Читать книгу Волчий интерес - Мария Зайцева - Страница 6

– Так, говоришь, братишка? Сколько ему? – я лежу, привалившись к спинке кровати, перебираю перепутанные пряди темных волос… Надо же, чистый шелк. Разве так бывает?

– Восемнадцать… – бормочет устало Лари, скользит пальчиком по моей груди.

Судя по всему, жест этот невольный, не от разума идущий, а от нутра женского, требующего приласкать своего мужчину.

И она сама не понимает, что делает на инстинктах. А я вот понимаю, немного даже радуюсь этому и в то же время чуть досадую, потому что не получилось из меня жесткого зверя, не сумел довести все до конца, взять полностью в том размере и темпе, что планировал…

А все потому, что волк внутри – натура прилипчивая и до ласки охочая… И, вместо того, чтоб мучить, заставляя делать, как ему угодно, все мягкостью брал, не напором диким и жестоким, а обволакивающим теплом, сладким и тягучим.

Так что не сможет моя насильная любовница восплакать о доле своей женской, о звере жутком, терзающем ее больно и долго…

Нет, если б одним разом ограничился, самым первым, то, наверно, могла бы… Хотя, я все же постарался даже тогда на славу, пробуждая в ней женщину.

Ну а потом…

Потом вообще все не так пошло, как планировалось.

Лари сжималась, мужественно готовясь принять свою печальную участь, и мне от этой вселенской скорби на бледном личике стало дико смешно.

Она смотрела на меня, упираясь кулачками в плечи, и выражение жертвенности постепенно сходило на нет… Потому что невозможно изображать из себя жертву, когда палач захлебывается от смеха и ничего не делает!

А я именно захлебывался.

И именно ничего не делал!

Просто лежал, не пуская ее на волю, смотрел в полные скорби о судьбе своей женской глаза… и ржал, как мой конь Джордан.

Подозреваю, что морда у меня в этот момент тоже на лошадиную была похожа, но остановиться я не мог.

И, в итоге, дождался, когда краска ярости затопила хорошенькое личико Лари, а кулачки ударили по груди совсем не жертвенно, а очень даже по-боевому!

– Как ты?.. Да кто ты такой?!.. – закричала она, вырываясь из моих лап со свирепостью пумы, – как ты смеешь? Скотина! Гад! Бессовестный лжец!

Все еще смеясь, смаргивая слезы веселья с глаз, я перехватил запястья, опять растягивая ее под собой, и принялся жадно вылизывать шею и розовое от гнева ушко, урча словно кот:

– Я – никто, миледи, никто, простолюдин, грязь под ногами, животное… И это животное вас сейчас драть будет…

Шепча всякие пошлости, добрался до обнаженной груди и сходу куснул за сосок.

Лари тут же замолчала и, жалко ахнув, выгнулась подо мной, пытаясь царапать ладонь.

Но это уже было чисто инстинктивное, бессознательное.

Она вся дрожала, словно в лихорадке, совмещая нерастраченную злость, жалость к себе на принуждение и невольное желание тела получить побольше ласки.

И я старался. Ох, как я старался!

Ни одного участка нежной белой кожи не оставил необласканным!

Когда спустился ниже, дурея от легкой металлической ноты в запахе женского возбуждения, пришлось убрать ладонь с запястий, и Лари тут же зарыла пальчики в моих волосах. И нет, не отталкивая! Вообще нет!

И только, когда я накрыл губами нежную сердцевинку в самом низу, она жалко дрогнула и попыталась свести ноги, выстанывая:

– Нет… Нет же… Там… Кровь…

Я приподнялся на локте, оскалился по-волчьи и прохрипел:

– Звери любят кровь, миледи…

И тут же доказал это действием…

Кстати, от крови реально сошел с ума, потому что дальше случился легкий провал в памяти, и осознал я себя только уже на коленях, жестко вбиваясь сзади в стонущую и извивающуюся Лари. И стонала она не от боли! Ну, разве что немного…

И потом плакала не от унижения… И кричала не от ярости…

И теперь ласкает меня не потому, что так требую, а потому что сама хочет. Хоть и не осознает этого. Это как инстинктивная благодарность самочки за доставленное удовольствие. А удовольствие она получила. И, если не ошибаюсь только, не один раз даже.

Я смотрю за окно, прикидывая, сколько еще времени у нас осталось. Еще несколько часов точно…

Хорошо… Это хорошо…

Найду ее недоросля-брата и потом получу благодарность. Сладкую, такую сладкую благодарность…

На целую неделю. Наемся, нажрусь, успокою зверя, уже, похоже, посчитавшего ее своей. И отпущу. Пусть живет себе счастливо, найдет мужа – себе ровню, нарожает ему благородных щенят…

Волку не нравятся мои планы, но я привычно затыкаю оскаленную морду кулаком. Прошли те времена, когда я шел у него на поводу. Он – всего лишь мой инстинкт, голый животный инстинкт, доставшийся в наследство от неведомых предков…

А я – не зверь, что бы по этому поводу ни думали многочисленные мои “друзья” и “доброжелатели”.

– И как его имя?

– Лар…

Пальчики скользят, нежно-нежно, обвивают шерсть на груди, чуть боязливо касаются сосков…

Она вкусно пахнет. Мной и сладкой северной ягодой, я не знаю названия, один раз у Карса пробовал… Морозная свежесть и нежность…

Щеки розовые от недавнего удовольствия… Как она кричала… Ох… Давно со мной в постели так женщины не кричали…

Облизываюсь, ощущая, что от воспоминаний о недавних любовных утехах опять все внутри поднимается. Да и снаружи, впрочем, тоже.

И она это скоро заметит. Интересно, как отреагирует?

– Имя какое… Ты – Лари, он – Лар… Родители ваши, похоже, не мучились с выбором…

– Не мучились… – голос ее странно подрагивает, и я делаю в памяти зарубку, выяснить, что с ее родителями. Хотя, понятно, что ничего хорошего, раз она со своим братом-недорослем одна в такой заднице мира, с охраной в виде смертельно больной компаньонки. Кстати, компаньонка она так себе… Подопечная тут с волком в кровати валяется, а она не хватилась до сих пор…

Но вопросы задавать не буду, оно мне не надо, зачем будоражить раньше времени?

Я ее еще планирую повалять…

– И что он утащил, твой братишка? Мне просто надо понимать, где искать концы, если уже продал.

– Он… Он унес фамильные драгоценности…

– Хм-м-м…

– Он хороший! – Лари приподнимается на локте, смотрит мне в лицо с вызовом, – просто… Просто идеалист. Понимаешь? Он думает, что сможет… Впрочем, неважно…

Я делаю себе еще одну зарубку. Потому что в восемнадцать лет быть идеалистом – это естественно. А вот утаскивать у сестры драгоценности для непонятных целей… Короче говоря, сильно сомневаюсь я, что он настолько хороший, как до сих пор считает его сестричка.

Скорее всего, она просто многого о нем не знает…

– Да, неважно, – соглашаюсь я, чуть двигаясь и замечая, что аристократочка в упор смотрит на мой пах, где вполне уже обозначено намерение на продолжение ночи.

Она облизывает губки, медленно переводит взгляд на мое лицо, в глазах неверие и ужас:

– Ты… Ты еще не насытился? – в дрожью в голосе уточняет она, и щеки тут же загораются красным.

Это так красиво на белой коже…

– Как видишь, – скалюсь я, беря ее за ладонь и кладя туда, куда сейчас особенно сильно хочется, – можешь даже проверить…

– Но… – она не двигает рукой, но и не убирает ее, что уже огромный шаг вперед, – ты мы же… Ты же…

– Миледи, – вежливо отвечаю я, разворачивая ее к себе боком и приподнимая за бедро, чтоб удобней было, – я вам уже говорил, что ночь только начинается. И я намерен получить аванс полностью. Вы готовы?

– Я… – она опять облизывает губы, не подозревая, в какую бездну спихивает меня этим простым, невинным движением, да и себя тоже, отводит стыдливо взгляд, – я… Не думаю, что…

– Вот и не думай, миледи, – грубовато обрываю я ее, скользя мягко в глубь нежного, трепещущего тела, вырывая из груди тихий, жалобный стон. Ей больно, конечно больно… Но я это все сейчас компенсирую… – Вредно женщинам думать в постели. – И, делая первый, мягкий пока еще толчок, добавляю, – и вообще вредно… думать…