Читать книгу Защитники прошлого - Марк Рабинович - Страница 4

Им не помочь, тебе уже их не спасти,

Здесь нам с тобой дано лишь наблюдать.

Ведь в этом роль твоя на скорбном том пути

Так стисни зубы и терпи, солдат.

Вам приходились когда-либо водить антикварный "Опель-кадет" по дорогам нацистской Германии? Вряд-ли… А вот мне довелось. Вскоре после визита в Аненэрбе и знакомства с рейхсфюрером, наш автомобиль уже бодро пожирал километры и лимитированный бензин по пути на восток. Наши сопроводительные бумаги нагло заверяли что податели сего выполняют исключительно важное задание во славу Рейха. Конечно, бумага все стерпит и такой внушительный текст мог бы только вызвать подозрения у любого мало-мальски мыслящего патрульного. Мог бы, если бы не печать Аненэрбе под хорошо известной в СС, да и во всей Германии подписью. Красивым, размашистым почерком, с аккуратным наклоном и подчеркивающей чертой, там значилось: "Himmler". Не забыта была даже точка над i. Вот эта-то точка и открывала нам все двери. Правда, два кандидата в эсэсовцы на таком важном задании выглядели несколько подозрительно. Поэтому, Юрген купил нам петлицы в ближайшем берлинском магазине военной одежды. Теперь я, как и Карстен, стал "манном" – рядовым СС с простыми черными погонами. Сам же Юрген, будучи унтерштурмфюрером, носил погоны с серебряным шитьем и темно-зеленой окантовкой. Такая окантовка означала "зондерфюрера", то есть специалиста невоенной профессии. Признаюсь, археолога в погонах я ожидал встретить лишь в страшном сне, или, что по сути то же самое, в нацистской Германии.

Унтерштурмфюреру, при наличие рядовых, не полагалось самому водить машину, поэтому пришлось выбирать между мной и Карстеном. Выбор был прост, потому что фиктивный герр Кауфман в глаза не видел ручную трансмиссию, несмотря на то что был европейцем, а вот мне-то как раз приходилось водить армейский "Хаммер". В результате за руль сел я, а Юрген с картой на коленях выполнял роль программы-навигатора. "Опель-кадет" – это отнюдь не гиммлеровский "Майбах" и все же я начал лучше понимать тех, кто всем автомобилям предпочитает немецкие. Мотор гудел ровно, без перебоев, а к рулю без гидроусилителя я быстро привык и даже начал получать удовольствие от германских автобанов. Но со скоростной дороги на Штеттин мы вскоре свернули на более скромное шоссе, ведущее в сердце той страны, которая еще недавно была Польшей. Езда на "Опеле" по хорошо уложенному асфальту расслабляла, но все же это была враждебная страна и во мне начали пробуждаться давно забытые инстинкты. Внезапно, откуда-то из глубины подсознания выскочила мысль о том, что открывающиеся назад дверцы "Кадета" открывают прекрасный сектор обстрела. Было это, впрочем, совершенно бессмысленно, так как оружия у нас все равно не было, если не считать юргеновский "вальтер" без патронов, да и подпись рейхсфюрера была посильнее иного пулемета. К тому же, на территории Германии блокпостов мы не встретили. Ситуация изменилась после того, как мы пересекли границу Генерал-Губернаторства. Теперь это была оккупированная территория, обильно украшенная постами полевой жандармерии. Фельджандармы, со своими опереточными горжетами, украшенными имперским орлом, смотрелись совсем как в кино и меня не покидало чувство нереальности и несерьезности происходящего. Иногда я ощущал себя кем-то вроде персонажа бесконечного и нудного сериала про войну, который всегда побеждает врагов последним патроном в последний момент. Но бдительности терять не следовало и, разглядев еще издали очередной полосатый шлагбаум, я спешил разбудить Юргена или Карстена. Вдали от Бранденбурга австрийский говор последнего уже не смущал никого, наша форма смотрелась великолепно, сапоги были начищены до блеска, а подпись Гиммлера открывала все шлагбаумы. Поэтому мы немного осмелели и на одной из остановок я научил Карстена справляться с ручной трансмиссией. Теперь можно было и немного подремать в пути, так как польские дороги, хоть и уступали по качеству германским, но тоже были неплохи.

Европейские расстояния невелики и через пару часов после пересечения границы мы уже въезжали в Познань. На нас быстро навалился ранний зимний вечер и предложение поужинать было встречено с энтузиазмом. Как-то раз я побывал в Познани и кафе на площади Свободы оставило после себя не самое плохое впечатление. Вроде бы то кафе гордилось своей историей, уходящей в довоенные времена, и мы решили это проверить. И действительно, кафе уже существовало, но поужинать там нам не удалось. Когда мы туда подъехали, на фронтоне неоклассического здания прямо под вывеской "Кафе Аркадия" висела табличка "Nur für Deutsche13", а на самом здании висел красно-белый флаг, но отнюдь не польский, а перечеркнутый черной свастикой. Юрген с сомнением посмотрел на меня и мы решили не нарываться. Кроме того, нам еще следовало найти ночлег, потому что ночью на польских дорогах можно было запросто напороться на партизан одной из нескольких конкурирующих армий. В лесах скрывались бойцы просоветской "Армии Людовой", отряды "Армии Крайовой", банды "Народовых Сил Збройных" и прочие, более мелкие формирования. Каждый боец таких отрядов не задумался бы и на секунду, прежде чем зарезать человека в эсэсовской форме, и я их за это не винил. Но и с ночевкой было не так все просто. Парадоксальным образом нам были одинаково опасны как солидные центральные отели так и придорожные гостиницы. В приличном отеле следовало ожидать слежку и Гестапо могло обратить на нас, в особенности на меня, слишком пристальное внимание. В придорожных же гостиницах, ввиду отсутствия охраны, нас ждали неприятности от поляков. После недолгих размышлений мы все же решили остановиться в солидном отеле. Там, решили мы, нас будет хоть как-то защищать росчерк рейхсфюрера. Ничем похожим для поляков мы не располагали. Поэтому мы начали медленно объезжать площадь по брусчатке, посматривая по сторонам. Надо было, конечно же, спросить, но мы боялись привлечь внимание своей эсэсовской формой. На площади, которая теперь называлась Вильгельмплац, гостиниц не обнаружилось и Карстен свернул в узкую улицу. На углу я заметил указатель "Нойештрассе14