарплатой, но пока безрезультатно. Подработки, которыми он занимался последние годы, были малооплачиваемы, да и все деньги он спускал на выпивку и сигареты. Бабушка Аня никогда денег не давала, и Олег был по уши в долгах. Буквально на днях он договорился о собеседовании, Олег чувствовал, что одолевает победу над своим прошлым. Вот она – работа – почти у него в кармане. Не такая, что была в прошлой жизни, но лучше, чем ничего. А Нина этого не хочет понять, не хочет поверить, что он сможет. И это ужасно выводило Олега из себя. Кто она вообще такая? Друг семьи? Для него она точно никто.
– Шла бы ты к черту.
– С удовольствием.
Баба Нина решила не дожидаться Лилю и ушла. Отец вздохнул с облегчением и закончил сборку кровати. Старый диван он поставил в зале, не решаясь выбросить его. Все же с этим диваном связано много воспоминаний, на нем спали его маленькие дети, жена укладывала их и читала сказки. Сколько раз Олегу приходилось его чинить, но дети все равно ломали. Его час пробил много лет назад.
Олега обдало жаром, руки затряслись. Он начал мысленно перебирать свои заначки – под кроватью, за стиральной машинкой, под раковиной. Нет. Он лишился многого, но дочь все еще с ним. Она в него верит. Ведь верит?
Солнце почти село, окрасив небо оранжево-красным закатом. Через открытое окно слышались веселые крики с детской площадки. Вытирая руки полотенцем, Лиля высунула голову и вдохнула сладкий осенний аромат. Под окнами росли яблони. Неизвестно кто придумал их там посадить, но каждую осень они источали ярчайший аромат. Аромат детства. Андрей учит ее кататься на двухколесном велосипеде, они бегают в магазин за белым мелком и рисуют на асфальте. Мама готовит на ужин сосиски с макаронами.
Эту ночь Лиле снились кошмары. Отец бил посуду, выбрасывал из карманов деньги, опрокидывал в доме мебель. А Лиля от него убегала, но, как это свойственно сновидениям, она скорее бежала на месте. Ноги казались ватными, дыхания не хватало, отец стремительно приближался. Вдруг Лиля увидела бабушку Аню. Она протягивала ей распахнутые для объятий руки.
– Бабушка! – кричала Лиля, но ее никто не слышал.
Она крикнула еще раз:
– Бабушка! – уже настойчивее, но голос был еще тише.
Лиля из последних сил рванулась к ней, но споткнулась. Отец схватил ее за ногу. Лицо его застыло в пугающей гримасе, в зубах торчала сигарета. Разило перегаром. Руки его были черными, словно он прочищал трубу от копоти. От испуга она закричала, что есть сил, но и этот крик был скорее жалким шепотом. Она полетела вниз и проснулась прежде, чем осознала, что лежит у себя в постели.
Слезы полились ручьем, подушка тут же стала влажной. Лиля заглушала всхлипы, кусая уголок одеяла. Все тело пронзила дрожь. Алиса, свернувшаяся калачиком у нее в ногах, встревоженно мяукнула и принялась успокаивающе мурлыкать.
Овладела собой Лиля только через несколько минут, вдыхая холодный воздух из распахнутого окна. На улице было темно, лишь одинокий фонарь, подрагивая, освещал желтым светом детскую песочницу. Город спал и все было спокойно, кроме сердца Лили, которое норовило вырваться наружу.