Читать книгу Рассказы - Maрк Шувалов - Страница 7

Поход подходил к концу, и Кошкины глаза становились все грустней. Но Сёма о принятом решении собирался сообщить ей только после определенных реальных действий, хотя ему до глубины души было жалко Кошку. Он пытался утешать ее, как мог, однако свою тайну до времени ревностно хранил.

После возвращения в кемпинг, все до единого, ребята ощущали какую-то невосполнимость прошедшего, его недосказанность и незавершенность. Притихшие и потерянные, сидели они у костра и не находили слов. Это раньше, когда каждый из них совершал свой первый сплав, эмоциям не было предела, сейчас печаль главенствовала над ними.

– Ну ладно, ладно, чего раскисать, – твердил смущенно Тим, хотя и сам, слушая гитару, не мог справиться с комом в горле.

Настал черед укладывать снаряжение в автобус, и Тим как ужаленный бегал из конца в конец, чтобы, не дай бог, чего не забыли, особенно медали и памятные подарки. Он никому не давал продыху, и только Кошку не трогал. Она сидела на парапете, в стороне, с отсутствующим взглядом.

Сёма был занят на погрузке лодок. Но он прекрасно видел и то, как Сонька склоняется к Катерине со своими бабским советами, и то, как Тим мимоходом пытается рассмешить Кошку, и даже то, что настырные бундесы все-таки пришли ее проводить. Ему хотелось накостылять немцам, однако Кошке наверняка было приятно их общество, и он сдерживался. К тому же Тим пару раз уже осадил его:

– Мы в чужой стране, не забывай.

Наконец-то распили последнее шампанское, прокричали на прощанье троекратное ура! и поехали. В автобусе Сёма держал Кошку за руку, но в ее глазах блестели непролитые слезы. Впрочем, девчонки тоже плакали, как и обычно после очередного похода. И только Семен не мог скрыть своей радости, ему не сиделось на месте, он готов был зацеловать Кошку до обморока, а приходилось лишь шептать ей на ухо:

– Ты помнишь, что у нас все будет хорошо?

Она кивала, но голову к нему все равно не поворачивала.

Тим, восседая на кресле начальника, обозревал команду с высоты и то и дело поглядывал на Сёму с Катериной. Много он видел послепоходных расставаний и пар видел множество, тех, что после бурных палаточных романов в обычной жизни так и не соединялись. Но ситуация с Сёмой и Кошкой особенно задевала его, ведь Сёма был его лучшим другом, а Кошка…, она всегда нравилась Тиму.

Он так и не успел переговорить с Семеном об этом. Впрочем, веселый настрой друга почти убедил Тима в том, что ничего серьезного у Сёмы к Катерине быть не может, а потому где-то глубоко в душе Тима разгорался огонек надежды на собственный успех у нее, так что он даже хотел, чтобы сейчас она посильнее обожглась.

По прилету в Москву также на автобусе их должны были развезти по домам. Сёме пришлось выйти раньше Кати. Она держалась изо всех сил, но нежный поцелуй Семена на прощанье сейчас только больнее ранил ее сердце.

Тим подсел к ней, когда она осталась одна, и взял ее за руку:

– Кошка, не грусти так сильно, пожалуйста, – сказал он, заглядывая в ее печальные глаза.

– Все нормально, Тим. Я уже взрослая девочка, – отвечала Катя.

– Помни, что на свете есть еще Тим. Это я на всякий случай тебе напоминаю. Мало ли что…

Она улыбнулась и поцеловала его в щеку:

– Спасибо Тим. Мне уже пора.

Он помог ей выйти и передал из рук в руки родителям, что встречали свою дочь с поцелуями и объятиями, а когда автобус повернул, и Кошка осталась где-то там, за углом, Тиму взгрустнулось не на шутку – даже в носу защипало.

А Сёма между тем, побросал свои вещи в прихожей, обнял бабушку, ожидавшую его дома, пока родители были на работе, и быстро поел, чтобы не обидеть старушку, после чего помчался купить газету с объявлениями. Все у него ладилось, сердце прыгало в груди как мяч, и Сёма оглядывался порой вокруг, удивляясь – то ярко оранжевому апельсину на подоконнике, то бирюзовой ленте на корзинке с бабушкиным рукодельем, то расцветшему на газоне лесному колокольчику.

Он думал о свое возлюбленной Кошке и писал ей sms-ки о том, что пока слишком занят, но очень любит ее. В ответ она послала ему смайл. И все.

После каждого похода ее посещало грызущее чувство тоски – так называемый послепоходный синдром. Кого-то он достает больше, кого-то меньше, ей помогала горячая ванна и приведение себя в порядок – от кончиков пальцев, до кончиков волос. Но сегодня на сердце Кошке давил непомерный груз, а его одной ванной излечить было трудно.

Ребята с этой напастью по обыкновению боролись разудалой вечеринкой, на которой ставилась послепоходная жирная «точка». Это частенько помогало. Вот и сейчас позвонил Тим и сказал:

– Котенок, завтра решили встретиться в клубе. Ты как, придешь?

Катерина отметила, что про Сёму он тактично не спросил. Наверное, тоже считает отношение Семена ко мне несерьезным.

Прийти в клуб она хотела, но стоило ей положить трубку, как слезы сами закапали у нее из глаз. Говорила же мне Соня: вот и ягодки. У него дела, а я по боку.

Прошло два часа, потом три. Кошка лежала, поджав ноги, и думала о том, как хорошо, наверное, уехать в деревню и забыть обо всем. Ей даже вспомнились двое рыжих близнецов, что катали ее когда-то на лодке. Они надумали увезти ее на середину реки и по очереди поцеловать. Вот тогда она и научилась опрокидывать обидчиков в воду.

Кошка опять разрыдалась, но вдруг зазвонил телефон. Сердце ее замерло. Голос Сёмы на том конце провода срывался от волнения:

– Котенок, возьми паспорт и выходи, я жду тебя у подъезда.

Мама спросила, куда это она собралась.

– Да так, с ребятами встретиться нужно, – отвечала Катя, а сама уже прятала паспорт в сумочку.

Он подъехал на своей «пятнашке», подаренной ему родителями еще в прошлом году на день рождения. Выскочил и замер, поскольку ни разу не видел ее в платье. Впрочем, тут же заявил:

– Все, надо ехать.

– Куда? – спросила Кошка удивленно.

– Заявление подавать. Принимают только до шести.

– А мама… Им же нужно сказать… – пролепетала Катя, но Сёма запротестовал:

– Прошу тебя, никому ни слова. Боюсь я, что кто-нибудь нам помешает. Распишемся, тогда всех перед фактом и поставим.

В загсе он долго приставал к сотруднице, принимавшей заявления:

– Мать, ну помоги ускорить. Очень нужно!

Та потребовала сто евро и сказала:

– Через три дня, не раньше. И то – без торжественной регистрации.

– Да нам просто расписаться.

– А девушка твоя почему плачет? Может, ты ее силой принуждаешь? – спросила тетка.

– Нет, нет. Это я… от счастья, – испуганно заверила Кошка.

На улице он закружил ее:

– Через три дня! Поняла? Ты будешь моя! А сейчас – гвоздь программы: я снял для нас квартиру на целый год! Думал, умру, пока все это состряпаю. А ведь ты мне ни разу еще про любовь не говорила.

– Разве? – удивилась Кошка, – Мне казалось, что я только этим и занимаюсь.