Читать книгу Constanta - Марьяна Куприянова - Страница 9

Изотопы – разновидности атомов какого-либо химического элемента, которые имеют одинаковый атомный номер, но при этом разные массовые числа.

А вечером того же дня он позвонил мне.

Едва я увидела незнакомый номер, подсвеченный синим на допотопном экране мобильного, сердце екнуло, будто звонил кто-то, кто объявит мне дату моей смерти. Спешно накинув куртку, я выскочила на улицу под навес и удивилась терпению (или настойчивости) звонившего. Он явно прождал не один гудок, и даже не пять, пока я соизволю принять вызов.

– Да? – в трубке послышались детские крики, затем – спокойный и размеренный голос Довлатова.

– Здравствуйте, Яна. Вы можете говорить сейчас?

«Па-а-а-апа-а!» – верещали еще громче, затем заливисто хохотали.

– Я – да. А вот Вы, кажется, не очень, – по голосу было слышно, что я улыбаюсь.

– Нет-нет, я сейчас выйду, секунду.

Пока из трубки слышались шаги и звуки открывающихся дверей, я стояла с лицом Тони Старка, благодаря бога, что Довлатов не может видеть меня сейчас.

– Вы еще здесь?

– Да.

– Так вот. Я с ней связался. И, должен сказать, она была удивлена, что я обо всем знаю. Долго отпиралась, что не в курсе, о чем я ей толкую.

– И что в итоге?

– Ну, разумеется, она испугалась меня и забрала заявление.

– Господи, спасибо огромное! – воскликнула я, ощущая мурашки по всему телу. – И за что только мне посланы такие помощники.

– Не за что, Яна. Ведь это касалось не только Вас. Таких сплетен мне, как человеку женатому, и даром не надо.

Можно подумать, о тебе никогда подобных сплетен не ходило, подумала я про себя, с таким количеством студенток в друзьях.

– Я понимаю. Простите, что так вышло, что впутала Вас в это. Вы же понимаете, я не хотела. Мне не хватило бы наглости такое о Вас не то что бы сказать, но и подумать! Так что я не давала ей повода так говорить… Злые языки, они сделают слух из ничего.

– Да я, пожалуй, сам виноват. Ладно, эта проблема решена.

Сам виноват? Это он о чем? Я вспомнила, как Галя сказала, что на комиссии он на меня пялился, и сглотнула слюну.

– Да, вот только… То, что Вы ей позвонили, усилит ее убеждение в том, что, ну…

– Я понял. Можете не договаривать. Лично она может думать, что угодно. На это я повлиять не в силах. Главное, чтобы остальные думали иначе.

– Да. Вы правы, разумеется, – вздохнула я. – Еще раз огромное спасибо. Я не знаю, как бы все это обернулось, если бы не Ваша помощь.

– Яна. Вы мне так и не рассказали, как такая способная студентка попала на комиссию и сдала ее на четыре без особых усилий? В комиссии всегда сидят законченные троечники. Но что там делали Вы?

– А вы знаете Корнееву?

– Так, немного. В последнее время ходят нехорошие слухи, но я не особо в такое верю. А дело в ней?

– В ней. В том, что она меня невзлюбила. А вот за что – мне знать не дано. Она же с пулей в голове.

– Ну, не следует Вам в таком тоне говорить о преподавателе. Вам еще у нее учиться, – Довлатов снова был серьезнее некуда, приструнил меня одним тоном.

– Извините. Я просто не люблю ее. Это у нас взаимно. Как я смогу учиться у нее после этого? Она ведь узнает, что я сдала ее предмет с недопуском, и будет отрываться.

– А Вы не поддавайтесь на провокации. Не позволяйте ей в чем-нибудь Вас завалить – учите так, чтобы не к чему было придраться. И ни в коем случае сами ей не говорите о комиссии. Только если первая спросит.

– А она разве еще не знает?

– Вот не уверен.

– Хорошо. Спасибо за совет. Послушаюсь и буду вести себя тихо-мирно.

– Да. И не бейте больше никого. Мне до сих пор не верится, что Вы избили кого-то. Такая безобидная с виду девушка.

– Не избивала я ее. Так. Ударила пару раз. Я ненавижу… когда поступают так, как поступила она.

– Понимаю. Но все равно. Вы в университете – прячьте кулаки и доставайте устные аргументы.

Я грустно усмехнулась его совету. Я так не умею. И никогда не научусь.

– А как мне надо было ей доказать обратное, если она вбила себе в голову такую… такую… несуразицу!

А такую ли несуразицу? – подумала я. – Сколько минут я уже с ним болтаю? К тому же мы вместе обедали. Так ли невозможно нам переспать? У нас отношение уже не как у студентки и преподавателя, а более свободные. И это меня немного напрягает. Я чувствую, будто виновата в этом, будто навязалась ему в друзья.

– Надо обладать даром убеждения. Прав тот, на чьей стороне правда. А она на Вашей стороне.

– Покидченко не из тех людей, которые откажутся насолить ближнему исподтишка. Она бы никогда не признала собственную ошибку. Она была убеждена.

– И вот вопрос: что убедило ее? С чего она вообще это взяла?

– А Вам сказать честно, как я думаю?

– Принимаю честность в любом виде, – серьезно ответил Константин Сергеевич.

– Как она сама сказала, цитирую: «Так ты все-таки спала с ним, да? Ай да я! Конечно! Можно было это сразу понять. По тому, как он на комиссии на тебя пялился!»

Довлатов рассмеялся, так заливисто и заразительно, что мне стало стыдно до красноты.

– У вас отличный подражательный талант, Яна! – сквозь смех заговорил он. – Голос у Вас сейчас был – не отличишь.

– Вы меня смущаете, Константин Сергеевич. – Тихо произнесла я. – Я говорю о серьезных вещах. А Вы смеетесь.

– Да, простите. Ну, мне нечего сказать на это странное наблюдение, кроме того, что ей все это показалось.

Вот сейчас он действительно меня разозлил. То есть я недостаточно хороша, чтобы он просто смотрел на меня? Ах ты козел, ах ты упырь бородатый! Я чуть не влюбилась в тебя, зазнавшийся кусок говна!

– Яна, вы еще тут?

– Извините, кажется, связь пропадает, – я сделал вид, что не слышу его, и положила трубку. А затем приложила ее об пол. И мой сотовый перешел в ряды павших в бою и не подлежащих никакому ремонту устройств в моей личной коллекции.

Вот поэтому у меня и дешевые допотопные телефоны – я очень нервный и вспыльчивый человек. Пришлось достать из шкафа еще один старинный «Nokia» и переставить в него сим-карту. Сотовый напрягался долго, а когда, наконец, включился, немного погодя на экране появились входящие сообщения. Этот абонент звонил вам три раза – номер Довлатова.

Я не стала перезванивать. Я ведь для этого недостаточно хороша!

Вместо этого я позвонила Ольге и Вере Алексеевне, рассказала, что да как. Ольга пищала от восторга, что я общалась и обедала с «бородой» (так она называет Довлатова), и даже несмотря на то, как он меня неосторожно обидел, уверяла, что он ко мне небезразличен, просто как настоящий мужик хрен он в этом признается, тем более он препод, ему положение не позволяет. Было даже грустно от того, насколько далека она от правды.

Вера Алексеевна тоже порадовалась, но сказала мне фразу, о которой я потом очень долго думала: «Вот видите, Яна, какой человек Вам попался – цените это! Он уже решил две ваших проблемы, причем очень серьезных проблемы. Без его помощи и снисходительности Вы бы давно покинули университет». И я поняла, что это реально так. Уже второй раз, когда у меня неприятности, появляется Константин Сергеевич – и все как-то быстро и безболезненно решается! А я тут обижаюсь на него. Да и не должен он на меня смотреть – он женат, едрить его в корень. И это печальнее всего.

***

На следующей неделе Покидченко, наконец, явилась в институт, но встреч со мной старательно избегала. Не всегда это у нее получалось, скажем прямо. Ибо я была вездесуща, и учились мы в одной группе.

Тот день был ярким примером того, как ей приходилось находиться со мной в одной компании. Я, Валера, Ольга и некоторые другие одногруппники сидели в коридоре, ожидая прихода преподавателя и «распаковки» аудитории. Мы просто болтали, и Галя не принимала в беседах, в которых фигурировал мой голос, никакого участия. Она стояла чуть поодаль, исподлобья наблюдая за тем, как друзья смеются над моими шутками, считая меня самым приятным человеком на свете. Галя же теперь видела меня с другой, более жестокой стороны, и никогда бы не смогла рассмотреть во мне доброту.

– Яночка, я тебя обожаю! – воскликнула Ольга и неожиданно чмокнула меня в щеку.

Я вытерла ее рукой и заметила, как Валера закатил глаза.

– А ты бы так не смог, бесчувственный сухарь, – бросила ему я.

– Устроили сюси-пуси. Вылети ты, я бы тоже не радовался, если ты еще не поняла.

– Как я рада, что это кончилось.

– Ты такая молодец, что сдала на четверку. Наверное, Корнеева просто с ума сойдет! – улыбалась Ольга.

– Вот об этом мне как раз не хочется думать. А как это вышло – одному богу известно.

– Богу?! – раздался Галин смех. – Дала преподу – вот и четверка! Не знает она, ага!

Я подскочила с места и ринулась прямо на нее, выставив руки перед собой, чтобы поскорее добраться до этой наглой ухмылки, но руки друзей удержали меня, дернули назад и усадили на место. Они не дадут совершить ошибки. Снова.

– А ну хлебало завали, – грубо приказал Валера не своим голосом, шагнув по направлению к девушке. – Еще одно подобное высказывание, и ты будешь долго за него платить. А сейчас – съебалась отсюда быстро. – И он сделал вид, будто замахнулся.

Покидченко отпрянула и убежала из коридора по лестнице. Я сложила ладони на лице, друзья положили мне руки на плечи.

– Не расстраивайся. Все знают, какая она балаболка, – сказал Валера.

– Мне грустно лишь оттого, что я не имею права ее трогать. Долго она будет меня этим подначивать? Бить по больному?

– А это что сейчас было? – спросила староста, изогнув смолистую бровь.

– Не обращай внимания, – сухо ответил за меня Валера. – Нашей Яне просто кое-кто завидует.

– Это как-то связано с Константином Сергеевичем? – едко уточнила она. У меня в сердце кольнуло. Она всегда выговаривала его имя с особенным, неподвластным описанию сладостным тоном.

– Нет, – ответила я, чувствуя ненависть теперь и к ней.

Дебильная привычка считать своей собственностью даже то, что тебе принадлежать не может. И таковым я теперь считала Довлатова. Которым не собиралась ни с кем делиться.

– Нет, ну просто если с ним, то это как-то некрасиво, – начала она.

– Да иди ты нахер! – вспылила я. – Я сказала, что не с ним! – поднявшись, я ушла к окну в конец коридора.

– Что это с ней? Чего она такая нервная? – шептала изумленная староста за моей спиной.

– Ой, не трогали бы вы ее.

– Бешеная какая-то, – резюмировала староста.

– Просто вспыльчивая. Тем более, у нее сложное время сейчас, – ответила Ольга, и вместе с Валерой они отделились от группы и пришли ко мне.

Вот они – настоящие друзья. Почти такие же, как я, только другие. Но ведь как-то они умеют меня понимать, значит, не такие уж мы с ними и разные.