Читать книгу Жизнь продолжается - Марк Шабашкевич - Страница 2

Что такое любовь? – ты спросила меня.

Я в смущеньи молчал. Я не знал как ответить.

Ведь на этот вопрос твой, нетрудно понять.

Не ждала ты цитат из статейки в газете.

Как тебе рассказать о бессонных ночах,

О мучительных думах моих на рассвете,

И что руки твои ощутив на плечах.

Понимаешь: ты самый счастливый на свете.

Объяснить, как и выразить фразой какой,

Отчего так внезапно без всякой причины

Вдруг становится так хорошо и легко,

Словно вынырнул к свету их тёмной пучины.

Предо мною, как будто захлопнулась дверь.

Я ведь понял, что раз ты об этом спросила.

Раз не знаешь сама. То не любишь теперь.

Да и раньше, видать. Никогда не любила…

Ласкает мысль, что набранный курсивом

Твой стих тебя в поэта превратит.

Быть знаменитым хоть и некрасиво,

Но, ведь, приятно… И не повредит.

Давно пора романтики ушла —

Костры. В кострах картошка запечённая,

И грань, что разделяет сталь и шлак,

И песни про блатных и заключённых.

Уже привыкли дома не скучать.

И сериалы мыльные нам нравятся.

Но, вдруг, «ударит в голову моча»,

И хочется куда-нибудь отправиться.

Всю Антарктиду поперёк пройти,

И не считать, что это блажь и глупости.

Там Полюс Недоступности найти

И сделать его полюсом доступности…

Проходит всё, пройдёт и это,

Сказал когда-то Соломон.

Пустив слова эти по Свету

Их начертал на перстне он.

Проходит боль, проходит радость,

Проходит горечь от обид,

Проходит поцелуев сладость,

Проходит то, что нам вредит.

Проходит то, что было в моде…

Больнее же всего когда

Поймёшь, как быстро жизнь проходит.

И то, что это навсегда.

Сколько семечек лущено,

Ты поди – сосчитай.

Сколько в жизни упущено —

Просто бьёт через край:

Деньги, женщины, радости,

Власть, карьера, успех,

Славы ложные сладости,

Лести приторной грех.

Но осталась незыблемой,

Как незыблема кровь,

Из всего, что так вздыблено,

Сохранившись, любовь.

И я рад, что не сдвинулась

Надо мной её власть,

И меня не покинула…

Значит жизнь удалась.

На свидание с мамой я сегодня иду.

А свидания эти – раза два лишь в году.

И короткий, уж очень, у нас разговор.

Я всплакну, прочитаю по книжке «Изкор».

На скамейке в тенёчке чуток посижу.

И на мрамор безмолвно цветы положу.

Молча я говорю, мне молчанье в ответ.

Ухожу. И глядит мама молча мне вслед.

Коптилки из гильзы мигающий свет.

На завтра готовлю уроки,

А мне и восьми не исполнилось лет,

А в комнате холод жестокий.

Сегодня бумаги убрав со стола,

Включаю домашний компьютер

Мой верный товарищ, решая дела,

В часы превращает минуты.

И это не то, чтобы мне повезло.

Владеют им малые дети

Всего-то чуть больше полвека прошло,

И надо ж, чему я свидетель!

От жалкой коптилки до самых вершин,

До клонов, до скорости света.

Я всё это видел. И даже вершил

По мере способности это…

Кто знает, что такое счастье —

Любовь, богатство, красота?

Иль полнота над кем-то власти,

Иль бытом ставшая мечта?

Про счастье пишутся трактаты.

Я суть трактатов не усёк.

Пришедший в этот мир когда-то

Я просто счастлив, вот и всё…

Город юности

Я брожу по улицам пустынным,

Фонари разлили свет лимонный.

Где-то за углом ворчит машина.

Тень за мной ползёт в унынье сонном.

Город спит в молчание погружен.

Отражаем мокрыми камнями,

Свет реклам рассыпался по лужам

Красными дрожащими огнями.

Мелкий дождик в крыши бьёт упрямо,

Сверху тучи глыбами базальта,

Золотым узором в чёрный мрамор

Листья клёна липнут на асфальте.

Далеко в порту сирены воют,

Тщетно к чьей-то памяти взывая.

Ветер над трамвайною дугою

Звёзды-искры с провода срывает.

Город этот, где я рос и дрался,

Где играл в туземцев и пиратов,

Первый раз влюбился и расстался

В поезд сев со школьным аттестатом,

Где в приморский парк по воскресеньям

Я мальчишкой бегал на свиданья.

Где от грусти я искал спасенья

Пережив любовные страданья.

Где нашёл любовь свою большую,

Где мои потом родились дети.

И недаром про него пишу я:

С городом я прочно связан этим.

Я круглый сирота. Смешно. В мои-то годы!

Об этом говорить и вновь переживать

Ту боль потерь. С законами природы

Не спорят. И не нам законы закрывать.

И всё-таки, в груди, порой, заноет что-то.

И детство из глубин далёкое всплывёт.

И снова вся семья, отбросив прочь заботы,

Собравшись за столом, как будто, оживёт.

Вот мама режет торт, такая молодая,

Отец, надевший френч с медалью на груди.

Вот бабушка моя, усохшая, седая

Молитвенник раскрыв тихонечко сидит.

А вот моя сестра. Она всегда читает.

Её не оторвать от чтения никак.

Я так её люблю, и я всегда мечтаю

О том, что мы опять бумажный склеим танк.

И здесь же рядом я, мальчишка конопатый.

И для меня давно сосед—моряк кумир.

Я вижу мир вокруг прекрасным и богатым,

Не ведая того, как зыбок этот мир…

Народ мой – «гонимое племя».

Доколе терпеть круговерть

Несущую страшное бремя

Насмешек, погромы и смерть?

Доверив судьбу свою Богу,

Мы ждём избавленья века,

Не зная, как выбрать дорогу,

Которая будет легка.

Мелькает бегущее время,

Но давит по-прежнему гнёт

А вечно «гонимое племя»

Всё также страдает и ждёт.

Не скрасит его ожиданий

Ни сладость побед, ни успех.

Но выжив средь бед и страданий

Особым он стал среди всех…

Родившись и живя в стране

Борьбы и катаклизмов,

Открыл я действующий в ней

Закон социализма.

Не стоит много книг листать,

Он прост невероятно:

То, что должно бы благом стать,

Даёт эффект обратный.

Народ советский не постиг

И очень удивлялся

Тому, что благ он не достиг,

Хоть, вроде, и старался.

Напрасно удивлялся он

Терпя нужду и горе,

Там просто действовал закон,

С которым трудно спорить.

Теперь молюсь я, чтобы Бог

Не вняв дурацким стонам,

Мой Израиль предостерёг

От этого закона.

Пурим

Когда авантюристов куча

Всё разбивая в вихре шквальном,

Россию рушила замучив

В эксперименте социальном,

И сколько головы сложили,

А те, кто выжили, стонали,

По-человечески не жили,

Что есть другая жизнь, не знали.

От войн и голода устали,

Угрозы опасались НАТО.

Но выручил товарищ Сталин,

Им указав на виноватых.

Решил в Сибирь евреев выслать,

«От кар народных защищая».

И эта тень беды нависла.

Всех недовольных укрощая.

И было всё уже готово:

Бараки, списки для этапа.

Вождю осталось молвить слово,

Но тут Господь прибрал сатрапа.

Его, рыдая, хоронили,

Гадая, что же дальше будет.

И образ праведный хранили.

Ну кто за это их осудит?!

В толпе друг друга подминая

Народ в слезах и горе бился.

Евреи плакали не зная.

Что это Пурим повторился.

Мне ночью снился странный сон:

Военный чин с испитой рожей

Ко мне пристал. И хочет он

Меня за что-то уничтожить.

Пред ним тянулся я во фрунт

Стараясь как-то оправдаться.

А он считал, что это бунт,

О чём, нетрудно догадаться:

Мол, надо за родных вождей…

И до последней капли крови…

Но я проснулся по нужде

Прервав его на полуслове.

Когда б не мочевой пузырь,

Я мог бы до сих пор тянуться,

И всё нудил бы этот хмырь…

Как важно вовремя проснуться!

Всё больше сны играют в жизни роль.

Реальность заменяют сновиденья.

Как будто, зная тайну и пароль,

Вступаю я в другое измеренье.

Там окружают старые друзья,

Давным-давно ушедшие родные.

И там невольно совершаю я,

Противу смысла, действия шальные.

Сон может тайное порою обнажить.

А иногда он прошлое проявит.

Но вечно, ведь, нельзя во сне прожить,

Хоть сон бывает много лучше яви.

Ведём себя мы в жизни как во сне

Не зная, что в итоге с нами будет.

И спрятавшись внутри себя и вне.

Всё ждём, и ждём что кто-то нас разбудит…

Вчера весь день болело сердце,

Грозя непоправимым срывом.

И бесполезно мерить в герцах

Его сердечные порывы.

Оно всегда служило честно,

Не требуя к себе вниманья.

И, право, просто неуместно

Его винить в своих страданьях.

Трудилось, бедное, немало,

Не признавая жизни пресной.

И столько всякого вмещало,

Что просто не могло не треснуть…

В зарубежной русской прессе

Мой стишок.

Вряд ли чем-то интересен,

Вряд ли шок

Испытает там читатель

От него.

Просто тиснул мой приятель.

И всего.

Ведь в газете было место

Для стиха.

Может быть шедевра вместо.

Ха-ха-ха!

Пусть его мои знакомые

Прочтут.

Если я для них искомый,

Вот я тут.

Если вспомнят и узнают —

Хорошо!

Нет, так просто прочитают

Мой стишок.

Из восстановленного

Ну, что осталось от волос? —

Смотреть нет мочи!

Какой же ветер их разнёс? —

Обидно очень.

Такие грустные дела!

Что делать с этим?

Разбить бы, к чёрту, зеркала

На всей планете.

А, может, всё «переварить»

Как зло любое,

Себя под Бриннера* обрить

И стать ковбоем?…

* Юл Бриннер – известный киноартист (к/ф «Великолепная семёрка»)

Я обхожу район свой спозаранку.

И слышу в предрассветной тишине

Птиц щебетанье, кошек перебранку.

И это всё приятно слышать мне.

Пройдёт часок и солнце, рассыпая

Лучи, взойдёт. И мир заполонит.

А город постепенно просыпаясь,

Все эти голоса не сохранит.

Их заглушит он грохотом моторов,

Шуршаньем шин и визгом тормозов.

И всё заполнит шум крикливых споров

Торговцев. И отчаянный их зов.

Затихнет к ночи этот гром помалу.

Придёт покой во сне и наяву.

А утром повторится всё сначала.

И слава Богу! Значит я живу.

Кому нужны мои стихи? —

Пожалуй, только мне.

Они, быть может, неплохи,

Но всё же не вполне.

Прошло уже немало дней

(Я, правда, не считал)

С тех пор как в творческом огне

Я их друзьям читал.

Кто вспомнил хоть один мой стих?

И кто сказал хоть раз:

Нам очень не хватает их,

Порадуй ими нас.

Какой пассаж, какой удар!

И как же жить теперь?!

Расширен список разных кар