Читать книгу Где-то в мире есть солнце. Свидетельство о Холокосте - Майкл Грюнбаум - Страница 4

Мой рекорд – пятнадцать.

– Куда ты так торопишься, Миша? – повторяет отец уже не первый раз с той минуты, как мы вышли из дома. – Помедленнее, – говорит он мне, почти смеясь. Мы идем по набережной Влтавы, лучшей реки в мире.

Папа не понимает: для рекорда мне же нужно разогреться, подготовиться. Потому что сегодня будет новый рекорд, я точно знаю.

Папа вообще не любит торопиться.

– В шабат[2] не полагается бегать.

Это он уже пятый раз мне напоминает. Но я не обижаюсь на папу: он всю неделю так много работает. Мы его почти и не видим. Иногда он даже ночевать домой не возвращается. А завтра он и вовсе уедет в Лондон. Я ужасно огорчаюсь, когда папа уезжает. Хотя, конечно, если ты юрист и работаешь на самое богатое семейство Праги, приходится выполнять что велят.

Но у меня тоже есть дело. Я должен побить собственный рекорд. Сегодня.

Сейчас мы ступим на Чехов мост. Чайки гоняются друг за другом над водой, играют в какие-то свои игры. Замок, как всегда, тянется к небу, высоко-высоко над городом. Может быть, мы сходим туда, наверх, когда папа вернется из командировки. Посмотрим смену караула, поглядим с высоты на Прагу. Я попрошу папу, когда он перестанет делать мне замечания.

Мы свернули с набережной на мост, забитый людьми и машинами. Отлично. Вот идет Павел Горен, наш доктор. У него такое большое брюхо – ни у одного доктора такого нет. Но почему он идет не в Староновую синагогу, а от нее? Впрочем, какая разница. Главное – он отвлечет папу.

– Шабат шалом[3], Павел, – говорит папа.

– Привет, Карл, – отвечает Павел и ерошит мне волосы, бурчит своим брюхом прямо мне в ухо. – Скажи-ка, Миша, неужели ты еще подрос?

Я не отвечаю. На мосту сейчас как раз самый подходящий момент. Старики с палочками. Девушки болтают друг с дружкой. Пес тащит на поводке супружескую пару.

– Вызвали к Магде, она опять слегла, – сообщает Павел моему папе. – Как март, так у нее всегда одно и то же.

Наверное, мне следовало посочувствовать Магде, но у меня есть заботы поважнее. К тому же я уверен: через минуту они заговорят о Германии, Гитлере и нацистах. Все взрослые только об этом и говорят. Скучища.

Мимо проходят трое парней. Старше меня, но какая разница. Старт!

Один из них говорит:

– На следующем чемпионате мы возьмем кубок, вот увидите.

– Не выйдет, – отвечает самый высокий. – Бразильцы нас снова побьют.

– Рехнулся? – возражает третий. – Олдржих играет все лучше.

– Оба вы идиоты, – говорит высокий.

Они останавливаются и начинают спорить, тыча друг в друга пальцами. Вот и славно. Я их обхожу.

Один, два, три.

Следующий – старик, еле плетется. Легко!

Четыре.

Две женщины, одна из них с коляской. К сожалению, младенцы не считаются.

Тем не менее: пять, шесть.

Когда-нибудь это станет олимпийским видом спорта. Должно стать. Олимпиада состоится в Праге, я буду героем Чехословакии. «Грюнбаум вот-вот установит новый рекорд. Обходит немца. Тридцать семь! Тридцать семь прохожих за один проход по мосту! Новый олимпийский рекорд!»

Так, хорошо, надо сосредоточиться. И не бежать. Если побежишь и тебя засекут – дисквалификация.

Впереди семья, как наша. Родители и брат с сестрой. Сестра года на четыре старше, как моя. Небось тоже все время ворчит, что братик ведет себя как маленький. Это не важно, главное – они остановились и бросают хлебные крошки чайкам.

Семь, восемь, девять, десять.

Не отвлекаться на полпути. Не засматриваться на лодку, что проплывает внизу. И не поддаваться соблазну, не оглядываться на старый замок, даже если с этого места он особенно красив. И даже если это самый большой замок в мире. Честное слово, иногда его четыре шпиля, особенно самый высокий, над центральным нефом, уходят прямо за облака.

– Михаэль Грюнбаум! – кричит отец мне вслед. – Куда ты?

Я притворяюсь, будто не слышу. Совсем уж сильно папа не рассердится, он почти никогда не выходит из себя. В том числе и поэтому он лучший на свете.

Парочка, держатся за руки. Проще простого.

Одиннадцать, двенадцать.

Еще четыре – и рекорд.

Женщина выгуливает собаку.

Тринадцать.

Двое мужчин, спорят между собой по-немецки. Шагают быстро, словно знают об игре, словно специально засланы помешать чемпиону, на которого возлагает надежды наша страна. Только номер не пройдет, господа. Ноги у меня хоть пока и короткие, зато проворные.

Четырнадцать, пятнадцать!

Я повторил свой рекорд.

Только, ох, вот беда – больше нет пешеходов. А до конца моста осталось каких-нибудь пятнадцать метров, и он стремительно приближается.

Ладно, повторить рекорд – тоже неплохо.

Но что это? Кто-то меня обходит.

Высокий мужчина в шортах. Мама бы сказала, сегодня холодновато для шорт. И я тоже так думаю, хотя вслух не говорю. На ногах у мужчины спортивная обувь. Несется мимо меня. В сумке на спине круглится футбольный мяч. Слышу, как он сопит, шея так и блестит от пота в лучах солнца.

Наверное, профессиональный атлет. Или готовится в атлеты. Может быть, знает самого Антонина Пуча. Дай-ка угадаю: нападающий. Ну и что? Я, Миша Грюнбаум (родители называют меня Михаэлем, лишь когда отчитывают), однажды попаду в олимпийскую команду Чехословакии по обгони-всех-на-мосту. К 1948 году, самое позднее к 1952-му, этот вид спорта будет признан олимпийским, а я как раз буду в расцвете сил.

И я срываюсь с места, потому что есть малоизвестное правило, только настоящие спортсмены его знают: если кто-то другой бежит, то и ты можешь побежать, чтобы его обогнать. В таких случаях бежать разрешается. Папа будет недоволен, что я бегаю в костюме для синагоги. Но что поделать? Когда-нибудь я повешу на стене в нашей гостиной свою медаль, стану героем Чехословакии, и он поймет, ради чего все это.

Шесть метров до конца моста. Мужчина в шортах оборачивается, озадаченный. Ухмыляется. Прибавляет шагу. Но где ему состязаться с великим спринтером Грюнбаумом.

Я пересекаю линию финиша за миг до него!

Толпа беснуется!

Звучит национальный гимн!

Шестнадцать!

Новый рекорд! Победа! Шестнадцать!

– Миша! Миша!

Я поворачиваюсь и спешу обратно к папе. Утираю пот рукавом, авось папа не заметит. Стараюсь отдышаться на ходу.

– Посмотри на замок, – прошу я папу в надежде, что это его отвлечет.

– Миша, – говорит он строго. – Тебе всего восемь лет. Нельзя так убегать. Я же не могу…

– Давай туда сходим, – указываю я ему за плечо.

– Куда? О чем ты?

– В замок.

Папа открывает рот, хочет что-то сказать, но я его опережаю:

– В воскресенье, после того как ты вернешься из Лондона. Ну пожалуйста!

Папа сует сумку с талесом[4] под мышку и оборачивается лицом к замку. Сработало! Я вижу по его глазам. Он забыл обо всем. Может быть, даже про этих дурацких нацистов забыл, о которых он и все взрослые только и говорят.

– Почему бы и не сходить, – говорит он и смотрит туда, на другой берег.

Он обнимает меня за плечи, и мы идем по мосту в сторону синагоги.

– Только бы дождя не было.

Папа всегда такой. О чем-нибудь да беспокоится. Что-то всегда может пойти не так. А знал бы он про мой новый рекорд, понял бы, что дальше все будет только лучше и лучше. Уж я-то не ошибаюсь.