Читать книгу Ненавижу босса! - Матильда Старр - Страница 8

Проблему Павла Александровича звали Карина Морозова.

У нее были огромные черные глаза, густые темные волосы и перманентный «трояк» по истории. Она училась в одиннадцатом классе той школы, где имел несчастье преподавать молодой, но очень амбициозный выпускник магистратуры.

Влюбленные ученицы – это вообще проблема для преподавателя. Юные полураспустившиеся цветочки, влюбившись, начинают упаковываться в короткие юбки, вызывающе краситься и восторженно хлопать ресницами.

Некоторые на первый взгляд кажутся безопасными – смотрят молча, рисуют там себе что-то в своих девичьих мечтах и проявляют повышенный интерес к преподаваемому предмету.

Те же, кто посмелее, переходят к активным действиям. И вот тут уже как на минном поле: шаг вправо, шаг влево – и ты летишь вверх тормашками, а где-то рядом, кувыркаясь, ухает в бездну твоя карьера.

Ответишь чересчур резко, чтобы и думать не могла о вольностях в сторону учителя – убежит в слезах, нажалуется родителям. И это в лучшем случае! В худшем – еще что-нибудь с собой сделает.

А не дашь должного отпора, начнешь мямлить и проявлять деликатность – того и гляди заработаешь обвинение в домогательствах или ворох сплетен, который за несколько дней разрастется снежным комом и вберет в себя такие подробности, что лучше бы обвинили в домогательствах.

В общем – ничего хорошего.

Красивая девочка Карина была проблемой, но не бедой. Она не писала пламенных записок, не выкладывала в Сеть «дневников», где бы делилась своими фантазиями на тему любимого преподавателя. Просто смотрела мечтательно, краснела ни с того ни с сего – и все.

Бедой стал ее поклонник. Парень по имени Никита.

Он быстро обнаружил связь между равнодушием к нему дамы сердца и ее же неравнодушием к молоденькому учителю. И почему-то решил, что проблема исчезнет сама собой, стоит ему выставить этого самого учителя в непривлекательном свете.

Мальчонка был настойчивым, и к цели своей шел весьма упорно. Так упорно, что уже через месяц этого противостояния у учителя начал нервно подергиваться глаз, а разрешенные успокоительные перестали действовать.

Наверное, эта ситуация могла разрешиться иначе. В конце концов, Павел мог перевестись в другую школу или, допустим, попасть под машину и оказаться в реанимации на долгие месяцы… Но, увы,  ничего подобного не произошло. А произошло другое.

Однажды у молодого преподавателя просто сдали нервы… Что он учудил, я так и не узнала. Подробностей он мне не рассказывал, заметил лишь, что не слишком гордится своим поступком. Но зарвавшегося мальчонку поставил на место.

Я робко попыталась выяснить у Павла Александровича, как именно он сумел расквитаться с нашим общим недругом. Это наверняка доставило бы мне немалое удовольствие. Но тот окинул меня таким взглядом, что я быстро перестала спрашивать и продолжила слушать. Тем более как раз подали горячее.

Нахальный ученик притих. Не срывал уроков, не бросал колких замечаний… Даже как-то не по себе становилось. Хотя не по себе – не то слово! Молодому учителю Пашке было откровенно страшно. Во-первых, потому что и сам понимал, что перегнул палку, а во-вторых, потому что ждал – а ну как юное дарование пожалуется папочке! А папочка у дарования такой, что без лишних раздумий закатает в асфальт и не поморщится.

– Папочка?! – встряла я.

О том, что за нашим Андреевым стоит какой-то там папочка, я ни разу не слышала. Даже наши самые осведомленные сплетницы ничего об этом не говорили. Общеизвестно: Никита свет Владимирович добился всего сам. А тут вдруг вырисовывается папа Володя, который вроде тоже очень непрост.

Но мой собеседник снова окинул меня недовольным взглядом. В общем-то, справедливо: я поставила условие рассказать о том, что там между ними произошло, и он это условие вполне выполняет. Теперь я знаю, что между ними произошла Карина. А рассказывать про папу или про непедагогичные методы я не требовала. Так что придется слушать, что дают.

Как ни странно, вредный ученик папе не пожаловался.

Павел Александрович его за это даже зауважал. Будь у него такой отец, разве не пытался бы он прикрыться громким именем? Он не мог ответить на этот вопрос. Наверное, потому, что его собственный отец был обычным врачом, и пугать им ровесников можно было разве что в детском саду: «Я нажалуюсь папе, и он тебе укол пропишет».

Но тем не менее до сурового отца эта история все-таки дошла.

Сначала она разлетелась между учениками, потом юные стукачи и ябеды поделились с любимыми учителями… В общем, до директрисы сплетня добралась на четвертый день.

Как она кричала! Молодой Паша на ковре у начальства  с тоской прикидывал, что лопнет раньше: стекла в кабинете или его барабанные перепонки.

Именно директриса, лебезя и оправдываясь, доложила обо всем Никитиному папочке. И тот изъявил желание поговорить с учителем лично.

На встречу Павел Александрович шел как на смертную казнь. У него был только один вопрос: асфальт с собой приносить или там выдадут? Даже сейчас это воспоминание, похоже, вызывало у серьезного человека и состоявшегося бизнесмена невыразимую тоску.

Он был готов к худшему. Он был готов вообще ко всему.

Единственное, к чему он оказался не готов, так это к тому, что страшный папаша скажет: «Мне всё рассказали. То, что ты сделал, конечно, чересчур. У меня к тебе один вопрос, он оставил тебя в покое?».

Врать этому человеку Паша не рискнул. Ответил честно: «У меня нет никаких претензий к Никите. В последнее время ведет себя вполне прилично и, кажется, стал уделять учебе больше…».

Договорить ему не дали. Суровый отец сказал: «Таким, как ты, в школе не место. Придешь завтра ко мне, – мужчина протянул ему карточку, – подберем тебе что-нибудь – он окинул не слишком презентабельно одетого учителя взглядом, – поприличнее».

С тех пор дела Павла Александровича пошли в гору. К учительству он так и не вернулся, о чем ни разу не пожалел. В конце концов, таким как он и правда не стоит работать в школе.

***

Когда он закончил свой рассказ, мы оба надолго замолчали.

Павел Александрович, наверное, вспоминал дела давно минувших дней, а я раздумывала. Слишком много информации неожиданно на меня свалилось. И кое-что из свалившегося запросто могло пришибить. Вот нельзя быть такой любопытной!

Теперь ясно, почему Никита Владимирович морщится при имени своего преподавателя. Тот умудрился отобрать у несчастного подростка всё: и девушку увести, что еще можно было пережить, и папочку перетянуть на свою сторону. А вот это совсем обидно.

Еще стало понятно, почему Никита Владимирович называл себя счастливым билетом. Лучше и не скажешь.

Непонятно другое: почему такую знаменитую личность, как Никиткин папа, никто не знает и не обсуждает. Впрочем…

– Это случилось не здесь? Не в нашем городе?

– Не в нашем, – подтвердил Павел Александрович.

Ну вот, так я и думала! Где-нибудь в провинции папа нашего босса вполне мог быть большим человеком. По местным, конечно, меркам. Возможностей хватало на то, чтобы наставить на путь истинный бывшего преподавателя и дать любимому сыночку возможность для старта в большом городе. А для директора школы каждый родитель, у которого есть парочка знакомых в гороно, уже серьезный человек

Отыскав это чудесное объяснение давним событиям, я успокоилась.

– Несколько капель коньяка в кофе? – с улыбкой спросил Павел Александрович.

***

Когда я вышла из ресторана, день уже перевалил за половину. Павел Александрович великодушно предложил мне машину с водителем, но я вежливо отказалась. Успеет еще мой новый поклонник продемонстрировать общественности как он восхищен моими прекрасными глазами.

Телефон, разумеется, все это время стоял на беззвучном режиме. Не хватало еще, чтобы он трезвонил, мешая обсуждать с любимым клиентом важнейшие аспекты будущего сотрудничества.

Я заглянула в список звонков и обнаружила, что не такая уж я популярная личность. Во всяком случае, восемнадцати пропущенных у меня не было. Даже одного не было.

Зато было сообщение, и какое! За такое сообщение половина нашего офиса без малейших сомнений отдаст руку, ногу, почку или даже три процента от продаж.

«Пожалуйста, как только освободитесь, зайдите ко мне в кабинет. Это важно». Ну что ж, важно – значит важно.

Что-то я зачастила в кабинет босса.

Я уже подходила к заветной двери, когда мой телефон завибрировал. Посмотрела одним глазком на дисплей и остановилась.

Чего бы там срочного ни было у Никиты Владимировича, оно точно не такое срочное как этот звонок.

Тетя Рая.

Если ей не ответить, будет плохо. Или даже очень плохо. Как минимум она решит, что меня убили и нужно срочно опрашивать всех, кто меня видел. В числе последних обязательно окажется Никита Владимирович. В общем, в любом случае поговорить нам не удастся.

Тетя Рая заговорила со мной очень осторожно:

– Линочка, как дела, что новенького?

– Все хорошо, спасибо, – очень бодро отозвалась я.

– А с Никитой Владимировичем вы поговорили? – продолжала прощупывать почву менеджер по уборке. – Он возьмет тебя на работу?

– Наверное, возьмет, – согласилась я.

– Вот видишь, – тут же оживилась тетя Рая, – я же тебе говорила, Никита Владимирович – просто чудесный человек.

Открывать ей глаза на то, какой человек Никита Владимирович, я не собиралась, опасаясь, что эта информация дойдет не туда, куда нужно, и не тогда, когда нужно. А потому с энтузиазмом воскликнула:

– Да, Никита Владимирович – просто прекрасный человек.

– Добрый и понимающий, – добавила тетушка.

Ну так я тоже могу!

– И добрый, и понимающий, и умный, и красивый. Просто лучший человек на свете! За такого чудесного человека я готова прямо сегодня выйти замуж и родить для него троих детей. Или переписать на него квартиру. Или… – за спиной послышался короткий смешок, и я похолодела, – Ладно, я позже позвоню…– изменившимся голосом сказала я тетушке и нажала кнопку отбоя.

Поворачиваться не хотелось. Нет, серьезно, я категорически не желала знать, кто там усмехнулся, услышав мои слова.

Наверное, потому что уже знала.

– Польщен, – раздался за спиной знакомый голос.