Читать книгу Побег из ада - Мария Юрьевна Сурконт - Страница 3

Обед. Ветер был уже не таким колючим. Я поднималась по небольшой горке. Деревянные и кирпичные дома, огороженные заборами, выстроились в шеренгу с обеих сторон. Я бросила беглый взгляд на деревянный дом по правой стороне, который от старости немного перекосило. Мне всегда было интересно, чьи это владения, и жив ли вообще хозяин. Но судя по забитым окнам, можно было догадаться, что дом заброшен. Он располагался на возвышенности, а через поваленный забор и сорняки в огороде, виднелась часть моей улицы, которая находилась в низине. Издалека видела узкую дорогу и бескрайние поля, а примерно посередине стояли три одиноких дома.

Дойдя практически до самого верха, я повернула направо. Родная мне улица была безлюдной. Совершенно новая улица в Смиловичах. В свое время мой отец один из первых построил здесь дом. Сейчас возле нас уже жили соседи, а на выкупленных участках был залит фундамент или возводилось здание.

Я не торопясь возвращалась домой. Медленно шла и разговаривала сама с собой. В такие минуты я любила порассуждать, помечтать, придумывать новые идеи для статей. Порой я могла так увечься, что не замечала, как доходила до дома. А иногда намеренно шла дальше по улице, чтобы не мешать своему воображению. Я любила тишину, которая здесь царила. Смотрела на недостроенные дома и выглядывала в них что-то мистическое, потустороннее. Когда тьма поглощала городок, а я одна шла по улице, мне казалось, что в пустых окнах недостроенных зданий можно увидеть призраков. А иногда чувствовала, что за мной кто-то идет. В такие моменты я боялась обернуться, мое сердцебиение учащалось и, переполненная страхом, я со всех ног бежала домой.

Когда я дошла до середины улицы, передо мной на широком поле, разделенном дорогой, стояли три дома в ряд. Два, построенные из кирпича, а один – деревянный. Тот, что стоял между кирпичным и деревянным смотрелся серо и одиноко. Когда-то белый камень, напитав в себя атмосферных осадков, поменял цвет на светло-серый, и от этого дом казался еще более унылым.

Его окружал забор, в котором вместо ворот и калитки было пустое пространство. Казалось, кто-то начал возводить ограду, но на полпути забросил. Крыльцо, сделанное из бетона, уже успело прийти в негодность. Ступеньки крошились, а правое крыло потрескалось у ступенек, и казалось, вот-вот рухнет. Во дворе возле натянутой соседями справа сетке вместо забора, лежала брусчатка, которая должна была украшать вход в дом. Но она просто осталась забытой.

С заднего двора виднелась белая, местами уже ржавая машина “Жигули”. Лобового стекла не было. Из-под колес пробивалась высокая сухая трава. За машиной простиралось поле, которое также поросло травой.

При сравнении этого дома с соседскими, возникали двоякие чувства:

“Как можно так запустить дом? А может, там просто никто не живет?”

Я подошла ближе, посмотрела в окна, в которые виднелись старые застиранные шторы, и, тяжело вздыхая, направилась к входной двери.

Это был мой дом …

Мне всегда было тяжело возвращаться. В этих стенах я не чувствовала себя ни комфортно, ни безопасно. Я никак не могла изменить то, что происходило здесь по вечерам. И от безысходности оставалось только смириться да как-то приспособиться к жизни.

Я, не спеша, поднялась по крыльцу, достала из сумки ключи и открыла дверь. Из просторных сенцев донесся легкий дровяной запах. Большая деревянная лестница вела на крышу, и по углам был разбросан строительный инструмент. На подоконнике стояла стеклянная банка из-под пива и лежали пара пустых пачек от сигарет. Напольные неотшлифованные доски прилегали неплотно друг к другу, и сквозь щели можно было увидеть песок. В левом углу стоял небольшой шкафчик, где были разбросаны гайки, болты и гвозди. Напротив входа находилась еще одна дверь, которая вела в небольшую котельную. А с левой стороны – вход в дом.

Я переступила порог и закрыла дверь. Зашла внутрь и сняла сапоги с курткой. Как обычно дома еще никого не было. Я переоделась в домашнюю одежду и направилась в кухню. Найдя в холодильнике вчерашнюю гречневую кашу и пару котлет, выложила их на тарелку и отправила обед в микроволновую печь. Потом я оперлась двумя руками о столешницу и стала наблюдать, как крутится еда через треснутое стекло микроволновки. После того как обед разогрелся, я устроилась на старом диване, который достался нам еще от бабушки, и принялась обедать. Обычно я предпочитала кушать в компании какого-нибудь интересного фильма или сериала, но сегодня мне нужно было успеть сделать еще несколько дел по дому.

После обеда я стала наводить порядок. В мои домашние обязанности входила уборка. Дом так быстро становилось грязным, что для поддержания видимой чистоты приходилось каждый день убираться.

На нашей улице еще не было проведено ни газа, ни воды. В первый год в этом доме родители пробили скважину и провели в дом воду. А в холодное время года отапливались мы обычным дровяным котлом.

Так как на улице было уже довольно холодно, нам пришлось начать отопительный сезон. Кто первый возвращался домой, тот и начинал обогревать дом.

После уборки я накинула на себя куртку, обула старые ботинки и через котельную вышла на задний двор. В небольшой железной будке, которая стояла перед поросшим травой огородом, кучей лежали поленья. Я не нашла приготовленных для растопки поленьев, поэтому была вынуждена вернуться в котельную, взять топор и наколоть дрова.

Поленья с легкостью раскалывались под топором, разлетаясь на четвертинки в разные стороны. Когда лезвие попадало на сук, мне не хватало сил его разрубить и такое полено я откладывала в сторону. Приготовив достаточное количество дров, я за несколько раз отнесла все в котельную. Разложила на специально выделенное место, набросала немного в котел, под самый низ положила бумагу и распалила. Температура еще была на нуле. Убедившись, что все хорошо горит, я закрыла верхнюю дверцу котла и вернулась в дом. Теперь осталось сесть за уроки.

К пяти вечера домой пришла мама с моим младшим братом. Они разделись в коридоре и разошлись по комнатам.

–Вероника, смотри, что мы сегодня в школе делали на рисовании, – вбегая в детскую, радостно закричал шестилетний брат. Худощавый черноволосый парнишка кинул рюкзак на кровать, затем расстегнул его и достал немного смятый альбомный лист. Потом подошел ко мне, чтобы показать бумагу, на котором была нарисована машина.

–О, как красиво вышло, – оторвавшись от письма и быстро посмотрев на творение брата, сказала я.

–Учительница тоже сказала, что я молодец.

–Ты действительно молодец. – Я погладила Мишу по плечу. – Ладно. Не отвлекай пока меня. Я хочу закончить одно упражнение.

–Ну, хорошо, – немного расстроенно сказал Миша.

Мы с братом делили комнату на двоих. Для меня это не было проблемой. Из-за большой разницы в возрасте у нас были абсолютно разные занятия. Я думала о учебе и о том, как быстрее сбежать из дома, а Миша, наверное, как быстрее вырасти. Я сидела за письменным столом, на котором стоял компьютер с принтером, и, сосредоточенная, продолжила писать упражнение по русскому языку.

В это время мама вышла из своей комнаты и направилась на кухню. Миша занялся игрушками, а я, закончив упражнение, собрала на завтра сумку в школу. Затем положила ее под стол и пошла к маме.

Мама готовила ужин.

–Тебе чем-нибудь помочь? – спросила я.

–Нет дочурик, – быстро посмотрев на меня, ответила мама. – Я уже практически все сделала.

Мама поставила на огонь сковородку с куриными ножками и посыпала их приправой, а в это время я уселась на диване.

Мама была очень красивой женщиной. Ниже меня на целую голову, стройная, с хорошо выраженными скулами. Ее тонкий вздернутый нос усыпали веснушки. А возле узких зеленых глаз виднелись морщины.

Моя мама родом из Сибири. Вместе со своими родителями, сестрой и младшим братом она переехала в Беларусь еще в подростковом возрасте. Мне всегда было любопытно, почему бабушка и дедушка решили оставить дом, родных и поселиться в самом отдаленном уголке мира? Да еще в деревне, где кроме одного магазина и леса вокруг, ничего больше не было.

Мама накрыла металлической, уже изрядно побитой крышкой сковородку и села возле меня.

–Что Лидия сказала на статью? Ей понравилось?

–Вроде, да. Поручила мне еще одно задание. Правда, детское. – Я вздохнула. – Провести опрос в школе надо.

–И о чем же?

–О том, что мы, ученики, думаем о школе. Немного странное задание. Да, в принципе, она и так мне редко дает темы. Я должна их сама искать. Иногда вообще думаю, зачем я туда пишу… Разве кто-то еще читает “Маяк”?

–О, поверь мне. Может, не молодёжь, но у нас в колледже обязуют оформить подписку на “Маяк”. Вроде как и твоя школа должна ее выписывать.

–Да. Вроде выписывает. Это же районная газета. – Я посмотрела на серые поля за окном.

–Так что читатели точно есть.

–Есть, только я бы хотела писать на более серьезные темы, а не составлять детские опросы.

–Но ты же еще даже не студентка журфака. Потерпи. Уверена, в будущем, если так хочешь стать журналистом, будешь писать на серьёзные темы.

Я еще раз вздохнула и посмотрела на маму. Ее яркий повседневный макияж красиво подчеркивал глаза.

–Честно, я уже столько профессий сменила. И врачом хотела быть, и учителем, актрисой… теперь журналистом. Даже не знаю точно, кем все-таки хочу стать. Но мне нравится писать.

–И у тебя хорошо получается. Ну, ничего. – Мама погладила меня по плечу – всегда тяжело выбрать профессию. Я в твоем возрасте тоже не знала, кем хочу быть.

–А над какими профессиями ты задумывалась?

–Я… – запнулась мама. – Хотела быть актрисой. Даже один раз кастинг проходила. Но меня не взяли по возрасту. Героиня фильма должна была младше выглядеть. А вообще, даже планировала поступать. Но в мое время обучаться актерскому мастерству можно было только в России. А родители сказали, что не отпустят. – Мама поднялась с дивана и подошла к плите, чтобы посмотреть, готово ли мясо.

–Поэтому ты решила пойти в наш колледж на ветеринара?

–Любила животных, думала: а почему бы их не лечить, – переворачивая ножки, сказала мама. Затем она выключила уже готовые макароны, накрыла их крышкой, оставляя небольшую щель, и слила в раковину воду. Добавила кусочек сливочного масла, размешала и вернула кастрюлю на плиту. Потом крикнула. – Миша!

–Что? – раздался его голос из комнаты.

–Иди кушать!

–Сейчас приду.

–И ты уже переоделся?

–Да, – ответил Миша.

–Будешь кушать? – обратилась ко мне мама.

–Нет пока. Я недавно поела. Пойду посмотрю, как там котел.

–О, не надо. Я уже ходила, когда ты уроки делала, – ответила мама, продолжая стоять возле плиты. Она ковырнула вилкой мясо, убедившись, что ножки готовы, и выключила огонь. Из верхнего ящика достала две тарелки и разложила обед. Затем взяла две вилки и поставила еду на стол.

–Миша, – крикнула мама. – Уже стынет.

–Иду!

В кухне появился брат. Поправляя теплую кофту, Миша отодвинут табурет и уселся за стол напротив мамы. В кухне воцарилась тишина. Я смотрела то на маму с братом, то на окно, пытаясь хоть что-то разглядеть в темноте.

Тишину разорвал сильный стук двери, от которого даже на кухне задребезжали стекла. Мое тело охватила легкая дрожь. Мы с мамой переглянулись. В нашем взгляде читалось разочарование.

–Ну вот, началось, – накалывая макароны на вилку, сказала мама.

Мне сразу же захотелось уйти из кухни, спрятаться в своей комнате, при мысли о том, что теперь будет происходить. Этот вечер был одним из тысячи повторяющихся “вечеров сурка”. Только сурками были: мама, младший брат и я. Из коридора доносились крики:

–С…! П…!

Послышались тяжелые, не уверенные шаги, которые направлялись в кухню. Перед нами появился мужчина среднего роста, с густыми темными бровями в форме домика, выразительными карими глазами и опухшим лицом бордового цвета. Это был мой отец. Черная шапка прикрывала темные как смола волосы. Судя по тому, что все штаны и куртка оказались грязные, он по дороге домой несколько раз падал.

В эту минуту его глаза выгляди безжизненно. Они блестели, как стекло, и в них читалось лишь одно чувство – раздражение. По кухне разнесся запах дешёвой водки или вина. Он неуверенно стоял на ногах, но внутренний демон хорошо управлял его голосом. Отец смотрел на нас и продолжал кричать мерзкие слова в наш адрес. Иногда я не могла понять, к кому именно он обращается, к нам, детям, или к маме.

Мы старались не замечать отца. Отвернувшись, молча сидели. Я хотела подождать, пока он уйдет в другую комнату, чтобы потом незаметно проскочить и спрятаться у себя в детской. Миша закинул в рот последние макаронины, и, поставив тарелку в умывальник, проскочил возле мужчины. Не заметив сына, отец продолжал что-то невнятно кричать:

–Что ты, падла, сидишь и жрешь тут? С… е.....! П.... блядь! – пронзительный крик резал уши. Его слова и тон были уже привычными для нас. Почему-то постоянно, когда отец был пьян, он начинал так себя вести. Я порой не понимала, кто сейчас перед нами? Человек, который наутро не произнесет ни слова, либо кто-то в обличии моего отца. Помнит ли он вообще, что происходило вечером?

Отец, немного качаясь, подошёл к плите.

–Что мне пожрать? Б…! Я жрать хочу! – увидев, что мама приготовила на ужин, мужчина снова разорался и со всей силы ударил крышкой по кастрюле. – С.. е....! Макароны! Снова макароны! Сама жри свои макароны!

“Неужели это мой отец? – думала я. – Вот этот потерявшийся, несчастный, а может, даже одержимый человек. Который не видит никакого смысла в жизни, кроме алкоголя. Он играет на наших нервах и питается нашей болью.

Больше всего на свете в такие моменты, я хотела жить в другом месте. Подальше от этого дома. Все эти крики были только началом перед настоящей бурей.

Отец посмотрел на нас с раздражением. Мы сидели молча и делали вид, что не замечаем его.

–С…! П.. е…! – повторял отец и, немного качаясь, вышел из кухни.

Мама закончила ужин и встала, чтобы поставить пустую тарелку в умывальник. Я направилась за ней в детскую, где сидел младший брат и занимался игрушками.

Меня снова бросило в дрожь. Я уселась за компьютер, но ничего не могла сделать, лишь уставилась в монитор. Мое сердце быстро билось. Я дышала медленно, чтобы восстановить ритм. Мама села на кровать брата и попросила Мишу показать дневник.

–С…! П… е…! – послышалось, как отец харкнул на пол в зале. Затем снова направился на кухню и попытался зажечь плиту, чтобы прикурить. У него получилось. Затем отец направился в сенцы. Проходя мимо нашей комнаты, дверь в которую мы прикрыли. Запереться в комнате мы не могли, так как все двери в нашем доме, кроме входных, не имели ручек. Дом вообще внутри, как и снаружи был незаконченным. Строительство остановилось, как только отец стал сильно пить. Хотя, сколько я себя помню, он всегда пил.

Отец громко хлопнул дверью, которая вела в сенцы. Даже через стены мы слышали его крики. Порой мне казалось, что если бы нас не было дома, он все равно бы кричал. В пьяном состоянии он мог безо всякой на то причины даже к стенке прицепиться. Его все раздражало, он разговаривал сам с собой и только искал повод, чтобы на кого-нибудь сорваться.

–Ты уже сделал домашнее задание? – спросила мама брата.

–Еще нет, – ответил Миша, сидя на полу недалеко от мамы.

–Тогда давай делать. Что тебе задали?

–На завтра нужно только стих выучить, – Миша отвечал неохотно. Он не любил делать уроки.

Тяжелые шаги направились по коридору. Дверь в нашу комнату резко открылась. Отец толкнул ее ногой так сильно, что, ударившись в стену, стекла между перегородками двери затрещали и одно из них лопнуло.

–С…! П…! Я дурак? Да? Я дурак? – Отец подошел к маме, которая все еще сидела на кровати Миши и смотрела дневник. Миша отшатнулся к моей кровати, так как боялся отца.

–Ты п… е…! Я дурак? Да? – В руке отца была сигарета и запах дыма быстро разлетелся по комнате. Тлеющий табак падал на пол, а затем потухал.

–Отстань от меня! – не выдержала мама, гневно посмотрев на мужа. – Напился – будь человеком!

–Я напился? – Отец засмеялся. – Я алкаш? Да? С…! – в его голосе мелькали нотки непонятной злости.

Я посмотрела на отца, в этот момент в его глазах было столько злости, что казалось он вот-вот набросится на маму с кулаками.

Я терпеть не могла, когда отец ходил дома в обуви и курил. Встав из-за стола, я направилась к окну, чтобы проветрить комнату. Отец заметил это и посмотрел на меня.

–Закрой окно! Тебе что, жарко? – раскричался на меня он.

–Не кури дома! Я не люблю запах сигарет! – сказала я отцу, немного на повышенных тонах, и вернулась на место.

–Не любишь? – Отец подошел к столу. Его тяжёлая рука оперлась о стол, и я почувствовала едкий запах сигарет с примесью алкоголя. Затем отец затянулся. Я посмотрела на него в ожидании, что же он сделает. Весь сигаретный дым он выдохнул мне прямо в лицо. Затем ехидно улыбнулся.

Я ничего не могла сказать. Просто на мгновение задержала дыхание, чтобы не чувствовать этого запаха. Отец всегда делал все на зло.

–А мне по…, что ты любишь, а что нет! Говно малолетнее, – прокричал он.

От последних слов в сердце как будто разлился яд. Я почувствовала обиду, стискивающую все внутренности. Как же жестоко он мог ранить словом. И даже не заметил, что сделал. Ничего не услышав в ответ, отец переключился на мать.

–Эй п…, сходи за пивом.

–Никуда я не пойду. Уже поздно, – отрезала мама

–Не понял. Ты не пойдешь в магазин? – Он подошёл к маме, а затем наклонился и спокойнее произнес: – Я хочу пива! Иди, купи мне пива, с… е…!

– Я сказала, что не пойду! – крикнула мама и встала с кровати. Она хотела уйти, но отец взял ее за грудки и толкнул на кровать.

– Еще раз повторяю. Сходи за пивом! Ты меня знаешь!

– Отстань! – ответила мама и выскочила из комнаты. Отец пошел за ней, не прекращая поливать ее оскорблениями.

Он умел заставить человека сделать то, что хочет. Чтобы получить пачку сигарет, бутылку пива или водки, отец мог настолько надоесть, что ты ради своего спокойствия пойдешь в магазин. И сегодняшний вечер был не исключением. Мама продержалась так долго, как могла. А затем, не выдержав криков и попыток насилия, собралась и выбежала из дома. В такие моменты я не любила оставаться одна дома с братом. Я боялась отца. Плотно закрыла дверь, в надежде, что он не зайдет к нам в комнату. Каждый раз, когда он проходил мимо, мое сердце сжималось, и я просила Создателя:

“ Только бы не зашел!”

Но Бог не всегда слышал меня. А иногда казалось и вовсе – закрывал глаза на нашу семью.

Четырнадцать лет назад моя мама стала посещать протестантскую церковь. Я тоже ходила на служения, практически с самого рождения. Мама всячески пыталась вразумить отца, молилась за него и надеялась, что он изменится.

Самая яркая агрессия с его стороны мне запомнилась еще в возрасте пяти лет. Была зима. Мы откуда-то возвращались. Между родителями произошла мелкая ссора. Единственное, что я запомнила, это как мой отец повалил маму в снег и со всей силы несколько раз ударил ногой. Мы тогда еще жили у родителей папы. Я помню, как после этого случая сказала маме, чтобы она разводилась с отцом. А мама в ответ на это заплакала.

Мой отец издевался над мамой. Вся ее молодость прошла в ругани и скандалах. Она искала поддержки хоть в ком-то, искала утешения, излечения душевных ран и думала, что нашла в церкви. В тот период жизни мне тоже казалось, что вера и посещение служений помогают. Мы каждое воскресенье приходили церковь и постоянно молились о нашей общей проблеме – об отце. Но наши молитвы не были услышанными. Ад на земле продолжался. И иногда мне казалось, что все становилось только хуже.

Нам никто не мог помочь, даже милиция. Крики порой были настолько громкие, что их слышали соседи.

Когда мама вернулась из магазина, а отец получил то, что хотел, он на какое-то время успокоился. И около часа в доме царило что-то наподобие тишины, если не считать привычных криков: “п…”, “с…”.

После небольшого перерыва отца начало носить по дому, как одержимого. Сначала он разбросал в кухне еду, крича, что эту х… он есть не будет. Затем он громко ходил из комнаты в комнату, хлопая при этом дверьми. Потом его начало носить то к маме, то к нам в комнату.

Каждый из нас, спрятавшись по своим “норам”, ждал, когда все это утихнет, но бес, который сидел внутри отца, не отпускал. Он терроризировал нас и не давал отдохнуть. То отцу казалось, что я слишком громко смотрю фильм. Он залетал в комнату и кричал, чтобы я сделала тише: я что, глухая, раз так громко смотрю? Хотя я смотрела фильм достаточно тихо, или мне так просто казалось. Он всячески обзывал меня и снова уходил в свой зал, демонстративно хлопая дверьми. Затем отец привязался к плите, которая никак не могла зажечься. Он начал со всей силы бить по ней кастрюлей. До моей комнаты доносились звуки упавшей на пол крышки. Затем посыпалась стоящая возле плиты посуда. Я услышала, что мама вышла из комнаты и торопливо направилась в кухню. Ее нервы уже не выдерживали. А кто бы мог вынести почти три часа беспрерывной пьяной ругани и бьющейся посуды? Учитывая, что пьяного человека никто не трогал, он сам себя заводил.

–Как же ты меня достал! – со всей силы, которая еще была, кричала мама. Затем, сбавив тон, она продолжила: – Что ты все ломаешь? Ты это покупал? Ты это готовил? Как ты уже всех достал! Идиот!

На какое-то мгновение отец замолк, видимо, его пьяный мозг переваривал, что только что сказала мама. Затем отец истерически засмеялся. Казалось, что именно такую реакции он и ожидал.

–Я идиот? Ты меня только что назвала идиотом? Падла ты, с… е…! Как же ты меня зае…! – Я слышала, как тяжелые шаги направились в сторону мамы. – Что? Что ты мне сделаешь? Ударишь? Давай! Бей! – не успокаивался отец. Атмосфера накалялась. Мое сердце колотилось все быстрее. По всему телу прошла дрожь. Я знала, чем обычно все заканчивается. Хоть мой отец и был пьян, но он был сильнее мамы. И я всегда боялась, что однажды может случиться что-то непоправимое.

–Хватит уже все крушить в доме! Стекла побиты! В дверях нет ручек, выключатель в кухне сломан. Микроволновая плита разбита! Посуду тоже почти всю перебил! Ты вообще ничего не делаешь дома! Только пьешь и ломаешь, – продолжала мама.

–Ах, значит, я ничего не делаю? А кто этот дом построил? Кто?

–Только домом и хорохоришься! Его достроить надо! Последние пять лет вообще ничего не делаешь!

–Так, п…, не заводи! Ты меня знаешь! – прокричал отец.

–А то что, ударишь меня? Как ты мне надоел! Все жизнь мне испортил! – Мама вышла из кухни и направилась в свою комнату.

Из кухни раздался смех. Отец еще раз попробовал включить плиту и прикурил.

–Я ей всю жизнь испортил, – повторял отец. – Х.. с тобой, золотая рыбка! Х.. с тобой.

На какое-то время отец утих, он вышел из кухни и пошел в сенцы. Миша продолжал сидеть на полу и играть в машинки. Брат, навероне, так же, как и я, сильно переживает. Мне было жаль, что он растет в таких условиях. Больно от того, что ему приходится слышать и видеть все это каждый вечер. Я мечтала, чтобы отца забрали хотя бы на день, чтобы провести вечер в спокойствии, чтобы тебя никто не трогал, чтобы можно было делать то, что захочешь. Но как на зло, у отца никогда не было командировок и он никогда не болел. Хотя нет, один раз он сломал ногу. Тогда папа не пил два месяца. Находился дома, его практически не было ни видно, ни слышно. Отец целыми днями сидел возле телевизора, оставляя на вечер гору немытой посуды и прокуренный дом. Но уборка за ним была для меня лучше, чем тревожные вечера.

Мои размышления прервал сильный удар ногой в дверь. Затем раздались крики отца.

–Значит, я тебе всю жизнь испортил! П…! – кричал отец, заходя в мамину комнату.

–Не трогай меня! – кричала мама.

По звукам я поняла, что между ними завязалась драка. Я выбежала в коридор и увидела, как отец пытается ударить маму кулаком по лицу, но та закрылась руками.

– Папа хватит! – крикнула я.

– Вероника, от…! – крикнул отец и замахнулся кулаком. Мама смогла его оттолкнуть, он упал на пол и с еще большей злобой в глазах попытался подняться.

– Ах ты с…, тебе пи..!

– Мама, убегай! – крикнула я. В этот момент меня ужасно трясло, я начала плакать от страха и боли. Я ужасно боялась драк между отцом и мамой. А они были практически каждый вечер. Мама часто ходила в синяках, которые были у нее то на руках, то на ногах, пару раз на лице. В такие моменты я чувствовала себя беспомощной. Чем я могу помочь маме? Он ведь сильнее меня.

Мама успела выбежать в нашу комнату, но отец, поднявшись с пола, пошел за ней. Заметив, что ссора перемещается в детскую, Миша встал с пола и уселся на свою кровать. Мама стояла возле окна и не знала, куда ей деться. Пьяной походкой отец подошел к ней и схватил за горло. Мама ударила его по лицу. На щеке отца проступила кровь.

–Ты меня поцарапала с…! – Его глаза налились ненавистью и, стиснув зубы от злости, он произнес: – Сейчас я тебе когти-то вырву!

Между отцом и мамой завязалась драка. Я плакала и просила их остановиться. Просила отца перестать, но меня никто не слушал. Взгляд мамы наполнился злобой. Она не могла больше терпеть такие издевательства. Она всячески пыталась вырваться из рук мужа. Ей удалось выбежать в коридор, но отец догнал ее и снова, и снова наносил удары. То по голове, то по лицу. Я смотрела и плакала. В голове пчелиным роем шумело:

“Может, ударить сзади? Только чем? А вдруг это его еще больше разозлит? Нет, мне страшно… я не могу…”

Миша подбежал ко мне и спрятался за моими ногами. Затем на какое-то мгновение маме удалось одержать вверх, и она снова смогла оттолкнуть от себя отца. Тот полетел в сторону и ударился спиной о стену. На полу я заметила небольшие пятна крови. Отец поднялся и быстро выбежал в сенцы, затем вернулся с топором в руках. И тут мы не на шутку испугались. Я остолбенела, приоткрыв рот. Мама не могла понять, что делать и куда прятаться. В ее глазах читался отчетливый страх за свою жизнь.

“ Выбежать на улицу и позвонить в милицию или постараться выхватить у него топор?” – я быстро пыталась придумать, что делать.

Я знала, на что способен отец в такие минуты и не стала даже пытаться забрать топор или как-то остановить его. Я лишь смогла громко крикнуть сквозь слезы:

–Пожалуйста, не надо!

От ужаса тело трясло, как от сильного холода. Отец подбежал к маме и занес топор над ее головой. Пара секунд и острое лезвие летит прямо ей в лицо. Мама успела отскочить и скрыться в своей комнате. Топор вонзился в стену. Отец оперся левой рукой о стену и вытащил топор. Лезвие оставило глубокий след. В эту минуту я, мама и брат, как ошпаренные, выскочили на улицу.

Меня все еще ужасно трясло, я не могла успокоиться и прийти в себя. Сердце учащенно билось. Я даже не сразу поняла, что на улице холодно и сыро. Я плакала, смотрела на звездное небо и говорила Богу:

–За что? Когда все это кончится?

Моя мама ходила кругами, по щекам текли слезы. Ее тело охватила сильная дрожь. Мама так же говорила с Создателем, обвиняя его в бездействии.

Из дома доносились звуки хлопающих дверей, крики и периодическое харканье на пол. Мы так торопились убежать, что не успели накинуть куртки и переобуться. Я не хотела возвращаться. В такие моменты от отца можно было ожидать все, что угодно. Но из-за холода, мне пришлось тихо пробраться домой и забрать наши куртки и обувь. К счастью, отец меня не заметил. В то время, как я забирала вещи, он что-то делал на кухне. Я пулей выскочила наружу, затем помогла одеться брату, отдала маме куртку и ботинки и сама тоже переоделась.

Мы решили с мамой переждать бурю и позволить отцу успокоиться. Мама позвонила подруге по церкви, которая жила недалеко от нас, и спросила, не можем ли мы погостить у нее. Та любезно согласилась.

Дом Иры находился практически в самом конце поселка. Мы быстрым шагом шли в потёмках. Фонарей в этой части города не было. Мама крепко держала брата за руку и время от времени вытирала со своих щёк слёзы. Каждый думал о своём. После всего я плохо себя чувствовала. Болели не только голова и сердце, но и душа. Порой мне было так тяжело, что хотелось умереть, закончить эти издевательства.

Я не заметила, как быстро мы дошли до нужного места. Ира жила в небольшом одноэтажном доме вместе с тремя детьми. Она очень хорошо понимала нашу ситуацию, потому что сама была заложником “миссии спасителя”. Ее муж был так же болен, как и наш отец. Он много пил и распускал руки. Моя мама и Ира были подругами по несчастью и они обе верили, или когда-то верили, что их мужья изменятся. Когда маме требовалось выговориться, она звонила Ире, и они могли говорить по телефону часами.

Мама открыла калитку, и мы вошли во двор. Входные двери коричневого цвета открылись, в них показалась стройная, темноволосая красавица. Она была практически на голову ниже моей мамы. Ее добрые карие глаза засверкали от радости, она протянула к нам свои тоненькие ручки и горячо обняла каждого из нас. Затем Ира пригласила внутрь.

Мы попали в широкий коридор, в конце которого виднелся вход на кухню. Я увидела небольшой обеденный стол, на котором нас уже ждали угощения.

Ира была единственным “кормильцем” в ее семье. Она работала на обычной работе и еле сводила концы с концами. Если бы муж приносил домой хоть какие-то деньги, было бы не так тяжело.

Мы разделись и прошли в зал, где играл младший сын Ирины – Влад. В то время я вела у детей воскресную школу, и Влад был одним из моих подопечных. Как только он увидел нас, то сразу подбежал и вцепился в мои ноги, крепко обнимая. Мне было, вроде, приятно его видеть и обнимать, но в то же время я не очень любила такие моменты. С детьми чувствовала себя некомфортно. Я не знала, как себя вести. Мне было интересно находиться в кругу уже взрослых людей, нежели общаться или играть с детьми, поэтому, как только Влад позвал меня к себе в комнату, я вежливо отказалась и выбрала общество Иры и моей мамы. Миша остался с Владом в зале, а Ира пригласила нас попить чай на кухне.

Мы переместились в комнатку, на правой стороне которой стоял небольшой квадратный стол.

– Ну что, Вика, снова издевается? – спросила Ира, ставя греться чайник на плиту.

– А! – мама махнула рукой и села за стол. – Как обычно.

– Да, Викулечка, – протянула та. – Я тебя очень хорошо понимаю. Мой тоже на днях вернулся. Пропадал где-то несколько дней и неожиданно появился. – Ира подошла к столу и села напротив нас. – Разорался, начал с кулаками лезть… Старшего пытался ударить. – Она махнула рукой. – Сейчас вот тоже пропал. Видимо, снова где-то загулял.

Моя мама неожиданно заплакала и сквозь слезы произнесла:

–Я не могу так больше…

От ее слов мое сердце сжалось, и я не смогла сдержаться. Слезы сами полились горячим ручьем.

–Ну не плачь! – Ира обняла маму и попыталась ее утешить.

–Знаешь, я уже перестала верить, – сказала мама, высвобождаясь из объятий подруги. – Все, что когда-либо говорили мне пророки, не осуществилось. Наоборот, только хуже стало. Сама уже не понимаю, чего жду и на что надеюсь. Раньше так верила в изменение мужа. Церковь вселяла надежду. Я горячо молилась, постилась за мужа. И что? Четырнадцать лет прошло, а все без изменений. Как будто Бог не слышит моих молитв. А в церкви продолжают говорить: верь, молись! Значит, ещё не пришло время! А когда оно придёт? Когда я уже старой буду? Когда он на смертном одре окажется? Испытываю только одно разочарование… никакой душевной помощи… Порой кажется, зачем я вообще хожу в эту церковь?

–Ты ведь нуждалась в помощи, – выслушав маму, сказала Ира. – Искала ее и думала, что нашла в вере. Когда-то в тебя вселили надежду, что, придя к Богу, твой муж изменится. В безысходные моменты мы верим всему. И цепляемся за любую помощь. Это нормально.

–Да, – сквозь слёзы сказала мама. – Когда-то мне помогала вера. Только проходят годы, а ничего не меняется… Иногда я задаю Богу вопрос: “За что мне все это?”

–Ой, Викулечка, я сама не понимаю… – вздохнула Ира. – Вроде бы веришь, молишься… Но, если честно, я тоже устала. У меня тоже есть много вопросов к Богу и к учению. А после недавнего пророчества, вообще, каша в голове…

–Эти пророки только ложные надежды вселяют, – подытожила мама, вытирая слёзы левой рукой.

–Согласна.

К нам в церковь раз в год приезжали люди, поставленные духовенством на служение в качестве пророков, что-то наподобие ясновидцев. Эти люди считались “помазаными Богом” и имели “дар видения”. Во время молитвы они ходили по церкви и говорили от лица Бога любому члену церкви, к которому их поведет Бог. Слова, которые произносил пророк, считались очень важными. Многие записывали их на диктофон, чтобы позже, когда спадут эмоции, прослушать все ещё раз. Именно об одном из таких пророчеств сейчас рассказывала Ира.

Комнату заполнил пронзительный свист чайника. Ира встала и подошла к плите. Я молча смотрела то на Иру, то на маму. Видела в них сломленных женщин, когда-то искренне веривших в обещанное чудо, которое так и не произошло. Они были жертвами жизненных обстоятельств, но, в то же время, сильными духом. Они не поддались унынию не начали пить вместе со своими мужьями. А взяли на себя это нелегкое бремя, стиснули зубы и продолжают жить в сложных условиях и воспитывать детей. Лишь одного я не могла понять, почему они не сбегут от проблем и сами не поменяют свою жизнь? Почему бездействуют? Ведь мы, дети, тоже страдаем! Порой я ловила себя на мысли, что чувствовала легкую обиду на маму. Если бы только она ушла от отца, если бы оставила все… я бы не чувствовала себя самым несчастным человеком на свете, не боялась бы засыпать по вечерам, меня бы не посещали мысли о возможной смерти, что отец невзначай убьёт кого-то из нас. Лучше жить в нищете, чем с энергетическим вампиром, который каждый день жадно пьёт из тебя всю кровь.

–Я просто не могу понять, – продолжила Ира, разливая кипяток по чашкам.

–Я краем уха слышала твое…

–Ну не могу понять, – перебила Ира Вику. – Как такое мог сказать Бог? Его ли это, вообще, слова? «Терпи, потому что через это Бог прославляется», – процитировала Ира. – Что значит “терпи”? Как в такой ситуации может “прославляться” Бог? То есть Он умышленно хочет, чтобы я страдала? Чтобы обрекла себя и детей на муки? – Ира испытывала негодование. Она вернула чайник на место и поставила перед нами полные чашки. Раздала по чайной ложке и в центре стола разместила маленькое блюдце для использованных пакетиков.

–Это очень странно. Я в последнее время тоже об этом стала задумываться. Судя по учениям, мы дети Божьи, и Бог нас учит, испытывает на верность.... Но, по-моему, если я буду осознанно резать своим детям руки ножом и при этом говорить: “Смотри как опасен нож”. Это ведь выглядит как-то странно! Нет? Разве так проявляется любовь? Разве это нормально, так учить детей?

–Да, Викуля. Меня это тоже смущает. Я, например, устала бороться, устала сражаться. Устала надеяться на изменения, которых, скорее всего, и не будет! Я просто хочу быть счастливой, здесь и сейчас. Не там на небесах, а сейчас. И я не понимаю, чему именно Бог хочет научить меня, поставив в такую ситуацию?

–А вы не думали, – вмешалась я в разговор. – Что Бог вообще вам не посылал этих страданий? Ведь все мы имеем бесценный дар – свободу выбора. И я сомневаюсь, что Бог специально посылает нам испытания. Мы сами выбираем такой путь. Никто не заставляет находиться рядом с человеком, который издевается над нами. Может, через пророка вовсе и не Бог говорил? Это же всего лишь люди. Они могут ошибаться, а мы, как наивные овцы, верим в это и продолжаем терпеть. Потом обвиняем Бога, что он бездействует, хотя сами ничего не делаем.

–Ох, Вероничка, – вздохнула Ира, усаживаясь за стол с печеньями «Мария» в руках. Она развязала пакет и предложила нам угощаться. – Нам ничего не известно. Библию можно толковать по-разному. Учения тоже есть разные… Мы можем только обсуждать эту философскую тему и так и не узнаем, где правда. Но, я считаю, что ты права.

–Я думаю, – делая небольшой глоток, сказала мама. – Что, если бы я ещё раньше приняла правильное решение, а не надеялась на чудо, все сложилось бы по-другому. А сейчас уже поздно…

–Никогда не поздно, – ответила Ира маме. – Пусть даже меня начнут осуждать в церкви, но я… – Она сделала паузу. – Я, правда, тоже, как и ты, устала, и у меня больше нет сил все это терпеть. Учитывая, что после этого пророчества вообще осталась в замешательстве. Я вчера приняла решение. Буду переезжать.

–Куда? – спросила мама. От удивления ее глаза расширились, она точно не ожидала такой новости.

–В Жодино. Как сказала Вероника, мы сами творцы своей жизни. А я устала все это терпеть и надеяться на чудо. Устала. Пора самой начать действовать.

–Не боишься здесь все оставлять?

–А что я здесь оставляю? Церковь? Буду посещать другую. Работу? Найду новую. Дом? Думаю, нет разницы, где снимать, тут или в Жодино. Здесь меня ничего не держит. Живя в Смиловичах, я лишь добровольно обрекаю себя и детей на муки. Я согласна с Вероникой, Бог не заставляет нас страдать. Мы сами выбираем этот путь.

–Может, нам тоже уехать? – спросила я маму.

–Куда? – с нотками грусти ответила она. – Я не могу оставить дом. Отец без нас его с землей сровняет. Тем более он ещё в кредите, продать не могу. Здесь у меня есть работа, а по такой узкой специальности на новом месте я, скорее всего, не найду новую. Вот если бы муж ушёл…

–Ну, этого не случится, – грустно ответила я, наблюдая, как над чашкой клубится легкий пар.

–Да, он сам сказал, что к маме жить не пойдёт. Это его дом, он его строил, и если кто-то и должен уйти, то я…

–И мы… – добавила я, потянувшись за печеньем.

Возможно, с точки зрения мамы выхода действительно нет. Но только не для меня. В этом году я уеду на учебу в Минск, попробую получить общежитие, и в родительском доме буду появляться намного реже.

– У тебя, вроде, мама живет недалеко, может, туда переехать? – перебила мои мысли Ира.

– В деревню? Где только один магазин и до работы буду добираться час? Это же шестьдесят километров отсюда. – Мама обхватила горячую чашку двумя руками. – Я уже думала над этим. Если бы была машина, то могли бы перебраться. Но на автобусах, которые редко ездят, не наездишься.

– Мне почему-то казалось, что они ближе живут. – Ира откусила кусочек печения и запила чаем.

– Если бы, – протянула мама. – Я хочу прекратить все эти страдания, но не знаю, как… Здесь, в Смиловичах, вся моя жизнь… Да и денег у меня нет на съем квартиры. Живем от зарплаты до зарплаты… и то не хватает. Если бы ещё Саша деньги не тянул. А то ему пива, сигареты покупай… А как дать денег на еду, так у него нет. Цены в магазинах растут, а мы беднеем… – Мама тяжело вздохнула. – Замкнутый круг какой-то.

– Ну да, – протянула Ира. – Я не знаю, как тебе помочь.

– А чем ты мне поможешь? Я сама себе помочь не могу. Не знаю, как… вот и терплю. Верю… надеюсь… Что ещё остаётся?

Действительно, что ещё остаётся? Хотя я все равно считала, что маме не поздно изменить жизнь. Вся ее проблема заключена у неё в голове. Она боится все бросить и начать заново. И я могу ее понять. Это действительно тяжело. Никто не знает, как повернётся жизнь после «спасения». Найдёшь ли работу, будет ли крыша над головой? А в Смиловичах все есть. И работа, пусть даже не высокооплачиваемая, и крыша над головой, и родная сестра с братом рядом. А физические и моральные угнетения стерпятся… если только терпение не лопнет. Если бы я сказала, что не думала о смерти отца, то была бы лгуньей. Отец был настолько невыносим, что порой невольно задумываешься о том, как бы стало всем легче, если бы он ушёл из жизни. Не вернулся домой, замёрз где-то по дороге. Но несмотря на регулярные пьянки отца, даже простуда его не брала. А мы, наоборот, часто болели. В такие моменты думаешь, насколько же несправедлива жизнь. Умирают молодые, добрые люди, а вот такая патология живет и ничего с ней не случается.

– Викулечка, – услышала я голос Иры. – Ты сильная женщина. Возможно, многие не понимают тебя, но они и не находятся в твоей ситуации. Помни, что ты хозяйка своей жизни. Может, сейчас тебе кажется, что выхода нет, но я надеюсь, со временем ты его найдёшь. Нам даётся лишь одна жизнь. Не упусти возможности изменить ее. Зачем жить в страданиях?

В ответ мама только покачала головой и посмотрела задумчивым взглядом на стену, на которой висели часы. О чем сейчас она думает, я не знала. Могла лишь догадываться. А я думала о том, как бы хотела помочь ей изменить жизнь. Увезти куда-нибудь далеко-далеко. Чтобы она смогла отдохнуть и увидеть, что все может быть совсем по-другому. Жаль, что я бессильна. Жаль, что не могу творить чудеса. Я бы все сделала, чтобы эта хрупкая и очень дорогая мне женщина почувствовала себя счастливой.