Читать книгу Собрание стихотворений. Роман в стихах (сборник) - Марлена Рахлина - Страница 60

Все та же комната: те же стены, и те же окна,

                        все та же, все та же комната.

Все те же стены, и те же окна, и тот же

                                    несчастный дождь.

Все та же боль, как детский плач, как зимний

дождь, как утро без счастья, боль знакомая, –

и это правда. Лишь это – правда, а все

                                       остальное ложь.

Сейчас я встану! Сейчас очнусь, отгоню!

Сейчас, сейчас это кончится!

Заговорю, засмеюсь, работать стану, поеду, поем,

и нехотя, медленно, постепенно снова жить

                                          мне захочется:

телу – тепла и ласк, и лепета, хлеба –

зубам, мысли – мозгам, а поэту – о, поэту – поэм!

Зачем я живу, еще буду жить? Зачем моя боль?

Зачем моя радость и мужество?

Зачем держусь, и опять держусь, и делаю

                                    жизнь по складам,

зачем любить мне, еще любить и опять любить,

                            и опять смеяться и мучиться,

раз это ложь, все это – ложь? А правда

                                         осталась там,

все в той же комнате…

Никогда, никогда, никогда

не отнимешь поля от хлебов.

Никогда, никогда, никогда

не разрознишь деревья с листвой.

Никогда, никогда, никогда

волк не станет кормиться травой.

Никогда, никогда, никогда

не насытишь словами любовь!

Если б море утратило дно,

если б в кровь обратилось вино,

если б мы с тобой стали одно,

пусть единственный раз, все равно,

без борьбы, без тоски, без стыда!

Никогда! Никогда! Никогда!

Ты ушел далеко и надолго,

и не взял с собой, и нельзя с тобой.

Но без ведома и без надобы

тихо следую твоим следом я.

Ты почуешь дуновение странное,

но не видь, не знай, что – прохладой в зной –

на твой жаркий день опустилась тень

от большого и жестокого странствия.

Прощальные каракули…

Плыви, плыви, кораблик!

Там облачка обманные,

там звезды колесом…

Плыви, кораблик маленький,

за синий горизонт!

Прощайте, лето быстрое

и тихая зима,

и ты, моя забывчивая,

веселая земля!

Прощайте, реки гладкие

и пенные моря!

Лети, моя Галактика,

к потерянным мирам!

Лети, лети, скитайся,

тай

на заре

из глаз.

Пускай со мной сквитаются

там,

на Земле,

у нас…

Но знаю, рано, поздно ли,

                              объятием

                                    отчаянным,

земля моя со звездами,

опять к тебе

причалю я.

Уже на борт карабкаюсь…

Лети, лети, кораблик.

На улице покой ненастья,

печаль дождя – и это значит,

что без страданья и без счастья

мой Новый год сегодня начат.

Не то, чтоб нежность или ревность:

забыта мной былая глупость,

боль стала тише, радость реже,

раздумья глуше…

Стыд – все глубже!

Нет, не любимый, не любовник –

вся суть моя, как дух без тела,

томилась долго, билась больно,

оторвалась и улетела.

А я путей твоих не вижу,

а я забот твоих не знаю.

Я не умею стать поближе.

Я только женщина земная.

Не хотелось мне день начинать

с его стуком, движеньем, едою.

Не хотелось мне день начинять

суматохою и ерундою.

Но, конечно, настал и гроши

мне подал, и засохшую булку

все за то, что не смею грешить,

не хочу отступиться от буден.

И на волю не вырвется бунт,

присмиревший, подернутый тиной,

и не скажет, мгновению: «Будь

песней, выдумкой, книгой, картиной!»

Ах, сила бродит, сила бродит,

не расточить, не подарить,

а годы вроде, время вроде

совсем другое говорит.

Несу по жизни руки, ноги

и тело глупое несу.

На верной и прямой дороге

я заблуждаюсь, как в лесу.

И безрассудно жжет, не грея,

то нетерпение и блеск,

когда впотьмах уронишь гребень –

и мигом вырастает лес.

Когда меж делом, между речью,

заслышав басенку одну,

из рукава достанешь речку,

нырнешь с разбега – и ко дну!

Будет буря!

Нет, не будет.

Будет буря.

Нет, не будет!

Я приказываю буре,

чтобы не было ее.

Я держу руками сердце,

я в руках его сжимаю,

и опять выходит солнце,

и приходит тишина.

А кому она нужна!

Зову я смерть. Не потому,

что горько сердцу моему

плоды скупые пожинать

и старость молча поджидать.

О нет! Горит, огонь тая,

семью цветами жизнь моя.

Но униженье как снести?

Сказать любви своей «прости»

и встретить жизни лед и твердь

и жить, и жить?.. Нет, лучше смерть,

в расцвете сил, в пылу, в огне,

чтоб все жалели обо мне!

то слеп он, и глух он, и нем.

Печаль убивает не сразу,

вот в том-то и дело, что нет.

Она к тебе мирно приляжет,

прильнет и опять отольнет,

то камень за спину привяжет,

то снова его оторвет.

Сильнее затягивай петлю,

клади свою злую печать,

не медли, не медли, не медли,

бери меня сразу, печаль!

Тогда мы побьемся с тобою

по чести – один на один,

и выйдем живыми из боя:

ты раб мой, а я – господин.

В осенний вечер комнаты глухи,

а за окном во тьме разверзлись хляби.

В осенний вечер пишутся стихи,

и пьется чай, и слушается Скрябин.

С деревьев мокрых мирная листва

срывается, прощаясь с небесами,

и странны сердцу страсти и слова,

что лишь сегодня жгли и потрясали.

Закон я знаю радостный и древний,

что сад не погибает на ветру,

что зацветут опять мои деревья

еще не раз, покуда я умру.

Вновь грянет боль, и снова сила стерпит,

и солнце ветви тихо отеплит,

и сок плодов, неподслащенный, терпкий,

живую чью-то душу утолит.