Читать книгу Только для взрослых - Марта Зверева - Страница 2

У него были зеленые глаза. Как у мартовского котяры. Блядские зеленые глаза, только за них можно было бы продать душу.

Мне кажется, я втюрилась в него моментально, когда он только вошел в нашу квартиру впервые. Я тащила в свою комнату тарелку со жратвой, переругиваясь с папахеном, который требовал одеться нормально, к нему сейчас зайдет коллега. А мне не похрен, кто там к нему зайдет? Его коллеги пялились на меня, во что бы я ни была одета. Хоть в джинсы, хоть в платье в обтяг, хоть в пижамке рассекала. Их бы и монашеское одеяние на мне не смутило. Старперам все равно, что там на мне, пока мне двадцать лет и у меня упругая жопа, они все равно будут пускать слюни. Но не распускать руки. Потому что если отец узнает, их потом только через полгода найдут. В лесу. По частям.

Вот и про этого я подумала, что очередной мудак с женой и одышкой, стоит ли ради него влезать в джинсы? Но мне было немного любопытно, потому и выбралась и комнаты. А он только посмотрел на меня этими своими глазищами – и я пропала. Это потом я заметила и его пальцы, и его губы, и его задницу, которую так обтягивали обычные костюмные брюки, что у меня во рту сохло, а между ног наоборот.

– Познакомься, Ань, это мой старый друг и коллега, Марк, – сказал папа, и в его голосе было уважение, которого не было, когда он говорил о других своих знакомых. – То есть, дядя Марк. Он тебя еще младенчиком видел.

– С тех пор я немного изменилась, – ляпнула я, глядя на него, как зачарованная. И выгнулась в пояснице, чтобы он оценил и грудь, и бедра, и все остальное, в чем я изменилась.

Но в отличие от остальных, он мазнул по мне равнодушным взглядом, практически не заметив, искривил губы в вежливой улыбке и заметил:

– Очень приятно.

И отвернулся, продолжив разговор с папой.

Они ушли в кабинет, а я осталась как дура с тарелкой с макаронами в руках. У меня как-то сразу пропал аппетит. Мне хотелось не есть. Мне хотелось его!

Он приходил еще несколько раз, так же равнодушно смотрел мимо меня, хотя я ходила в самых откровенных топиках, надеясь поймать его как любого старпера на крючок. Мне с пятнадцати лет на улице мужики от сорока и старше предлагали бешеные бабки даже не за секс, а просто посмотреть или потрогать. Когда мужики смотрели на меня, у них в глазах не оставалось ни проблеска мысли, одно желание: засадить.

Если бы мне нужны были деньги, я бы могла получать среднюю зарплату по городу в день, не напрягаясь. И давно знала, что нет ничего слаще для стариканов, чем малолетка типа меня, которая вертит перед ними жопой.

Только Марк не велся. Вообще! Абсолютно! Меня как будто не было!

В последний раз, когда он к нам заходил, я вертелась на кухне, постоянно попадаясь под руку, вставляла в разговор свое мнение, окончательно выбесив отца, но он даже глазом не повел. Папахен потом отчитал меня как ребенка. Натурально, не за то, что светила жопой, а за то, что влезаю во «взрослые разговоры». А ведь он чуть не убил Ярика, когда застал нас в моей комнате сосущимися на моей кровати. Хорошо, что мы еще не успели зайти дальше, а то не было бы у меня больше мальчика-мажора, который всегда может достать билеты на любые концерты. Он, конечно, все равно обиделся за сломанную руку, но всего через месяц простил. Хотя домой к нам больше не ходит.

А тут даже не почесался, не подумал, что Марк… дядя Марк может посмотреть на меня иначе как на маленькую дочку друга.

Требовались кардинальные меры. Но я не нашла в отцовском телефоне его номер, а в «Фейсбуке» профиль. Пока я думала, как еще к нему подкатить, судьба подарила мне роскошный шанс: папахен завис со своей блядью в офисе, велев мне впустить дядю Марка и напоить чаем. Тут мне и поперло!

Уверена, такого чая у зеленоглазенького уже лет двадцать не было…

Мой брат считает меня шлюхой, мой папахен девственницей, а лучшая подруга такой же наивной идиоткой, как она сама.

Юлька уверена, что главное в жизни – любовь! Не зря же все волшебные сказки вертятся вокруг того, за кого выйдет замуж принцесса и на ком женится Иван-дурак.

Она сама запала на моего братца еще в детстве и с тех пор все вздыхает по нему. Девственность считает главной ценностью, выйти замуж целью жизни. И уверена, что я тоже ищу настоящую любовь, даже оправдывает меня, хвалит, что делаю это активно.

Артем называет мое «активно» блядством. Но он по жизни двинутый, когда мать им беременная ходила, отца несколько раз чуть не убили, и с тех пор братец такой нервный.

Папочка уверен, что я еще берегу себя для того, кого он одобрит.

Он за моей невинностью следил как коршун с тех пор, как я стала ходить к гинекологу. Мы все вместе наблюдаемся в одном медицинском центре, и конечно ему все врачи докладывают о состоянии здоровья мамы, меня и Артема. Только им-то скрывать нечего, никакой интриги, а вот о моей пленочке между ног родитель задумался, когда начал ловить на мне сальные взгляды мужиков.

Сразу и меня предупредил, и гинеколога, и кажется собирался объявить на весь город, что если найдет выновного в утрате моей девичьей чести, то лучше тому самому закопаться где-нибудь в лесочке.

Поэтому пока мне не исполнилось восемнадцать, главное условие для моих парней было ни в коем случае не порвать! Ничего туда не совать! Ни руки, ни члены, ничего! Я на всякий случай даже тампонами не пользовалась, хрен потом объяснишь.

Зато когда стукнуло восемнадцать, я сказала отцу, что либо я в его медцентре сама себе врача выберу, либо меня будет наблюдать специалист из университетской клиники. Я взрослый человек, имею право на личные тайны!

Как его корежило! Он три дня маме матом рассказывал, чем я займусь, если меня оставить без надзора. Но согласился в обмен на обещание вести себя благоразумно.

Ну что… Кой-чего из рассказанного маме я потом с удовольствием попробовала. И правда годная вещь, спасибо, папочка!

У меня было не так много парней, как думает брат, но и не так мало, как считает Юлька, я ее берегу и рассказываю не все истории. Я точно знаю, что все они одинаковые. Могу завести одним взглядом, довести двумя движениями и обычно мне в постели скучновато. Все, чем они отличаются между собой – это длительностью. Один подергался и усох, а другой дрочит об тебя часами и считает себя плейбоем.

Со взрослыми мужиками я даже не пробовала спать. Все то же самое плюс брюхо.

Но Марк и его глаза… И его пальцы!

Соблазнить его будет легко. Когда мы останемся наедине, тут даже самый тупой сообразит, что я от него хочу. У меня есть волшебные шортики, перед ними еще никто не устоял.

А вот как потом не напугать всем, что я умею? Он ведь тоже наверняка уверен, что папочкина дочка член в руках не держала!

Секс меня интересовал с детства. С книжек, в которых все было так невинно: «Папа вводит в вагину маме свой пенис». С непонятных шуток в фильмах для детей, над которыми смеются только взрослые. Со слов, значение которых понимаешь не сразу, постепенно. С историй. Анекдотов. Обрывков фраз.

Когда все сложилось в единую картину, я ахнула, я удивилась, я тут же захотела узнать про это еще!

Мы тогда жили в Англии, там детям рассказывают все без утайки и отвечают на вопросы. В младшей школе даже есть уроки, где показывают фильмы, скучные как те самые книжки про папу и маму. Когда я узнала все, что хотела, я начала сама сочинять истории о сексе.

И рассказывать их подружкам. Они нажаловались родителям, но психолог сказал им, что это естественный этап развития. У меня просто слишком буйное воображение. Так я познаю мир. И пока никто не покушается на мою половую неприкосновенность, и я сама не пристаю к другим детям, все в порядке.

Но это в Англии.

Когда мы вернулись, папа отвел меня к российскому психологу, которая заорала, что я испорченная маленькая дрянь и чтобы я даже думать забыла о таких гадостях.

Детский гинеколог велела мне держать руки под одеялом и не позволять заглядывать «туда» никому, кроме мужа после свадьбы.

Она не только каждый раз проверяла мою девственность и докладывала папе, что все на месте, но и делала соскобы во рту и в заднице, чтобы проверить, нет ли там следов спермы. И долго-долго разговаривала с моим папочкой после каждого визита. Уже лет в шестнадцать я поняла, что она хотела попрыгать на его члене, поэтому подлизывалась, несмотря на то, что в соседнем кабинете осматривали мою маму.

Бедняжка не знала, что для банального траха ему мамы и хватает. А отрываться он предпочитает такими способами, о которых детям в секспросвет-видео не расскажешь.

Мы с Артемом как-то нашли его тайную коллекцию хоум-видео с любовницами. Точнее, Артем нашел, поставив на папочким ноут программу-шпион. А я пришла на папочкин голос: «А теперь вылизывай!»

Братца уже тошнило. Мне было интересно. Я бы предпочла посмотреть такие штуки без участия своего отца, но толком не знала, что искать в интернете.

Папочке, кстати, я про эти игры аккуратно намекала. Вроде как знаю, а вроде и не знаю. Он не особо верил, что спалился, но на всякий случай каждый раз шел на попятную в наших спорах, чтобы я не выдала его маме.

Стоит ли говорить, что невинности я лишилась на следующий же день после того, как отвоевала себе право на молчаливого гинеколога?

Я тщательно выбирала счастливчика из тех, кто уже проявил себя в невинных обжиманиях в машине и у меня в комнате. Выбрала самого красивого и с самым большим членом. Думала тогда, что это главное в сексе.

Он офигительно целовался, устроил мне у себя дома самую романтическую ночь. Шампанское, клубника, свечи, кровать, усыпанная розовыми лепестками, шелковое белье, нежная музыка… Я послушно надела кружевное белье, которое он мне купил и терпела всю эту хренотень, когда мне просто хотелось уже надеться на крепкий член не только ртом.

Но мы танцевали, кормили друг друга из рук, долго целовались, и я терпела, терпела, терпела… Наконец он вылизал меня всю, доведя до оргазма, но меня интересовало не это!

Когда он начал снимать с меня все эти кружева, я чуть не завопила: «Да трахни меня уже так!»

Но он был романтическим молодым человеком, и глаза его сверкали в свете свечей. Он снял с меня лифчик, лаская грудь, стянул трусики. По одному зубами снял чулки. Подхватил на руки и отнес на кровать, красиво там уложив.

Развел мои ноги… И дальше три минуты сплошного разочарования!

Марк…

Я повторяла его имя в этот месяц так часто, что папа начал что-то подозревать. Пришлось заткнуться и переключиться, заменить мысленно «Марк» на «Макс» и все прокатило. Не слишком у нас внимательный папочка. Так и думает, что я с самого начала поминала Макса. Если бы он только догадался, что мои расспросы о его делах не просто вежливый ритуал, к которому он нас всех приучил. Папочка работает и зарабатывает, папочку надо уважать и дома делать вид, что нам интересно, кто там какие поставки сорвал, у кого график вышел лучше, и кому отдали филиал.

Так папочка выболтал нам про свою Ольгу. Мы все поняли, когда ее стало слишком много в его рассказах, даже больше, чем Никиты или Жирного Виталика. И мама поняла. Только сжала губы. Только отец не заметил, как прокололся.

Но про Марка он не говорил. Как бы я ни ловила упоминания, но нет, нет, нет.

Я выносила мозг Юльке своим Марком настолько, что она даже запомнила, как его зовут, хотя всегда демонстративно говорит, что у нее столько места в голове нет, чтобы всех моих любовников удержать.

Марк стал моим безумием. Нет, я не влюбилась. Но я хотела его как ошалелая кошка, и когда мои план не сработал…

Он бросил всего один взгляд на мою задницу в сногсшибательных шортах и ушел ставить чайник, как будто какое-то хреново печенье было ему интереснее, чем мои булочки.

На его тонких длинных пальцах нет кольца. Но почему тогда он меня игнорировал?

Почему я извивалась перед ним, поворачиваясь самыми сладкими местами, а он пил свой чай и в районе ширинки ничего не шевелилось?

Как его пальцы обнимали чашку… Я представляла, как он вгоняет их в меня, как в блядских глазах плывет масляная похоть, как он шепчет мне на ухо все эти мерзкие пошлые словечки, которые мне любили шептать в клубах мужики возраста моего отца.

«Сладкая девочка», «Потрогай меня внутренней стороной щеки», «я бы тебя намотал на своего богатыря». Отвратительно, мерзко, гадко.

Но стоит представить, как это говорит Марк, усаживая меня к себе на колени, и я готова потрогать его всеми своими внутренними сторонами! Я готова слушать слюнявое «сисечки», тошнотное «пещерка» и мозговыносящее «пососи моего петушка», лишь бы он сжимал эти сисечки своими руками, вошел в пещерку петушком и трахнул меня наконец прямо на диване в гостиной!

Но даже намек о том, что никто из родни не вернется в ближайшие часы он пропустил мимо ушей!

И надо бы уже отступиться, но меня заело! Хоть разочек! Пусть хоть засунет в меня язык, пусть у него даже не стоит. Оближу вяленький и успокоюсь! Но я должна!

Меня просто потряхивало от его близости. От волос, лежащих волнами, пальцы зудели и требовали их взъерошить. От тонких твердых губ. Я грезила, как он сжимает ими мой сосок, и он по-настоящему напрягался до боли. Сильных рук, таких расслабленных. Бедер, на которые я хотела сесть сверху.

И чего-то между ними. Которого не было видно. Но мне бы хватило губ и пальцев.

Намеки не работали. Толстые намеки не работали. Моя грудь – ноль реакций. Моя попа – как будто ее нет. Мне оставался только один-единственный ход до момента, когда я признаю его импотентом.

И я просто села ему на колени. Увидела, как расширились зрачки, резко, рывком, словно сейчас он наконец набросится и подомнет меня под себя, заберет целиком. Дернулись пальцы, чуть не расплескав из чашки чай. Мои губы начали зудеть, чувствуя как их сейчас накроют невообразимо близкие его губы…

Но он попросил налить ему чаю!

Девушку, у которой между ног мокро так, что я сейчас начну оставлять влажные пятна на его джинсах! У которой соски превратились в камень!

Я сжала зубы, встала, пытаясь не полыхнуть всей своей яростью, а аккуратно сцедить ее в ядовитое и больное для таких вот, в возрасте:

– А правда, что у мужчин после сорока начинаются проблемы с потенцией?

И отвернулась, пряча победную улыбку, потому что как он скрипнул зубами было слышно даже сквозь шум закипающего чайника.

Иди сюда, жеребец, докажи мне уже, что ты еще мужик!