Читать книгу Концерт Патриции Каас. Далеко от Москвы - Марк Михайлович Вевиоровский - Страница 2

НА ПОДЛЕТЕ В САМОЛЕТЕ

Оглавление

Баранов знаком подозвал к себе Гришу.

– Григорий, у меня к тебе важное дело.

– Я слушаю тебя, дядя Саша.

И тон, и необычное обращение Баранова насторожили Гришу.

– Ты знаешь, у нас многое связано … с тем местом, куда мы сейчас летим…

– С городом Солнечный?

– Да, с так называемым приморским поселком Солнечный… И у меня, и у Лены…

Баранов задумался и замолчал. Гриша не рискнул напомнить ему о себе.

– Много всего хорошего … и грустного, порой очень тяжелого… Ты пойди, посиди с Леной, поговори с ней о чем-нибудь, попробуй отвлечь ее от воспоминаний… Очень тебя прошу…

– Хорошо, дядя Саша. Я пошел?

– Иди, мальчик, иди… А то мы с ней поцапались немного … поссорились из-за какой-то ерунды… да и напоминаем друг другу сейчас только о прошлом…

Гриша отправился в конец салона, где в одиночестве сидела Лена Карцева, невидящим взглядом уставившаяся в плотно закрытый шторкой иллюминатор.

– Лена, можно я с тобой посижу? – Карцева оторвалась от окошка и грустно улыбнулась Грише.

– Конечно, посиди. Устал? Мы уже скоро прилетим…

– Знаешь, я не так устал от полета, как от необходимости все время сидеть. Я бы сейчас с удовольствием побегал или даже занялся бы гимнастикой.

– Да, если ты согласен заняться гимнастикой – значит дело плохо! Пожевать не хочешь? Там финики остались – доедай.

– Не хочется, Лена. Я бы сейчас порисовал, да линию ровную не проведешь.

– А что бы ты сейчас стал рисовать? Если не секрет, конечно.

– Ой, Лена, не притворяйся! Сама знаешь, какие у меня от тебя секреты… Мне сейчас захотелось нарисовать Нику, плетущую венок.

Гриша провел рукой перед собой, как бы показывая своей соседке воображаемую картину.

– Она несколько раз просила меня, а у меня все не получалось… Сейчас бы получилось… Понимаешь, она сидит среди березок и плетет из цветов венок… И что-то напевает про себя… Ей очень хорошо и не надо ни о чем думать, и ветерок такой ласковый, и солнце не жжет через листву берез… И сидит она голенькая, как младенец, маленькая женщина и радуется … просто тому, что солнце – есть, что ветерок – есть, что цветы – есть, что она – есть…

Они помолчали.

– Наверное, это будет чудесный рисунок. Ты обязательно нарисуй его.

– Я постараюсь. И покажу тебе – получилось ли так, как мне хотелось. Радость и счастье передавать в рисунке труднее, чем горе, разочарование.

– Неужели? А у тебя есть рисунки, где горе?

– Есть, просто ты их не видела… Да и мало кто видел, папа только… Но я те рисунки тоже люблю…

– А я сейчас думала… о своей дочке, которая похоронена где-то здесь…

– У тебя была дочка? Ты никогда не говорила…

– Она родилась мертвая… а я еле выжила тогда, и ее похоронили без меня…

– Лена, милая…

Гриша обхватил ее руку, лаская и успокаивая. Лена крепко прижала обе руки к груди.

– Даже покормить ее … – из зажмуренных глаз ее капали слезы.

– Ну, Лена, Леночка, успокойся… А вы с дядей Сашей не пытались еще завести ребенка?

Лена отрицательно покачала головой.

– Мы не только не пытались… мы с Сашей… вообще ни разу…

– Тебе нельзя? – после короткой паузы спросил Гриша.

– Теперь-то, наверное, можно… только не могу я…

Она опустила руки, вытерла глаза и повернулась к Грише.

– И вообще, молодой человек, о чем это мы с тобой говорим? Ни рано ли тебе?

– Я знаю?

– Зато я знаю. Знаю, что ты очень много знаешь для своего возраста… знаю, что с тобой можно говорить обо всем и без скидок на возраст… знаю, что никогда ты никому ничего лишнего не скажешь… Только каждый должен нести свой чемодан сам, и никто не может в этом помочь…

– Чушь собачья! Всегда есть, с кем поделиться, кто поймет и поможет.

– Свиридов! – утвердительно сказала Лена, – Ты прав, есть и с кем поделиться, и кто поймет, и боль душевную разделит, только куда денешься от самой себя?

– А ты откинься, приляг, а я тебе колыбельную спою – ты и успокоишься.

– Гришка, милый ты мой! Какой же ты милый! Так бы и расцеловала всего! Ладно, ладно, не буду – знаю, как ты любишь эти «слюни»…

Она помолчала.

– Ты пошел бы к Саше. А то мы с ним поссорились … не помню даже, из-за чего… Поговори с ним, отвлеки от тяжелых мыслей… Наверняка он сейчас вспоминает…

– Оба вы – два дурака пара. А ну, пошли!

Гриша за руку потащил Лену вперед по салону, подвел к Баранову.

– Ну-ка, садись! Нет, не туда, – и он посадил Лену к Баранову на колени. – Вас, дураков, мирить, что-ли?

– Нас, дураков, мирить, что-ли? – повторила Лена, обнимая Баранова за шею.

Гриша снял с ног Лены туфли, поднял вверх подлокотник соседнего кресла и положил туда ее ноги.

– Что делает этот мальчик? – уткнувшись носом в шею Баранова прошептала Лена.

– Разве он что-нибудь сделал не так? – целуя Лену спросил Баранов и крепко обнял ее.

– И что бы мы без него делали… – поудобнее устроилась Лена на коленях Баранова.

– Укрыть вас? Не холодно?

– И погаси свет…

Гриша отправился обратно и сел на свободный ряд за Тоней и Свиридовым. Ему было почему-то грустно.

Тоня оглянулась на него, потом встала и пересела к нему.

– Что, Гришенька? Почему тебе грустно? Ты так хорошо помирил Лену с Сашей.

– Знаешь, чего мне сейчас захотелось? Чтобы меня взяли на руки так, как сейчас дядя Саша взял Лену…

– Так в чем же дело? – Тоня устроилась поудобнее, протянула руки, – Садись скорее!

Через несколько минут Гриша мирно посапывал, устроившись на коленях у Тони и положив голову ей на плечо. Тоня обхватила его руками, прижимая к себе, и улыбнулась обернувшемуся Свиридову.


Концерт Патриции Каас. Далеко от Москвы

Подняться наверх