Читать книгу Игры скорпионов - Марта Таро - Страница 11

Оказывается, уездная жизнь имеет существенные ограничения – всем здесь правит погода. Это открытие Островский сделал в середине ноября, когда зарядили дожди и прогулки верхом пришлось прекратить. Лаврентий рвал и метал, глядя на то, как рушится его драгоценный план. За те шесть недель, что прошли с памятного праздника в Троицком, он сумел сделать главное: переселил мачеху в уездный город. Пообещав, что разлука долго не продлится, а он решит все денежные вопросы, Лаврентий убедит Иларию временно помалкивать об их родстве. В Ратманове тем временем всё складывалось просто великолепно. Рецепт оказался на удивление прост: нащупав слабости каждой из хозяек, Островский стал на них играть. Набожной Марье Ивановне он подарил чётки из ливанского кедра и с тех пор часто беседовал со старушкой о пользе праведной жизни. Однажды даже признался, какое просветление наступает у него в душе на Страстной неделе.

– Это не передать словами! Как будто я сбрасываю с плеч тяжкий груз, – вдохновенно врал Островский. А простушка Опекушина всё принимала за чистую монету и считала молодого соседа истинным праведником.

Юная Ольга попалась в силки ещё проще: хватило маленького живого подарка. Островский привёз барышне найденного на конюшне крошечного чёрно-белого котика, и теперь постоянно обсуждал с Ольгой, как растёт «прелестный Пушок». Надо ли говорить, что младшая из княжон считала Лаврентия добрейшим и благороднейшим человеком.

С Долли помог случай: Островский подслушал сетования Марьи Ивановны, что её питомица слишком уж увлеклась лошадьми. В тот же день Лаврентий поделился с Долли «своей мечтой построить в Афанасьеве конезавод». С первых же слов он понял, что попал в точку. Теперь Долли с восторгом обсуждала с соседом предмет их общего увлечения, списывала для него рекомендации из книг, даже пыталась просчитать план вложений, необходимых для создания маленького, но прибыльного конезавода. Княжна ждала визитов Лаврентия, и стало понятно, что ещё чуть-чуть, ещё одно усилие – и капкан захлопнется.

«Давай, рыбка, ловись, милая, – мысленно подгонял свою жертву Островский, – хватит ходить вокруг да около».

Впрочем, в этой бочке мёда имелась и своя ложка дёгтя: всю картину портила Лиза. Она сторонилась Лаврентия, и он всё никак не мог понять почему. Когда же он попытался расспросить об этом Долли, девушка замкнулась и перевела разговор на другую тему. Изрядно помучившись с грустной белокурой княжной, Островский отступился.

«Я собираюсь жениться на Долли, а на её сестру мне плевать, – вполне резонно рассудил он. – Гораздо важнее то, что я еще ни разу не поцеловал будущую невесту».

Как ни прискорбно, здесь Лаврентий совсем не преуспел – Долли всё время ускользала, не давала возможности перейти к более нежным изъявлениям чувств. Попытки остаться с ней наедине не увенчались успехом – княжну всё время сторожили либо сёстры, либо подруги. Единственной надеждой оставались прогулки верхом, но Долли так носилась на своём Лисе, что Островскому приходилось её догонять, а во время кратких остановок княжна не слезала с коня. Лаврентий подозревал, что в Долли есть потаённая страстность, надо только разбудить это чувство и барышня уже никуда не денется – попадёт в ловушку. Но как только пришло время действовать, так зарядили дожди. Казалось, что небеса прохудились. Дни шли за днями, а дождь всё не прекращался. Миновала целая неделя, а Островский так и не смог выбраться в Ратманово.

«Не дай бог, всё сорвется, – терзался он. – Я не могу себе позволить потерять эти деньги!»

Лаврентий отодвинул гардину на окне. Увиденное за стеклом угнетало: сквозь пелену дождя барский двор казался размытым серым пятном. Конюшня и сараи давно требовали ремонта, их когда-то добротные железные крыши совсем прохудились, забор и ворота тоже нуждались в починке. Да и в доме жилой оставалась лишь центральная часть, а оба боковых флигеля являли собой печальное зрелище прогнивших полов, текущих потолков и плесневелых стен. Деньги… Как не хватало денег!

Лаврентий задумал сыграть на самолюбии Долли – показать ей всю эту разруху и, изобразив восхищение умом и жизненной хваткой княжны, спросить совета. Долли должна была клюнуть – женщины всегда покупаются на лесть… Ну почему эти дожди пошли так не ко времени?! Островский в раздражении хлопнул кулаком по раме, и ветхая замазка отвалилась, упав ему под ноги, а одно из стёкол начало сползать из своего гнезда вниз.

Выругавшись, Лаврентий подхватил падающее стекло. Что за чёрт? Всё в доме рассыпалось на глазах. Островский прижал стекло, стараясь вновь закрепить его, но поневоле отвлёкся: за окном вдруг началась подозрительная суета. Во двор въезжала ямская карета.

«Боже мой, только не Илария!» – ужаснулся Лаврентий.

Но его наихудшие предчувствия сбылись. Карета остановилась, и из неё вышла мачеха. За ней вылезла Анфиса и небрежно, словно куль, вытащила женщину в чёрной душегрейке. Лицо незнакомки было замотано платком чуть ли не до бровей.

– Дорогой, мы привезли сюда эту святую странницу, потому что по дороге на богомолье несчастная заболела, – громко, так чтобы слышал ямщик, сказала Илария и уже тише добавила, обращаясь Лаврентию: – Понял?

Женщины подхватили больную под мышки и потащили в дом – идти сама несчастная не могла, носки её грубых ботинок прочертили свежие борозды в раскисшей от дождя земле. Лаврентий расплатился с ямщиком и поспешил вслед за мачехой. Он подозревал, что его наполеоновским планам пришёл конец, но до последнего надеялся на лучшее.

Женщин он нашел в спальне Иларии. Мачеха склонилась над лежащей на кровати больной, Анфиса держала в руках платок и чёрную душегрейку. Лаврентий кашлянул, привлекая внимание мачехи. Та обернулась и расцвела улыбкой.

– Мой дорогой, я привезла тебе подарок, дарю тебе последнюю розу.

Илария извлекла из висящего на запястье ридикюля чуть приоткрывший лепестки тёмно-красный бутон и протянула его Островскому.

– Я всегда буду дарить тебе цветы, – пообещала мачеха. Глаза её сияли, а нежный румянец явно молодил. – Я так счастлива за нас, Малыш.

Прозвище из далекой юности в столь неподходящей ситуации больно резануло слух, и Лаврентий оттолкнул розу.

– Да, любимый, ты, как всегда, прав, – как будто бы не поняв его, согласилась Илария, – нужно сразу сделать с цветком то, что положено.

Она склонилась к мнимой больной. На постели, смежив веки, лежала совсем молодая девушка с толстой русой косой. Илария вколола цветок в пряди около виска.

– Что ты сделала с этой девчонкой? – спросил Островский.

– Ничего… Моя настойка безотказна… Сейчас нашей гостье снятся прекрасные сны, а когда она проснётся, мы поиграем, – отозвалась Илария. Она окликнула Анфису и приказала: – Найди бездельников, считающих себя здешней прислугой, и вели растопить баню.

Служанка вышла, а Лаврентий занял её место у кровати и с любопытством уставился на спящую девушку. Та казалась хорошенькой. Милое личико в форме сердечка, хрупкая фигурка.

– Кто это? – поинтересовался Островский, перестав злиться. К чему устраивать склоки, когда ему привезли новую самку?

– Я же говорила, что нам нужны садовые цветы, – напомнила Илария. – Девчонка – дочка хоть и деревенского, но учителя. Вместе с сестрой приехала в город. Пока старшая из них торговалась с приказчиком в лавке, младшая, глазея по сторонам, стояла на улице. А мы с Анфисой как раз проходили мимо. Я сразу чувствую, когда девице стукнуло пятнадцать, её выдает прелестный, ещё чистый, но уже зовущий запах. Я просто опьянела от этого аромата и поняла, что девочку послала нам судьба. Мы сказали ротозейке, что ищем компаньонку – чтицу на очень хорошее жалованье. Девчонка обрадовалась такому шансу и без страха пошла с нами. Дальше всё оказалось совсем просто: я угостила её морсом с настойкой опия, и как только глупышка заснула, мы быстро собрали вещи и отправились домой.

– Так ты съехала с квартиры?

– Конечно! Прошло много времени, и ты, наверное, уже занял деньги. Мне ведь не нужно больше скрываться?.. Впрочем, я и так не поняла, зачем было прятать меня от кредиторов. – Илария глядела незамутнённым взором, и Лаврентий не смог распознать, говорит она искренне или издевается.

– Нет, я ещё не успел сделать того, что собирался, – ответил он. – Но ты понимаешь, как мы рискуем? Это тебе не хутор в Курляндии, здесь дворовые сразу на нас донесут.

– Что ты так волнуешься? Мы играли уже дважды, никто нас не видел. Чулан в бане – отличное место для нашей гостьи. Ты ведь сам в прошлый раз поставил на него крепкий засов.

Лаврентий вспомнил последнюю Игру. В тот раз жертва попалась не слишком красивая, но это, как ни странно, не отразилось на полученном удовольствии, а с такой милашкой, как нынешняя девица, всё будет просто великолепно. Вожделение уже разогнало кровь Островского, его плоть затвердела. Поняв это, мачеха довольно хмыкнула:

– Я знала, что ты оценишь подарок. Этот цветочек расцвёл только для тебя.

Илария расстегнула голубое платье девушки и обнажила её грудь. Лаврентий сглотнул слюну и, не удержавшись, протянул к спящей руку. Он грубо смял один сосок, а потом и другой. Девушка слабо застонала.

– А что ещё у нас есть? – игриво спросил Островский.

– Всё для тебя, – промурлыкала Илария и задрала девушке юбки выше пояса.

Белый, как сметана, живот с треугольником тёмных волос так возбудил Лаврентия, что он сразу же раздвинул жертве ноги.

– Не спеши, Малыш! Я отдам эту куколку тебе, но не сегодня. Мы так давно не играли, мамочка тоже хочет ласки. – Илария перехватила руку пасынка. – Иди к себе – отдыхай, я потом за тобой зайду.

Поцеловав Лаврентия в губы, мачеха подтолкнула его к двери.

Он пошёл к себе, размышляя, почему поцелуи всех других женщин кажутся ему столь пресными и лишь губы Иларии опаляют. Мачеха зажигала в Островском такую страсть, что он даже заколебался. Не послать ли все планы к чёрту? Зачем жениться, если ему и так хорошо? Терзаясь сомнениями, Лаврентий ушёл в свою комнату, где, не снимая сапог, завалился на кровать и стал ждать заветного сигнала.

Не прошло и получаса, а в его комнату заглянула укутанная в тёплый капот Илария.

– Пойдем, Малыш, мамочка тебя порадует, – позвала она.

Женщина обняла Лаврентия, прижалась к нему всем телом и так, бедром к бедру, повела через двор к приземистому рубленому домику – бане. К приходу хозяев в большом предбаннике так натопили, что дышать было нечем. Илария сбросила капот и осталась лишь в белых шёлковых чулках и высоких чёрных ботинках.

– Малышу жарко, – промурлыкала она и потянула с Лаврентия плащ, – сейчас мамочка разденет его.

Женщина знала, что делала, и столь простое действие, как раздевание, превратилось у неё в изысканную игру. Пальцы и губы Иларии оказывались там, где нужно, и Лаврентий купался в волнах терпкого изысканного наслаждения.

– Сейчас мамочка сделает своему Малышу очень приятно…

Губы женщины сомкнулись на мужской плоти, Лаврентий вздохнул, закрыл глаза и отдался сладостным ощущениям… Илария отстранилась именно в тот миг, когда Островскому уже показалось, что он не сможет остановиться. Но, оказывается, смог…

Мачеха обняла его и потащила к широкому сосновому столу. Она уселась на край столешницы и приказала:

– Теперь твой черёд.

Лаврентий опустился на колени и принялся медленно скатывать чулки, поглаживая обнажённые бедра женщины. Его пальцы проскальзывали между её ног. Вскоре Илария уже пылала, дыхание её прерывалось, а щёки цвели пунцовым румянцем. Пора!.. Лаврентий припал губами к влажному лону. Дрожь сотрясла тело Иларии, она закричала и… обмякла. Что ж, это было чудесной прелюдией, а теперь начиналось самое главное.

В дальней стене предбанника отворилась дверь, и из маленького чулана вышла голая Анфиса. Островский сглотнул слюну при виде её широких бедер и огромных арбузных грудей. Служанка подошла к столу и обратилась к хозяйке:

– Барыня, там дрянная девчонка за вами подглядывала!

Анфиса вернулась к чулану и вытащила оттуда испуганную девушку. Её уже полностью раздели, а руки связали в запястьях. Служанка грубо схватила пленницу за плечи и вытолкнула на середину комнаты.

– Ты что, подсматривала?! – воскликнула Илария. Она подошла к девушке и отвесила ей оплеуху. – Ты знаешь, что нельзя подсматривать за взрослыми, и сейчас будешь наказана!

Хозяйка кивнула служанке. Анфиса, схватив жертву, бросила её лицом вниз на скоблёные доски стола. Илария изо всех сил шлёпнула жертву по ягодицам. Явный отпечаток руки сразу же проявился на белой коже, а Илария впилась взглядом в глаза любовника. Она увидела то, чего добивалась, – отсвет наслаждения. Илария вновь ударила жертву, потом ещё и ещё.

Вожделение охватило Островского. Все-таки Иларии нет равных! До чего же точно ведёт она свою партию: сейчас должна сказать заветную фразу.

– Ну что ж, если тебе нравится смотреть – то смотри! – провозгласила Илария, а сама, оседлав колени любовника, поймала нужный ритм. Под взглядом испуганных девичьих глаз совокупление показалось Островскому необычайно ярким. Все его ощущения обострились.

– Вот видишь, дорогой, мамочка знала, что тебе понравится, – шепнула Илария, целуя его влажные плечи, и Лаврентию оставалось только признать, что она не ошиблась.

Впрочем, на сегодня обоим было уже достаточно. Хозяйка приказала Анфисе:

– Запри девку в чулан, кинь ей тулуп и накорми. Баню тоже запри, да смотри, чтобы никто из дворовых близко сюда не подходил. Гляди, отвечаешь головой!

Илария взяла пасынка под руку и потянула к выходу.

– Пойдём в дом, Малыш, пора ужинать, а завтра мы опять с тобой поиграем.

Служанка затащила жертву в чулан. Островский проводил тоненькую фигурку взглядом, но спорить с мачехой не стал – послушно двинулся к двери. Предвкушение ещё более острого, запретного наслаждения грело душу: целую неделю Лаврентий будет подниматься по ступеням удовольствия, и на седьмой день получит главный приз. Такому искушению Островский сопротивляться не мог.

Впервые это случилось с ним на хуторе, тогда Илария только затеяла Игру. Их жертвой стала молоденькая дочка учителя уездной гимназии. Ей было пятнадцать – тоненькая, с белой кожей и прозрачными светло-голубыми глазами. Каждый вечер Илария избивала девчонку, а потом заставляла смотреть на их совокупление. Это извращенное удовольствие захватило Лаврентия, а в конце недели случилось главное: Илария отдала жертву ему и сама удерживала девушку, пока Лаврентий её насиловал. Девчонка билась и кричала. Её ужас и мольбы возбуждали Островского, как ничто другое. Он сразу понял, что никогда уже не сможет отказаться от подобных радостей. Но Илария преподнесла ему сюрприз – отравила жертву.

– Я найду тебе новую, – пообещала мачеха, и слово своё сдержала.

Через месяц она вновь привела Лаврентия в баню, где их ждала нагая и связанная новая жертва. Той тоже едва исполнилось пятнадцать. Илария и сама вошла в раж – придумала целый ритуал. Она давала жертвам имена цветов, и теперь в воспоминаниях Лаврентия изнасилованные девчонки различались по крошечным букетикам в их волосах. Раз за разом хоронил Островский хрупкие тела в конце сада, а Илария с наслаждением высаживала на тайных могилах цветы.

Время давно перевалило за полночь. Мачеха мирно спала, а Лаврентий так и не сомкнул глаз. Он всё размышлял, решая, как же теперь поступить. Долли почти что попалась, но пригласить её в Афанасьево, как он собирался прежде, теперь уже не получится. Других идей пока не было. Так ничего и не придумав, Островский в очередной раз сдался на милость Иларии. Ничего страшного: они ещё разок «поиграют», а потом – всё! Лаврентий вновь отселит мачеху и уж тогда форсирует наступление на сердце и приданое княжны Долли.