Читать книгу Devil ex machina - Марьяна Куприянова - Страница 2

«Я начал осознавать глубже, чем кто-либо осознавал это прежде, всю зыбкую нематериальность, всю облачную бесплотность столь неизменного на вид тела, в которое мы облечены».

Роберт Льюис Стивенсон – «Странная история доктора

Джекила и мистера Хайда»

Сильная жажда не унималась дольше недели. Язык был сухим независимо от количества выпитой воды. Будто только и делаешь, что жуешь песок или старые шерстяные носки. Желудок и мочевой уже болели от объемов поглощаемых жидкостей. Бегать по нужде приходилось гораздо чаще обычного. Наверное, из-за этого в боку так кололо.

Ничто не могло избавить от сухости во рту. Она казалась чьим-то проклятием, злой порчей. Преследовала по пятам. Укладываясь спать и открывая глаза, ты ощущал ее неизменное присутствие.

Прежде подобное состояние длилось не дольше двух дней, да к тому же в менее выраженной форме, поэтому совести удавалось списать происходящее на злоупотребление сладким или спиртным. И как обычно плюнуть на подозрительные симптомы.

Но не теперь.

– Ну, что я могу сказать? Девочка вроде здоровая, немного лишнего веса, хорошие чистые легкие…

Врач без интереса рассматривала документы из-под толстых очков и разговаривала с такой неохотой, что едва открывала рот. Она роняла слова лениво, на грани внятности. Фаина в замешательстве наблюдала за этой неприятной женщиной средних лет с бородавкой и темными усами над верхней губой, с некрасивыми ушами и неопрятными волосами, неровно выкрашенными в вульгарный кирпичный оттенок.

– Точно не ели ничего соленого или острого накануне?

Женщина смотрела так, будто не понимала, что Фаина делает здесь, а именно: зачем здоровая девушка с небольшим сушняком явилась в больницу отнимать у нее рабочее время, ведь прямо за этой дверью – целая очередь пациентов с более серьезными симптомами.

– Точно, – с нетерпением повторила девушка. – Ощущения другие.

Была надежда, что хотя бы доктор разгадает тайну, над которой Фаина устала ломать голову. Откуда взялась продолжительная жажда и, самое главное, как от нее избавиться. Но надежда эта быстро разбилась о скалы профессиональной непригодности большинства врачей.

– Раньше такое бывало?

– Не совсем. Проходило за день-два.

– А сейчас?

– Около недели.

– Около?

Фаина чувствовала себя глупо, отвечая на вопросы, задаваемые из соображений формальности, а не стремления помочь. Если бы знакомые не намекнули ей, что жажда, которую не унять водой, – опасный симптом, и уже действительно стоит обратиться к доктору, девушка бы не оказалась здесь. Не догадалась бы этого сделать. Ну разве может быть страшен обычный сушняк? Оказалось, да. Если он превращает твой рот в иссушенную ветрами пустыню, а язык – в камень для заточки ножей.

Врач поправила очки, вздохнула и полистала потрепанную годами медицинскую карту с засаленными пористыми листами.

– Диабетики в роду были?

– Да.

– Плохо.

Женщина принялась выписывать что-то забористым почерком на клочке бумаги, одновременно так же быстро разговаривая то с ассистенткой, то с пациенткой. Разобрать, к кому именно она обращается на сей раз, оказалось так же сложно, как вынырнуть из-под сильного потока.

– Позвони в 211-ую. Узнай, на месте ли еще Катя. Сейчас выпишем направление, кровь сдашь на сахар. Может, просто скачет, может, чего и хуже. Ну что, она у себя? Попроси, чтобы не уходила. Сейчас я к ней срочно направлю девочку. Значит так, сейчас в 211-ый кабинет, пока там еще открыто. Завтракала?

– Нет.

– Это хорошо. Сдашь кровь из вены. Результаты придут сразу мне. Через три дня. Придешь ко мне к десяти, запиши ее. На пятницу. А пока придерживайся диеты. Без сладкого, без специй, без острого, без соленого. Разумеется, от алкоголя воздержаться. Жажда должна ослабнуть, но не обещаю, что исчезнет совсем. И старайся много воды не пить. Полощи рот, если что, и выплевывай. Если это диабет, так или иначе организм обезвоживается, но помочь ему галлонами воды ты не сумеешь. Только хуже сделаешь. Сладкого в рот ни-ни, поняла? И под сладким я имею в виду не только конфеты и шоколадки, но и хлеб, некоторые фрукты, и многое другое. Люба, дай ей памятку для диабетиков. Там все подробно описано.

Девушка приняла брошюрку, коротко осмотрела, скомкала и небрежно сунула в задний карман, надеясь, что та ей не понадобится.

– Ничего мне сейчас не выпишете?

Врач недобро глянула из-под толстой оправы, приподняв словно нарисованную черным фломастером бровь.

– Рано еще. Сначала посмотрим на анализы. Держи, тут все записано, свободна. Люба, зови следующего. На пенсию уже хочу, прости господи, – заявила она и зашлась сухим удушающим кашлем.

Фаина забрала все бумажки и молча поднялась. Ее уже никто не видел и не слышал, полностью переключившись на другого пациента. Можно было не прощаться, да и не хотелось ни с кем разговаривать. В голове и так слишком много всего. Она вышла в коридор и спустилась на второй этаж. У 211-ого кабинета очереди не обнаружилось.

Сдавать кровь из вены не так противно и страшно. Никто не разминает каждый твой палец до красноты в надежде выудить хоть каплю крови из косточки, обтянутой бледной кожей. Никто не распечатывает на твоих глазах странной формы иглу, похожую больше на осколок старого лезвия времен Второй мировой. И нет этого омерзительного и всегда неожиданного укола во вспухшую багровую подушечку безымянного пальца, и этой гладкой пипетки, которой все мало и мало твоей крови, и приходится прокалывать средний палец, а потом и на другой руке…

С детства Фаина ненавидела процедуры, при которых что-то чужеродное проникает в ее организм, будь то операция, прививка или торчащий из земли штырь. Это ведь так противоестественно, протыкать кожный покров, чтобы забрать кусочек твоей плоти. Все эти иглы, скальпели, катетеры и прочая медицинская утварь вызывали в ней стойкое отвращение.

Но кровь из вены – сносно.

Едва медсестра поднесла шприц к локтю, Фаина отвернулась, благодаря чему почти ничего не ощутила. Всегда бы так. Ничего не ощущать, просто отворачиваясь.

Сегодня больница трещала по швам. Редко появляясь в ее проспиртованных стенах, Фаина каждый раз заново удивлялась тому, как много людей болеет и нуждается в помощи, и как много, помимо них, сидит дома и лечится самостоятельно. Или вообще еще не знает, что заболел. Или знает, но закрывает на это глаза. Как она.

Человек слишком хрупок для жизни в этом мире. Его организм буквально ни к чему не приспособлен – любая мелочь вызывает в нем сбой, который может привести к летальному исходу. Это ошибка или намеренный путь эволюции?

…Все эти бабули в порванных бахилах, с трясущимися руками, ногами и подбородками, которые уже плохо слышат и даже не знают, когда их очередь пройти в кабинет, поэтому просто сидят и ждут, ждут часами, то задремывая у стены, то тихонько переговариваясь с товарками по несчастью. Малые сопливые дети с пятнами зеленки на лице и едва режущимися зубами, которые они стремятся показать всему миру вместе с белесой слюной. Беременные девушки с изможденными лицами держатся на поясницы, словно если бы они не придерживали ее, она бы надломилась. Женщины и мужчины с уродливыми опухолями напоказ, кашель из-за каждого угла, детский визг, запах хлорки, грязный кафель и мятно-серые стены с совковыми плакатами…

Апогей хаоса человеческой жизни, страха и нездоровой плоти, наводящий тоску и думы о неизбежности. Чем дольше пребываешь во чреве бесплатной медицины, невольно прислушиваясь и принюхиваясь к этому царству медленно умирающих, тем страшнее от осознания собственной схожести с ними.

Невозможно долго находиться там, где каждый второй носит в себе какую-нибудь инфекцию. Понимаешь, что у тебя-то шансов нет и подавно – ты тоже болен, только пока не выяснил, чем. Не бывает полностью здоровых людей. Как будто мало того, что каждый из нас и так умрёт. Необходимо дополнительное наказание – тысячи различных недугов, приобрести которые легче, чем щелкнуть пальцами.

Фаину уже тошнило от запахов и звуков поликлиники, этой обители отвергнутых и немощных. Запахнув пальто поплотнее и спрятав нижнюю часть лица в шарф, она выскочила на улицу. Морозный воздух освежал тело и мысли. Люди передвигались аккуратно, боясь поскользнуться на тонком коварном гололеде. Лестница, ведущая к больнице, была устлана блестящей корочкой с такой изумительной равномерностью, на которую способна лишь стихия.

Неохотно сдавая позиции, зима выбрасывала свои последние пакости. На прощание. Это была очень холодная и жестокая зима, но и она, наконец, отступала.

В который раз Фаина пожалела, что забыла дома перчатки. Точнее, она их просто не нашла. У нее часто пропадали вещи. Немудрено, если жить в крошечном помещении, где вещи стоят друг на друге столбами, доставая до потолка.

Люди кругом копошились, не обращая никакого внимания на девушку, которая забыла перчатки. Она нерешительно переминалась с ноги на ногу, размышляя над услышанным в кабинете врача и отогревая кисти в глубоких, слегка дырявых карманах. Она все время забывала их зашить.

Не есть соленого, острого… это еще можно стерпеть. Но воздержаться от сладкого и алкоголя? Зачем тогда вообще эта жизнь? Чем ей питаться?

Да, действительно, у деда по отцовской линии был диабет. Значит, есть вероятность, что у Фаины предрасположенность. Чисто генетическая, от нее не зависящая. Но ничего еще не точно. Пусть сначала сделают анализ крови, а потом поговорим о диетах.

Фаина почти не помнила своего деда. Она слышала множество историй о том, как он ее любил и баловал, маленькую Фаю, но не испытывала к этому человеку абсолютно никаких чувств. Даже его лицо на старой фотографии не вызывало эмоций у взрослой Фаины. Он умер, когда ей было пять лет.

Проблемы со здоровьем сейчас особенно не к месту. Фаина решила не расстраиваться раньше времени, отвлечься работой и постараться меньше пить. Последнее было таким себе обещанием, учитывая домашние запасы на черный день и привычку ежедневно прикладываться к горлышку ради одного-двух глотков. Для настроения. Потому что ничем другим его не поднять.

Есть хотелось так, что в желудке жгло. А жажда будто бы поутихла сразу же, как врач выписала диету. Так что Фаина пересчитала мелочь в кармане и зашла в ларек неподалеку. Из сытного на витрине не было ничего привлекательного: пирожки столетней давности с сомнительной начинкой, топорные бутерброды с котлетой, язычком сыра и неделю назад увядшим салатом, давно засохшие в камень слойки с чем-то вроде сыра…

Фаина разглядывала «ассортимент», не скрывая эмоций. Разочарованный взгляд упал на сладкий рулет, какие Фаина обожала в детстве. Со взбитыми сливками и джемом внутри. И стоил он дешево, как и много лет назад. Она купила его, заставив себя забыть, что сладкое ей нельзя. Что будет от одного рулета? Скорее всего, ничего страшного. Хотя бы настроение поднять и голод сбить.

Фаина шла домой и жевала нежный бисквит, держа покупку перед собой обеими руками. Пришлось отдать в жертву стихии свои ладони – холодный сухой ветер царапал их, они быстро покраснели, кожу покалывало. Но оно того стоило. Остатки былого снега хрустели, превращаясь в серую труху под высокими сапогами, которые напоминали военные. Никакой гололед с такой подошвой не страшен.

Мутное зимнее солнце светило едва и почти не грело. Его лучи не дотягивались до замерзшей земли из-за рваных перистых облаков металлического цвета. Казалось, они висели так низко над землей, что можно было встать на стремянку, разогнать их руками и протереть солнце от белесой ледяной пленки. Привыкшая глядеть под ноги на ходу, Фаина редко посматривала на небо. Не хотела вновь видеть в облачном узоре нечто, чего не видят нормальные люди.

По-хорошему надо бы прийти домой, сразу же выпить пару глотков, позвонить маме и рассказать, что у нее подозрение на сахарный диабет, а дальше уже вместе решать, как быть. Но нельзя. По многим причинам. Начнем с того, что после обеда Фаине снова на работу – она взяла отгул на полдня, чтобы посетить врача. В офисе не оценят легкого перегара, несмотря на то, что за несколько лет сотрудники видели Фаину в разных состояниях. Значит, отогреваться придется чаем.

Звонить маме – тоже не лучшая идея. Нельзя ей знать, что у Фаины проблемы со здоровьем. Новость эта породит тяжелые панические атаки и в конечном итоге не позволит Фаине спокойно жить и самостоятельно разбираться с проблемой. У мамы хватает своих забот, зачем ее тревожить? Тем более, информация еще не подтвердилась. Как вариант – рассказать брату, но и это лишь в крайнем случае, для утешения совести.

Можно было, конечно, сразу пойти на работу, но Фаина решила отсидеть дома, в тепле, положенные часы. Больница находилась на небольшом расстоянии от общежития, так что путь не был долгим.

На первом этаже девушка подошла к овальному зеркалу во весь рост, сняла с себя мокрый шарф и поправила волосы. Сколько с ними ни возись, а выглядят как нечесаная копна почерневшего сена, которую остается только сжечь. Долгое время Фаина пыталась исправить ситуацию, а потом просто махнула рукой. Как и на многое в своей жизни.

Прямо за турникетом на полу лежали чьи-то вещи. Несколько спортивных сумок, чемодан, на этом всем – верхняя одежда и стопка книг. Фаина окинула их беглым взглядом.

– Съезжает кто-то? – кивнула она коменданту и тут же добавила, – доброе утро еще раз.

– Въезжает, Фаиночка, въезжает, – женщина отвлеклась от судоку и заговорщицки подмигнула, покусывая дужку очков.

Девушка в недоумении приподняла бровь, но ничего не сказала и направилась к лифту. Она зациклилась на своих проблемах и не стремилась отыскать причину игривого настроения коменды. Жутко хотелось выпить. До скрежета зубов. Хотя бы глоток. Пива или сидра. Чтобы не так разило, как от нормального алкоголя, который имелся в наличии.

Фаина проживала на четвертом этаже. Одна – в комнате, рассчитанной на двоих. В лифте ее осенило – а что, если это К НЕЙ кого-то подселяют? Это объяснило бы поведение коменды. Катастрофа! Но почему ее не предупредили? Обязаны были! Как они смеют в ее отсутствие пускать кого-то в ее комнату, ведь там ее вещи. И неважно, что ценного практически нет – дело принципа.

Стоп, успокоиться. Фаина, конечно, живет одна, но по документам там числятся две девочки. Вторая – Вика, ее подруга, полгода назад съехала жить к парню. Но путем несложных шоколадных подкупов удалось добиться того, чтобы в эту комнату больше никого не подселяли. Фаине нравилась тишина и свобода действий. А кому не понравится жить одному?

Для вида в комнате остались некоторые вещи соседки, включая шлепанцы, зимний обогреватель и большую коробку строительных инструментов. Вика была помешана на ремонте некоторый период своей жизни. Фаина этой страсти не разделяла и как всегда мечтала лишь об одном – чтобы ее, наконец, оставили в покое. Того же ей хотелось и ныне.

На своем этаже Фаина сразу же встретила соседей. Вид у них был возбужденный, что подтверждало неприятные догадки. Девушке поплохело. Она вышла на балкон, где, накинув на плечи курточки, курили ее знакомые.

– Привет, Афина, – без промедлений поприветствовал Гена, с которым Фаину связывали особые отношения.

– Вы бы оделись, – ответила девушка, наблюдая, как ребята ежатся от холода, но не бросают сигарет.

– Будь тут, где присесть, я бы попросила тебя присесть, – сообщила Наташа, часто моргая. Она почему-то нервничала, на ресницах у нее был иней. И складывалось впечатление, что слов Фаины она даже не слышала.

Никто не спросил о походе к врачу, хотя эти люди знали, куда Фаина ходила и почему. Значит, случилось что-то, из-за чего они напрочь забыли об этом.

– Ну и что у вас тут произошло в мое отсутствие? – спросила Фаина, а сама затаила дыхание, почти уверенная в том, что ответ ей не понравится.

– Новенький у нас.

«У нас», не «у тебя». Уже хорошо.

– На этаже? – уточнила девушка. – Ну и что с того?

– Ох, ты не понимаешь, – Наташа многозначительно поиграла бровями.

– Куда уж мне. Да что с вами такое, объясните по-человечески?

– Лучше один раз увидеть, – заверил Гена.

– Что за масонские таинства? Вы говорите так, будто к нам суперзвезду подселили. Да даже если бы так…

Фаине вспомнилась реакция коменданта, и она замолкла, помрачнев.

– Короче: что происходит?

– Нечасто, знаешь ли, к нам подселяются… такие.

Наташа нервно докуривала сигарету, сжимая ее дрожащими пальчиками – средним и указательным. Ветер метал ее русые волосы то вверх, то на лицо, так что они лезли в глаза и в рот, мешали говорить. Приходилось то и дело отбрасывать их, но стихия принималась за свое.

– Пожалуйста, скажите, что его подселяют не ко мне, – взмолилась Фаина. – Все остальное меня вообще не волнует.

– Не к тебе. Будь спокойна.

– И не ко мне, а жаль, – печально ухмыльнулась Наташа.

Фаина давно не видела ее такой расстроенной.

– А к кому же?

– К Кириллу, конечно. Больше на этаже некуда.

«Черт, прямо напротив меня», – подумала девушка.

– Одной проблемой меньше.

– Зря ты так думаешь. Я видел его. Сдается мне, от него будет много проблем.

– Все, кто видел его, говорят о нем, – затараторила Наташа таким тоном, будто Фаина и Гена не осознавали всей важности ситуации. – И невозможно не говорить. Весь этаж жужжит, ты только прислушайся. Грядут большие перемены.

– Да уж, – Фаина наигранно вздохнула. – Спасибо, что поинтересовались моим здоровьем, друзья. Все замечательно. Умру не в ближайшее время, обещают, что прежде помучаюсь. Я пойду к себе.

Наташа лишь недовольно закатила глаза. По ее личному мнению, происходящее сейчас заселение новенького было куда важнее и интереснее проблем со здоровьем соседки, в которые ее зачем-то посвятили. Гена затушил сигарету о перила балкона, кинул окурок в грязную жестяную банку из-под консервированных персиков и шагнул за Фаиной.

Этаж действительно гудел, словно в каждой комнате велся оживленный разговор на повышенных тонах. У девушки разболелась голова – она скривилась и помассировала виски, затем ей захотелось заткнуть уши обеими руками. Пока Гена выспрашивал ее о визите к терапевту, она рассматривала затертые и местами облупившиеся коридорные стены – ужасного фисташкового оттенка, поцарапанные и замызганные. Стены, на которые она уже не могла смотреть.

У 405-ой, где проживал Кирилл, тоже стояли кое-какие вещи – в основном книги и обувные коробки. Ничего особенного. Дверь в комнату была закрыта, но изнутри раздавался грохот передвигаемой мебели.

– Так, получается, тебе сладкое нельзя? – переспросил Гена, когда они вошли в комнату, и Фаина закрыла за собой дверь чуть более громко, чем следовало.

– Нельзя, – кивнула она, сбрасывая с плеч пальто и доставая из шкафчика вешалку.

– Тогда почему от тебя пахнет так, будто минут десять назад ты лопала пирожки с вареньем?

– От тебя ничего не утаишь, – усмехнулась Фаина.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

– Ой, Ген, да ничего еще не ясно. Будут анализы, тогда и меры будем принимать. Сейчас-то чего? Ты же знаешь, как я люблю сладкое.

Парень окинул взором вазочку с конфетами на столе.

– Знаю. Но все равно. Может, мне это забрать?

– Забирай, конечно. Если хочешь лишиться рук.

Фаина переоделась при Гене, даже не попросив его отвернуться. Такова была норма их отношений. Гена никак не отреагировал на девушку в нижнем белье – его занимали иные вопросы.

– А если и правда диабет, что делать-то будешь?

– Не знаю. Не трави душу, и так тошно.

– Тебе ведь придется отказаться от сахара, от спиртного… все время следить за показателями крови. И многое другое.

– Cпасибо за поддержку.

– А ведь это не лечится, Афин. С этим придется только смириться.

– Слушай, заткнись уже. Настроение ни к черту. Еще ты тут со своими нравоучениями. Оставил бы этом моим родителям. Любитель нагнетать обстановку.

Гена поднялся с кровати и коротко обнял девушку, чтобы она не нервничала. Он хорошо знал: если Афина много разговаривает, значит она нервничает; если Афина нервничает, добром это не кончится ни для кого.

– Извини.

– Да брось. Я пойду к себе. У меня пара через полчаса. Надо собираться.

– С каких пор ты посещаешь занятия? – Фаина не упустила шанса подколоть приятеля.

– Чья б корова мычала, – он закатил глаза и вышел из комнаты.

Гене нравилось устраивать с Фаиной поединки в остроумии. Не ради победы, а ради процесса. Ведь всем известно, что самая крепкая дружба выстроена на фундаменте сарказма и взаимных подтруниваний.

Фаина осталась одна и сразу подумала о коробке, которая лежала под креслом. Там, в темноте и прохладе, дожидался своего часа шестилетний армянский коньяк, доставшийся Фаине случайно. Учитывая то, где и в каких условиях она жила, деньги на элитный алкоголь у нее могли появиться разве что во сне. Но если такие деньги и появлялись, грех было тратить их на что-либо еще.

Фаина выпила воды и улеглась на кровать, уставившись в экран телефона. Следующие несколько часов до обеда она собиралась посвятить поиску всей возможной информации о сахарном диабете, какую только может дать интернет.