Читать книгу …Так навсегда! - Майк Лебедев - Страница 5

Да, и вот это было уже настоящее падение…

Людям, не особо вовлеченным в процесс, может показаться со стороны, что невелика разница… Но нет. Это не так. И разница велика. Более того – она чудовищна. Боление за «футбол вообще» (например, так называемый «красивый») и боление (хотя я не люблю это слово) за конкретный клуб (тем более за такой легендарный, прославленный и овеянный, как родной «Спартачок») соотносятся примерно так же, как физическая культура и спорт, при всей их внешней схожести. Но физкультура несет людям здоровье, хорошее настроение, заряд бодрости на свежем воздухе и тому подобное. Спорт же – это почти сплошная, лишь изредка прерываемая череда поражений, разочарований и обид, изорванная в кровь душа, истрепанное, истерично бьющееся на предельных оборотах сердце и болезненное, почти астеническое ожидание следующей игры… когда же она уже? Вот тогда мы всем покажем… вот тогда мы вас всех… но и следующая игра закончится – и все повторится снова…

Согласно канонической семейной легенде, за «Спартак» болел мой дед. История, правда, не сохранила документальных свидетельств посещения им матчей, не говоря уж о нанесении «выездов». Зато сохранились данные о том, что бабушка выдавала ему рубль на обед. Дед рубль на обед не тратил, экономил – чтобы потом с чистой совестью провести на него досуг с верными друзьями. Ну да – «по семь рваных», если еще до денежной реформы… и два восемьдесят семь плюс мороженое за тринадцать копеек – если уже после. А по возвращении домой с деда требовали отчет по целевому расходованию средств…

– Мить, что брал на обед?! – строго спрашивала бабушка.

– Харчо! – всегда твердо докладывал дед.

Столь же твердо он всегда отвечал и на другой вопрос: «Мить, за кого болеешь?» – «За „Спартак“!!!»

Дед, может, и не знал, какое оно по вкусу в столовой, да и варят ли его там вообще, это «харчо»… Но тут главное – принцип: что брал? – харчо. За кого болеешь? – «Спартак». Так и повелось… возможно.

Отец – тоже за «Спартак». Правда, назвать его яростным суппортером было тяжело, папенька обычно задремывал на диване уже к середине первого тайма. Поэтому я довольно долго считал, что «Федя», «Черенков» и «Десятый номер» – это три разных футболиста. Но все отличные. А три отличных футболиста – это ведь лучше, чем один, верно?

И на хоккей мы ходили в «Лужники» на «Спартак». Все-таки в помещении, можно взять ребенка, хоть и тянет холодом ото льда. А лед блестит в свете прожекторов и режется так под коньками звучно – ну, так об этом еще Пушкин писал. Здорово, одним словом! Рубль двадцать на боковые и шестьдесят копеек за ворота. И в перерыве мороженое в стаканчике, если горло не болит. А потом одного удалили, и не очень опрятный, всклокоченный дядька рядом поднялся со своего места и громко сказал, обращаясь к удаленному: «Понял, Марков?! Не шали…» Очень смешно получилось. Просто до колик в животе! А главное – выиграли. «Крылья Советов» – не соперник, а… в общем, несерьезный, как сообщил все тот же всклокоченный… но это значит, что я тогда уже болел…

Я хорошо помню этот день… Я сидел у бабушки на «Войковской» и смотрел хоккей. Вернее – уже «Спартак». Это было давно, очень давно. Почти как сон, причем не мой… И на воротах у «Спартака» – вратарь Новиков. Если учесть, что все мое сознательное, если можно так выразиться, детство стоял уже Дорощенко, то можно лишь догадываться о глубинах подсознания… Виктор Дорощенко, «человек без лица»… Я всегда хотел увидеть и понять, какой он там, под маской – но в ту далекую пору «голтендеры» еще не имели привычки задирать шлем и охлебываться водой из фляжки после каждого более-менее удачного действия в своем исполнении… Много позже увидел: Дорощенко оказался весьма приятным, добродушным усачом… Очень давно. И как будто даже не со мной…

А «Спартак» уступает в счете, 2:4. Кажется, «Динамо». И я смотрю в экран не отрываясь, и сжимаю кулаки. Сейчас, сейчас… сейчас мы отыграем одну шайбу, потом вторую – а потом забьем победную! Но… мы не отыгрываемся. Классический выход «два в одного», перепас, бросок – и вратарь Новиков бросается из угла в угол, бессильно взмахивая щитком, и «гасящая сетка» за его спиной трепыхается, как подбитая на взлете птица, – гол… без восклицательных знаков. Два-пять, и все кончено. Звучит сирена. И я сжимаю кулаки до самой боли, и губы дрожат, и слезы невероятной обиды наворачиваются сами собой – мы проиграли… «Спартак» проиграл. Когда там следующая игра? Вот тогда мы вам всем обязательно покажем и отомстим. «Спартак» покажет. И «Спартак» отомстит…

А однажды мы идем в цирк. «Старый» цирк, на Цветном бульваре. Отличные места, почти у самого манежа. И гениальные Никулин с Шуйдиным разыгрывают сценку «Телевизор». Публика хохочет: ситуация узнаваемая, борьба за программу единственного «ящика» в семье (а у кого тогда было больше). Не смеется только один человек: это я. Потому что Никулин переключает и «смотрит» хоккей с комментарием Озерова, и «играют» «Спартак» и ЦСКА. И голос Николая Николаевича сообщает мне, что «армейцы перехватывают шайбу, переходят в атаку, проходят синюю линию, Петров передает Михайлову на пятачок, бросок – гооооооооол! Счет открыт, 1:0, вперед выходит ЦСКА…». И я разве что только не реву – ну как же так, опять «Спартак» проигрывает, пусть и вся игра еще впереди, и это, в общем, всего лишь запись… Но все равно: «Спартак» не может проигрывать!!! Даже в цирке. Даже ради шутки. Даже в записи…

Я не знаю, почему я полюбил «Спартак». И за что. За «красивую игру» и «неповторимый спартаковский стиль»? Ну что я мог тогда понимать в «игре» и «стиле», если и сейчас толком не понимаю… За красно-белые цвета? Полноте, какие там «цвета» в телевизорах «Старт» и «Рекорд», с диагональю, которая номинировалась даже не в дюймах, а в сантиметрах. Там всегда сражались лишь две команды – «в черной форме» и «в белой»… Тогда за…

Да ни за что. Полюбил, и все. Собственно, даже и не «полюбил», а любил всегда. Если я не помню, чтобы я не болел за «Спартак», – значит, и не было такого.

Судьба, стало быть.

Это правда…