Читать книгу А жизнь всего одна, или Кухарки за рулем - Марк Ефимович Альперович - Страница 7
Глава 4. Институт
ОглавлениеТаким родился я, по счастью
И внукам гены передам —
Я однолюб: с единой страстью
Любил я всех попутных дам.
Игорь Губерман
Уже через пять дней после демобилизации Сергей сдал документы в Московский институт Стали и Сплавов и поселился в общежитии «Дома Коммуны» во 2-м Донском проезде. Шел 1957 год.
В это время в Москве проходил Всемирный фестиваль молодежи. Несмотря на небывалый соблазн, Сергей ни разу не вышел из своей каморки в общежитии, чтобы приобщиться к радостным встречам молодежи. Лишь краем глаза Сережа видел частицу этой эйфории, когда ездил для консультаций в институт.
Конкурс на некоторые факультеты МИСиС составлял 8—9 человек на место. Такого технические вузы не могли припомнить. Сергей, как демобилизованный, согласно новому закону шел вне конкурса. Администрация института, обеспокоенная будущим составом студентов, устроила для льготников жесткие экзамены, в первую очередь, по математике.
Ефим, используя тот факт, что сын его начальника, главного механика завода, также поступал в МИСиС, на протяжении всех Сережиных экзаменов находился в Москве. Он познакомился со значительной частью абитуриентов, поступающих вместе с Сергеем, и был в курсе всех текущих событий, происходящих в институте.
Экзамен по русскому языку прошел относительно спокойно. Четвертка, полученная Сергеем, его устраивала. Но когда начался экзамен по математике, взору Ефима открылась печальная картина. Те абитуриенты, с кем он успел познакомиться, имеющие в аттестате по математике преимущественно пятерки, проваливались на экзамене. Ефим подсчитал, что из шестнадцати сдававших этот экзамен только семеро получили положительную оценку, причем пятерки не получил никто.
Уже вышли все те, кто вместе с Сергеем зашел в аудиторию: кто радостный, кто понурый. А Сережа все еще безуспешно пытался решить данный ему пример.
Доцент Серов, принимавший экзамен, нетерпеливо поглядывал в сторону Сергея, но не решался отправить абитуриента восвояси, глядя на его форму младшего сержанта.
Наконец Сергей встал и подошел к экзаменатору. Тот глянул на листок и с удивлением заметил, что пример решен правильно. Он подозрительно оглядел аудиторию. Рядом с Сергеем никто не сидел и, следовательно, за него никто не мог решить пример.
– Что же так долго? – недоверчиво спросил он.
– Не мог найти правильный подход.
– Ну, ладно. Будем считать, что этот пример я вам не задавал. Сергей с удивлением посмотрел на доцента.
– Я решил пример сам.
– Ну, тогда вы должны решить сами и этот пример. Если вас не затруднит, решайте у меня за столом.
Через минуту Сережа правильно решил и этот пример. Доцент недоверчиво посмотрел на него, затем на листок, поданный Сергеем, затем на ближайшие столы. Никто не мог подкинуть ему решение. Но недоверие Серова не пропадало. Он стал давать новые примеры, с удивлением наблюдая, что абитуриент их мгновенно решает.
После того как младший сержант решил десятый по счету пример, Серов прошептал: «Невероятно». А затем, увидев удивленное лицо абитуриента, пояснил:
– Вы полтора часа решали первый пример.
– Но все же я его решил.
Сергей уже начал терять терпение. Серов улыбнулся.
– Еще минута – и я вам поставил бы неуд.
– Хорошо, что этой ошибки не произошло.
– В каких войсках служили? Что-то ваша эмблема мне незнакома.
– Эта эмблема топографических войск, причем настоящая, – с издевкой ответил Сергей.
Серов сделал вид, что не заметил иронии в словах абитуриента.
– Ну, служба в этих войсках, наверное, подобна службе в штабе? Сергей внимательно посмотрел в глаза экзаменатору и, едва сдерживая себя, сказал, чеканя каждое слово:
– Во время боевых действий топографические войска раньше разведчиков проникают на территорию противника, которую предполагается занять, чтобы на местности сделать топографические карты. А служил не в штабе, а в полковой сержантской школе. Другой такой школы в СССР нет.
– И что, все, закончившие службу в этой школе, имеют звание младшего сержанта?
– Почему же? Некоторые заканчивали в звании старшего сержанта.
– А что же вы так?
– Чины людьми даются, а люди могут обмануться. Вот вы мне хотели поставить двойку. А я, оказалось, неплохо подготовился к экзаменам.
Серов почувствовал характер в этом парне, первоначальное негативное отношение к нему изменилось на противоположное.
– Если я вам поставлю оценку «хорошо», этого будет достаточно для поступления в вуз?
– Да, – ответил Сергей. Но уже через минуту, когда получил зачетку в руки, пожалел об этом. Как бы обрадовался отец, если бы увидел, что его сын получил по математике единственную на сегодня среди абитуриентов пятерку.
А в это время Ефим успокаивал черноглазую красавицу Тамару, имевшую в аттестате только две четверки, а сейчас рыдавшую из-за полученной у профессора Базилевича двойки по математике.
Вид появившегося Сергея не прибавил оптимизма его отцу. Сергей был измотан настолько, что уже не хватало сил радоваться своему успеху. Отец необычно мягким голосом пытался успокоить сына. Сережа, молча, подал ему зачетку. Тот взял ее в руки, открыл и недоверчиво несколько раз прочитал запись, а затем его лицо озарилось радостью.
– Как тебе это удалось? Почему так долго отвечал?
В ответ Сергей лишь счастливо улыбался. Не часто радовал он своего отца.
Оставшиеся экзамены по физике и химии не очень волновали Сережу. Он считал, что вопрос поступления в институт теперь, с учетом того, что он идет вне конкурса, практически решен. Ефим был другого мнения. Он лучше Сергея знал реальное положение дел в стране, где даже основной закон – Конституция – зачастую не выполнялся. Вскоре сомнения Ефима получили реальное подтверждение.
После успешной сдачи всех экзаменов фамилия Сергея в списках, зачисленных в институт, так и не появилась. Вместо этого появился список абитуриентов, вызываемых на прием к ректору, в нем была фамилия Ицкович. Ефим обратил внимание, что среди вызываемых на этот прием русских фамилий не было.
Все экзамены Сергей сдавал в военной форме. В ней он и пошел на прием к ректору. Он уверенно зашел в кабинет и поздоровался.
Ректор Кидин с любопытством рассматривал Сергея.
– Командир отделения? – спросил он.
– Так точно.
– Устав знаете? – спросил сидевший за столом полковник с кафедры военной подготовки.
– Так точно, товарищ полковник.
– Но вы даже не спросили, о каком уставе идет речь.
– Все уставы знаю, – твердо ответил Сергей.
Члены комиссии засмеялись.
– Ну, тогда ответьте мне, – не унимался полковник, – на чем основана воинская дисциплина?
Ректор, улыбаясь, заметил:
– Он эти экзамены в армии сдавал.
Сергей, тем не менее, четко ответил:
– Воинская дисциплина основана на сознании каждым военнослужащим чувства долга и личной ответственности за защиту своей Родины, Союза Советских Социалистических Республик.
– Браво, – сказал полковник.
Ректор улыбнулся, встал и протянул руку Сергею.
– Поздравляю с зачислением.
У Сергея чуть не вырвалось: «Служу Советскому Союзу!»
– В группу электрометаллургов не могу вас зачислить, там одни медалисты. Вы зачисляетесь в группу металлургии стали. Будете хорошо учиться, появится возможность на третьем курсе перейти в группу электрометаллургов.
– Разрешите идти? – спросил Сергей.
– Идите, – улыбаясь, ответил ректор. – Вас там с нетерпением отец ждет. Он что, тоже металлург?
– Инженер-механик завода «Электросталь».
Последнее, что услышал уходящий Сергей, были слова одного из членов комиссии:
– Вот с такими ребятами теперь придется работать.
– Это далеко не худший вариант.
По улыбающемуся лицу Сергея Ефим понял, что сын зачислен в институт, и со слезами на глазах обнял его.
Из списка на прием к ректору были зачислены в институт только пять человек, а список содержал более тридцати фамилий.
Ректор лукавил, говоря, что группа электрометаллургов целиком состоит из медалистов. Володя Ганчо был зачислен в эту группу, хотя имел аттестат с тройками, но его брат был членом парткома института.
В группе металлургии стали, как ее коротко называли – мартеновской, был двадцать один студент, из них пять членов КПСС, демобилизовавшихся из армии. Шестым демобилизованным был комсомолец Ицкович. Двое демобилизовавшихся – беспартийные. Если Сергею было двадцать один год, то остальным демобилизовавшимся уже за двадцать пять. Все, кроме одного, поступившие в институт со школьной скамьи, были комсомольцами.
Был в группе один студент тридцати четырех лет, Лева Лебедев. На вид ему было значительно больше. Он побывал в немецких и советских концлагерях. Лева состоял в рядах западно-украинских националистов, встречавших немецкие войска хлебом и солью в надежде на то, что Германия предоставит Западной Украине независимость. Когда же националисты убедились, что это не входит в планы фашистов, они начали партизанскую войну против немецких войск и оказались в концлагере. Американские войска освободили их из концлагеря. Но на второй день после возвращения на родину бывших заключенных вновь забрали и поместили уже в советские концлагеря. Там Лева сидел вместе с известными учеными, литераторами, правозащитниками. Здесь и проходил он свои университеты.
Была в группе и еще одна интересная личность – Геннадий Осипов. Невысокого роста, хорошо сбитый белокурый паренек окончил среднюю школу с серебряной медалью. В ходе лекций по математике и физике он неоднократно поправлял преподавателей, хотя, казалось бы, и не слушал лекторов, играя с Сергеем в «морской бой».
Партийная прослойка группы поставила перед собой цель – направлять и поправлять молодежь. В институте комсомольская организация имела большое влияние; без ее ведома деканат не мог лишить студента стипендии, исключить из института, дать место в общежитии и многое другое. Партгруппа посчитала целесообразным рекомендовать на должность секретаря комсомольской организации группы Сергея Ицковича. Комсомольцы не возражали. Впоследствии о своем решении члены КПСС неоднократно жалели. Рулить Сергеем им не удавалось, как не удавалось установить в группе армейскую дисциплину.
По вечерам в общежитии «Дома Коммуны» собирались группы студентов, чтобы попеть под гитару студенческие песни, чаще всего институтского композитора Заготы. На гитаре прекрасно играл Лева Коренев. Пели на этажах общежития те песни, которые вряд ли прошли бы строгую цензуру. Поэтому среди поющих никогда не было студентов-коммунистов. Институт Стали и Сплавов считался в Москве одним из самых политически надежных вузов.
У Сергея была слабая подготовка по черчению. В школе он вместе с учителем черчения и рисования пил пиво, за что получал только отличные оценки. Сейчас он хорошо понимал значение черчения для технической специальности, поэтому к предмету отнесся очень серьезно. Первое задание – шрифт. Сергею никак не удавалось сдать по нему зачет. Он уже десять раз переделывал задание, но безуспешно. Активная работа над шрифтом лишила его возможности заниматься другими предметами. Он не сдал зачеты по ряду основных предметов и был вызван в деканат для беседы.
Замдекана Кривандин Владимир Алексеевич, молодой, высокий, коренастый, светловолосый, с волевым лицом и большими серыми глазами мужчина, мастер спорта по парусному спорту, начал воспитательную беседу с того, что назвал демобилизованных воинов опорой института. Он поинтересовался, чем все это время занимался Сергей, почему не сдавал зачеты по основным предметам. Сергей сказал, что много раз переделывал шрифт. Кривандин попросил принести все варианты выполненной Сергеем работы. К счастью, они сохранились. Когда Сережа принес их замдекана и тот внимательно их просмотрел, его лицо стало хмурым.
– Оставьте все это у меня и готовьтесь к сдаче других зачетов.
Через день преподаватель черчения был уволен из института, а Сергею поставили зачет по шрифту. Но это оказалась не последняя встреча с замдекана.
Армия научила Сергея строго соблюдать установленный порядок. Однако некоторые молодые преподаватели института предпочитали начинать свою деятельность с утверждения своих правил, отличных от общеинститутских.
Лабораторные работы по физике проводила молодая миловидная аспирантка кафедры. В других условиях Сергей не прочь был бы детально изучить женские прелести этой аспиранточки. Но данная особа оказалась настоящей фурией. Она потребовала от Сергея отчитаться за две последние лабораторные работы. Сергей сказал, что в институте существует порядок, в соответствии с которым студент обязан сдавать зачет после трех выполненных работ. Поэтому он сегодня это сделать не готов. Тем не менее, преподавательница не допустила Сергея к выполнению следующей работы.
Кривандин, который внимательно наблюдал за Сергеем, сразу же вызвал его к себе для беседы.
– Что-то наши встречи стали походить на регулярные, – начал он беседу. – Вы, оказывается, еще и недисциплинированный человек.
– Извините, Владимир Алексеевич, но этим недостатком я не страдаю.
– Почему вы не выполнили требование преподавателя физики?
– Потому что ее требования не согласуются с общими требованиями института.
– Вы могли бы объяснить это молодому преподавателю, девушке, одного с вами возраста.
– Я пытался это сделать.
– Значит, вы считаете, что она нарушила порядок института? И с какой целью, по вашему мнению, она это сделала?
– Я могу не бояться быть откровенным с вами?
– Конечно.
– Я думаю, свои действия она связала с неудачными ответами на мои вопросы по физике.
– Вот как!
– Значит, не она, а вы задаете ей вопросы?
– Вначале спрашивает студент, а уж затем преподаватель.
– Я из-за вас уволил учителя по черчению. Если вас слушать, то надо увольнять половину преподавателей.
– Не знаю, как насчет половины, а определенную часть надо. И думаю, вы это знаете.
Кривандин ненадолго задумался. Сергей воспользовался паузой:
– Небольшой мой жизненный опыт говорит о том, что когда человек плохо знает дело, он нажимает на дисциплину. Так было на заводе, так было в армии, так, к сожалению, обстоит дело и в институте. Наверняка лучшие его преподаватели делают упор на максимальную передачу знаний студенту, мало заботясь о дисциплине.
– Вот что, товарищ философ. Постарайтесь со мною больше не встречаться здесь. Да, извините за вопрос. Почему вы все время ходите в институт в военной форме?
– Потому что не заработал на гражданскую, а из старой одежды вырос.
Кривандин немного сконфузился.
– Я не прощаюсь, чувствую, что в скором времени мы с вами встретимся.
– Если преподаватели института будут ущемлять мое достоинство, несомненно.
Кривандин вызвал для беседы и аспирантку. У них были неплохие личные отношения.
– Жалуются на тебя студенты, Мария, за то, что ты качество преподавания компенсируешь повышенной дисциплиной.
– Это Ицкович. Я не успокоюсь, пока его не отчислят из института.
– За что такая ненависть?
– Самоуверен, взгляд раздевающий. Вопросы задает такие, на которые заведомо знает, что преподаватель без предварительной подготовки не ответит.
– Ну, в этом отношении тебя, Мария, никто не поймет.
Мария продолжала, будто не слышала реплики Кривандина.
– Нахально демонстрирует свою сержантскую форму. Хотя бы погоны снял.
– А если ему нечего носить?
– Знаем мы таких бедняков. Что, у него отца с матерью нет?
– Они служащие, им бы себя прокормить.
– В общем, Владимир Алексеевич, я прошу тебя, по-дружески, помочь мне избавиться от этого студента.
– Ты очень злая, Мария!
– А ты очень добренький ко всем, кроме друзей, Володя.
Она встала и, не прощаясь, вышла.
Мария не допустила Сергея на следующее занятие, заявив, что отказывается с ним заниматься.
– Посмотрю, как вы теперь покрутитесь, младший сержант. Сейчас же пойду к Володе…
Она запнулась, поняв, что допустила промашку. Сергей прямо посмотрел ей в лицо, подумав, сколько все-таки злобы в этой молодой девушке.
– Что вы на меня так уставились?
– Вспоминаю пословицу.
– Вы даже знаете пословицы, товарищ младший сержант?
– Слово не воробей, вылетит, не поймаешь.
– У нас нет свидетелей, – нагло заявила она.
– Будут, – так же нагло ответил Сергей.
– Вон отсюда! – закричала она так, чтобы ее слышали студенты. – Вы ответите за оскорбление!
Сергей, ничего не говоря, повернулся и вышел. Он направился на кафедру электрометаллургии. Там работал известный ему еще по Электростали доцент Симонов.
Сергей заглянул в кабинет, Виктор Иванович был один.
– А, солдат, заходи. У меня пять минут свободного времени перед лекцией.
– Я надолго не задержу. Ты знаешь Марию с кафедры физики?
– Что, влюбился?
– Она в меня.
– Тогда ухаживать не советую.
– Что так?
– Папа у нее – большая шишка и за младшего сержанта дочь не отдаст.
– Что, это влияние папы распространяется и на ректора института?
– Ну, нет. Кидин у нас номенклатура, утвержденная ЦК КПСС.
– Скажи, а любовники у нее в институте имеются?
– Когда была студенткой, не знаю. А стала аспиранткой не без помощи кого-то с кафедры. Характер у нее скверный, но ссориться с ней пока никто не решался.
– А какие отношения у нее с Кривандиным?
– Не думаю, что любовные. Знаю, что оба увлекаются парусным спортом. Но сейчас, наверное, и это в прошлом.
– Спасибо, Виктор Иванович.
– Тебя, конечно, больше всего интересовали отношения с Кривандиным? Володя не настолько глуп, чтобы заводить любовные романы в институте, он далеко метит, а это может помешать ему в росте.
В коридоре Сергей столкнулся с Кривандиным. Деканат находился, как и кафедра электрометаллургии, на третьем этаже.
– А вы что тут делаете? – обратился он к Сереже.
– Занимаюсь разведывательной деятельностью, – улыбаясь, ответил Сергей.
– Зайдемте ко мне, разведчик.
В своем кабинете Кривандин стал кричать на Сергея.
– У меня музыкальный слух, Владимир Алексеевич.
– Так вот что, музыкант, за грубость по отношению к преподавателю лишаю вас стипендии на семестр.
– А если я скажу, что не грубил Марии?
– Во-первых, кто дал вам право так фамильярно разговаривать с преподавателем?
– Не понял. Она в разговоре со мной угрожала Володей. Я придерживаюсь ее стиля.
– Посидите без стипендии, тогда поймете, как надо себя вести в институте.
– Я привык в любом месте защищать правду и свою честь. Даже в гестапо требовалось два свидетеля для подтверждения обвинения.
– А я привык верить преподавателям.
– Я, Владимир Алексеевич, действительно ходил на разведку, чтобы выяснить, в чем сила аспирантки, о которой никто не отзывался положительно.
– Выяснили?
– В основном, да.
– Без стипендии ваша светлая голова примет, надеюсь, правильное решение, как бороться за свою независимость.
– Я понимаю, что в данном случае решение предшествовало обсуждению. Скажите, Владимир Алексеевич, если бы вас лишили хотя бы месячной зарплаты за упущения в работе, какая ситуация сложилась бы у вас в семье? А у меня стипендия – единственное средство к существованию.
– Ничего, в следующий раз будете умнее.
Сергей вышел, сильно хлопнув дверью так, что в ней зазвенели стекла. «Теперь будет стоять вопрос об увольнении из института за хулиганство», – подумал Сергей.
На следующий день ребята по группе сказали, что вывешен приказ о лишении его стипендии на три месяца за нетактичное поведение с преподавателем.
«Кривандин, видимо, еще не нюхал пороха», – подумал Сергей и записался на прием к ректору института на понедельник.
На следующий день появился новый приказ о том, что прежний приказ о лишении стипендии Ицковича, как раскаявшегося в своем нетактичном поведении по отношению к преподавателю, отменяется. Сергей так и не понял, что побудило Кривандина отменить приказ.
Первые курсы Сергей учился плохо. Сказывалась слабая школьная подготовка и стремление не ограничивать студенческую жизнь только учебой. Москва манила к себе массой соблазнов, в первую очередь, театрами и девушками.
Коммунисты группы зорко следили за Сергеем в надежде получить на него какой-нибудь компромат. На партбюро факультета они неоднократно ставили вопрос о необходимости переизбрания комсорга группы и, не получая поддержки, просили замдекана Кривандина в случае получения Ицковичем «неуда» не давать ему разрешения на пересдачу.
Сергей не обращал внимания на потуги недоброжелателей, жил своей жизнью, пытаясь комсомольскую работу в группе сделать интересной для молодых ребят.
В институте был объявлен конкурс на лучшую группу. Победители получали бесплатную недельную поездку в Ленинград. Учитывалась успеваемость студентов группы, уровень их занятости в общественных делах, активность на сельскохозяйственных работах в летние каникулы, результаты участия в спортивных состязаниях и художественной самодеятельности, а также лучшая организация студенческих вечеров.
Сергей, привыкший в соревнованиях добиваться максимальных результатов, с присущей ему энергией руководил деятельностью своей группы. Партийцы группы постоянно давали ему советы, которые он внимательно выслушивал и, как правило, через минуту забывал.
Для поднятия уровня успеваемости слабые студенты были прикреплены к сильным. Сергей прикрепил себя к Геннадию Осипову, который, по собственной инициативе, уже давно взял шефство над комсоргом.
Во время подведений промежуточных итогов конкурса мартеновская группа заняла первое место почти по всем показателям, включая выпуск стенной газеты, эффективную помощь подшефному колхозу, успеваемость и спортивные состязания.
Высокий балл она получила и за лучшую организацию студенческих вечеров. По инициативе Сергея студенты украсили одну из аудиторий института, выделенную для проведения вечера, и организовали выступление самодеятельности.
Но существовала одна проблема. В мартеновской группе были всего две девушки. Ребята обещали привести на вечер своих подруг, но сумел это сделать только один. Встала реальная угроза срыва вечера.
Сергей вместе со своим другом Геннадием Осиповым побежали к метро «Октябрьская» и там, на выходе, в полутьме, стали ловить подходящих с виду девчат и приглашать их на вечер. Через пятнадцать минут ребята вместе с приглашенными девчатами вернулись в аудиторию, из которой уже раздавались звуки танцевальной музыки.
За время их отсутствия народу прибавилось: пришли члены конкурсной комиссии, ребята конкурирующих групп и члены комитета комсомола. Вечер прошел на ура. А Сергей весь вечер с ужасом глядел на девушек, которых он выбрал в темноте. Почти все они походили на «ночных бабочек». Но ребят их вид не смущал, тем более что, девчата были веселыми и хорошо танцевали. После проведения вечера мартеновская группа была объявлена конкурсной комиссией победительницей в соревновании и на время зимних каникул поехала в Ленинград.
Член партбюро металлургического факультета и руководитель конкурсной комиссии, доцент кафедры металлургии стали Аншелес подкалывал своих партийных коллег из группы:
– А что, комсорг не только умеет держать удары, он еще и хороший организатор. Я подсчитал, что большую часть победных очков группе принес лично он.
– Но идеология у него не совсем партийная, – не сдавались коммунисты.
– Тогда не принимайте его в партии, если он туда рвется.
После победы в конкурсе Сергей был избран культоргом факультета. Для его оппонентов это был серьезный удар. Он с жаром принялся за организацию факультетских вечеров, стремясь сделать их оригинальными, не похожими на вечера других факультетов. Для вечеров институт арендовывал прекрасные залы, включая известные театры Москвы.
Сергей сам часто выступал на вечерах. Особенно показателен был один из вечеров, устроенных Сергеем в клубе фабрики «Парижская коммуна». Зал был красочно убран. По его периметру установили несколько прожекторов с вращающимися цветными стеклами. Стены раскрасили изображениями сказочных персонажей фосфоресцирующими красками. Оркестр находился в «аквариуме», представляющим собой куб, обтянутый марлей, наполовину окрашенной в синий, наполовину – в голубой цвет. Оркестранты облачились в костюмы золотых рыбок, взятые напрокат. В центре зала вращался стеклянный шар, отражающий свет прожекторов.
Студенты приходили на вечера большей частью для того, чтобы выбрать себе подруг. Но на металлургическом факультете девушек было единицы. Сергей договорился с культоргами института иностранных языков, текстильного и педагогического институтов, чтобы те раздавали билеты только внешне интересным девушкам. В этом отношении вечер в клубе фабрики «Парижская коммуна» напоминал импровизированный конкурс красоты. Девушкам раздавались карточки с именами литературных героев мужчин, юношам – с именами дам из литературных произведений. Татьяны искали в зале Онегиных, Ленские – Ольг, Ромео – Джульетт, Дездемоны – своих Отелл. Так молодежь знакомилась.
Вечера, организуемые Сергеем, получили в институте необыкновенную популярность. Почти ежедневно, проходя по коридорам института, можно было встретить объявление о вечере, проводимом каким-либо курсом или факультетом. Но только на вечера металлургического факультета достать билеты было для студентов проблемой.
В институте был эстрадный театр (ЭТИС). Он прославился своими постановками на всю студенческую Москву. На организованных Сергеем вечерах он нередко встречал руководителя театра Володю Решетникова, который очень внимательно изучал режиссерские находки Сережи. Другие вузы столицы начали приглашать Сергея в роли организатора студенческих вечеров.
Теперь Сергей зажил полнокровной студенческой жизнью. В отличие от многих сокурсников, свободное от занятий в институте время проводивших в читальном зале общежития, Сережа много времени отдавал посещению театров. В дни зимних каникул он делал это дважды в день, посещая и дневные, и вечерние спектакли.
В начале учебы Сергею не дали места в общежитии, и отец снял ему комнатку в районе метро «Аэропорт» у престарелой еврейки. Муж ее уже много лет был полностью парализован. Сергей наблюдал, как женщина целыми днями ухаживает за ним: меняет испачканное белье, моет, переворачивает его с боку на бок, чтобы не было пролежней, кормит с ложечки, и поражался благородству этой женщины. Если бы найти такую жену!
Во втором семестре Сергею дали место в общежитии «Дома Коммуны». Комнатка площадью чуть более четырех квадратных метров. В ней помещалось две кровати, две этажерки и письменный стол. Входные двери двигались на роликах. Эти комнатки студенты называли кабинами.
В «Доме Коммуны» было все необходимое для жизни: магазин, столовая с буфетом, кинозал, танцевальный зал, библиотека, читальня, различные мастерские по ремонту одежды, гладильня, кухни на каждом этаже и многое другое. Жизнь большинства студентов ограничивалась лишь институтом и общежитием. В общежитии они играли в карты, пьянствовали, занимались пустым трепом и развратом.
Значительная часть иногородних была из Подмосковья, и на выходные они уезжали домой. Общежитие пустело. Но зато каждую субботу и воскресенье в общежитии проводились танцы. Чаще танцевали под радиолу, реже под эстрадный оркестр. Сергей очень любил танцы, хорошо танцевал и далеко не всегда на выходные уезжал домой.
Тамара вернулась с Кубани в Электросталь и стала работать в магазине. Сергей, помня прошлую обиду, собирался окончательно прекратить с нею отношения, но девушка прислала письмо, в котором угрожала покончить с собой. Сергей всерьез воспринял эту угрозу и продолжал с нею периодически встречаться, но уже не чувствовал перед Тамарой никакой моральной ответственности. После танцев Сергей нередко вел своих очередных партнерш к себе в комнатку.
Однажды, приведя к себе после танцев девушку, пока возился с кипятильником, не заметил, как она обнажилась, а затем стала кричать: «Помогите!» У Сергея была одна замечательная черта: в сложных ситуациях его холодная голова принимала решение мгновенно. Он вытолкнул кричащую девушку из комнаты, бросил вслед ее вещи и закрыл кабину на крючок.
В выходные дни, проходя по длиннющему коридору общежития, можно было во многих кабинах слышать скрип кроватей, стоны и даже крики влюбленных. Строгое комсомольское начальство общежития предпочитало закрывать на это глаза.
Девушка не получила мгновенной реакции на свои крики. И, вероятно, поняв пикантность своего положения, когда она одна в коридоре, обнаженная, кричит, призывая на помощь, бросилась бежать к комнатке своей подружки, которая жила на другом конце коридора.
Навстречу ей из своей кабины вышел одногруппник Миша Травничек. Он был огромного роста, тяжеловат, с одутловатым от постоянной пьянки лицом и маленькими мышиными глазками, страшный бабник, давший ребятам слово в течение года переспать со всеми девушками своей группы. И уже добился значительных успехов в достижении поставленной цели. Миша учился в группе термистов, которая состояла в основном из девушек, причем многие из них были очень привлекательными. Но они, в основном, были москвичками, как и Миша. Тем не менее, он часто ночевал в общежитии у друзей или подруг.
Бегущая девушка попалась прямо к нему в лапы.
– Что случилось, Лена?
– Меня пытались изнасиловать.
– Кто?
– Сергей из 608-й кабины.
– Ну-ка, зайди ко мне, расскажи подробно.
– Я же голая.
– Заодно и оденешься.
Лена зашла к нему, а через несколько минут раздался ее душераздирающий крик, приглушенный затем, по-видимому, подушкой.
Примерно через полчаса в дверь кабины Сергея раздался стук. Он открыл дверь. В комнату ввалился Миша.
– Выпить есть?
– Нет.
– Жаль. Тут ко мне одна девушка жаловаться пришла, что ты ее хотел изнасиловать.
– Ну и что ты сделал?
– Всадил ей по самые яйца.
– Ну, а она как?
– Еще пару недель будет туда заглядывать. Ладно, поищу у кого-нибудь выпить. Да, и еще. Если ты взялся насиловать, делай все качественно, чтобы никаких жалоб. На меня, например, никто никогда из изнасилованных не жаловался.
В воскресенье в десять часов утра, когда Сергей в одних коротеньких трусиках делал зарядку с гантелями, в кабину постучали.
– Заходи, не заперто, – сказал Сергей, стоя спиной к двери и продолжая делать упражнения.
Дверь открылась, но стучавший в комнату заходить не спешил. Сергей оглянулся. В дверях стояла черноволосая девушка в коричневой шелковой блузке, заправленной в черную короткую юбку с поясом. Сергею бросилась в глаза удивительно тонкая талия в сравнении с довольно развитыми бедрами.
– Чем обязан? – ровным голосом спросил Сергей, продолжая сгибать и разгибать руки в локтях.
– Есть очень серьезный разговор.
– Ну, заходите. Чего стоять в дверях?
– Меня несколько смущает ваш вид.
– Какой нужно иметь вид для утренней зарядки?
Девушка мгновение подумала, затем вошла. Сергей снял с письменного стола доску и положил ее на кровать.
– Садитесь, а то на кровати сидеть неудобно. Она прогибается, слабая сетка.
Девушка села и теперь глядела на Сергея снизу вверх. Его короткие трусики позволяли при определенных движениях Сережи видеть часть их содержимого. Девушка пыталась застенчиво отвести глаза, но они, против ее воли, были устремлены на его трусики. Наконец, Сергей закончил упражнения и бросил гантели под кровать. На мгновение содержимое его трусов выскочило наружу. Сергей заметил изумленный взгляд девушки, но сделал вид, что ничего не произошло.
– Давайте знакомиться. Сергей.
– Софья.
– Еврейка?
– Это не имеет значения.
– Ты стесняешься своей нации? – Сергей решил перейти на «ты».
– Нет.
– Так почему же ты ее не называешь?
– Ну, я еврейка. И что из этого?
– Мой отец очень хочет, чтобы я женился непременно на еврейке.
– В нашей стране все национальности равны, а потому так часты смешанные браки.
– Ты, наверное, не помнишь 1952 год?
– А что было в 1952 году?
– Дело врачей.
– Что за дело?
– Твое счастье, что ты об этом не знаешь. А скажи, может еврей поступить в физико-технический или инженерно-физический институт?
– Среди моих знакомых никто в эти институты не поступал.
– И ты ничего не знаешь о Бабьем Яре, о восстании евреев в Варшавском гетто?
– Нет.
– Ты школу закончила с медалью?
– Конечно.
– А кто твои родители?
– Я к тебе пришла вовсе не для того, чтобы ты учинял мне допрос.
– А для чего же ты пришла?
– Я комсорг группы металловедения.
– Знаю.
– Откуда?
– Встречал тебя на семинаре в комитете комсомола.
– Ты что, тоже комсорг?
– Да, группы металлургов.
– Как же ты, комсорг, мог совершить такое преступление, как изнасилование девчонки?
– А ты уверена в том, что говоришь?
– На сто процентов.
– Значит, мне по закону полагается тюрьма?
– Можно вопрос решить полюбовно.
– Любопытно. Это, каким же образом?
– Восстановить честь девушки, женившись на ней.
– А если я этого не сделаю?
– Вылетишь из института.
– Ты никогда в жизни не ошибалась?
– В серьезных вещах нет.
– А если я тебе дам слово, что не делал того, в чем ты меня обвиняешь?
– Я не поверю.
– Давай договоримся с тобою так. Если я не сумею тебя убедить в своей невиновности, то выполняю любое твое требование. А если сумею, то любое мое требование выполняешь ты.
Софья молчала.
– Твое молчание говорит о твоей неуверенности.
– Хорошо. Я согласна.
– По рукам?
– По рукам.
– Но как ты мне будешь доказывать свою правоту? – перешла на «ты» Софья.
– Это мое дело.
– А если я не соглашусь с твоими аргументами?
– Согласишься.
– Ты такой самоуверенный?
– Нет, я просто уверен в своей правоте.
Сергей узнал в девушке подружку той Лены, которую он выгнал из кабины. Он решил вначале охладить пыл деятельной комсомолки, чтобы можно было с нею нормально разговаривать.
– Вот что, Софья, я пойду, умоюсь, а то от меня после зарядки потом разит, а ты почитай стихи или рассказ Толстого «В бане», у меня есть распечатка.
– Я слышала об этом рассказе, но не читала его. Говорят, это подделка под Толстого.
– А «Тысяча и одна ночь» ты читала?
– Конечно.
– А «Декамерон» Боккаччо?
– Я что, произвожу впечатление провинциальной дуры?
– Прости меня, но поведение девушек твоего возраста часто не позволяет дать однозначный ответ, поскольку девушки твоего возраста с интересом рассматривают порнографичеcкие фотографии, ходят в Дом кино, чтобы посмотреть западные эротические фильмы, с интересом гоняются за соответствующей литературой. А ты…
– А что я?
– Ты пытаешься решать проблемы, которые, мягко говоря, не в твоей компетенции.
– Постоять за честь подруги – это похвально.
– Но ты уже больше полугода живешь в студенческой среде, среди открытых нигилистов, и ничего из их жизни не поняла.
– Я поняла одно, что насилие ни в какой среде не оправдывается.
– Ну, в этом ты не совсем права. Ты знаешь слово мазохизм?
– Ты что, мазохист?
– Софья, попытайся усилием воли охладить свой разгоряченный ум. Посчитать для начала до ста. По поведению ты производишь впечатление фригидной женщины, хотя твой внешний облик выдает в тебе страстную любвеобильную женщину.
– Это что же в моем облике так тебя задело?
Софья пыталась успокоить себя, сосредоточиться. Но у нее это плохо получалось.
– Твое поведение мало сочетается с твоей внешностью.
– В чем же это не соответствие?
– Ты явный холерик, а пытаешься казаться флегматиком.
– Я никого не играю. Просто мне очень неудобно сидеть на этой доске. У меня все затекло.
Сергей подал Софье руку, и она, поморщившись, с трудом встала.
– Все отсидела на этой доске.
Сергей развернул ее боком и стал ладонью поверх юбки растирать зад.
– Что ты делаешь?
– Помогаю прийти тебе в форму.
– Так не поможет.
– Иди-ка сюда.
Он потянул ее за руку к кровати соседа.
– Ложись на живот.
– Что ты хочешь делать?
Сергей снисходительно улыбнулся.
– Ты слышала слово массаж?
– Слышала.
И Софья улеглась на кровать, сказав при этом:
– А то опять назовешь меня провинциальной дурой.
– Что у тебя затекло?
– Ноги выше колен.
– Понятно.
Сергей приподнял юбку, показались черные плавки с розовой вышивкой. Он стал нежно поглаживать ноги от ступней, постепенно переходя выше.
– Ты что, массажист?
– Я занимался тяжелой атлетикой и боксом, и там приходилось делать массаж друг другу.
– И какие виды массажа ты знаешь? – продолжала задавать вопросы девушка.
– Спортивный, различные виды медицинского, эротический.
– А этот для чего нужен спортсменам?
– Этот массаж приходилось делать девушкам.
– И как часто?
– Вот уж настоящий женский вопрос.
– Как же девушки реагировали на этот массаж?
– Ну, как ты реагируешь на массаж сейчас?
– Но это же не эротический массаж.
– Любой вид массажа содержит элементы эротического. На отдыхе в санатории огромные очереди на массаж. Я подрабатывал массажем, и в основном моими клиентами были женщины. Начинался массаж обычно с больного органа: спины, головы, шея, руки, иногда груди, а кончался…
– А тебе было при этом приятно?
– Это была моя работа. При этом меня мало интересуют женщины, которые не проявляют ко мне чувств.
Между тем руки Сергея уже дошли до колен. Софья лежала спокойно, будто бы ничего при этом не чувствовала. Сергей понимал, что девушка «дозревает». Но, не питая к ней чувств, где-то подсознательно намереваясь проучить не в меру активную девчонку, он не спешил ускорять события. С одной стороны, он не имел особого физического желания овладеть ею (слишком охотно в его кровать ложились девушки). С другой стороны, как опытный искуситель, отлично понимал, что одно неосторожное слово или движение – и податливая девушка может превратиться в пантеру. В страсти Сергей порою терял самообладание. Он становился грубым, ругался нецензурными словами, порою заставляя свою жертву совершать действия, которые на холодную голову казались бы ей пределом нравственного падения. Сейчас в нем действовал лишь опытный искуситель, которому доставляло удовольствие приближение к финалу.
– Ну, как? Cтало легче?
– Ты понимаешь, я отсидела не ноги, ноги у меня, слава бога, здоровые.
– Понял, не дурак.
Руки Сергея пошли вверх, достигли трусиков, затем добрались до резинок. Как бы невзначай касаясь пальцами края лобка, он внимательно следил за поведением девчонки. Он видел, как напрягалось ее тело после каждого такого «случайного» касания. Затем ладонь его целиком легла на лобок. И, не дав девушке осознать произошедшее, он неожиданно резким движением спустил ее трусики до колен.
– Что ты делаешь? – полу испуганно прошептала она.
Сергей понял, что девушка окончательно созрела. Теперь ею будет руководить не рассудок, а страсть и любопытство.
– Массаж.
– Это разве так называется?
Сергей молчал, его руки поглаживали плотные ягодицы достаточно внушительных размеров. Затем он стал круговыми движениями ладоней растирать бедра. Девушка дрожала как осиновый лист. Ее глаза молили отнюдь не о пощаде. Теперь Сергей стал возбуждаться сам. Девушка непроизвольно все шире раздвигала ноги. Сергей понял, что девушка находится в полной его власти. Он руками надавил на ляжки ног, и перед его глазами в полном великолепии открылась «амбразура». Он несколько секунд с удовольствием разглядывал ее, а затем поднялся с колен. Девушка продолжала лежать с широко раздвинутыми согнутыми в коленях ногами. Он нежно повернул Софью на спину.
– Ну, как? Легче ногам?
Девушка молчала, тяжело дыша. Ее тело дрожало. Она открыла глаза, и с мольбой глядела на Сергея.
– Можно переходить к эротическому массажу?
– А разве ты еще не перешел к нему?
– Еще нет.
– О, боже!
– Я не расслышал ответа.
Девушка продолжала молчать, лишь вздрагивала, когда его пальцы касались самых эрогенных зон.
– Если твое молчание – знак согласия, то обними меня, а то, чего доброго, пришьешь мне изнасилование.
Глаза девушки открылись, в них Сергей увидел настоящую ненависть. Софья застонала и вдруг с жаром обняла Сергея за шею и стала осыпать лицо и шею поцелуями. В это время живот ее производил конвульсивные движения. Девушка неожиданно резко поднялась, чуть не сбросив Сергея на пол, и начала целовать его грудь, затем живот. Ее широко раскрытые глаза все время следили за членом Сергея, который окончательно вывалился из плавок и стоял колом. Сережа повернулся боком лицом к девушке так, что член оказался на уровне ее губ…
…Когда Сергей, обессиленный, лег рядом, Софья еще не могла до конца осознать всего случившегося и продолжала производить глотательные движения.
– В ящике стола стоит недопитый коньяк… Выпей пару глоточков. Софья встала, достала недопитую бутылку коньяка и из горла выпила всю до дна. Затем взяла пару конфет и закусила ими. И вдруг с ужасом обнаружила, что дверь не была закрыта на крючок. Она поспешила это сделать. Затем присела рядом с Сергеем, наполовину обнаженная, и начала изучать его тело. «Какие прекрасные мышцы, – думала она, – какие красивые волосы. А член совсем не такой, как у Миши. У того он был огромный, с какими-то шишками на конце, и походил на булаву».
Софья с ужасом вспоминала, как Миша пытался вогнать в нее это чудовище. Она отчаянно сопротивлялась и в один из моментов сильно ударила его по яичкам. Он заорал благим матом и отпустил ее. Пока надевала на себя разорванную одежду, Мишка оправился и снова попытался втащить ее на кровать. Тогда Софа схватила стоящий на столе графин с водой и с силой ударила им по лицу насильника. Тот успел закрыть лицо руками, но графин разбился, и вода вылилась на него. Он на мгновение выпустил руки девушки, и она убежала.
– Я все равно до тебя доберусь, сука, – услышала она вслед.
«Найти бы парня, который сумеет защитить меня. Сергей от Мишки не защитит, хоть и крепкий с виду парень. А я, дура, пришла одна в кабину насильника, не подумав, что он может сделать со мною».
– О чем думаешь, красавица? – прервал ее мрачные мысли Сергей.
– Думаю о том, сумел бы ты защитить девушку, если бы с нею произошла беда?
– Что ты, Софья, ведь я же насильник.
– Ты обещал мне доказать, что это не так.
– Доказать я тебе докажу. Что, даже после близости со мной у тебя не изменилось обо мне мнение?
– У нас не было настоящей близости.
– Вот как ты считаешь! А у тебя с кем-либо была настоящая близость? Софья немного помолчала, а затем ответила:
– Не знаю.
– Как так?
– Меня пытались изнасиловать.
– И что, неудачно?
– Я ничего не понимаю в этом.
– Я могу подтвердить, что ты девственница.
– Но ты же не взял меня.
– Потому и не смог взять. Если бы ты меня полюбила и поверила мне, я мог бы попытаться разрешить все твои проблемы.
– С ним ты не справишься.
– Сила одолевает силу. Это мои проблемы.
– Докажи, что ты порядочный человек, и я буду делать для тебя все, даже мыть ноги.
Сергей улыбнулся.
– Тебе со мной не было приятно?
– Когда делал массаж, было приятно, а остальное – противно.
– Это с непривычки. Если будет следующий раз, ты обязательно захочешь начать с этого. – Софья с недоверием посмотрела в глаза Сергею.
– Многие девушки предпочитают именно это в качестве основного вида секса.
– Это почему же?
– От него не бывает детей. Можно совершать в любое время, в том числе и при месячных. Не нужно особых жилищных условий. Эстетически он наиболее чистый, а для девушки даже полезный. Кроме того, чувствуя, как ты возбуждаешь мужчину, невольно возбуждаешься сама.
– Это как?
– Ты, надеюсь, слышала слово оргазм?
– Конечно. Многие девушки, а как я читала, и юноши, искусственно вызывают его у себя, когда есть желание, но нет партнера.
– А ты когда-нибудь испытывала оргазм?
– Когда читала Мопассана и Декамерона.
– И все?
Софья потупила глаза.
– Не хочешь, не отвечай.
– Когда ты ласкал меня.
– Ну, значит, у нас будет все о’кей.
– А что бы устроило тебя?
– Если бы ты его испытывала при той форме близости, которая была между нами.
– Это правда?
– Конечно.
– Тогда проблем у нас действительно не будет… Ты испугался, что сделаешь мне ребенка, и поэтому меня не взял?
– Нет, не поэтому. Когда я увидел тебя обнаженной, ты очень понравилась мне. Я захотел с тобою длительных встреч, а для этого необходимо, чтобы ты захотела меня по-настоящему. К тому же, честно говоря, цель твоего визита пришлась мне не по душе. И я невольно хотел преподнести тебе урок. По односторонней информации нельзя принимать серьезных решений. И в интересах будущих отношений я решил охладить твой пыл.
– Ты доволен, что выполнил задуманное?
– Честно говоря, еще не решил.
– Так что, меня ждут новые испытания?
– Возможно. Но у тебя есть способ спастись бегством.
– И после этих слов ты продолжаешь считать себя порядочным человеком?
– Разве я оскорбил тебя?
– Ты опытный бабник и не последний дурак. Поэтому понимаешь, что может чувствовать девушка даже после «неполной» близости с парнем.
– Я полагаю, что любопытство заставит ее получить более полное представление о близости.
Софья задумалась.
– Вероятно, в твоих словах есть доля правды. Мы, идиотки, излишне любопытны. И по опыту своих подруг я знаю, что даже по отношению к насильнику вместо ненависти часто возникают совсем другие чувства. Вероятно, многовековая практика, при которой девушку выдавал замуж отец, не заботясь о ее чувствах, осталась в наших генах. Недаром существует пословица: «Стерпится, слюбится».
– Я так понимаю твой монолог: ты готова, несмотря ни на что, полюбить меня.
– У меня одно время было желание влепить тебе пощечину с соответствующим словесным заключением.
– Что же остановило тебя?
– Желание получить полное представление. Тебя такой ответ устраивает?
– Вполне.
– С одной стороны, я почувствовала, что тебе очень хочется понять, могут ли быть идиотками золотые медалистки. Ведь ты, наверняка, окончил школу без медали.