Читать книгу Когда псы плачут - Маркус Зусак - Страница 5
5
ОглавлениеПо дороге к Стиву я раздумывал, что же, бляха-муха, собирается делать в жизни моя сестра Сара. Мы шли по улице, и большинство встречных мужиков разглядывали ее. Многие, миновав нас, оборачивались взглянуть на ее фигуру еще разок. Похоже, для них Сара только этим и была. От таких мыслей мне становилось немного тошно (и не хотелось разговаривать), и я надеялся, что на самом деле Саре светит не такая жизнь.
– Извращенцы долбанные, – сказала Сара.
И это меня обнадежило.
Дело в том, что, по-моему, мы все – извращенцы. Все мужчины. И все женщины. И все страдальцы-малолетки вроде меня. Забавно думать, что мой папаша тоже извращенец, или что мать. Но ведь где-то в расщелинах души они, я уверен, было дело, поскальзывались, а то и ныряли охотно. Что до меня, так временами мне кажется, я там и живу. Может, все мы так. Может, одно прекрасное в моей жизни только и есть – карабканье на свет.
Стив, как всегда, спустился к нам махом, едва мы появились. Он сидел на балконе, поднял голову и в следующее мгновение стоял рядом с нами с ключами в руке. Стив ни разу в жизни никуда не опоздал.
Он закинул сумку со снарягой в багажник, и мы покатили.
Ехали по Кливленд-авеню, которая вечно подзабита, даже в воскресенье, и радио у Стива молчало. Нас подрезали, автобусы перед носом отваливали от бровки, но Стив не раздражался. Ни разу не нажал на сигнал, не выругался. Он не видел в этом смысла.
Здорово, что я в тот день поехал на стадион. Здорово было посмотреть на Стива и наблюдать, как он себя ведет. Слова, которые я стал записывать, не только заставили меня по-новому чувствовать и видеть мир: от них я стал любопытнее. Мне хотелось видеть, как люди двигаются, как говорят и как реагируют друг на друга. Стив был прекрасным объектом для изучения.
Поле огородили веревкой, и оттуда, где мы с Сарой стояли, я видел, как Стив подошел к своим. Каждый из них посмотрел на Стива и сказал пару слов. Только один или двое поговорили с ним дольше. Стив не смешался с общей кучей, и было ясно, что он ни с кем там не в близкой дружбе. Ни с одним человеком. И все равно он им нравился. Его уважали. Захоти он, смеялся бы с ними, и все бы ему заглядывали в рот.
Но это сейчас не имело значения.
Для Стива – не имело.
Другое дело в игре: когда он просил мяч, ему отдавали. Когда нужно было провернуть что-то важное, Стив проворачивал. В легких играх звездили другие, но, когда приходилось круто, вывозил Стив, даже если вывозить приходилось в одиночку.
Команды изготовились, из-под обоих навесов много вопили и дурачились, и вот игроки выбежали на поле. Стив в своей команде был капитаном, и, как я и думал, на поле он разговаривал заметно больше. Он никогда не орал. Я только видел, как он что-то поясняет другим игрокам или говорит, что делать. И все слушались.
В три часа игра началась.
Народу на стадионе было прилично, большинство дули пиво или жевали хот-доги, а часто – и то и другое вместе. Многие орали, роняя изо рта крошки еды и слюну.
Как часто бывает, в первые минуты матча возникла свалка, в которой Стив не участвовал. Какой-то чувак подскочил и ударил Стива куда-то в область горла, и все кинулись в драку. Плюхи шлепались в мясо, кулаки кровавились о зубы.
Стив поднялся и отошел в сторону.
Согнулся.
Сплюнул.
Потом выпрямился, пробил штрафной и помчался по полю хлеще прежнего.
Его имя выкликали постоянно.
– Волф! Держи Волфа!
Каждый раз блокировать его посылали нескольких, чтобы уж точно приложить, как следует.
Каждый раз Стив поднимался и продолжал игру.
Мы с Сарой улыбались, когда Стив несколько раз прорывался сквозь защиту, и с его подачи забивали голы. К перерыву его команда уже хорошо вела в счете. Важное событие этого дня произошло в конце второй половины игры.
Небо было темно-серое, собирался дождь.
Люди ежились от холода.
Скользкий ветер тек по воздуху.
Позади гоняли мяч детишки, с застывшим в уголках ртов томатным соусом и коростой на коленках.
Стив готовился пробить штрафной с самого что ни на есть дальнего расстояния – с точки прямо возле трибуны болельщиков чужой команды.
Они дразнили его.
Обзывали.
Кричали, что он – ноль.
Когда он разбегался, в него бросили банку с пивом. Пиво выплеснулось, банка прилетела Стиву в скулу.
Он остановился.
На полушаге.
Замер.
Неторопливо поднял банку и оглядел. Повернулся к компании, ее бросившей, мгновенно притихшей, и, не удостоив ее вторым взглядом, аккуратно опустил банку на землю, в сторонке, и вернулся на исходную позицию.
Толпа во все глаза смотрела, как Стив разбежался и ударил.
Мяч взмыл вверх и спланировал прямо в рамку, а Стив обернулся и посмотрел на тех людей. Он несколько секунд не отводил глаз, а потом побежал в игру, оставив пивную банку, полупустую и растерянную, скучать у боковой линии.
Наблюдая конец этого происшествия, я не мог не обратить внимания на то, что взгляд у Стива вовсе не был гневным. Скорее уж удивленным. Он мог сделать все, что его душе было угодно. Сказать любые слова. Плюнуть в тех ребят или швырнуть в них той же банкой.
Но все это легко бы могли сделать и они.
Но никакими судьбами они не могли бы просто заново разбежаться, пробить, положить дыню в самую середину рамки и потом поглядеть, как бы говоря: «Ну? Есть еще что сказать?»
Вот так он их и уделал.
Так он и победил.
Он сделал единственное, чего не могли эти.
Едва я это понял – улыбнулся, и даже засмеялся, отчего рассмеялась и Сара, и только мы одни и смеялись в тот миг на всем стадионе. Для остальных продолжалась игра.
Игра продолжалась, дождь никак не начинался, команда Стива выиграла с огромным разрывом.
После матча Стив попрощался со своими, сказав, что, может, присоединится к послематчевой пирушке, хотя все понимали, что он туда не пойдет. Они понимали. Стив понимал. Я понимал. Мы поедем домой.
Молчания на обратном пути было больше всего, и не знаю, как Стив и Сара, а я все не мог перестать думать про ту пивную банку. Я снова и снова видел, как мяч пропархивает через рамку, довольный блеск в глазах у Стива. И даже когда Сара, потянувшись к приборной панели, включила радио и стала подпевать, в моей голове громче всего говорило воспоминание о том взгляде. Сейчас, когда Стив вел машину, у него было такое же лицо, как в тот момент, и по какой-то странности я решил, что и он вспоминает свой штрафной. Я даже ждал, что он улыбнется, но этого не произошло.
Напротив, мы сидели тихо, серьезные, до самого нашего дома.
– Спасибо, – сказала Сара.
– Да не за что. Спасибо, что пришли.
Я уже вылезал из машины, и вдруг Стив меня удержал.
Он удержал меня своим «Кэм?».
– Да?
Он смотрел в зеркало, и я видел его глаза, пока он со мной говорил.
– Погоди минутку.
Такого еще никогда не случалось, и я не знал, чего ожидать. Расскажет он мне, что означал его взгляд, или каково это было выставить тех ребят полными болванами? Или научит меня, как быть победителем?
Конечно, нет.
Или по крайней мере не так.
Он говорил, взгляд – открытый и мягкий, и я удивлялся собственным чувствам к Стивену Волфу.
– Когда мне было, сколько сейчас тебе, – сказал он, – меня отлупили четверо. Отвели за дом и избили, за что – я так и не знаю. – Он секунду помолчал, он нисколько не волновался. Не скармливал мне слезливую историю о том, как его ненавидел другие ребята, и оттого он вырос, каким вырос. Он просто рассказывал случай. – И вот, когда я там валялся, в разобранном виде, я поклялся, что каждый из них получит свою долю того, что они вместе устроили мне. Я повторял это про себя и думал, как и что нужно сделать. Каждое утро и каждый вечер, и когда понял, что готов, я выловил их по одному и отделал будь здоров. После того, как я рассчитался с троими, четвертый попытался пойти на мировую. – Взгляд у Стива заострился, обратился вглубь. – Я отметелил и его – даже круче тех троих.