Читать книгу Кровавый приговор - Маурицио де Джованни - Страница 4
4
ОглавлениеБригадир Рафаэле Майоне пил кофе на балконе, любуясь открывавшимся оттуда видом на город. По правде говоря, напиток в его чашке не был настоящим кофе; он даже не был уверен, что помнит вкус настоящего. И маленький подоконник с перилами, который владелец этого дома в районе Конкордия пристроил к окну без разрешения лет двадцать назад, нельзя было назвать балконом. И даже то, что он видел оттуда, – протянувшуюся до самого горизонта сеть темных улочек, где царствовали голод и убогая торговля, – можно было назвать видом на город, только имея богатое воображение.
Но у Майоне было богатое воображение. И оптимизм у него тоже был – Бог знает, что это так. И Бог знал, сколько оптимизма было нужно бригадиру, чтобы пережить некоторые минуты его жизни.
Темнота отступала перед первыми лучами рассвета. Майоне втянул ноздрями воздух точно так же, как за несколько часов до него это сделали собаки. Сегодня воздух пах иначе. Может быть, на этот раз эта бесконечная зима действительно закончилась. Еще одна весна – третья без Луки.
Иногда бригадиру чудился смех его убитого сына Луки – хороший смех, неудержимый и громкий, который всегда сообщал о приходе сына. Кто знает, может быть, именно этот смех и погубил Луку? Майоне никогда не узнает ответа на этот вопрос.
Бригадир посмотрел на свою ладонь, потом на остальную руку. Эта смуглая толстая рука была крепкой и сильной, несмотря на его пятьдесят лет.
Лука был не таким. Сын унаследовал от своей матери светлые волосы и всегда смеялся, как она. Как она? С тех пор как погиб Лука, Майоне ни разу не слышал смеха своей Лючии. Конечно, жизнь продолжалась. Как она могла остановиться, если нужно растить еще пятерых детей? Но Лючия больше не смеялась – никогда. Зимними вечерами, когда дети спали и время словно останавливалось, Лука воскресал в памяти родителей. Он снова приходил домой веселый, подхватывал маму на руки и кружил по комнате, словно куклу. Или, только что поступив в полицию, гордый своей новой униформой, дразнил отца «старый пузан».
В это еще холодное утро весна донесла до бригадира запах крови его сына и воспоминание о том, как поступил тогда уполномоченный Ричарди. Этот странный молодой человек, с которым никто не хотел работать, заперся в винном погребе наедине с трупом Луки и оставался там пять очень долгих минут. А потом передал бригадиру, крепко сжимая его руку и не сводя с него глаз, последние слова любви его сына. Среди этих слов были нежные прозвища, которых Ричарди не мог знать. Даже теперь, через три года после этого дня, Майоне вздрогнул от любви и ужаса.
С того дня он стал чем-то вроде оруженосца у комиссара и не позволял никому говорить о Ричарди плохо или насмешливо.
Майоне также следил за соблюдением особой процедуры, в соответствии с которой Ричарди вел свои расследования. Комиссар всегда проводил первый осмотр места происшествия один. В этих случаях Майоне держал всех на расстоянии, пока комиссар настраивал свое сознание на то, что произошло. Майоне был и доверенным комиссара: то немногое, что Ричарди был готов рассказать о себе другим, он открывал лишь ему. Они разговаривали о том расследовании, которое вели, и даже не понижали голоса, но сквозь эти разговоры была видна душа самого Ричарди, и Майоне с помощью своего простого опыта угадывал за словами черты его характера. Каждый раз комиссар работал так, словно это было его личное дело – его боль, его позор, за который надо отомстить, несправедливость, которую надо сейчас же исправить. Не как у других, которые расследовали ради денег, карьеры или власти. Майоне знал много таких. Ричарди не такой, как другие.
В это утро Майоне подумал, что Ричарди ненамного старше его Луки – может быть, лет на десять или чуть больше, а кажется столетним стариком и одинок, словно осужденный.
Майоне полузакрыл глаза, провел ладонью по щеке, которая уже была шершавой, хотя он побрился всего час назад. И вдруг ему пришло на ум, что именно то, на что комиссар осужден, помогло ему передать последние слова сына. Он снова вздрогнул и вернулся в дом. Пора было идти на работу.