Читать книгу КриБ,или Красное и белое в жизни тайного пионера Вити Молоткова - Марк Олейник - Страница 4

Вот чем может закончиться невинная прогулка по узким улицам магрибской медины. «Магрибская» означает «североафриканская», а «медина» – в прямом переводе просто «город», на самом деле – его старинный центр. Это все объяснила мне моя знакомая княгиня. Которая… но лучше, как она говорит, начать ab ovo, то есть «от яйца» – в смысле с самого начала.

Завязку вы уже знаете, но не знаете, что все мы, обалдевшие от знакомства со всамделишной княгиней, прямо вцепились в нее. Это же как с персонажем из книги познакомиться! Например, с Бабой-ягой. Хотя в нашем случае совсем наоборот, потому что кроме удивления нас переполняло еще и сильное чувство благодарности.

Вся наша семья скакала вокруг княгини восторженными зайцами. Потом папа отвел всех в ресторан, и мы сели, разглядывая ее и желая задать сразу сто тысяч вопросов.

– Дело в том, – сказала княгиня, – что я прожила здесь всю жизнь и хорошо знаю местных людей. Они без зазрения совести украдут у вас деньги, но обижать женщину здесь не принято, и вы, мон шер, – это она обратилась ко мне, – сделали единственную возможную и правильную вещь, встав на защиту чести своей сестры.

У меня аж коленки задрожали от удовольствия! Меня еще в жизни никто не называл моншером, а тем более не хвалила настоящая княгиня. Я зашмыгал носом и, наверное, покраснел.

– Когда я им это объяснила, исход дела был решен, – закончила она.

– Но как? – удивилась мама. – Как же это вы прожили здесь всю свою жизнь? – мамин бидонный голос выражал удивление страшной силы.

Белая старушка дотронулась до броши на кружевной блузке и улыбнулась.

– В этом нет ничего странного, – сказала она. – Мои родители бежали и оказались в конце концов в Касабланке. В «белом городе», в котором уже очень много лет назад родилась я.

– А от чего, от чего бежали ваши родители? – не унималась мама.

– Как же? – удивилась княгиня Трегубова. – Конечно, от большевистского мятежа. От диких красных орд.

«Вот так номер», – подумали мы разом и уставились на папу, который молчал и пламенел, как стяг. Удар был силен: называть мятежом диких орд любимое, можно сказать, святое для папы предприятие! Я подумал было, что папа сейчас задушит нашу спасительницу, что будет не очень вежливо. С другой стороны, я порядочно растерялся. Пусть я и не такой, как папа, певец коммунизма, но если самая родная душа прославляет именно такое дело, значит, и я за него.

Папа поднялся, навис над княгиней, как утес, и сказал:

– Буду очень рад, если вы составите нам компанию в путешествии. Конечно, если у вас есть свободное время.

– С удовольствием, – ответила княгиня. – К несчастью, свободного времени у меня хоть отбавляй.

Вот так Зинаида Андреевна стала не только нашей знакомой, но через некоторое время почти членом семьи.

Она проехала вместе с нами по марокканской земле и столько всего интересного показывала и рассказывала, что рот у нас четверых почти никогда не закрывался. Разве что иногда во время еды или во сне – хотя последнее точно не известно, ведь никто себя во сне не видит.

«А как же папа?» – спросите вы. Ну или я сам спрошу, потому что, не скрою, его предложение княгине присоединиться к нашей компании поразило меня до глубины души. А папа молчал, несмотря на то что все ему задавали разные вопросы, – и я тоже задавал. Все мы немного волновались, ожидая какой-нибудь неожиданности или даже взрыва.

В общем, он промолчал целый день и заговорил, только когда мы оказались в Легзире – это такой курортный поселок на берегу Атлантического океана.

Мы с папой гуляли по пляжу, прошли под знаменитой каменной аркой – в общем, было красиво и удивительно. И тогда папа сказал:

– Я молчал целый день, потому что хотел разобраться.

– Ну и как? – поинтересовался я. – Как твои успехи?

– Хорошие, – папа рубанул ладонью. – Подходящие успехи. Не могу же я воевать со старушкой, пусть и дворянского происхождения. Потому что я готов бороться с эксплуататорами и белогвардейскими бандитами, но не со старой женщиной. Красные – люди хотя и простые, но благородные.

– Понятно, – протянул я, хотя мне не все еще было ясно. Радуясь, конечно, что взрываться папа не будет. – Так ведь она чуждый элемент, – вовремя вспомнил я одно из любимых папиных выражений.

И вот тут он меня совсем огорошил.

– Понимаешь, – сказал он, – эта белогвардейская старушка никогда не была на родине и не видела, например, мой красный завод. Как же у нее могут глаза открыться? Как же она может узнать, что коммунизм – это счастье для всех людей в мире?

– Конечно, – согласился я. – Конечно, не может.

– Но мы это поправим, – папа снова энергично махнул рукой, словно давая кому-то по шее. – Мы ее увезем с собой в Москву, я ей покажу завод, и глаза у нее обязательно откроются.

А тут как раз подошли мама, княгиня и Клара, которая под влиянием Зинаиды Андреевны стала поживее и перестала без конца пялиться в телефон. Папа орлиным взглядом окинул атлантический закат и сделал свое предложение.

– Я всю жизнь мечтала побывать на родине, – сказала княгиня. – Но, к сожалению, у меня недостаточно для этого средств.

– Средства?! – захохотал папа. – Мы, коммунисты, всегда готовы прийти на помощь своим товарищам!

– Боюсь, – сказала княгиня, – слово «товарищ» ко мне не очень применимо.

– Папа щедрый, – пискнула Клара. – Он и господам помочь может. – Щеки и лицо стали у нее цвета заката, потому что фраза получилась довольно глупой.

В общем, так или иначе, а княгиню мы уговорили, и я оттого, что она согласилась, преисполнился такого энтузиазма, что никак не мог заснуть, вылез в конце концов в окно и долго бродил по пляжу. Слушал шуршание прибоя и смотрел на яркие белые пятнышки в воде: то ли это звезды отражались, то ли какие-то фосфоресцирующие существа вели свою ночную жизнь.

– Я должна кое-что объявить, – сказала Зинаида Андреевна на следующее утро за завтраком, когда в окно лился свежий океанский бриз, сияла белизной крахмальная скатерть, а тосты с апельсиновым джемом упоительно хрустели. – Дав согласие поехать, – продолжила княгиня, – я поддалась чувствам, не в последней степени связанным с тем, что я привязалась к вам и полюбила вашу семью. Однако щепетильность подсказывает мне, что все-таки я не могу принять такое щедрое предложение без условий.

– Какие условия? – удивилась мама.

– Самые простые, – княгиня обвела нас всех взглядом. – Я поеду с вами, только если смогу отплатить чем-либо. Поэтому я предлагаю, – обратилась она к родителям, которые сидели рядом, словно собрались фотографироваться, – свои услуги в качестве бонны. Так это называлось прежде. На современном языке – если вы примете меня няней для ваших детей. Я могла бы кое-чему научить их. От манер, – я шмыгнул носом и моментально убрал локти со стола, – до французского, немецкого или арабского языка, которыми я владею свободно.

– Ах, – пролепетала Клара, а я с неуместным хрустом откусил еще кусок тоста, после чего замер. Я давно знаю: если начать слишком веселиться, то даже совсем близкая радость может улететь, как бабочка.

– В целом, – бидон маминого голоса зазвучал таинственно, и все поняли, что дальше она еще не придумала, что сказать. – В целом, – повторила мама и строго посмотрела на папу.

– А я не против, – произнес папа залихватски, словно собирался следом запеть или бросить шапку на пол. После чего подмигнул как-то всем сразу. – Мы, коммунисты, за знание и обучение. Это нам завещал великий Ленин. Кстати, – снова подмигнул папа, – и арабский пригодится.

– Да, – гулко подтвердила мама, поняв, куда ветер дует. – Чтобы общаться с угнетенными. Правильно?

– Правильно! – сказал папа. – А теперь купаться. Закаляйся смолоду! – В этот раз он подмигнул мне индивидуально. И мы пошли к океану.

Мы плавали и брыкались в волнах, которые тоже брыкались, как сильные рыбы, а на берегу в кресле, принесенном из отеля, сидела княгиня. Вся в белом. Я не описал ее толком, но если вы в состоянии представить себе стопроцентную княгиню – то да, вот именно так она и выглядела.