Читать книгу Оазис человечности. Часть1. Горькие корни - Марк Веро - Страница 6

«Мужество есть презрение страха. Оно

пренебрегает опасностями, грозящими нам,

вызывает их на бой и сокрушает»

Сенека

Мимо мелькали кирпичные стены домов, такие дикие и привычные, они пестрели надписями и рисунками непристойного содержания. Строгие подписи призывали голосовать за всем известного римлянина: в очередной раз теми же обещаниями новое лицо обещало заботиться об интересах своих избирателей; проносились яркие зазывающие таблички таверн, питейных и прочих мест, где можно было развлечься или забыться, провести досуг в служении Бахусу или Венере. Прохожие ошарашено уступали дорогу, едва успевая сообразить. Их странный взгляд летел вослед, удивленный и напуганный.

Улицы становились все грязней, покрывались все более плотным слоем различного мусора – нетленных следов жизни людей. Воздух становился труднопереносимым, головная боль и помутнение в глазах были ничем в сравнении с тошнотой, которая подступала мокрым тяжелым комом. И нет ни малейшего желания описывать весь тот смрад, который здесь стоял, воздух, насквозь пропитанный дурными пороками, людей, сидящих в уголках с ничего не выражающими или безумными взглядами. От отчаяния никуда нельзя было деться – оставалось только призывать и молить о забытьи как о единственном спасении.

Переулки между домами становились все уже: вся грязь Рима, казалось, сосредоточилась на улочках Субуры, где проживала большая часть городской бедноты. Казалось, что попал в зловонную темницу, и последний лучик света и тот испустил дыхание в ржавых кандалах. Скорей! Скорей пронестись сквозь эти застойные ямы – яркое подтверждение того, в каких условиях приходилось здесь жить людям. Разве могла здесь жить надежда на лучшее будущее, разве это похоже было на обитель веры? Да и какая могла оставаться вера у тех, кто давно продал своих друзей, близких и родных, продал и самого себя, и свою душу? И за что? За кусок черствого ржаного хлеба, который был не по зубам и животным. Но напрасно те выискивали чем бы поживиться, чем продержать в себе еще хоть на денек огонек жизни: в этом рассаднике грязи и болезней искорка чрезвычайно быстро гасла. Опасность подстерегала здесь на каждом шагу, но исходила не от болезней или голода, а от человека. Законы разума здесь не имели силы, и над всем стояла природа, вознаграждая сильных. И какая борьба здесь велась! Борьба за жизнь, а право гордо именовать себя римлянином существовало где-то в ином мире, за пределами голодных земель, где сливались все народы в одном желании: в настоящей охоте! И у охотника не было права на промах, ибо он лишался самого драгоценного в случае поражения, что только могло быть у человека. Об этом запросто забывалось среди роскоши и житейских благ, среди благополучия и беззаботного существования. Нет, это было не ярко блестевшее на закате золото, не струящийся поток мелодичного серебра, не должность и не звание, не почести и не награды, не сытные трапезы, не изысканные наслаждения театра или гладиаторских боев, не поэзия Гомера и даже не любовь прекраснейшей девушки на свете или самого храброго царственного влюбленного! Нет! Не всего этого, а гораздо большего – Жизни! Жизни, которая и включала в себя все это, но не являлась этим. Она была неприметна, когда части становились целым, но обретала истинное значение, когда все лишнее уходило, меркло. Значение, которое смутно чувствовалось, витало в воздухе, но как же недостижимо оно было теперь!