Читать книгу Моя семья. И другие рассказы… - Марк Агабальянц - Страница 5

Юрий Рабинович…

Ему повезло – он мудр, и этой мудрости всегда есть где проявиться. Мы советуемся с ним и тем из нас, кому хватает терпения прислушаться, воздаётся сторицей: поступая, как он сказал – мы поступаем мудро.

Он чувственен и сентиментален. И тут ему повезло – жизнь наградила его достойными женщинами, которых он любит и которыми он любим. Ей-богу, не всем это дано – ну так, чтобы совпадало.

Он любит детей и их есть у него. Я знаю двоих, родных – двоих, но, возможно, не всех… А сколько ещё не родных по крови, но детей обоюднопривязанных по-родственному.

Ему повезло. Да, конечно, трудное военное детство, голодная эвакуация, постоянное безденежье, квартирный вопрос, окружающая несправедливость, тяжёлые потери и трудные приобретения… Ему никогда ничего не даётся легко – вбиваемый гвоздь обязательно натыкается на арматуру. Но он вбивает его! Чуть-чуть не там, намного дольше и сильно с трудом, но, всё же, вбивает! И в этом ему повезло! Ведь гвоздь, вбитый запросто, походя – он и не ощущается победой, он забывается тут же. А у него каждый гвоздь – это достижение! Вон сколько у него этих достижений набралось! Дело ведь не в гвоздях, гвоздь – это метафора, а дело в победах.

Да, юмор! Я чуть не забыл про юмор, а это было бы непростительно с моей стороны – ведь юмор, это первое с чем он заходит в любой дом. Он так и знакомится сразу: «Юра, – и, протягивая открытую ладонь для приветствия, добавляет: – Рабинович». «Рабинович?! – не верит визави. – Тот самый?». И губы его расплываются в неуверенной улыбке, но уже готовые к потоку анекдотов. Ну конечно, это ведь то же самое, что сказать: «Здравствуйте, я Бендер»! И скромно добавить: «Остап». Не каждый день всемирно известный персонаж заходит в твой дом и вот так запросто раскрывает мешок смеха. Юра заходит и раскрывает. Он умеет это – анекдоты сыплются один за другим, к каждому случаю жизни, на каждую ситуацию. Но ведь это и есть – повезло! Чтобы фамилия и амплуа вот так совпали… Я иногда думаю, что, как кровинушка, на основании ближайшего родства и метрики о рождении, и я мог бы быть «Рабинович»! И понимаю, что нет. Вот я бы не смог. Эту фамилию ещё нужно уметь пронести по жизни, так, чтобы достойно. Так, чтобы было оправдано – почему. Он может.

Да ладно, кто про себя может так сказать – «Я добился всего, чего хотел!»? Он добился. Хотел играть на скрипке – и играет. И сколько всего играл, и с какими музыкантами, и в каких оркестрах! А скольких ещё и научил, в профессию ввёл! Столько имён, что и не перечислить.

Машины любит страшно – ездит. Сначала мотороллер был, на «Запорожце» потом, и на «Жигулях», и на мотоцикле. И на «Фольксвагене» попробовал. На моём, правда, но он его, практически, сам для меня купил и разок поездил. Опробовал… У него даже инвалидная коляска – не простая, какая-нибудь коляска, а настоящий скутер – «настоящий чемпион своего класса по проходимости и устойчивости»! Вот как о нём в инструкции сказано.

В общем, я что хочу сказать – ему повезло! Нам не повезло, потому что он умер… И как-то нам теперь нужно без него. Без его мудрости и юмора, без его жизнелюбия и сентиментальности, без его поисков правды и справедливости, без его стойкости и оптимизма. Оно-то есть всё это – он ведь не зря нас учил – но, как-то, становится трудно, когда учитель уходит. Уходит вдруг, и так неожиданно, и так навсегда.

Даже не то, что трудно, а немного страшно, что мы не сможем без него, забудем что-нибудь, а спросить уже не у кого. Что-то происходит и рука машинально тянется к телефонной трубке, к кнопке связи – ан нет… Не позвонить, не спросить, не свериться… Вроде, всё правильно запомнил, и рассуждаю в нужном направлении, но он как-то всегда правильно расставлял акценты. Вот развернёт тот же предмет под другим углом и всё становится на свои места. Повезло ему, умеет он это делать!

Умеет… умел… умеет.

Вот и с этими временами никак не определюсь – то в прошлом времени думаю о нём, то в настоящем. Теперь, наверное, нужно в другом времени – в «будущем навсегда». Есть ли такая форма времени?

Спросил бы сейчас…

…

Это было записано в феврале 2014-го… На одном дыхании, что называется «в один присест», в самолёте, в небе между Бен-Гурионом и Шереметьево, когда я возвращался домой после похорон моего любимого папы…