Читать книгу Когда сорваны маски - Матс Ульссон - Страница 3

Воскресенье, вечер

Сны коварны.

Когда снится что-то хорошее, например жаркие объятия или куча денег, которую ты должен получить, обязательно проснешься, не успев достигнуть цели, или забредешь в какой-нибудь тупик, если это не одно и то же, – в этом можно не сомневаться.

Но когда снятся знакомые мертвецы, которые пляшут вокруг тебя с дьявольскими ухмылками, или во сне тебя загоняют в темную пещеру, откуда ни туда ни сюда, а в груди между тем что-то так давит, что ни охнуть, ни вздохнуть, можешь вырываться и кричать сколько угодно – не проснешься.

Сам не знаю, к какой из перечисленных категорий относился сон, который я видел той ночью. Безусловно, он был кошмарным, но не сказать, что поверг меня в ужас. Я вообще не понимаю, почему он приснился мне именно в ту ночь.

День прошел спокойно. В нашем ресторане в Сольвикене праздновали чье-то пятидесятилетие. Торжество явно не из тех, которые обычно заканчиваются стрельбой или мордобоем. Гости ели, веселились, провозглашали тосты, а потом разъехались по домам. Виновник отбыл в «кадиллаке» цвета топленого молока, за рулем которого сидел некто во фраке и цилиндре. Шофер выглядел слишком старым, чтобы управлять автомобилем, и, похоже, опрокинул в себя не одну рюмку, пока дожидался юбиляра на кухне.

На выходные метеорологи обещали снег и гололед в северных районах Швеции, но у нас на юге светило солнце, а когда я управился с посудой и ушел в дом, на небо высыпали звезды и мир погрузился в ясную летнюю ночь.

Кристер Юнсон, который организовывал гастроли заезжим музыкантам, появился у нас на днях с ирландской блюзовой группой под названием «Blueshog»[1] – тремя бородатыми гномами, исполнявшими исключительно музыку Джона Мейолла[2], чего бы им это ни стоило. О заведениях, где они собирались давать концерты, – в их числе была какая-то пиццерия в Клиппане – я никогда не слышал.

В прошлом году Кристер Юнсон помог мне управиться с человеком, которого журналисты окрестили «экзекутором», и за это я обеспечил его микроавтобусу место на стоянке в порту Сольвикена. Там он и ночевал со своими музыкантами. Ирландцы вообще предпочитают автобусные сиденья обычным кроватям, как уверял меня Кристер. Я не знал, что и думать об этом. Кристер был начисто лишен чувства юмора, но иногда мне казалось, что он шутит. После отъезда ирландцев Кристер подарил мне альбом «Hog the Blues» группы «Blueshog» на CD. Кроме того, я обнаружил в холодильнике пластиковый пакет с пятью марихуановыми самокрутками.

Итак, рабочий день закончился, и я сидел на своей веранде с бокалом кальвадоса и самокруткой Кристера. Закурив, я глубоко затянулся и как мог долго удерживал в себе дым, прежде чем медленно выдохнуть его, опуститься в кресло и отпустить мысли на все четыре стороны.

Откуда-то издалека доносились смех и крики. Удивительно, что кому-то вздумалось устроить вечеринку в воскресенье. На расстоянии звуки праздника казались порой совсем не радостными, даже зловещими. Прислушавшись, я различил в этой какофонии ритмичную танцевальную музыку. Я не знал поблизости ни одной танцплощадки и вообще до сих пор не подозревал об обычае жителей Северо-Западного Сконе устраивать танцульки по ночам. Хотя рано или поздно обо всем узнаешь впервые. Например, о том, что ирландцам нравится спать в автобусах. Если Кристер Юнсон не шутит, по крайней мере.

Никогда не понимал, почему шведы так не любят марихуану.

Наши гости не одну неделю готовились к празднованию юбилея и заранее смирились со всеми неприятностями, которыми чревато чрезмерное употребление алкоголя. По этому поводу не было ни жалоб, ни дебатов. При этом никто из них, конечно, не сомневался, что уже первая затяжка приведет к героиновой зависимости и, как следствие, к внезапной смерти в каком-нибудь туалете Хельсингёра со шприцем в руке. Так оно и получается, что правительство запрещает одни наркотики и санкционирует употребление других.

В ту ночь я уснул довольно быстро, при этом у меня возникло чувство, будто тот сон начался сразу после того, как я закрыл глаза. Я еще до пробуждения осознал, насколько он кошмарный, и очень этому удивился. Обычно после кальвадоса и нескольких затяжек марихуаны я вижу совсем другие сны.

Впрочем, «кошмарный» не совсем точное слово. Сон был в высшей степени странный и необъяснимый, насколько сны вообще поддаются толкованию. Итак, мне привиделось, что я пустился в плавание. Уже не помню с кем и когда, во всяком случае, мне запомнилась продолговатая моторная лодка, на которой я стоял и которая под конец превратилась в треугольной формы плот. При этом он плыл задом наперед, то есть спереди была одна из сторон треугольника, а противоположная ей вершина сзади. Таким образом плот и вышел в открытое море. В высшей степени странно, я бы сказал, если вообще возможно.

Так или иначе, плот набирал скорость, и я уже поднял парус – не помню, как мне это удалось, – когда на прибрежной скале вдруг показался человек. Я не то чтобы узнал его, просто почему-то сразу понял, что это один из моих друзей.

– Какого черта, Свенссон! – закричал он. – У тебя что-то с мотором, разве не слышишь, как он трещит?

С мотором? До сих пор я был уверен, что на плотах их не бывает, не я ли сам только что собственноручно поднял парус? Но тут я обернулся и увидел, что и мачта, и парус на самом деле куда-то пропали, а на палубе вибрирует нечто напоминающее мотор, если несколько сбитых досок можно вообще считать палубой. И это нечто дергалось, шипело и тарахтело – не исключено, что при этом и трещало.

– Закрепи мотор, – повторил мой приятель.

На мне были шорты, которых я наяву никогда не видел. Мотор же оказался тяжелый, я даже зауважал себя, когда смог оторвать его от палубы. Так вот я и стоял с этим раскаленным мотором, который тарахтел и, возможно, трещал, пока не бросил его в море, так что вода зашипела. И в этот момент море исчезло, мой мотор с грохотом ударился о землю и развалился на части. А потом у меня возникло чувство, будто подо мной образовалась какая-то кашеобразная масса, которая грозит меня засосать.

И эта масса пахла ванилью.

Мозги мои представляли нечто на нее похожее, и я никак не мог сообразить, почему разбился мотор.

Мотор… но как же… я же выбросил его за борт.

И в этот момент я проснулся и услышал стук в наружную дверь.

Дверь… Это она трещала и гремела.

Не успев продрать глаза, я поднялся с постели и поковылял к окну – посмотреть, кому это я понадобился. На пороге стояла та самая девчушка, что прошлым летом время от времени выходила откуда-то из лесу к моему дому полюбопытствовать, чем я там занимаюсь. Ей было лет девять-десять, и она всегда молчала, а когда кто-нибудь из нас пытался с ней заговорить, тут же исчезала в лесу. Только моему коллеге Арне Йонссону да Бодиль Нильссон – женщине, с которой я тогда встречался, – удавалось задержать ее на минутку. Однажды она даже выпила предложенную Арне чашку кофе.

Но нынешним летом я еще не видел этой девочки.

Стоило мне по-нормальному открыть глаза и прищуриться, – вероятно, впору было обзавестись очками, – как я непременно увидел бы на ее щеках слезы. Девочка ожесточенно колотила в дверь кулаком, а под конец пустила в ход и голову.

Я завернулся в простыню, вышел из спальни и отпер входную дверь.

Гостья, не замечая меня, тут же влетела в дом. Обежала два раза кухонный стол, выскочила из кухни и помчалась в спальню, где тут же плашмя упала на пол, заползла под кровать да так и осталась лежать там, как сраженный битой игрок в бейсбол.

Я снова запер входную дверь.

В ушах все еще отдавался стук: на самом деле теперь она изо всей силы колотила о пол локтями и коленями.

Похоже, она была чем-то страшно напугана. Я озирался, прикидывая, что бы на себя накинуть, когда снаружи послышались мужские голоса. Пришедших было двое. Я не опускал жалюзи на кухне, поэтому вжался в стенку, чтобы они меня не увидели. По крайней мере, одно окно я всегда открывал на ночь, поэтому сейчас слышал их разговор, хотя и неразборчиво.

Мужчины приблизились.

Они говорили тихо, почти перешептывались.

– Она должна быть где-то здесь, – сказал один.

– Она может быть где угодно, – отозвался второй.

Они стояли в какой-нибудь паре метров от дома.

Внезапно полумрак прорезал луч карманного фонарика. По стене забегало световое пятно.

– Какого черта ты делаешь?! – послышался возмущенный голос, и луч сразу пропал. – Не слишком умно посреди ночи светить фонариком в чужую комнату.

– Мне показалось, там кто-то шевелится.

– Свети в землю, а не в окно. Нам нельзя привлекать к себе внимание.

Я скосил глаза в сторону спальни. Девочка под кроватью заткнула пальцами уши.

– С тем же успехом она могла спрятаться в какой-нибудь лодке в гавани, – предположил первый.

– Думаешь, у нее есть там знакомые? – засомневался второй. – Иначе с какой стати кому-то брать ее на борт.

– Черт ее знает! – выругался первый. – Лежит себе где-нибудь под брезентом, вот будет кому-то сюрприз!

Ни один ни другой не обнаруживали и намека на сконский диалект. Классический стокгольмский выговор, так мне, во всяком случае, показалось. Хотя потом в речи первого я как будто уловил легкий иностранный акцент.

– Она поди давно уже далеко отсюда, – сказал он.

– Не так далеко, она же не стайер.

– Спринтер, ты хотел сказать?

– Ну или так.

– Заглянем-ка мы в гавань.

Голоса стали стихать, так что дальнейших слов я не разобрал. Я осторожно сел на корточки и прильнул к окну. Мужчины по ступенькам спускались к морю, уставив свои карманные фонарики в землю. Тот, что шел впереди, был одет в голубые джинсы и тонкую черную кожаную куртку. На другом я различил что-то вроде спортивного костюма из блестящей ткани. Мужчина в джинсах был очень крупный и широкоплечий, на голову выше своего напарника, который явно страдал избыточным весом.

Опустившись на пол, я прислонился к стене.

Какого черта все это значит?

Девочка перестала трястись, но пальцев из ушей не вынула.

Собственно, что мешало мне просто открыть дверь и сказать: «Девочка здесь!»

Неужели то, что весь мой костюм составляла простыня? Или же я не успел проснуться и плохо понимал, что делаю? Что заставило меня взять сторону девочки против двух взрослых мужчин? Страх?

Когда я выглянул в окно в следующий раз, они уже скрылись за рестораном и спустились к самым мосткам. Похоже, мужчины спорили. Тот, что был в спортивном костюме, показывал в сторону шоссе, другой пожимал плечами. Потом первый повернулся к маяку на пирсе. Его огни отражались в воде, так что обоим не было необходимости включать карманные фонарики. Мужчина в джинсах показал большим пальцем через плечо в сторону моего дома. Его напарник зашагал к пирсу, в то время как сам он, проводив его взглядом, развернулся и начал подъем по лестнице. Времени убежать в спальню у меня не оставалось, поэтому я снова лег под окном на пол и прижался к стене.

На этот раз мужчина попытался приблизиться к дому незаметно, но я слышал и как он топал по деревянным ступеням лестницы, и как захрустел гравий под его ногами. Надо думать, этот звук напугал его самого, потому что он тут же сошел с дорожки в траву. Затем он поднялся на веранду и остановился. Продвинулся в сторону, как мне показалось, ближе к тому самому окну, под которым я лежал. Я затаил дыхание и еще сильнее вжался в стену. От мужчины пахло дешевым лосьоном для бритья. Заглянув в окно, он мог бы оглядеть кухню, но не увидел бы ни девочки, которая пряталась в спальне, ни меня. В противном случае ему открылось бы интересное зрелище. Что можно подумать о пятидесятилетнем мужчине, который лежит под окном на кухне, завернутый в простыню?

Звук шагов приблизился к двери. Замер. Потом незнакомец нажал на дверную ручку и осторожно дернул. На мгновение я засомневался, не забыл ли запереть дверь. Но она не поддавалась, а значит, все было в порядке. Ручка снова поднялась.

Мужчина вернулся, прошел мимо окна до угла дома. Похоже, хотел обойти вокруг него, но ничего не вышло. Лес слишком близко подходил к дому. Именно это обстоятельство помешало кое-кому устроить здесь пожар прошлым летом.

Незнакомец передвигался осторожно, но я слышал, как он почесывался, остановившись под окном. Ночь выдалась такой тихой, что я вздрагивал при малейшем шорохе или крике ночной птицы. Не знаю, что за птицы оглашают такими криками сконскую летнюю ночь, но мужчина, похоже, совсем меня не слышал.

Через некоторое время он спустился с веранды, и под его шагами снова захрустел гравий. Я сел и выглянул в окно. Оставив всякую осторожность, мужчина решительно зашагал в сторону гавани и вскоре исчез из поля моего зрения. Я так и не узнал, встретился ли он со своим напарником. Но спустя некоторое время послышался звук отъезжающего автомобиля. Машины я не видел, однако, прислушавшись, понял, что она удаляется по шоссе в западном направлении, в сторону Кюллаберга.

Я повернулся и пошел в спальню. Там сбросил простыню, подобрал с пола джинсы и надел их, усевшись на стул. После этого направился в ванную и плеснул себе в лицо холодной водой. Взяв чистое полотенце, вернулся в спальню, лег на пол и заглянул под кровать.

Девочка отодвинулась еще сантиметров на десять от края и теперь почти прижималась к стене. Я осторожно прокашлялся:

– Не бойся, это всего лишь я. Не хочешь утереться?

И просунул ей под кровать полотенце.

Она не шевелилась, только глядела на меня большими темными глазами.

– Кто они? – спросил я, но она не ответила. – Так или иначе, они уехали, – успокоил я ее. – Я сам слышал.

На девочке была голубая юбка. Из-под светлой куртки выглядывала белая майка. Голые ноги обуты в коричневые резиновые сапоги.

Я растерялся.

– Можешь выйти, если хочешь, – предложил я. – Здесь в спальне нас никто не увидит. Не хочу опускать жалюзи на кухне, потому что они не были опущены, когда приходили те двое, но в спальне мы с тобой в безопасности. А завтра рано утром я опущу жалюзи и на кухне, и мы сможем спокойно туда выходить.

Девочка не отвечала. Потом осторожно взяла полотенце и утерла лицо.

– Ты, конечно, можешь оставаться под кроватью, но, по-моему, это не очень удобно, – заметил я. – Кроме того, если я лягу в постель, пожалуй, прижму тебя к полу и раздавлю в лепешку.

Она молчала, но я чувствовал сквозь темноту ее улыбку. Хотя не исключаю, что это мне привиделось.

Некоторое время мы просто лежали и смотрели друг на друга. Быть может, моя фантазия окончательно разыгралась, но теперь я читал в ее глазах один-единственный вопрос: стоит ли мне доверять или лучше убраться подобру-поздорову, лишь только представится подходящий момент? Потом она отвернула голову и как будто задремала.

Я никогда не боялся темноты, но теперь, с натянутыми до предела нервами, напряженно вслушивался в ночь: не заскрипит ли гравий под шагами незваного гостя? Не хрустнет ли ветка? Не щелкнет ли дверной замок?

Иногда, чтобы погрузиться в мир фантазий, нет необходимости курить травку.