Читать книгу 1003-й свободный человек - Марта Антоничева - Страница 3

Они снова поругались, на этот раз после просмотра фильма. Алисе он не понравился, а Никита, наоборот, как будто нашел там давнее подтверждение своих мыслей. В ленте инопланетянка перевоплощалась в женщину и околдовывала мужчин, гипнотизировала, и те теряли остатки воли. После высасывала все соки, оставляя лишь полупрозрачную оболочку.

– Как это на тебя похоже, – шепнул во время просмотра Никита и кинул в девушку попкорном. Попал прямо в глаз, больно.

В финале инопланетянка превратилась в женщину, то есть дала-таки слабину, и это стоило ей жизни. Алиса весь фильм зевала и оживилась, только когда зажегся свет. Никита же словно врос в кресло и долго сидел с отрешенным видом при свете перед титрами, бегущими вверх по широкому экрану.

Когда пришли домой, он спешно собрал вещи и ушел.

– Ты даже не догадываешься, насколько точно выбрала фильм.

– О боже, – проворчала Алиса и закрыла дверь. Пусть катится к чертям. В конце концов, они виделись лишь в полуторачасовых промежутках между работой и сном, и чаще всего молчали либо ругались. Надоело.

Чтобы немного расслабиться и окончательно избавиться от малейшего намека на другого человека в доме, Алиса затеяла уборку. Результат порадовал: без Никиты квартира выглядела гораздо аккуратнее.

На кухонном столе не валялись грязные салфетки, ложки, черновики и блокноты, в которых он постоянно рисовал наброски работ, а после разыскивал по всему дому.

В туалете никто не оставлял задранным сиденье, в спальне вещи лежали на своих полках, а не на полу, как обычно, или не комом в шкафу. Постель была заправлена, словно в этом доме никто не жил и никогда не валялся на кровати, раскидывая чипсы.

Несколько дней Алиса приходила в себя, возвращаясь в привычное состояние одиночества, когда не нужно торопиться домой, можно спокойно идти с работы пешком, осматривая окрестности.

Как-то вечером она заметила стопку книг, которую аккуратно, как по кирпичику, сложили рядом с мусорными баками у дома. Это был не привычный макулатурный хлам, вроде многотомников Дюма на желтой бумаге или нескольких частей «Анжелики» вперемешку с рваными книгами о ВОВ.

Среди множества изданий классики для школьников и отдельных томов Достоевского Алиса нашла пару альбомов по искусству, а также несколько редких изданий. Оставить их на улице она не могла.

Дома, перед тем как поставить книги на полку, протерла твердые переплеты тряпочкой и полистала находки, вспоминая забытые сюжеты. Из одной выпал конверт, он был не запечатан. Внутри стопкой лежало несколько писем, одно – разорвано на части. Она прочитала их по порядку несколько раз.

Первое письмо было написано ровным, округлым почерком, в конце стояла красивая подпись, напоминавшая старый вензель.

«Милая, дорогая, недостижимая Людмила!

Я полюбил в последнее время закрывать глаза и мечтать. Так, словно по мановению волшебной палочки можно сразу погрузиться в воспоминания, представить нашу последнюю встречу. Вернуть ее и проиграть снова и снова.

Жизнь без Вас кажется тоской, которой нет оправдания. Да и все, что есть в ней, интересно мне только в связи с Вами, остальное кажется ничтожным и ненужным.

Как я устал таиться и прятаться ото всех под личиной жесткого и даже злого человека. Я ведь не такой, Вы знаете это, только Вы… Как я хочу снова побыть рядом с Вами, подле Вас, хотя бы на минуту!

Каждый час без Вас подобен смерти. Кажется, я оживаю, только когда слышу Ваш голос, вижу Вас или могу представить Вас в своем воображении. В остальное время я словно в дурном сне, и жизни без Вас нет.

Когда имею счастье увидеть Вас снова? Когда Вы соблаговолите раскрыть передо мной свои объятия? Впустить меня к себе, чтобы я мог раствориться без остатка, исчезнуть, пропасть?

Расстались всего час назад, но я хочу снова вернуться к Вам, оказаться в этом потоке сияющего света, что исходит от Ваших волос… Ах, Люда, что же Вы со мной делаете!

Ваш преданный Виктор».

Во втором письме буквы были менее ровными, скорее напоминали палки. Ближе к правому краю они постоянно норовили взлететь вверх, закругляя каждое предложение в невольный вопрос.

«Люда, прошу тебя, прочти письмо до конца.

Снова я сижу в одиночестве, а тебя все нет и нет. Что изменилось? Только голова болит сильнее с каждым днем.

Ты во всем права. Знаю, ты хочешь как лучше, но я так не смогу. Стоило прикоснуться к тебе однажды, как я перестал думать о ком-то другом. Больше никого не вижу.

Ты – мой маячок, который вот-вот погаснет, и я останусь один в темноте. Ведь жутко так, Люда.

Я смогу прожить и дальше и ничего с собой не сделаю, не хватит сил. Но чего стоит такая жизнь, ведь весь ее смысл – воспоминание о времени, проведенном с тобой. Получится растянуть его на всю оставшуюся жизнь?

Что мне делать, когда встречу тебя на улице, не смогу подойти и хотя бы посмотреть прямо в глаза? Пройти мимо?

Люда, пожалуйста, не разменивай меня на прости-прощай. Что произошло, скажи мне, скажи! Ты ни слова не написала мне.

Завтра не приду. Но жду тебя каждый четверг в наше время в 17-м номере „Спутника“.

В.».

Третье письмо было разорвано, она разобрала только отдельные фразы: «я один», «ты не пришла», «все кончится», «не получается, как все», «я больше не стану».

Алиса покрутила конверт, вместо обратного адреса был указан абонентский ящик. Конверт и письма сильно пожелтели – непонятно, то ли от возраста, то ли долго пролежали на солнце. Она положила их на стол, спешно оделась и вернулась к мусорным бакам. В тех ковырялись бомжи, заныривая все глубже, словно ловцы жемчуга.

Книг осталось меньше, но несколько еще лежали на земле. Алиса перелистала страницы каждой. Бомжи с интересом и понимающе посматривали на симпатичную девушку, как на новенькую в команде.

– Че, заначку посеяла? – с участием спросил один с опухшим лицом в шишках и бурых пятнах.

Алиса была слишком сконцентрирована на поиске и не услышала вопроса. Бомж подошел, с силой оттолкнул девушку и принялся перелистывать страницы оставшихся книг.

– Васильич, че за дела? – другой заинтересовался возней и отошел от баков.

– Да заначку вон найти не может. Ищу, мошт, мне свезет.

Алиса наконец расслышала слова мужчин. Она словно вынырнула откуда-то с глубины на поверхность, оглядела себя, отряхнулась и пошла домой. Бомжи еще копошились у книг, посмеиваясь.

Она заварила кофе, выпила несколько чашек. Зашла, чтобы отвлечься, в «Фейсбук», зачем-то почитала последние статусы Никиты. После расставания он пустился во все тяжкие, как будто старался наверстать упущенное с ней время, и едва ли не каждый день зависал на новой вечеринке. Фотографий на странице прибавилось много. Выглядел он не очень.

Алиса немного отстраненно наблюдала за его приключениями, словно в полглаза смотрела не очень интересный фильм в надежде на непредсказуемый финал.

Письма лежали рядом с ноутбуком. Она попыталась представить Виктора – и не могла. Никита никогда не писал ей не то что писем, даже эсэмэсэк. Только «потом поговорим», «перезвони мне позже», но всегда слушал. По крайней мере, поначалу.

На следующий день Алиса отпросилась с работы, села в автобус и поехала в гостиницу «Спутник». В городе была только одна с таким названием, она заранее проверила в картах Гугла. Ехать пришлось долго, а после почти столько же идти через частный сектор, оплетенный бельевыми веревками, залитый лужами мочи на выездах из двора, заросший палисадниками и пропахший насквозь рыбным супом с луковой поджаркой.

«Спутником» оказался шестиэтажный дом, сильно пострадавший от перепадов температур и времени: кипельно-белые пластиковые окна словно с силой вдавили в потрескавшиеся серые проемы.

Хозяйка с железным утюгом в руках не торопясь вышла навстречу откуда-то из глубины необъятной комнаты, служившей одновременно конторкой и кухней.

– Мне бы номер снять, – замялась Алиса.

– Свободные только двухместные, – произнесла хозяйка, окая и растягивая слоги. На бейджике с именем было написано: «Она», и пока до Алисы дошло, что это имя, женщина, не дожидаясь ответа, вернулась к столу с кучей белья и продолжила глажку.

В продавленном кресле у конторки сидел мужчина средних лет в шортах и без футболки. Грудь его была больше, чем у Алисы, но он совершенно этого не стеснялся.

Мужчина завтракал, положив ногу на ногу: одна была чем-то вроде столика, на котором лежал бутерброд с маслом, вторая – упором. В правой руке он держал вареное яйцо и, постукивая им по стене, потихоньку избавлялся от скорлупы. Улыбнулся Алисе, обнажив несколько золотых зубов.

– Меня интересует 17-й, – произнесла Аня погромче в сторону женщины.

Хозяйка сказала что-то мужчине, кажется, по-эстонски. Тот медленно приподнялся, рассыпая вокруг себя скорлупу, как конфетти, встал и ушел, почесывая спину. Яйцо и бутерброд он заглотил так быстро, словно те только привиделись Алисе.

– Вы знаете, что он двухместный? – уточнила протяжно хозяйка, возвращаясь к конторке с кучей белья, которое бросила на кресло. Затем достала книгу, куда записывала информацию о новых постояльцах, и вынула ручку из широкого кармана передника.

Комната оказалась небольшой. Не широкой, а скорее вытянутой, как школьный пенал. В ней с трудом помещались двухместная кровать, узкий шкаф и небольшой стол. Алиса положила на него ноутбук и легла отдохнуть.

Ее разбудил монотонный стук: в коридоре мальчишки играли в футбол и мяч ударялся о стены и двери номеров, отскакивал и летел дальше.

На минуту стук прекратился, Алиса взглянула на дверь, еще до конца не проснувшись. Прямо возле замка зияла дыра размером с крупную монету. Она приподняла голову и заметила, как темный глаз следит за ней из этой бреши.

Когда она открыла дверь, на пороге стоял мальчик лет десяти.

– Даров, – сказал он, совершенно не стесняясь. – Я – Филипп. Ромчик за мячиком на лестницу убег, ща придет. Ты новенькая? Как звать? Чья, Мирона, Лешика? Уже купила таз? – он осыпал ее вопросами так быстро, что Алиса не успевала переключаться.

– Как это, чья? – не поняла она.

– Ничья, наверное, – мальчик заглянул в комнату из-за ее спины и хмыкнул.

– А таз зачем?

– Смотри, короче, если надолго тут, то без таза никак, – по-хозяйски заметил Филипп. – А, это еще, дверь крепко закрой, ладно? Дядька мой пить пошел, так что по-любому Таньку к вечеру лупить вернется. И хахалю своему скажи, зашел чтоб. В общем, я всех на этом этаже предупредил, пока! – И он убежал за другом, который стучал мячом дальше по коридору.

Закрытое окно за время ее сна накалилось от жары настолько, что дышать в комнате стало нечем. Алиса распахнула его, и вместе с горячим воздухом прилетел уличный шум: гомон птиц, стук отбойного молотка со стройки неподалеку, крики матерящегося мужика у дверей гостиницы.

Прохладнее не стало, кондиционера в номере не было, как и туалета с душем. Алиса отправилась на их поиски. Туалет нашелся сразу, общий на этаже и весь загаженный. Про душ пришлось отдельно спросить у хозяйки.

Та отвела Алису в плохо освещенный подвал и махнула рукой в сторону металлических ограждений, к которым, кажется, никто не прикасался лет двадцать.

– Душ работает строго с 8 до 10 утра, – сказала Она и ушла, оставив Алису одну разглядывать двойную цепь в ржавчине.

Идея с тазом показалась разумной, но она не планировала оставаться тут надолго. Алиса вообще не понимала, зачем въехала в этот номер. Гостиница манила. Казалось, стоит только попасть в нее, сразу станет ясно, почему она сюда стремилась.

Днем Алиса тщательно осмотрела номер, словно проходила сложный квест, – каждый уголок, каждую щель. Нашла несколько волос разного цвета, старый засохший презерватив, пару карточек с истекшими скидками, телефон неизвестной Анжелы на спичечном коробке, черную и золотистую невидимки и инициалы на стене рядом с кроватью – К.М., а рядом год – 1986.

Номер был двухместным только номинально: с одной стороны кровати из матраса торчала пружина, а сразу после шла вмятина, так что вдвоем на ней спать не получилось бы ни по ширине, ни по длине.

Шкаф при малейшем движении норовил упасть плашмя и угробить, поэтому Алиса обходила его особенно аккуратно, на цыпочках. Розетка рядом со столом коротила, так что для подзарядки ноутбука она сходила пару раз в кафе неподалеку. О вай-фае можно было только мечтать.

Филипп оказался прав: вечером раздались крики прямо на ее этаже. Мужчина орал, крушил все в комнате и избивал женщину, которая активно звала на помощь родных и близких, но никто не отозвался.

Алиса плотно закрыла дверь. Спряталась в самой дальней точке от входа – на подоконнике. Выключила свет, на всякий случай отвернулась от входа и смотрела в окно, но вслушивалась, дрожа, в крики в коридоре.

Они продолжались порядка часа. Судя по звукам, у драки был повторяющийся сюжет. Началось с обвинений в измене, после посыпались упреки в лени и нерасторопности, затем мужчина начал раззадоривать себя, перечисляя имена знакомых, с кем могла изменить жена.

Та вместо того, чтобы молчать, не просто провоцировала его, но буквально ввязывалась в драку.

Затем полетели предметы. Когда они ударялись о стены, легко было различить, какие хрупкие – разлетались с шелестением о землю, а какие тяжелые – просто падали на пол с гулким стуком, напоминавшим удар в тяжелый колокол.

Алиса инстинктивно вжалась в проем подоконника. Несмотря на то что окно сидело в раме не плотно, к тому же пятый этаж, это место казалось самым безопасным в комнате.

Внезапно, после очередного гулкого удара о стену, Алиса услышала смех. Сначала тихий, переливчатый женский, затем громкий, низкий мужской. Голоса стали тише, а разговор интимнее, голос женщины звенел, как колокольчик на ветру, мужчину было не разобрать. В один момент Алиса услышала отчетливо радостное: «Отпусти, голова закружится», и вскоре все стихло.

Затем из уличной темноты появилась полицейская машина в огоньках, как новогодняя елка. Из нее выбежали два крупных мужчины в форме и тяжелыми ботинками загремели по лестнице.

Закричала женщина, кажется, та, кто пару минут назад радостно смеялась. Ее «Не имеете права!» и «Мы вас не вызывали!» потонули в оре полицейских, послышались удары, возня. После мужчины снова показались на улице. Они вели дядю Филиппа в наручниках.

Лицо его было веселым, он поднял голову, кажется, жена окликнула в окне. Встретился глазами с Алисой, улыбнулся ей. Полицейские ударили мужчину головой об машину, запихнули внутрь и уехали под визг мигалок.

За стеной послышался хруст: кто-то мел пол и убирал разбитую посуду. Из коридора донесся звук шагов, стук в дверь, а затем хозяйка гостиницы спокойно сказала кому-то из родственников Филиппа, что еще одна такая драка и она выселит «их табор на помойку».

На какое-то время после ее ухода все словно замерли, затаились. Казалось, жильцы обдумывали угрозу хозяйки, но привычки возобладали, и жизнь потекла своим чередом. Кто-то поставил чайник, раздалось бульканье, и тот щелкнул, когда вскипел. После по коридору затопало множество ног, и, как раньше, открывались и закрывались двери, где-то включили телевизор, запахло едой.

Алиса хотела написать о произошедшем в «Фейсбуке», но решила не привлекать к себе лишнего внимания. Да и не поверит никто. Достала из сумки письма и еще раз перечитала их несколько раз.

Утром все выглядело как обычно. Алиса выписалась из номера и поехала домой.

Письма оставила в гостинице, на подоконнике. Еще ночью решила, что, наверное, в этом и заключалось ее предназначение – вернуть их обратно. Они были частью гостиницы, ее историей.

После сразу почувствовала себя гораздо комфортнее. Письма, как и воспоминания о прошедшей ночи, только тяготили ее. Алиса с радостью вернулась к привычной жизни, где с ней никогда не приключилось бы ничего подобного.