Оглавление
Марсель Пруст. Заметки об искусстве и литературной критике
Мераб Мамардашвили. Литературная критика как акт чтения[1]
Марсель Пруст. Против Сент-Бёва
Против Сент-Бёва
Наброски предисловия
Сент-Бёв
Метод Сент-Бёва
Жерар де Нерваль
Сент-Бёв и Бодлер
Конец Бодлера
Сент-Бёв и Бальзак
Добавления
Дополнительные заметки о Бальзаке г-на де Германта
Добавление к заметкам о Флобере
Заметки о литературе и критике
Ромен Роллан
Мореас
Солнечный луч [191]
Статьи и эссе
Рембрандт [194]
Ватто [196]
Заметки о загадочном мире Гюстава Моро [199]
Художник. – Тени. – Моне [204]
Поэтическое творчество [210]
Власть романиста [211]
Поэзия, или Неисповедимые законы [212]
Закат вдохновения [214]
Гонкуры перед своими младшими собратьями по перу: г-н Марсель Пруст [215]
Толстой [226]
Достоевский [227]
О Гёте [230]
Жубер [231]
О Шатобриане [235]
Заметки о Стендале [237]
Комментарии
Отрывок из книги
Я хочу поделиться личными впечатлениями от того, что называется литературой и литературной критикой (имея в виду, конечно, впечатления философа). В конце концов, и философия, и любой литературный текст, текст искусства, сводятся к жизненным вопросам[2], то есть к любви, смерти, к смыслу и достоинству существования, к тому, что мы реально испытываем в жизни и ожидаем от нее; и, очевидно, читаем мы то, что близко нашему душевному опыту. То, что не западает нам в душу, не является для нас литературой (наша душа устроена так, что в нее что-то западает, а что-то не западает, а не запавшее западает в душу других). Какие-то куски литературы для нас закрыты просто потому, что они не совпадают с нашим жизненным путем и с самым главным актом – актом узнавания себя в том, что испытываешь, и расширения посредством этого своего сознания, актом раскрытия себя в том, что говорит тебе впечатление от читаемого. И к ним, наверное, литературный критик не должен прикасаться.
Если мы не узнали себя в том, что мы читали, то оно для нас пусто, и, наверное, мы не должны в этом случае предъявлять счет в терминах литературной критики, да и литературная критика не может существовать относительно того, что чуждо литературному критику и что не задело его за душу, а за душу могло задеть, только если совпало содержание жизненного испытания. В противном случае он ведь не сможет ничего эксплицировать в тексте так, чтобы, расширяя [свой опыт], расширить и опыт книги, и опыт ее читателей.
.....
Есть его блестящая и поучительная тирада в адрес Ромена Роллана, одного из социально ангажированных писателей того времени, которая ярко доказывает, что книга не вещь, не истина под переплетом, а нечто совсем другое. Мы тогда и в жизни совсем ничего не понимаем, если профессия наша является писанием книг уровня Роллана, а история показывает, что он не понимал ровным счетом ничего из того, что происходило в Европе в двадцатых – тридцатых годах. Это как раз печальный случай ангажированности, когда мы идем к другим с воспаленной, пустой головой – не разобравшись с собой, ты идешь разбираться, как жить другим.
Так вот, Пруст относится к той литературе XX века, которую я назвал бы серьезной литературой, исходя из того отношения к тексту, о котором я говорил, то есть не о таком, что является способом выражения для готовой мысли, для готового «Я», для готовой истины, а, наоборот, тем, что должно стать посредством его. Он фактически утверждал, что, только когда я пишу, я сам узнаю, что я думал и что я испытывал. Поэтому ход его мысли и можно завершить известным афоризмом Малларме: поэмы не пишутся идеями, поэмы пишутся словами. Но под «словами» нужно, конечно, иметь в виду тексты в том смысле, в каком я говорил.
.....
