Читать книгу Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник) - Майкл Иннес - Страница 3

1

24 декабря

Моя дорогая Диана!

Перед тобой, как выразилась бы королева Виктория, листы из «Дневника моей жизни в горах Шотландии». Или, возможно, «Моей смерти в долинах». Потому что я не знаю, выживу ли, как не ведаю и «лишь примерно догадываюсь», по словам моей новой подружки, где очутился. Да, я и здесь завел себе подружку. Это абсолютно сногсшибательная, очаровательная и достаточно таинственная американская мисс, вместе с которой мы поселились в старинном замке где-то в Шотландии. Причем я чувствую, хотя «лишь примерно догадываюсь», что нам в любой момент может приказать перерезать глотки местный сенешаль с весьма красноречивой фамилией Хардкасл[23]. А у него наверняка есть отпрыски, хотя я их не видел и «только примерно догадываюсь», которых зовут Сырой Замок, Холодный Замок и Чокнутый Замок. Причем я нисколько не удивлюсь, если Чокнутых Замков окажется целый выводок. И как мы с мисс Гатри «примерно догадываемся», в ближайшее время замок могут осадить рыцари-язычники Безрадостный, Беззаконный и Безумный, а если ты начнешь мне перечить, Диана, утверждая, будто язычников в Шотландии больше нет, я возражу, что плохо спал ночью, и оттого моему воображению дозволены некоторые вольности.

И вообще, не надо на меня злиться, Диана, из-за того, что я не успею вернуться к Рождеству в Лондон. Это не моя вина. Читай дальше, и я тебе все объясню. Все без утайки, потому что должен перед тобой извиниться. И мой рассказ, как мне кажется (то есть «как я только догадываюсь»), сможет тебя даже немного развлечь, если не позабавить.

Начиналось все хорошо. Мне удалось унести ноги из Кинкрае от всех ужасов гостеприимства моей тетушки (знаешь, у нее в холле висят оленьи головы, покрытые сосульками, ей-богу!). Так вот, я ухитрился ускользнуть из ее дома вчера рано поутру, и хотя дороги здесь в ужасном состоянии, рассчитывал к вечеру добраться до Эдинбурга, где знаю один приличный отель, а сегодня уже мчаться в сторону Йорка, чтобы вовремя оказаться в Лондоне за одним с тобой рождественским столом, как и обещал в телеграмме.

Я, однако, сильно ошибся в своих планах. Здесь намело столько снега, что даже на главном шоссе, где основательно потрудилась снегоуборочная техника, я ехал со скоростью, значительно уступавшей расчетной. Я пообедал в какой-то дыре, причем владелец заведения предложил мне благоразумно остаться и к ужину, вот только поужинать я надеялся уже в Эдинбурге. А потому добавил газа, но продолжал двигаться слишком медленно. Между тем мне надо было успеть на паром «Уильям Нюир» в Куинсферри. В противном случае возникала необходимость объезда залива через Стерлинг, который занял бы вечность. Я опаздывал. И тогда, Диана, я и совершил самую большую глупость: достал карту. По ней объезд вовсе не представлялся таким уж устрашающе долгим. Увы, то была иллюзия.

Впрочем, сам по себе маршрут оказался вовсе не плох, но меня подвел снегопад. С помощью цепей на шинах я достаточно бодро выдавал примерно сорок миль в час, когда совершенно внезапно капот машины провалился вниз, а багажник задрался к небесам. Подобным образом шлюпка скатывается с гребня большой волны, но ощущение возникло такое, будто вокруг не вода, а толстый слой ваты. Мне хватило всего трех ярдов, чтобы на сорока милях в час вдруг полностью остановиться, причем без малейшего толчка или удара. Таковы, вероятно, физические свойства снега в Шотландии; как мне показалось, его абсорбирующие качества заметно отличаются от снега в, скажем, хорошо знакомой нам Швейцарии. Но это к слову. В действительности же я миновал один из чудовищно горбатых мостов (построенных, видимо, еще во времена Юлия Цезаря), но по его противоположную сторону намело огромный сугроб, и я в буквальном смысле чуть не утонул в нем.

К счастью, на месте действия оказалась целая группа аборигенов Северной Великобритании, направлявшихся, чтобы покормить сеном свой скот. Они проявили невероятную доброту, пригнав животных к месту происшествия, и с их помощью мой автомобиль снова удалось вытянуть задним ходом на дорогу. Но мне пришлось возвращаться туда, откуда приехал, а инцидент, как позже выразилась мисс Г., обошелся в два часа и десять шиллингов.

Теперь мы приближаемся к моменту моей встречи с мисс Г. на той же скорости сорок миль в час. Произошла она в неком муниципальном образовании под названием Данун. Я остановился там, чтобы заправиться, и мисс Г. тоже пожелала залить в бак бензин, причем сделать это можно было из единственной на весь городок колонки. Всем известно, что женщин нужно пропускать вперед. Ты знаешь, как меня смущает, когда я выхожу из своего лимузина, окруженный компанией маленьких машинок, а мисс Г. к тому же окинула меня мимолетным, но совершенно сокрушительным взглядом, в котором отчетливо читалось слово «щенок»! И я, держась на почтительной дистанции, выехал из Дануна вслед за ней, поскольку слышал, как она наводила справки о кратчайшей дороге к югу. Я все еще смиренно сидел у нее на хвосте, когда она сделала правый поворот. К сожалению, здесь мисс Г. допустила ошибку.

При этом машину она вела очень уверенно. Дорога оказалась узкая – задним умом я понимаю, что она была подозрительно узкая, – и обогнать впереди идущий автомобиль не представлялось возможным. Мы тащились на десяти милях в час, а когда она свернула в какое-то безымянное поселение, я потерял ее из виду: к тому времени стало почти совершенно темно. Мне эта ситуация очень не понравилась. Лежавшая впереди дорога была покрыта слоем девственного снега, и у меня сложилось твердое убеждение, что я окончательно заблудился где-то в самом центре Шотландии. Пришлось остановиться, чтобы выяснить обстановку. Улицы городишки выглядели совершенно пустынными, и я уже собрался барабанить в двери домов, когда совершенно магическим образом рядом со мной возникла немолодая женщина. Мне, конечно же, следовало развернуть карту, спросить: «Милая леди, покажите мне, где расположен ваш славный поселок», чтобы потом сориентироваться самому. Но я лишь задал вопрос, где проходит дорога к югу. Быть может, я даже по привычке поинтересовался направлением на Лондон, но не помню об этом, поскольку изрядно вымотался. Она выглядела человеком опытным и надежным, решительным жестом указав мне путь между коттеджами в отдаленные холмы. И твой покорный слуга послушно туда двинулся.

Проехав примерно с милю, я вновь заметил задние габаритные огни машины мисс Г., и мне хватило глупости обрадоваться этому. Мой двоюродный брат Тим одно время занимал какой-то пост в нашем посольстве в Вашингтоне и считает американцев пугающе эффективной нацией. Хотя сам Тим тот еще простофиля… Но я, однако, становлюсь сбивчив в своем рассказе.

Впрочем, я и в самом деле сбился с пути. Уже через несколько миль у меня не осталось по этому поводу никаких сомнений. Мисс Г. заплутала, и я покорно плелся вслепую за ней следом – машину то и дело заносило на снегу толщиной в два фута. Думаю, я бы повернул назад, если бы нашлось место для разворота, но такового не было и в помине. Дорога оказалась теперь и не дорогой вовсе, а чем-то вроде ездовой тропы. К тому же отважная мисс Г. продолжала двигаться впереди. Не представляю, как ей это удавалось, и на что она рассчитывала, поскольку была готова к приключениям куда хуже, чем я. В случае необходимости в моем автомобиле можно хотя бы кое-как выжить в зимнюю ночь, а потому – джентльмен до мозга костей, как тебе известно, – я теперь уже по необходимости ехал сзади, чтобы помочь в случае нужды. И мы снова столкнулись друг с другом. Причем в буквальном смысле слова.

Миновав по проселку миль шесть, я уже автоматически вел машину по ее колее, видной мне в свете фар, обращая мало внимания на прочие детали, когда со мной произошел почти точно такой же инцидент, как при съезде с моста. Или, вернее, начал происходить. Капот повело вниз, а багажник вверх, но потом раздался оглушительный грохот железа. В наступившей тишине, пока ко мне возвращалась способность соображать, мрачно прозвучал женский голос:

– Вот это получилось по-настоящему мило с вашей стороны, незнакомец.

Голос, разумеется, принадлежал мисс Г.

Оказалось, что Сибила Гатри – давай назовем ее наконец полным именем, – не заметила поворота проселка, ее машина съехала с откоса, перевернувшись на бок, хотя она сумела ползком выбраться наружу. Я последовал по ее колее, и «роллс» с жутким скрежетом встал поверх ее автомобиля. Но мой лимузин не перевернулся, а я остался сидеть за рулем с видом полного идиота, подумавшего, что мог раздавить девушку. Потом в стремлении хотя бы что-то сделать правильно, я заботливо спросил:

– Надеюсь, вы не ранены?

– Нет, но глубоко унижена, – ответила она и добавила уже более спокойно и деловито: – Наши машины случайно не горят? Потому что кругом полно снега, чтобы сбить пламя.

Но машины не горели. Мы уселись на крылья моего автомобиля по обе стороны от капота – сцепившаяся конструкция оказалась на редкость прочной, – и грели руки на радиаторе, обдумывая ситуацию. Сибила, милая девушка, сказала, что городок, откуда мы уехали в неверном направлении, назывался, скорее всего, Кинкейг. Она проезжала через него прежде. Там есть паб, и мы могли бы попробовать туда вернуться. Не это ли лучший выход из положения?

Видишь, у нее действительно оказались совершенно верные инстинкты. Вопреки прежнему не слишком уважительно оценивающему взгляду, посреди снегов я был мгновенно произведен из щенков в сенбернары-спасатели. И я охотно принял эту роль, напустив на себя необычайно серьезный и ответственный вид.

Снег валил с небольшими перерывами весь день, но сейчас, несмотря на сгустившуюся темноту, видимость стала вполне сносной. Чуть сдвинувшись в сторону, я заметил в отдалении одинокий огонек.

– Думаю, – сказал я, – нам лучше добраться до того дома, виднеющегося впереди. У вас есть небольшой чемодан, который вы сможете прихватить с собой?

Можешь мне поверить, Диана, что на Сибилу мои слова произвели впечатление – так кратко и четко изъясняются только личности героические. Да ей и трудно было бы оспорить мою правоту. Поселок остался в далеких шести милях у нас за спиной, а огонек (хотя они бывают обманчивы в ночи) горел в каких-нибудь двух милях перед нами. Стала бы ты пререкаться со мной в таком случае, Диана? Разумеется, нет. Вот и Сибила нырнула вниз и извлекла из останков своего автомобиля чемодан, причем действительно маленький.

«Иеронимо, – отозвалась она, – пора тебе отправляться в трудный путь»[24].

Она к тому же оказалась еще и начитанной девушкой, что, впрочем, пристало всякой леди по имени Сибила.

Огонек явно исходил от какого-то жилья или, в худшем случае, фермерского сарая, где мы смогли бы найти убежище. Опасность состояла лишь в том, что по мере продвижения вперед мы рисковали потерять его из вида. Я оставил пока фары включенными, и они высветили высокое, отдельно стоявшее дерево, которое могло бы послужить нам ориентиром, если бы возникла необходимость срочно вернуться. И мы двинулись на огонек. Но прежде восхитительная Сибила извлекла из недр своего чемоданчика очень удобный электрический фонарик. Можно было подумать, что она специально готовилась к подобному приключению.

Затем началось нечто, похожее на сокращенную версию «Самого неудачного путешествия в мире»[25]. Было темно, было холодно и, разумеется, повсюду лежал снег.

– Да, такого снега я еще не видела, – только и сказала Сибила за все время.

Порой мы обнаруживали, что кружим на одном месте, как персонажи рождественского номера журнала «Панч». Если ты считаешь, что снежный покров – это такая неподвижная и пассивная субстанция, то сильно ошибаешься. Уверяю тебя, временами он определенно смещался и утолщался, чтобы затруднить наш поход.

Мы то теряли огонек из вида за деревьями или гребнем холма, то волновались еще больше, когда нам казалось, что он горит слишком высоко и может оказаться гораздо дальше от нас в горах. Однако, преодолев еще пятьдесят ярдов, мы, несмотря на окружавшую нас тьму и совершенно почерневшее небо, сумели разглядеть смутный силуэт. Нам потребовалось еще несколько секунд, чтобы опознать увиденное. Одинокий огонек, манивший нас к себе, горел на вершине высокой башни.

– «Чайльд-Роланд дошел до Темной Башни», – в свою очередь, выдал я цитату.

Получилось довольно банально в сравнении с Иеронимо, а потому меня лишь обрадовало, когда мои слова утонули во внезапном и истошном собачьем лае, хотя были все основания испугаться. Но теперь настала очередь Сибилы упомянуть самое очевидное из стихотворений Кольриджа, какое только могло прийти на ум:

– Вы уверены, что они беззубые? – спросил я.

– Нет, но было бы желательно, – сурово ответила она.

– Что ж, скоро узнаем.

Согласись, Диана, что при подобных обстоятельствах наш диалог звучал на редкость абсурдно, если не глупо. И в ту же секунду, словно не одобряя нашего легкомыслия, огонек погас. Зато псы продолжали заливаться.

Вполне по-девичьи простодушно Сибила нащупала мою руку.

– Мистер Гилби, – сказала она (мы успели представиться друг другу), – я хочу, чтобы вы знали: мне лишь немного страшно.

И я крепко ухватился за ее ладонь, но не тем вульгарным движением, которые в романах называют пожатием, а лишь демонстрируя собственную твердость, к чему добавил краткую реплику в своей новой лаконичной манере. Смысл моих слов сводился к тому, как нам повезло, что огонек не потушили еще полчаса назад. В тот же момент огонек появился снова, но лишь на мгновение, располагаясь теперь ниже и левее. Он опять пропал, засветившись затем совсем низко справа. Кто-то явно спускался по винтовой лестнице.

Я смело сделал несколько шагов вперед, направив луч фонарика вдоль здания. Света оказалось достаточно, чтобы мы поняли: перед нами весьма внушительных размеров постройка. Меня это ободрило. В такую ночь любой человек знатного происхождения почувствовал бы себя обязанным оказать нам гостеприимство. И я опустил луч фонарика под ноги, чтобы понять, где мы стоим – посреди сада или на подъездной дорожке. Но увиденное заставило меня издать испуганный вопль, потому что стояли мы на краю пропасти.

– Это ров, – сказала Сибила, подняла мою руку с фонариком и направила свет левее. – А там находится подъемный мост.

Как мне показалось, она была заинтригована, но лично у меня настроение резко упало. Я хорошо знал подобные замки. В холле будут висеть трофейные головы, покрытые сосульками, как в том доме, оттуда я сбежал тем же утром.

– Вы откажетесь, – спросил я, – если вас положат спать в одной комнате с привидением?

На что получил резкий ответ:

– Я не верю в существование призраков, мистер Гилби.

Потом она воскликнула:

– Смотрите!

Теперь уже на уровне земли справа блеснул свет. Осторожное обследование края рва помогло обнаружить еще один мост, обычный, а не подъемный. Он упирался в небольшую дверь, которая не слишком приветливо приоткрылась ровно на дюйм. Мы поспешно перешли на другую сторону. Под ногами скрипел снег. При нашем приближении собаки залаяли еще громче, но дверь, за которой мерцала свеча, так и не открылась шире. И потому мне пришлось постучать. После чего изнутри прозвучал голос простолюдина:

– Это доктор?

Нас явно приняли за кого-то другого.

– Нет, это не доктор, – объяснил я, обращаясь к узкой полоске света. – Мы двое попали в автокатастрофу.

Мне это отнюдь не показалось преувеличением, и к тому же не мешало усилить драматический эффект ситуации. Но моя попытка не увенчалась успехом. Полоска света исчезла. Дверь захлопнулась.

– Ну, ничего себе! – воскликнула Сибила.

Не стану повторять, что воскликнул я, потому что в этот момент до нас донесся отчетливый звон цепей.

– Это призрак! – охнула Сибила.

Я был бы рад держать свою спутницу в ее счастливом неведении, но согласись, Диана, прошли те времена, когда это было допустимо в обращении с женщиной.

– Это цепные псы, – пояснил я.

Но мы не успели даже по-настоящему испугаться, когда события стали быстро развиваться в положительном для нас направлении. Донесся голос джентльмена, явно осадившего своего нерадивого слугу, и дверь распахнулась настежь.

– Пожалуйста, входите, милости просим!

И мы вошли каждый со своим чемоданом, словно прибыли в обычный отель. Впрочем, наш хозяин мгновенно избавил Сибилу от ее ноши и объявил со старомодной торжественностью, какую в наши дни может себе позволить лишь немолодой человек весьма благородного происхождения:

– Добро пожаловать в замок Эркани. Моя фамилия Гатри.

На что Сибила воскликнула со ставшим более заметным американским акцентом:

– Как странно! Ведь и моя фамилия Гатри!

Мистер Гатри из Эркани окинул ее быстрым взглядом, в котором отразился отблеск свечи.

– Это ли не еще одна причина оказать вам все гостеприимство, на какое мы только способны! Первым делом мы должны, конечно же, подобрать вам комнаты и обеспечить теплом очага.

Словом, все происходило надлежащим образом, и не стоило бы подробного описания в послании домой (к тебе, моя милая, милая Диана!), если бы у меня сразу же не возникло невесть откуда взявшееся и странное впечатление, что этот мистер Гатри – сумасшедший. Я и сейчас подозреваю, что он не в своем уме, как посчитал еще до полученной возможности изучить его замок, где все говорило: хозяин спятил.

Как мне кажется, было нечто в самом его первом взгляде, которым он по очереди окинул нас обоих в неверном свете своей одинокой свечи. А быть может, это был взгляд математика или шахматиста, потому что он смотрел на нас так, словно заносил в члены невидимого уравнения или старался найти позицию на клетках доски. И у меня сложилось ощущение, что я для него – не более чем пешка, хотя это могло объясняться крайним утомлением после прогулки по глубокому снегу. Но каким бы ни было первое впечатление, оно с той поры только усилилось. И этому почти сразу способствовал вид слуг и домашних животных.

Хорошему хозяину надлежит заботиться о добром здравии своих работников, как и четвероногих питомцев, но две собаки, сопровождавшие нас до наших комнат, выглядели откровенно голодными. Это была еще одна странность, почти небывалая в доме обычного сельского джентльмена. Мне оставалось только радоваться, что на нас так и не спустили тех более крупных и злобных тварей, которые продолжали подавать голос откуда-то из глубины двора, хотя, возможно, и собирались изначально сделать это. Войдя в замок, я непроизвольно поискал взглядом грубияна, демонстративно не пожелавшего нас впускать. Померещилось даже, что лорд Гатри встретил нас один, но затем за его спиной в глубокой тени я разглядел этого негодяя. Им оказался тот самый Хардкасл, о котором я упомянул в начале письма. И хотя он выглядел так, словно готов выпотрошить нас ради любой мелочи в карманах, его представили со всеми церемониями в качестве управляющего имением лорда. А, как известно, наличие управляющего предполагает весьма обширные владения и сложное хозяйство. И потому меня вдвойне удивило, когда я заметил, что столь важное лицо одновременно исполняет обязанности и дворецкого, и чуть ли не простого лакея. Да и сам лорд сразу же показался нам человеком далеко не богатым. Напротив, многое в нем свидетельствовало о крайней бедности.

И сам по себе замок Эркани – очень необычное здание. Еще во время нашего похода в его сторону поднялся сильный ветер. Порывистый и холодный, он принес нам новый дискомфорт, словно его и так не хватало. Но если за стенами замка свирепствовал только один ветер, то внутри Эркани гуляли одновременно, должно быть, двадцать разных ветров. Вдоль длинного коридора, по которому нас повели из холла, морскими волнами гуляла от сквозняка старая потертая ковровая дорожка на полу, причем зрелище выглядело нереальным, словно дурной сон. Поперек коридора через пустые оконные рамы задувал внутрь снежинки другой вихрь, а их подхватывал третий воздушный поток, вознося непостижимым затем образом параллельно лестнице, приведшей нас этажом выше. А вот лестница отличалась потрясающей красотой: каменная, с высокой балюстрадой, украшенной резьбой, сработанной, как я предположил, французскими средневековыми мастерами. Причем на каждой лестничной площадке высилась фигура каменного монстра с выведенным на нем девизом рода Гатри: «Не буди спящего тигра».

– Не слишком уютно для жилья, – прошептала Сибила, – но впечатляет, пусть и наводит на мрачные мысли.

Кстати, то же самое можно было в полной мере отнести и к фигуре нашего хозяина. Он был высок ростом, худощав и замкнут, с крупными чертами лица и глубокими морщинами, пролегшими у рта и глаз. Этот человек способен внушать робость, даже если смотришь на него со спины, как мы в тот момент, когда шли за ним по еще более ветреному коридору второго этажа, а похожий на головореза Хардкасл тащился следом с нашими чемоданами. По пути нам никто не встретился, если не считать пары метнувшихся по углам крыс. Так мы добрались до двух смотревших друг на друга дверей. Для мисс Гатри открыли правую, для мистера Гилби – левую. На моем пороге хозяин вдруг замер и спросил, не прихожусь ли я случайно родственником Горацио Гилби? Мне почему-то всегда доставляет удовольствие признавать, что это мой двоюродный дедушка, знаменитый ученый конца XIX столетия, профессор, у которого можно научиться лишь жить в бедности и писать плохие стихи. Я ответил: «Да, мне довелось быть его любимым внучатым племянником». После чего мистер Гатри удостоил меня взгляда, в котором мелькнул едва заметный интерес, и пробормотал, что однажды они с Горацио Гилби обменялись письмами со своими поэмами. Стало быть, умозаключил я, наш хозяин – тоже поэт. Правда, замок Эркани мало располагал к творчеству, будучи скорее совиным гнездом, чем клеткой с певуньями-канарейками. Зато теперь я мог позволить себе думать, что, окидывая меня своим странным взглядом шахматиста, лорд просто мучительно подбирает рифму к фамилии Гилби.

В комнате Сибилы оказалось очень уютно. Должно быть, ее заранее подготовили и сохраняли как гостевую спальню, что явилось для американки приятным сюрпризом. Постель широкая, словно поле брани, белье белее снега – хотя подобная ассоциация сейчас мало согревала душу. Все здесь содержалось в полном порядке. Только в одном окне отсутствовала часть стекла, которое заменили плотной коричневой бумагой. Зато мои хоромы оставляли желать много лучшего. Потолок в трещинах, грязные пятна на полу, постель готова, но жестка и неудобна. И ветры Эркани, казалось, собирались в этой комнате вместе, чтобы сплясать свою сарабанду. А потому даже Гатри, оглядев помещение с долей сомнения, распорядился:

– Хардкасл, приведи-ка сюда свою жену.

Теперь позвольте вас представить друг другу. Миссис Хардкасл, познакомьтесь с мисс Дианой Сэндис! И не стесняйся пялиться на нее, Диана. Мне кажется, старуха все равно почти совершенно слепа. И чем не красавица? Я подозреваю, что Хардкасл, которому едва ли стукнуло пятьдесят, женился на ней, чтобы унаследовать посмертную пенсию, или же она сколотила изрядный капиталец, показывая себя народу в цирке в роли «бородатой женщины». Впрочем, если мои слова покажутся тебе грубоватыми, подумай, в каких выражениях поэт и истинный джентльмен эпохи Возрождения описал бы ведьму, и портрет окажется законченным. А если подумать, то сам лорд Гатри мог бы оказаться чародеем и колдуном, для которого только естественно было бы держать при своем дворе парочку ведьм. В моем восприятии, он виделся вполне на это способным. Но если миссис Хардкасл и была ведьмой, то с добрым сердцем. Пусть неуклюже, но она растопила для нас камины, принесла таз с действительно горячей водой, полотенце и даже мыло – хотя всего лишь хозяйственное. Она, кроме того, положила дополнительный матрац на мое не слишком комфортное ложе. Когда с этим было покончено, Гатри раскланялся и сообщил, что мы встретимся снова за ужином в девять часов.

Мы действительно встретились, и тебе настала пора узнать о Кристин. Я еще сам не понял толком, что она такое, но по-своему человек это не менее поразительный, чем Гатри, который, кажется, приходится ей дядей. Она поразительна в том смысле, что за тем необычным ужином, будучи в сущности просто хорошенькой девушкой, предстала перед нами настоящей красавицей. И, как я считаю, в мире есть только одна разновидность красавиц более поразительных – это женщины с изначально потрясающей внешностью. Но тебя все это не должно беспокоить, Диана. Если ты хочешь, чтобы я зачислил тебя в последнюю категорию, то изволь – ты принадлежишь к ней и не имеешь конкуренток.

Итак, хорошенькая девушка, застенчивая провинциалка, с мягким шотландским выговором, очаровательно гармонирующим с американским акцентом Сибилы. Робкая, но с богатым внутренним миром юная особа с манерами старомодной дамы из высшего общества, мало знакомой с окружающим миром: вот какой увиделась мне Кристин. Шотландская Миранда – такое сравнение пришло мне в голову, пока я исподволь рассматривал ее за ужином. И это впечатление только окрепло, потому что она была Мирандой из первой большой сцены с ее участием, покорно слушавшей рассуждения Просперо, но мыслями унесшейся в иные края, туда, где за далеким и бурным морем ждала ее встреча с судьбой. И если мое письмо покажется тебе излишне напыщенным или экстравагантным, вспомни, что я пишу эти строки с первыми проблесками рассвета из зачарованного замка.

В огромном зале, который, как и лестница, заставляет гостя поначалу думать, что Эркани гораздо более крупный замок, чем в действительности, волшебник-хозяин сел по одну сторону невероятной длины стола, а Кристин – по другую. Мы с Сибилой тоже расположились в удалении друг от друга, причем нам всем не помешало бы гораздо больше тепла, чем давало скромное пламя, разведенное в камине. Хотя сам камин был таких размеров, что мы могли бы легко устроиться за столиком внутри и чувствовать себя гораздо более комфортно, чем в зале. Злодейского вида управляющий Хардкасл испарился – он явно жил где-то в отдельном крыле дома, – и еду нам подавали отчасти дряхлая миссис Хардкасл, отчасти сама Кристин, и это лишний раз подтвердило мое первое впечатление, что домашние ресурсы Эркани весьма ограниченны. Бросались в глаза и другие приметы либо крайней бедности, либо патологической скаредности хозяина. Наш ужин, к примеру, проходил при явно недостаточном освещении, которое давали несколько сальных свечей. И, думаю, Гатри выглядел более зловещим, Кристин более красивой, а Сибила более загадочной (я ведь упоминал, что Сибила производит впечатление загадочной фигуры?) лишь потому, что всех их я видел в полумраке. И я уже готовился принять на вооружение теорию, что даже крупные землевладельцы в этих краях являют собой необычайно колоритную разновидность бедняков, когда миссис Хардкасл старческой походкой приблизилась к столу и подала нам первое блюдо. Тебе будет трудно в это поверить, дорогая Диана, но им оказалась осетровая икра на серебряных тарелках.

Получился настоящий «суприз», как называют подобные вещи обитатели севера Великобритании, да и вся последовавшая трапеза выглядела не менее удивительно. Можно было даже вообразить себе, что члены семьи Гатри, процветавшие где-то в городе, заехали на дорогой пикник среди руин замка, свидетельствовавших об их величии в феодальную эпоху. Боюсь, я переводил взгляд с запущенной обстановки зала на роскошные яства, с еды на отощавших собак, а с псов на самого мистера Гатри, владельца Эркани, с плохо скрытым изумлением. Причем я заметил, что и Кристин разглядывает меня с тем же рассеянным интересом, с каким ее дядя смотрел на родственника Горацио Гилби, хотя в ее глазах все же мелькало любопытство. Наверняка она пыталась сообразить, как поведет себя хорошо воспитанный молодой английский джентльмен, попав в столь необычную обстановку.

Поскольку, как ты могла уже понять, ужин проходил далеко не в радостной атмосфере. Гатри лишь изредка отпускал какое-нибудь ничего не значившее замечание, чтобы за столом не воцарилось полное молчание. Или начинал расспрашивать, в каком состоянии мы оставили свои машины, и есть ли у нас друзья в округе, знавшие, что мы направились по долине в сторону Эркани. Но все же большую часть времени он ничего не говорил и либо смотрел невидящим взором куда-то поверх наших голов, либо пронизывал меня тем пристальным взглядом шахматиста, который мне нравился все меньше и меньше. Как я заметил, точно так же он поглядывал и на Сибилу – если ты уже поняла, то человек она весьма наблюдательный, и постепенно начала платить ему той же монетой: то есть всматриваться в его лицо долго и задумчиво. Светские обязанности хозяйки стола пыталась взять на себя Кристин, но и у нее это получалось неважно. Она тоже смотрела на все со своей точки зрения – глазами Миранды, наделенной способностью видеть грядущее. Не сомневаюсь, что именно она привлекла мое внимание к часам.

Это были большие старинные часы примерно той же эпохи, когда построили зал, в котором мы расположились, тикавшие невероятно громко и – можешь себе представить? – как будто в замедленном темпе. Тебе, несомненно, известно, как хорошие актеры умеют создать иллюзию невыносимого напряжения в зрительном зале, просто замерев в молчании. И внезапно я почувствовал, что часы оказывают на меня такое же воздействие. Другими словами, я отнес за счет старинного и бесстрастного инструмента измерения времени нараставшее во мне предчувствие ужасной и неминуемой катастрофы. Это все результат переутомления и недостатка витаминов, решил я и с удовольствием принялся за сливовый пудинг под отменным соусом с бренди. Но часы продолжали отсчитывать секунды с тем же пугающим звуком. К моменту, когда Кристин вышла из зала вместе с Сибилой, часы почти загипнотизировали меня: внезапно они принялись жестикулировать обеими своими стрелками и воскликнули: «Не спите больше! Макбет зарезал сон!»[26] Меня это могло испугать, но не удивить. Ты знаешь, что я довольно-таки легко поддаюсь внушению, но не впадаю в беспричинные панические галлюцинации. Это замок Эркани натянулся струной в напряженном ожидании чего-то, а я лишь ощущал отдаленные вибрации.

Но сейчас, когда у меня было время успокоиться и с ясной головой все взвесить, я нашел простое и рациональное объяснение напряженной атмосфере, буквально пропитавшей воздух замка. Кто-то из его обитателей был, вероятно, серьезно болен. Вспомни, как Хардкасл, осторожно приоткрыв дверь при нашем появлении, спросил, не врач ли это прибыл. Они, быть может, ожидали, что медицинская помощь сумеет пробиться к ним через эти непроходимые снега, и ухитрились вежливо скрыть свое разочарование, когда прибыли всего-навсего мы. Против этой версии я находил только два возражения. Во-первых, мне показалась подозрительной чрезвычайная, почти заговорщицкая осторожность, с которой Хардкасл приоткрыл дверь всего на дюйм (впрочем, это могла быть просто особенность его характера). Во-вторых, если необходимость во врачебной помощи стала настолько насущной, что влияла на всю атмосферу в замке, то хозяин не мог не задать вопрос, не являемся ли мы – я или Сибила – профессиональными медиками (хотя, нельзя не признать, что мы выглядели слишком молодыми для этого). Но вся эта идея с больным человеком занимала меня не более пяти минут и была развеяна в прах самим лордом Гатри.

– Мистер Гилби, – сказал он, когда мы поднимались из-за стола, – снег может задержать вас здесь на некоторое время, и я хотел бы заранее извиниться перед вами за слишком простой образ жизни, который мы ведем. Помимо паренька, живущего за пределами дома, здесь обитаем только мы с племянницей и чета Хардкаслов.

На это я понес невнятную чушь, что мы, вероятно, доставляем лишние хлопоты мисс Мэтерс, то есть Кристин. Но Гатри лишь прихватил с собой еще не вскрытую коробку сигар, распахнул для меня дверь и произнес с серьезным видом:

– Я очень рад, что вы нашли сюда дорогу.

И не уверен, содрогнулся ли я внутренне от столь просто сказанной фразы или же такую реакцию вызвало во мне одновременное появление этого жуткого типа Хардкасла, который, казалось, ждал где-то рядом и выскочил подобием самого отвратительного из чертей с картин Иеронима Босха. Впрочем, все говорило, что явился он не случайно. Вероятно, каждый вечер в определенный час он приходил, чтобы получить указания от хозяина. По крайней мере, сегодня распоряжение для него оказалось готово у Гатри заранее.

– Послушай, Хардкасл, – произнес он с властными нотками в голосе, – если придет молодой Линдсей, – хотя сомневаюсь, что он сумеет пробраться через снежные заносы, – впусти его. Я встречусь с ним незамедлительно.

Хардкасл медленно вытянул руку, которую держал за своей сутулой спиной (я был готов увидеть в ней открытую опасную бритву), и в задумчивости поскреб заросший щетиной подбородок. А затем сказал тоном самого преданного слуги, часто встречающегося в шотландских исторических романах:

– Поверьте на слово, милорд, этот парень наскрозь опасен для вашей милости.

– Что ты такое несешь? – Хозяин остановился посреди сумрачного коридора и посмотрел на управляющего с откровенным пренебрежением.

– Я говорю, что Нейл Линдсей замышляет дурное против вас.

Но явная попытка подчиненного предупредить хозяина об угрозе не увенчалась успехом.

– Сказано же тебе, – повторил Гатри, – что Линдсей может беспрепятственно подняться ко мне в башню. Как мистер Гилби и наши молодые леди.

Мы двинулись дальше вдвоем. У меня уже плохо работала от усталости голова, и только когда мы достигли примерно середины коридора, я вдруг осознал, что реакция Гатри на недвусмысленное предостережение могла быть на самом деле не столь легкомысленной, как он хотел показать. Лично на меня оно произвело изрядное впечатление. Точнее будет сказать, что этот инцидент помог мне найти определение, которое я до той поры безуспешно искал. Я назвал атмосферу в замке Эркани полной напряжения, но теперь понял, чем она была пронизана на самом деле – страхом. Но кто боялся и чего, оставалось загадкой, хотя и недолго.

Я как раз добрался в своих рассуждениях до этой точки, и ты была бы права, предположив, что мне отчаянно требовались постель и глубокий сон, но вдруг чуть не подпрыгнул от удивления. Гатри произнес вслух то, о чем я лишь подумал:

– Страх.

Или, если быть точным, он воспользовался латинским словом «Тimor…». Тихо, но отчетливо пробормотал:

– Timor Mortis conturbat me.

При взгляде на него стало ясно – он напрочь забыл, что я нахожусь рядом и вообще существую, а я окончательно убедился: этот человек свихнулся. Продолжая двигаться по коридору, глядя в потолок, он ударился в декламацию.

Уверен, Диана, что тебе и близко не доводилось созерцать чего-то столь же пугающе странного, как зрелище этого благородного шотландского джентльмена, вышагивавшего по продуваемому всеми ветрами коридору и вслух читавшего эту погребальную песнь Данбара!

Мы свернули за угол, и ветер унес слова в сторону от моего слуха. Декламация перешла в невнятное бормотание. В какой-то момент фитиль свечи неожиданно разгорелся ярче, и мне удалось разглядеть его лицо немного лучше, чем за все время, что мы уже провели в этом темном доме. И готов поклясться – на нем застыл страх в чистейшем виде.

Второй коридор показался бесконечно длинным. Проделав по нему значительный путь, мы остановились перед дверью, за которой, как я предположил ранее, скрылись Кристин и Сибила. Гатри замер в неподвижности, ритм его бормотания изменился, и он смотрел на дверь или, вернее, как будто сквозь нее с выражением почти экзальтации, сменившей ужас. А потом шепотом воскликнул:

Для меня это оказалось еще одной полнейшей неожиданностью. Как и то, что произошло в следующую секунду. Его рука легла на ручку двери, и он мгновенно вновь осознавал мое присутствие рядом с собой. Гатри одарил меня доброжелательной улыбкой и сказал:

– Обычно я ежедневно провожу здесь полчаса со своей племянницей.

Как я понял, в его памяти не осталось и следа от только что проведенного сеанса декламации в коридоре. Выражаясь научным языком, он представился мне теперь типичным случаем раздвоения личности. Ты понимаешь, о чем я толкую. Существовали два разных Гатри, которые прятались и подменяли друг друга, как братья-близнецы в театральном фарсе. Перед моим мысленным взором встала до крайности необычная картина. Я вообразил себе Гатри А – скупердяя, морившего голодом собак и не желавшего тратиться на замену разбитых оконных стекол. А потом Гатри Б – человека, живущего на широкую ногу и поедавшего на ужин баснословно дорогую икру. И я продолжал обдумывать эту вероятность еще некоторое время уже после того, как мы присоединились к Кристин и Сибиле в помещении, которое здесь называли классом, подобно школьному. Моя новая теория легко объясняла осторожность, с которой Хардкасл обращался к нам, приняв нас за врачей. У лорда развились симптомы легкого помешательства, и верные слуги попытались втайне пригласить к нему лекаря. Вероятно, не самая лучшая идея, но теперь фраза этого неописуемо странного человека по фамилии Хардкасл начала навязчиво преследовать меня. «Это доктор?» И я утвердился в убеждении, что если в недрах замка Эркани хранили какую-то тайну, то ключом к ней могло послужить объяснение смысла подобного вопроса.

Диана, ты можешь в этом месте с полным правом прервать мой сбивчивый рассказ, при условии, что он вообще заинтересовал тебя, и заметить: «Гатри ждет в гости опасного человека по имени Нейл Линдсей; Хардкасл ожидает прибытия таинственного врача. В таком случае не логично ли предположить, что это одно и то же лицо. Доктор Нейл Линдсей, которого не очень-то и хотят принять в замке для исполнения профессиональных обязанностей. А что, если он, скажем, попросту нежелательный для хозяина претендент на руку и сердце твоей романтичной Кристин?»

И тогда мне придется признать, что я не могу дать тебе исчерпывающего ответа. Готов допустить, однако, что у Кристин есть возлюбленный. По некоторым приметам, она почти полностью поглощена мыслями о нем. И ее избранником может быть как Нейл Линдсей, так и пресловутый «доктор» Хардкасла. Но мне плохо верится, что это одно и то же лицо. Подобной идее противоречит тон, который пускал в ход Хардкасл применительно к обоим. Но только время покажет, прав ли я.

Кстати, быть может, здесь уместно упомянуть именно о времени. Сейчас восемь часов утра вторника 24 декабря, и тебе, наверное, трудно себе представить, дорогая Диана, как долго я писал эти адресованные тебе строки, постоянно отвлекаясь, чтобы вновь зажечь то и дело гаснувшую свечу. Потому что в моей комнате не просто гуляет ветер. Она представляет собой некий аналог Эолова царства. Взрослые и сильные ветра дуют под потолком, а маленькие ветерочки, подобно путти с картин живописцев чинквеченто[27], резвятся по всей спальне и пробуют подавать голоса откуда-то из-под кровати. От огня в моем очаге, разведенного прошлым вечером, не осталось и воспоминания, и кругом царит жестокий холод. Я же расположился у окна (где, как ни странно, не холоднее, чем в любом другом месте), соорудив себе нечто вроде иглу из набитых сеном матрацев и надеясь только на новые приятные «супризы» к завтраку. Снаружи по-прежнему свирепствует буран, и меня заранее страшит вероятность, что мы не сумеем выбраться отсюда еще по меньшей мере несколько дней. Однако вчера вечером за столом зашел разговор о необычайной способности преодолевать большие расстояния по глубокому снегу, которой обладает молодой человек, живущий в сарае у стен Эркани. Как я понял, он страдает слабоумием, но если я здесь застряну, с его помощью у меня останется шанс отправить тебе хотя бы телеграмму. Рассвет, должно быть, наступил уже давно, но видимость остается крайне ограниченной, небо – свинцово-серым. Из своего окна я вижу лишь бесформенную белизну по всей округе. Только чуть левее в моем поле зрения эта монотонность нарушается. Я минут двадцать ломал себе голову, откуда взялось там более темное пятно. Снег в том месте подтаял, словно ложился на раскаленную сталь. Потом я понял, что это, скорее всего, вода – покрытая тонким слоем льда излучина озера, своим изгибом подходящая почти вплотную к замку, – а ветер сдувает с ледяной глади снег.

Поскольку пока не слышно никакого движения за дверью и нет ни намека на приглашение к завтраку, я добавлю еще несколько деталей к описанию событий минувшего вечера. Класс, в котором получила свое образование Кристин, – а она, насколько я понял, крайне редко отлучалась из Эркани, – превращен в уютный, хотя и скудно обставленный кабинет, вполне подходящий уголок, где Миранда может найти уединение. Здесь я увидел несколько памятных вещиц из Милана, по-настоящему элегантное бюро фламандской работы и индийские рисунки с изображениями птиц, заслуживающие гораздо лучшей подсветки, чем пара свечей, составляющих стандартный набор осветительных приборов практически в каждом помещении замка. Когда мы с Гатри вошли, девушки сидели на низкой скамье перед камином и успели почти подружиться. Обе при нашем появлении поднялись. Взгляд Сибилы, как я отметил, устремился на Гатри, в то время как Кристин продолжала разглядывать саму Сибилу. Помню, у меня мелькнула мысль, каким образом мы продолжим общаться без пауз, извинительных только за едой и питьем?

Как обычно в таких случаях, на выручку приходит соблюдение светских формальностей. Мне безмолвно вменили в обязанность развлечь Кристин, и я тут же впал в несколько банальное настроение сдержанной шутливости, черпая темы для разговора, как ты догадываешься, Диана, из своих приключений того злополучного дня. Кристин не произвела на меня впечатления девицы, которой особенно нравится при обычных обстоятельствах неожиданное появление в Эркани на ночь глядя незнакомого молодого человека, и она, несомненно, обладала умом живым и острым, чтобы при желании высмеять столь натужную болтовню, в которую превратился мой рассказ. А я, в свою очередь, человек из общества, и каждый год знакомлюсь с десятками молодых леди, из которых лишь нескольких нахожу достаточно интересными для продолжения знакомства. Ты тоже различаешь подобных людей мгновенно, не правда ли? И Кристин я бы отнес к их числу, но только ей было не до меня. Она застенчива до крайности, но достойно выдержала общение со мной минут восемь-десять. Надо ли мне объяснять, что вскоре я почувствовал некоторую неловкость и натянутость ситуации. Нет, внешне Кристин держалась очаровательно. Но представь себе какую-нибудь герцогиню, близкую к политическим кругам Лондона, которой надо быть гостеприимной хозяйкой светского раута, не забывая при этом оказывать знаки внимания плохо ей знакомому молодому человеку – ведь он, возможно, окажется полезен лет эдак через тридцать, – и картина предстанет перед тобой во всей полноте. Причем сравнение станет еще более точным, поскольку Кристин, будучи всего лишь девушкой из благородной, но провинциальной семьи, сумела усвоить несколько устаревшие столичные манеры, наблюдать за которыми оказалось любопытно. Меня вновь и вновь посещал вопрос: каким образом она получила воспитание в такой глуши? Между тем мы продолжали сидеть рядом, я нес свою чепуху, стараясь быть занимательным, а она реагировала с точно дозированным интересом, делая вид, будто ей любопытно, и время от времени вставляя собственные реплики, но… Но, вне всякого сомнения, все это время я для нее почти не существовал. Обстановка, как уже упомянул, грозила стать воистину натянутой.

Быть может, я утомил тебя, Диана, повторением пройденного, но Кристин откровенно ждала. Она поистине жила своим ожиданием, как это случалось с девушками на выданье в ту эпоху, когда мир еще был моложе и невиннее, чем в наши дни. Лично у меня не возникало ни тени сомнения, что она ждет возлюбленного!

И Гатри тоже чего-то ждал, вот только мне оставалось гадать, чего именно. Возможно, он назначил свидание с призраками Кларка из Транента и сэра Мунго Локхарта из Ли[28]. Но при этом надо отдать ему должное – он вел себя гораздо непринужденнее, чем Кристин. Вся его угрюмость исчезла, и он занимал беседой Сибилу, уделяя ей то внимание, какого она была достойна. Насколько я понял, его временное помрачнение рассудка уступило место гордости владетельного лорда из Эркани. Когда мое внимание переключилось на них, он как раз демонстрировал Сибиле свои раритеты, принесенные из соседней комнаты, – в основном золотые монеты и медали. Кристин же, едва мой взгляд ушел в сторону, ловко воспользовалась моментом, чтобы заставить меня подняться и перейти в другой угол комнаты. Боюсь, ей основательно наскучил наш с ней тет-а-тет.

Гатри как раз протягивал в это время Сибиле небольшой медальон.

– Узнаете, что это такое? – спросил он.

Я сам мгновенно все понял, вспомнив о чудовищах на лестнице. Это был герб рода Гатри. Сибила бережно взяла вещицу, повертела в руках, но ничего не сказала.

– Фамильный герб, – пояснил Гатри. – Мне вдруг пришло в голову, моя милая юная леди, что мы можем оказаться дальними родственниками.

Гатри, конечно, уже находится в том почтенном возрасте, когда мужчине позволительно использовать обращение «моя милая юная леди», но я парадоксальным образом уловил в этой простой фразе некий намек на нежелательность подобного родства.

Зато с совершенно неожиданным энтузиазмом на его ремарку отозвалась Сибила:

– Это действительно было бы потрясающе, мистер Гатри! Насколько я знаю, мой отец всегда гордился своими шотландскими корнями. А меня просто в восторг приводит мысль, что я могу быть связана со столь романтичным замком, как ваш. Он, вероятно, очень древний?

Ты не должна думать, Диана, что Кристин хоть сколько-нибудь затмила в моих глазах очарование Сибилы. Я сразу посчитал ее девушкой замечательной, пусть она и сослужила для меня роль ложного маяка в ночи, когда мы сбились с нужной дороги. Но сейчас я невольно изумился, услышав ее ответ на слова Гатри, явно сказанные из чистой вежливости. Их родство представлялось мне чем-то из области фантастики. Однако если мои глаза открылись от удивления, то Гатри заметно прищурился. Но тем не менее с прежним радушием ответил на вопрос своей гостьи:

– Да, замок очень старый. Часть фундамента относится еще к тринадцатому веку.

А затем продолжил, тщательно подбирая слова:

– Я знаю, что у нас есть родня в Соединенных Штатах. Семьи, подобные нашей, стараются не терять из виду ни одной своей ветви, какой бы далекой она ни была.

– О, как это интересно, мистер Гатри! Уверена, они обожают навещать Эркани и гостить у вас.

– Нет, они меня не навещают. – Мне показалось, что Гатри произнес это с оттенком иронии и чуть заметно улыбнулся. Последовала небольшая пауза. – Но пару лет назад они прислали ко мне… своих друзей.

Не скажу, что Кристин стояла со мной плечом к плечу, а потому я скорее уловил, чем действительно ощутил пробежавшую по ее телу дрожь. Знаю, что не должен был так поступать, но помимо воли бросил на нее взгляд и поймал выражение, которое уже видел на лице дяди: тень откровенного страха.

Гатри явно чего-то ждал, и Кристин чего-то ждала, хотя, скорее всего, не одного и того же. Гатри испытывал ощутимый страх, и Кристин боялась, но опять-таки это чувство вызывала едва ли та же самая причина. Так что, Диана, мне теперь есть чем себя занять. С любопытством, граничащим с нескромностью, я пытаюсь разгадать Мистерию Замка Эркани!

Сибила не стала вдаваться в подробности своей семейной истории, а Гатри не пошел дальше вежливого предположения о маловероятном родстве. Зато он вдруг перешел к рассказу о своем детстве, что мне показалось весьма странным. Нет, картина на сюжет «Престарелый лорд развлекает гостей повестью о золотых годах своего малолетства в Эркани» представляется, вероятно, довольно милой. Вот только подобные откровения плохо вязались с замкнутым характером этого человека, насколько я успел узнать его. Уже почти сквозь сон мне показалось, что он, таким образом, всего лишь провоцировал Сибилу на ответные воспоминания, стараясь узнать побольше о ее семье с помощью обходного маневра. Однако мои подозрения развеял тот факт, что его интерес носил скорее общий характер. Могло показаться, что его занимала история американского общества в целом, традиции и стиль жизни в США двадцатилетней давности. Сибила жила в Цинциннати, штат Огайо – запомнилось мне. И даже почудилось в этих звуках что-то гипнотическое. Цинциннати, Огайо… Цинциннати, Огайо – под эти красивые и повторяющиеся слова я обнаружил, что засыпаю на ходу. Но потом я проснулся, словно меня ударило током.

Гатри как раз подошел к очагу, в котором медленно угасал огонь, держа в руках небольшое полено. Думаю, он не хотел растапливать камин сильнее, чем было абсолютно необходимо. И пока стоял в нерешительности, Кристин сказала:

– Вижу, ты никак не можешь выбрать одно из двух.

Не настолько сильное замечание, подумаешь ты, Диана, чтобы вывести меня из состояния дремы. И верно, куда как более резким оказался звук падения полена, немедленно полетевшего внутрь очага. Но в этих словах заключался тот необузданный темперамент, который я изначально почувствовал в характере Кристин. Она вложила в сказанное все свое отчаяние по поводу сложившейся ситуации, но и получила, произнеся свою реплику, мощное чувство облегчения, порой извлекаемое нами из точно попавшего в цель острого слова. Перед какой бы дилеммой ни стоял сейчас Гатри, племянница явно воспринимала ее как выбор между жизнью и смертью.

А дальше, как это иногда бывает, у меня случился провал в памяти. По крайней мере мне не запомнилось ничего существенного. Мы еще какое-то время сидели все вместе. Я и Сибила дожидались возможности отправиться спать, а Гатри и Кристин тоже ждали, хотя и неизвестно чего, вот только напряжение витало в воздухе такое, словно в любой момент из коридора могли послышаться чьи-то шаги или извне донестись таинственный крик в ночи. Однако к половине одиннадцатого чары словно развеялись, и я только порадовался, когда по главной лестнице нас с Сибилой сопроводили до наших спален.

Не стану утомлять тебя рассказом, как ужасно провел эту ночь, тем более что миссис Хардкасл только что просунула голову в мою дверь и спросила:

– Не изволит ли ваша милость откушать завтрак?

Завтрак завтраком, а вот крысы успели одолеть меня в явном желании поужинать, не говоря уже о более мелких паразитах. Имей это в виду, Диана, если считаешь, что я не слишком восторженно отозвался о древнем замке Эркани. Проспал же я не более двух часов, а разбудила меня, по всей видимости, крыса, отважившаяся для начала попробовать на вкус большой палец моей ноги. Но это могло пригрезиться, и спать мне не давали в основном крики филинов, нашедших приют в заснеженных зарослях плюща, протянувшегося по стене рядом с моим окном. Обычно я ничего не имею против ночных птиц, но вопли филинов, обосновавшихся в Эркани, это нечто из ряда вон выходящее. Я насчитал несколько разновидностей их голосов, но в каждом слышалась глубокая депрессия и неизбывная тоска. А была еще совершенно новая для меня нота: высокое и протяжное «туу-и-и-и». Вот от нее действительно кровь стыла в жилах. Время от времени поднимали вой собаки, и их трудно было не принять за волков или даже за мерзких оборотней, зачарованных колдуном-хозяином. И постоянно дул ветер. При хорошей погоде в Эркани ночью наверняка слышатся чьи-то шепоты, но во время бурана замок полнился громкими криками, хотя ни слова невозможно было разобрать отчетливо. Я исполнен самого горячего желания выбраться отсюда нынче же утром, чтобы прибыть в Эдинбург к ночному поезду, который завтра доставит меня к тебе в Лондон.

Поверь, Диана, в этот момент я готов предпринять поистине героические усилия, дабы осуществить свой план.

Любящий тебя

Ноэл.

2

Ночь в канун Рождества

Увы, ничего не вышло. Я в бешенстве, но снежная буря усилилась и удерживает меня, как полярного исследователя, которому остался день пути до цели. Причем ближайший городок – Кинкейг – находится как раз на расстоянии одного антарктического марш-броска. До него миль девять, не больше, но погодные условия делают затею безнадежной. Столбики, которыми помечен ведущий туда проселок, хорошо заметные при обычном снегопаде, теперь полностью скрылись из вида. Причем снег продолжает валить при порывах ветра, окутывающих тебя непроницаемой белой пеленой, стоит лишь выйти за порог. С каждым часом сугробы становятся все глубже и, понятное дело, все опаснее для передвижения. Даже наш неутомимый Таммас, чьи странности оказались на поверку обыкновенным слабоумием (отличный итог для перечисления прелестей замка Эркани!), не решается сейчас бороться со стихией. А потому мне приходится смириться с тем, о, Диана, свет очей моих, чья красота затмевает солнце, луну и все звезды, вместе взятые, что тебе придется провести это Рождество одной – в неведении, в тревоге и в злости на меня. Нет ничего хуже, чем оказаться в плену совсем рядом с цивилизацией. Но выбраться отсюда без большого ущерба для здоровья совершенно невозможно. И ведь я не сломал ногу. Я вообще ничего не сломал, если не считать маленькой машины, принадлежащей милой молодой женщине. И не угодил в тюрьму за это. Случилось нечто гораздо более глупое: я умудрился застрять в дыре, находящейся в каких-то девяти милях от ближайшего телефона. И всему виной омерзительная погода!

И мне скучно. После напряженной работы ума в ночные часы наступил предсказуемый спад активности, а мистерия Эркани начала блекнуть, как и следовало ожидать, при свете наступившего нового дня. Хозяин замка совершенно необходим, чтобы питать мое воображение, но сегодня его не видно. Как воспитанный человек, он лишь передал извинения и сообщил, что неважно себя чувствует. Возможно, икра не пошла на пользу его желудку, поскольку мне все еще трудно поверить, что она составляет ежедневную и привычную часть рациона в Эркани. Понимаешь, это действительно был загадочный ужин. Нет, ничего общего с Тайной вечерей. Но вспомни историю о блудном сыне[29], и тогда тушеный кролик в Эркани послужит аналогом откормленного теленка. Но кто же блудный сын? Ты спросишь, разве Сибила не могла являться блудной троюродной сестрой, седьмой водой на киселе? Нет, разумеется. Тогда, вероятно, честь оказали любимому внучатому племяннику жалкого неудачника Горацио? Ответ, естественно, тоже отрицательный.

Мы с Сибилой были полностью предоставлены самим себе. Кристин садилась во главе стола во время двух трапез, куда более скромных, но затем тоже исчезала, смутно ссылаясь на неотложные дела. После завтрака она лишь пригласила нас подняться на своего рода длинную галерею, где полно портретов давно почивших Гатри, но еще больше мертворожденных богословских трактатов, и с почти откровенной издевкой предложила выбрать себе книги по вкусу. После обеда она зазвала нас в бильярдную, сняв пыльное покрывало со стола, за которым, похоже, еще Ной коротал часы долгого плавания, и спросила: «А верно ли, что все американки обожают эту игру?» Причем свою роль она исполнила весело и лукаво. Дьявол или ангел вселился сегодня в Кристин, но она сумела преодолеть свои страхи (при условии, что те изначально не стали плодом моей фантазии). Но красивой оставалась по-прежнему.

И мы с Сибилой играли на бильярде. Киев не оказалось на месте, сетка на одной из луз отсутствовала, да и от покрытия осталось немного – зеленое сукно пошло на корм целым поколениям моли. Но тем не менее, запахнувшись в свои пальто, мы устроили своего рода турнир и даже ухитрились получить от игры удовольствие. Миссис Хардкасл принесла нам две огромные кружки своего ведьмовского чая, а потом стояла битых полчаса, слушая стук шаров с таким видом, словно это увлекательная радиопередача. У нас даже получилось с ней что-то вроде разговора благодаря инициативе, проявленной Сибилой, которая догадалась, что старухе не с кем больше пообщаться и посплетничать.

– У вас в Эркани часто устраивают приемы, миссис Хардкасл?

Та от неожиданности не сразу поняла вопроса:

– О чем изволили спросить, мисс?

– Часто ли к вам приезжают гости?

Постепенно, слог за слогом, миссис Хардкасл усвоила смысл и решительно помотала головой.

– Наш лорд не хочет этого. – И добавила с видом мрачного удовлетворения: – В наших краях немного найдется людей более странных, чем Гатри из Эркани.

Нам едва ли удобно было бы развивать эту тему дальше, хотя миссис Хардкасл, по всей видимости, даже гордилась необычайным характером своего господина, считая его чуть ли не главной достопримечательностью дома. Сибил уже готовилась сменить предмет обсуждения, когда старая женщина, понизив голос до шепота, с видимой охотой сказала:

– Это все крысы!

– Крысы, миссис Хардкасл? При чем здесь крысы?

– В роду Гатри всегда воображали себе невесть что. Он думает, крысы прямо-таки сжирают его заживо. И его самого и все вокруг. Он с виду как будто обезумел, а все потому, что забил себе голову борьбой с крысами. Но ради бога – есть много мест, где крысы не водятся. Острова там разные и все такое. Верно?

Мы не без некоторого замешательства подтвердили ее правоту.

– Вот и надо его отправить на какой-нибудь остров. Я докторам так и сказала, когда они сюда приезжали. Он тогда сможет спокойно спать по ночам и придет в себя, бедный наш хозяин.

Сибила спросила с чувством неловкости, отчего вопрос прозвучал неуклюже:

– Так вы считаете причиной умственного расстройства мистера Гатри обыкновенных крыс?

И снова миссис Хардкасл по-стариковски затрясла головой, утвердительно кивая.

– Но только он не желает тратить ни гроша на отраву для них. Говорит, что управится обычным перочинным ножичком.

Вообще-то в шотландских балладах описано столько жестоких убийств, совершенных маленькими ножами, что я невольно заподозрил здесь шутку с литературным подтекстом, придуманную лордом. Вот только миссис Хардкасл продолжила совершенно серьезно:

– И он так, знаете ли, наловчился метать их точно в цель, что крысы визжат на весь дом от боли.

Меня от этих откровений покоробило. «Ничего себе спорт для представителя сельской знати», – подумал я. Рассказ миссис Хардкасл не вызвал ничего, кроме отвращения. Зато Сибила выглядела по-настоящему заинтригованной.

– Значит, он бродит по дому и насаживает крыс на лезвие ножа?

– Так и есть. А теперь еще обзавелся топориком. Давеча цельный день затачивал и затачивал его во дворе. А потом крикнул мне страшным голосом: «Это чтобы свести счеты с самой большой крысой, миссис Хардкасл!» Уж лучше бы он разделался со всеми разом. Как было бы хорошо здесь жить без крыс-то. А то мне их писк по ночам снится.

Словом, веселая и добрая старушка! Но Сибила не унималась и спросила несколько нерешительно:

– Неужели мистер Хардкасл не может от них избавиться?

Миссис Хардкасл нервно огляделась вокруг. Ее шепот стал более хриплым.

– Мой муженек – тоже человек злой!

Вот в это я охотно верил. Но в то же время откровенное признание разлада в семействе Хардкаслов показалось мне настолько неприятным, что я с силой послал шары кататься по поверхности стола, только бы отвлечься от этой мысли. Их стук, однако, утратил свою магическую власть над подслеповатой старухой, которая прошаркала вперед и положила руку, похожую на когтистую лапу, поверх руки Сибилы.

– А все из-за чего?

– Из-за крыс! – ответили мы хором.

На этот раз миссис Хардкасл сделала утвердительный жест не только головой, но и как будто всем своим тощим телом. Если не ошибаюсь, это движение характерно для ведьм и злых фей в театральных пантомимах.

– Меня стыдоба проняла, как подумала, что вчера не упредила вас. В Эркани прохода нет, столько здесь развелось крыс.

Вариации на ту же тему. Явись, о, муза, и давай споем песнь о крысах! А миссис Хардкасл тянула свое, причем ее голос делался все увереннее и оттого производил совсем уж жуткое впечатление:

– Это все крысы. Они уже много лет одолевают моего мужа. Крысиная порода берет над ним верх! Мне кажется, ночью они проникают прямо ему в голову и там пищат, мерзкие твари. Он уже сам наполовину оборотился в крысу и чуйствует это. Оттого и стал таким злобным. Что с нами со всеми будет, скажите мне, мисс? Ведь по ночам я лежу в постели, а крысы лезут в голову мне и моему муженьку. И он теперь похож на большую серую крысу. А что приключится со мной, когда я совсем перестану отличать людей от крыс?

Согласись, миссис Хардкасл обладает талантом задавать головоломные вопросы, которые с удовольствием использовали бы в своих пьесах скандинавские драматурги девятнадцатого века. В то же время в ней есть зачатки наделенного воображением психолога. Скажу больше – гениального психолога. И потому ее слова, пусть тема оставалась слишком узкой и однобокой, с такой мощью вновь пробудили во мне воспоминания о тягостной атмосфере, окружавшей нас прошлым вечером. И я всерьез собрался выяснить ее взгляды о возможном воздействии крыс Эркани на слабоумие Таммаса, когда Сибила резко и неожиданно спросила:

– Скажите, миссис Хардкасл, а доктор все-таки приезжал?

Занятно, что вопрос о враче все еще занимал Сибилу, как, впрочем, и меня самого, но еще более странной оказалась недоуменная реакция служанки.

– Какой доктор, мисс?

– Мне показалось, что вчера вечером вы ожидали прибытия медика.

– Уж поверьте на слово, мисс, что в Эркани никогда и никого не ожидают. Доктор Ноубл из Дануна считается семейным лекарем, но только он не бывал здесь, почитай, годика два. С тех пор, как мисс Кристин вывихнула руку. Какие-то люди – вроде бы доктора – приезжали пару лет назад. Я о них говорила, помните? Но только лорд их появлению не обрадовался. Быть может, это вас кто-то здесь ожидал вчера?

Ее вопрос расставил все по своим местам. Там, где речь не касалась грызунов, восприятие внешнего мира миссис Хардкасл нельзя было назвать отчетливым. Мы заверили ее, что наше прибытие являлось совершенно непредсказуемой случайностью. Но та, окинув нас недоверчивым взглядом, обратилась к Сибиле:

– Мне только померещилось, что вы, вроде как, приходитесь лорду родней, и потому…

Однако Сибила к этому моменту уже, по всей видимости, потеряла интерес к беседе. Она энергично катала шары по бильярдному столу, а потом послала один из них с такой силой, что он перелетел через борт и угодил миссис Хардкасл прямо в живот.

– О, миссис Хардкасл! Простите меня, мне ужасно жаль…

Но старуха лишь подняла шар с пола, выпрямилась и посмотрела на Сибилу с нескрываемым почтением. Ее голос снова превратился в хриплый шепот.

– Понимаю, мисс. Вы ведь наверняка метили в одну из крыс, верно я говорю? У нас в Эркани крысы повсюду.

На этом, Диана, можно считать исчерпывающим твое знакомство с миссис Хардкасл. В ее характере, возможно, присутствуют и другие черты, но только пока они никак себя не обнаружили.

Да, и чуть не забыл упомянуть, что мной овладело желание поближе познакомиться с устройством замка Эркани. Это хаотично возведенное сооружение, к которому время от времени что-то пристраивали в соответствии с обычаями и вкусами Средневековья. Самая древняя часть – несомненно, главный бастион и башня. Насколько я понял, хозяин именно там оборудовал для себя несколько комнат, которые покидает лишь изредка. А потому его плохое самочувствие может оказаться лишь вежливой отговоркой. Но поскольку он не выходит из башни и, быть может, действительно нездоров, с моей стороны было бы чрезмерной дерзостью подняться к нему и взглянуть на ее устройство. Скоро наступит время ужина, и я дожидаюсь его с тем тоскливым нетерпением, с каким ждешь трапезы в ресторане захудалого отеля. Должен признать, что мечтаю вновь увидеть Кристин и, возможно, получить пищу для новых размышлений над загадкой этого места, которые развлекут меня хотя бы в ближайшие двадцать четыре часа. Но какая же меня гложет досада, что я уже давно не оказался по другую сторону Туида! [30]

Нынче ночью наступает Рождество и мой день рождения. Думаю, не повесить ли мне носок, чтобы филины натащили в подарок дохлых крыс? И какого рода подарки ожидают к празднику обитателей Эркани? Я смотрю в окно и вижу просвет во мгле бури. Снежинки чудесным образом мягко падают на землю и кажутся такими умиротворенно прекрасными в своей белизне. Noel, Диана, Noel [31].

Всегда твой

Ноэл.

3

Рождественское утро

Пусть вновь почернеют небеса, а день обратится в непроглядную ночь. Мои корявые записи, сделанные здесь, стали словно преамбулой к реальной трагедии. Мистер Рэналд Гатри, владелец замка Эркани – мертв.

Это настолько невероятно (как и ужасно!), что я даже при желании не смог бы изменить тональность, в которой сейчас пишу. Эркани для меня все еще остается зачарованным местом, вот только его зачарованность сделалась такой же туманной, какими были стихи моего двоюродного деда Горацио, а волшебник, который когда-то был с Горацио знаком, теперь воссоединился с Роулом из Абердина и его смиренным братом из Корстофина. Самым странным мне представляется, что позавчера вечером в коридоре Гатри по сути декламировал траурную песнь по себе самому!

Но меня ждет работа. Я имею в виду необходимость изложить на бумаге подробный отчет о происшедшем. Это может оказаться полезным, и потом – я еще не закончил своего дневника, который веду для тебя, Диана. Пройдет, должно быть, немало часов, прежде чем представители внешнего мира – медики, полицейские, юристы – смогут пробиться в Эркани. И теперь уже мне совсем неведомо, когда сумею выбраться отсюда я сам. А виной тому пренеприятный факт, что я оказался невольно связан с делом, которое, вполне вероятно, классифицируют как убийство. Поистине странное выпало мне Рождество!

Прежде всего я чувствую необходимость убедить тебя (как и себя самого), что, хотя мои предыдущие записи и содержали в себе некие зловещие предзнаменования, их ни в коей мере нельзя считать излишне драматизированными. События изложены точно, как и описание моей собственной, пусть иногда и слишком темпераментной на них реакции. Тем не менее я счел крайне важным уделить страницу повторному изложению происшедшего уже без всяких фантазий и возможных прикрас.

Итак.

Мисс Гатри и я прибыли в Эркани без предупреждения в результате, по всей видимости, чистейшей случайности вечером в понедельник. Хардкасл как раз в это время ждал какого-то доктора, хотя и темнил по этому поводу. Гатри – хозяин замка – принял нас достаточно любезно в своих владениях, носящих многочисленные приметы его скупости. Но при этом мне показалось странным, насколько дорогим ужином нас угостили. Заслуживают отдельного внимания обитатели замка. Прежде всего следует отметить аномальную фигуру управляющего Хардкасла, производящего впечатление законченного мерзавца. Его престарелая жена не отличается умом. Есть еще юноша, который и вовсе страдает слабоумием. Сам владелец замка, напротив, умен и образован, равно как и силен физически… Я не буду здесь переходить известной черты и скажу честно: мне было бы трудно дать определение психическому состоянию лорда, если бы меня вызвали свидетелем в суд. Несомненным фактом, хотя и не имеющим пока объяснения, является атмосфера напряженного ожидания – о чем свидетельствует своего рода электрический ток, пробегавший между Гатри и его племянницей Кристин Мэтерс в связи с людьми или какими-то событиями, происходившими вне стен замка, и нам неведомыми. Еще одним неопровержимым фактом следует считать открытое предупреждение Хардкасла об опасности, исходящей от некоего Нейла Линдсея. Остальное можно отнести к области интерпретаций, но не фантазий. Первое, что я подметил, была несколько необычная реакция Сибилы Гатри при виде собственности, которой владел ее однофамилец (или родственник?), а также при упоминании, что американские кузены присылали к Рэналду Гатри «своих друзей». Как ты убедишься в дальнейшем, я нашел ключ к пониманию ее поведения. Второе: меня поразил тон, в котором Кристин сказала дяде, что он «никак не может выбрать одно из двух». И третье: более чем странные слова, которые Гатри адресовал мне: «Я очень рад, что вы нашли дорогу сюда». Все эти события и фразы несли в себе некий заряд, без них картина была бы неполной, а потому я присвоил им статус необъяснимых пока фактов. Разумеется, я допускаю, что в моем прежнем изложении есть еще детали, обладающие не меньшей значимостью, но я пока не успел до них докопаться.

А теперь о событиях, приведших к смерти Гатри. Не знаю, удивит ли тебя это обстоятельство, но первое, о чем надо здесь упомянуть, касается крысы.

Прошлым вечером Кристин снова вышла к ужину одна. Потом, не зная чем еще нас развлечь, она остановила свой выбор на учебном классе, где показала целую подборку своих рисунков, лежавших на столе так, словно их вскоре собирались упаковать. Это в большей степени поспешные и сделанные скупыми линиями наброски, изображающие главным образом диких гусей на озере Кайли. Но сейчас она была еще более застенчива и одержима какими-то своими помыслами, чем накануне, и вскоре оставила нас. Несколько минут спустя Сибила сказала, что ей холодно (а холод в комнате стоял действительно собачий) и она почитает в постели перед сном. А еще чуть позже наверх отправился и я, прокручивая в голове сооружение палатки для более эффективной защиты от крыс, чем имел прошлой ночью. Именно в целях доведения этого плана до совершенства, я взялся за изучение омерзительных тварей.

Прежде всего их легко можно разбить на группы в зависимости от размера и цвета. Были крысы крупные и мелкие, бурые и серые, а кроме того (здесь мне увиделось нечто особо зловещее) – совершенно черные. А еще присутствовала некая пегая разновидность словно слегка покрытых плесенью грызунов. Некоторые крысы выглядели толстыми, но больше было тощих, одни двигались лениво, но в массе своей они перемещались очень активно – хотя это свойство не являлось чем-то постоянным. Кроме того, я бы выделил еще две категории – просто нахальных и откровенно наглых. Причем, насколько я мог судить, в принципе не существовало пугливых крыс, хотя, казалось бы, их мог приучить к страху острый перочинный нож хозяина замка. Все это более или менее ожидаемо в старинном доме, где крысы привыкли вести себя, как им заблагорассудится. Но что действительно меня поразило, так это зрелище изредка мелькавших крыс-ученых. У меня есть основания полагать, что такие крысы встречаются гораздо реже, чем, скажем, розовые или голубые.

Ученые крысы. Так я определил для себя несколько экземпляров, бегавших кругами с небольшими бумажными свитками, напоминая студентов, которым выдали только что отпечатанные дипломы. Мне, вероятно, почудилось, что их больше, хотя на самом деле я различил всего два или три подобных зверька.

Первое объяснение, пришедшее мне в голову, заключалось в том, что в борьбе со скукой Гатри ставил необычный эксперимент, копируя тех исследователей, которые помечали китов и таким способом определяли, как много времени им требуется, чтобы обогнуть земной шар. Я был настолько заинтригован, что взялся за охоту на крыс-ученых, вошел в раж и провел за этим занятием не меньше часа. Должно быть, я выглядел абсолютно сумасшедшим в лучших традициях замка Эркани, гоняясь за крысами с кочергой из своей спальни. Мне скоро стало ясно, что ученое братство, хотя и выглядело ленивее остальных, отличалось удивительной ловкостью и сообразительностью. Охота на них с помощью кочерги оказалась ошибкой – изловить такую крысу могла только пара очень быстрых рук. Однако бесполезная в нападении кочерга показалась мне необходимой, когда я сосредоточился на защите. Оставив охоту, так и не добыв трофея, я взялся возводить ночную фортификацию, держа кочергу все время под рукой.

Непостижимым образом мне удалось заснуть, но дважды меня будили пробравшиеся под навес крысы, а я дважды вслепую бил кочергой. И после второго удара услышал поистине душераздирающий визг. Бедный мистер Хардкасл. Я знал теперь, какие звуки раздавались по ночам у него в голове. Я зажег свечу. И, о чудо! Я убил наповал именно ученую крысу.

От моего удара она превратилась в кровавое месиво, и мне потребовалась минута, прежде чем я собрался с духом и осмотрел трупик. Свиток оказался клочком очень тонкой и дорогой бумаги, вырванным, возможно, из ручной работы индийского блокнота. Он был хитроумно привязан ниткой к лапке грызуна. Я перерезал нить и брезгливо развернул свиток, поскольку его запятнала крысиная кровь. На кусочке бумаги чернилами были мелким почерком выведены слова. «Втайне от всех приведите подмогу на вершину башни срочно».

Я оделся. Не помню, чтобы мне пришло в голову, что все это слишком мелодраматично, абсурдно и могло оказаться плодом вымысла Гатри или злым розыгрышем. Если провести долгое время на большой высоте, то привыкаешь к разреженному воздуху и можешь потом с легкостью выполнить там любую работу. Я, проведший в замке Эркани уже больше двадцати четырех часов, был готов поверить во что угодно и воспринял зов о помощи, доставленный крысой, вполне серьезно. Мои мысли занимало только одно: как кратчайшим путем проникнуть на вершину башни.

В коридоре за дверью моей спальни царила кромешная тьма, а свечу задуло ветром, не успел я пройти и нескольких шагов. Мне сразу вспомнился электрический фонарик Сибилы Гатри, и хотя представлялось совершенно неуместным будить ее и повергать в тревогу (впрочем, как ты уже могла заметить, она не из пугливых), я одновременно понимал: сложившиеся чрезвычайные обстоятельства давали мне право заручиться любой помощью, какая только могла оказаться доступной. А потому я вернулся назад и постучал в ее дверь. Ответа я сразу не услышал, но не удивился – ветер завывал на сто тонов одновременно, заглушая прочие звуки. Я постучал снова. Потом открыл дверь и вошел без приглашения. Окликнул ее, зажег спичку, набрался смелости и приблизился к огромной постели. Подозрение переросло в уверенность: в комнате никого не было.

Будь у меня время на праздные волнения, я бы, наверное, не на шутку испугался. Но в тот же момент заметил проблеск света в коридоре и вышел туда, ожидая увидеть Сибилу, однако наткнулся на этого жуткого типа Хардкасла, который в одной руке держал лампу, а другой стучал в дверь моей комнаты. Он окинул меня злым взглядом, несомненно, обдумывая причину моего появления из чужой спальни. А потом сказал, что лорд передает свои поздравления. Его милость почувствовали себя лучше и просили поинтересоваться, не пожелаю ли я выпить с ним по бокалу на ночь у него в башне.

Я посмотрел на часы – с такими, как Хардкасл, вежливые формальности превращаются в пустую трату времени, – и заметил, что до полуночи осталось ровно пять минут. Наступало Рождество.

– Конечно, – ответил я. – Я и сам собирался подняться к нему. Проводите меня.

Лампа заметно дрогнула в руке этого грубого человека. Вероятно, в моем мрачном тоне ему послышались интонации хозяйского голоса. А все потому, что приглашение из башни через Хардкасла, поступившее пару часов спустя после того, как для всех я уже отправился спать, представлялось не менее загадочным, чем записка, привязанная к лапке крысы. Эти два странных факта в совокупности с исчезновением Сибилы свидетельствовали о недобрых делах, творившихся в замке, в которых я не мог теперь не разобраться. И я пошел по коридору вслед за Хардкаслом в состоянии озлобленной взвинченности, плохо помогавшей справляться с изрядным трепетом. Что бы ни происходило, у меня имелись все основания предвидеть ловушку. Возникло ощущение, что некая мушка попала в паутину. Была это Сибила? Или я сам? Мне и в голову не приходило, что следовало в первую очередь подумать о Гатри!

Но зато я отлично понимал, что Хардкасл по природе своей идеально походил на роль паука. Я потому и велел ему идти вперед, что у меня возникли опасения за свою глотку, и мне казалось необходимым не сводить с него глаз, держась на некотором удалении, пока мы спускались по главной лестнице и двинулись затем по тому коридору, где, как мне казалось, располагалась учебная комната Кристин. Мы дошли почти до его середины, когда мой провожатый вдруг остановился, словно во что-то вслушиваясь. Я замер за его спиной и тоже напряг слух. Поначалу мне почудилось, что я слышу приближающиеся к нам быстрые шаги, но, пристально всмотревшись в конец коридора, я никого не разглядел. Затем, повергнув меня почти в ужас, шаги зазвучали уже позади, хотя по-прежнему никого не было видно. Мне пришла совершенно абсурдная мысль (поскольку едва ли возможно вступить в схватку с привидением), что я зря не захватил с собой кочергу, столь успешно пущенную в ход против крысы. И лишь спустя какое-то время до меня дошло: я принимал за звук шагов хлопки истоптанной ковровой дорожки, которую ветер заставлял волнообразно колыхаться на полу в коридоре. Когда же испуг прошел и здравомыслие вернулось ко мне, я различил то, что с самого начала услышал Хардкасл: голоса где-то в самом дальнем конце коридора.

Они доносились невнятным бормотанием, пока очередную шутку не сыграл один из гулявших по Эркани ветров, подхвативший звук и позволивший нам отчетливо расслышать голос Кристин. Я почувствовал облегчение, поскольку легко мог предположить, что Сибила с ней, и девушки, вероятно, устроились вдвоем, чтобы отпраздновать наступление Рождества. Видимо, Хардкаслу пришла та же мысль; он посмотрел на часы, как это сделал я несколькими минутами раньше. А затем новый порыв ветра донес до нас другой голос – мужской, как мне показалось, старческий, с заметным шотландским акцентом. Спустя секунду дверь, из-за которой слышались голоса, распахнулась, но мы смогли разглядеть лишь смутный силуэт, выскользнувший из комнаты и растаявший во мраке коридора.

Мой не внушавший симпатий спутник еще мгновение колебался, а затем двинулся вперед. Как ты знаешь, у меня до той поры не было ни малейшей возможности изучить эту отдаленную часть замка, и потому наше дальнейшее продвижение таило немало сюрпризов. Башня находится в самой древней части сооружения, где располагаются сохранившийся первоначальный главный бастион и ворота. Когда же мы спустились с этажа, где были спальни, я смог заключить, что и структурно она стоит как бы отдельно от дома, соединяясь с ним лишь единственным переходом на уровне земли, превращая ее в поистине изолированное от всего место. У меня появилась возможность оценить степень ее изоляции. Мы прошли сквозь небольшую, но массивную дверь, а затем всего в трех ярдах обнаружили еще одну дверь – абсолютно идентичную первой. Даже в своем перевозбужденном состоянии я сообразил, что расстояние между дверями в точности соответствует толщине стен бастиона и башни, которая не могла не поражать воображения. Потом мы начали подниматься по лестнице.

Мне вспомнилось, как приходит воспоминание об абсурдном видении, явившемся во сне, что я – всего лишь случайный гость в этом доме, направляющийся, чтобы встретить наступление праздничного дня вместе с дружелюбным и хорошо воспитанным хозяином. Однако же я снова пожалел об оставленной в спальне кочерге. Мы поднимались все выше. Хардкасл шел впереди, со зловещей легкостью преодолевая подъем, словно тюремный страж, заставляющий проворнее двигаться за собой группу заключенных. Неожиданно достаточно широкая лестница, пролеты которой не отличались большой длиной, получила источник освещения – на каждой второй лестничной площадке теперь попадалось узкое оконце. Небо, должно быть, чуть прояснилось, и сквозь стекла проникал бледный отсвет отраженных от снега лунных лучей. Но, как ни странно, именно этот тусклый свет сделал окружившую нас в следующие несколько секунд обстановку особенно гнетущей. Подъем показался мне нескончаемым. Я уже решил, что Гатри проводил свои ночные бдения действительно на самой вершине башни, когда сверху донесся короткий, но ужасающий вскрик. А секундой позже я как раз проходил мимо очередного оконца, когда лунный свет в нем на мгновение пропал и возник снова, словно кто-то быстро задернул и отдернул шторку. Затем через недолгий промежуток времени снизу раздался глухой удар.

Вероятно, мы оба сразу поняли, что именно произошло. Я воспринял звук падения чего-то тяжелого как нечто значительно более страшное, чем предшествовавший этому крик. А Хардкасл, стоявший на три-четыре ступени выше меня, воскликнул:

– Видит бог, я предупреждал его!

И мы услышали шаги.

Происшедшее затем промелькнуло вспышкой молнии. На площадке у нас над головами возникла фигура молодого человека. Свет лампы Хардкасла озарил его на секунду, не более того, но и секунды оказалось достаточно, чтобы я заметил и впитал само живое воплощение страсти: побледневшую кожу смуглого лица, туго обтянувшую челюсть со стиснутыми зубами, и глаза – глаза, горевшие таким же безумным огнем, как у самого Гатри.

– Линдсей! – выкрикнул Хардкасл и кинулся вперед так неуклюже, что мне впервые пришла в голову мысль, уже не пьян ли он. А мгновением позже молодой человек беспрепятственно промчался по ступеням мимо нас и пропал. Вероятно, мне следовало вцепиться в него, но в самый важный момент не хватило уверенности, что ситуация требует моего вмешательства. Хардкасл же сначала колебался, явно не зная, стоит ли бросаться вдогонку, но потом выкрикнул проклятие и все же поспешил наверх. Мне оставалось лишь последовать за ним.

Мы находились всего в двух этажах от вершины, но лестница здесь резко сузилась, и окон уже не встречалось. На каждой лестничной площадке, которую мы миновали, я замечал одну, но непременно крепкую дверь; мы прошли мимо нескольких, прежде чем, задыхаясь, оказались у самой последней, отличавшейся от других разве что еще большей массивностью. Хардкасл тут же распахнул ее настежь. Перед нами предстала комната с низким потолком, обставленная под кабинет и освещенная, как и следовало ожидать, всего лишь несколькими свечами. В центре ее стояла Сибила Гатри.

На некоторое время мы застыли подобно актерам в финальной сцене перед закрытием занавеса. Затем Хардкасл подался вперед, наступая на Сибилу, и с неожиданной яростью произнес:

– Ах, ты, мелкая шлюшка!

Надо ли говорить, насколько оскорбительно прозвучали эти слова? И я не смог удержаться, чтобы не ухватить мерзавца за плечо, а потом, возможно, даже за воротник, приказав ему заткнуться. Причем мои действия возымели гораздо больший эффект, чем даже я мог рассчитывать. Хардкасл сразу же погрузился в мрачную и непреодолимую апатию, и с этого момента я, сам того не желая, взял на себя всю ответственность за ход дальнейших событий в замке Эркани. И теперь, по своей воле или нет, стал здесь главным, пока не прибудет кто-либо более опытный и компетентный.

Я повернулся к Сибиле:

– Где Гатри?

Долю секунды она пребывала в нерешительности, переводя встревоженный взгляд поочередно с одного из нас на другого. А затем тихо и слегка дрогнувшим голосом сказала:

– Он свалился с башни.

И словно это могло хоть что-то для нас прояснить, указала на еще одну дверь в стене кабинета, располагавшуюся почти рядом с той, в которую мы вошли.

Я забрал у Хардкасла лампу и шагнул внутрь. Передо мной предстала тесная и узкая спальня с таким же подобием бойниц вместо окон, какие попадались нам при подъеме по лестнице, и с еще одной высокой дверью, которая покачивалась теперь на петлях, открытая в царившую снаружи темноту. Я стоял прямо напротив нее и, подойдя, выглянул в проем. При этом мне пришлось ухватиться за косяк, потому что ветер, который, как мне показалось прежде, чуть умерил силу, дул здесь с устрашающей мощью. Передо мной открылась небольшая площадка, похожая на балкон и покрытая истоптанным снегом, по всей видимости, пристроенная к башне в более позднюю эпоху. Ограждением служил низкий каменный парапет с зазубринам поверху. Я осторожно приблизился к краю и посмотрел вниз. Но в темноте ничего не удалось разглядеть, как и услышать из-за неумолчного стона и завывания ветра. В моей памяти были еще свежи воспоминания о мучительно долгом подъеме, только что совершенном к вершине башни, и потому я понимал – каким бы толстым ни был слой снега под балконом, человек, упавший с такой высоты, не мог остаться в живых. И первым чувством, посетившим меня (до чего же практичным можно оказаться в кризисный момент), было облегчение, что не придется метаться в бессмысленном ожидании врачей. Моя вторая мысль, последовательно вытекавшая из первой, была о том, насколько мы отрезаны от внешнего мира, чтобы ждать посторонней помощи, если нечто зловещее угрожало нам всем. А третья мысль оказалась скорее возникшим передо мной образом мерзкого Хардкасла, поскольку я не мог даже допустить, что случившаяся трагедия и этот отвратительный человек никак не связаны между собой.

Я вернулся в кабинет, стараясь соображать как можно быстрее. Одно мне стало совершенно ясно без долгих размышлений. Рэналд Гатри, если только не был мертвецки пьян, не сошел окончательно с ума и не имел привычки бродить во сне, не мог упасть с балкона случайно. И я испытал подлинный шок, вспомнив совершенно лишенную эмоций фразу Сибилы: «Он свалился с башни». Эти слова, если рассматривать их в обычном контексте, означали, что произошел самый заурядный несчастный случай. Но передо мной внезапно открылся весь смысл столь трагического и таинственного происшествия, когда я увязал его с атмосферой, в которой мне самому довелось пребывать все последние тридцать часов. Напряжение, страх, черный юмор, крысы с записками, чудовищная гибель человека – в сумме это не могло не подвести меня к неизбежному выводу: обстоятельства крайне подозрительны. Эркани перестал быть сказочными владениями, зачарованными злым волшебником. Ночное происшествие в башне превратило его в зону, где следовало действовать полицейским-сыщикам в штатском и судебно-медицинскому эксперту. Преодолев не более десяти миль по этому устрашающе непроходимому снегу, можно было рассчитывать на помощь констебля. В двадцати милях наверняка имелся участок во главе с сержантом. Но только в Абердине или Эдинбурге располагались полицейские, способные компетентно разобраться со столь сложным делом, как это. Я переводил взгляд с Сибилы на Хардкасла, а потом с Хардкасла на Сибилу, ощущая непривычное бремя ответственности.

Гатри был несомненно мертв. Но тем не менее обычные соображения приличий и гуманности повелевали кому-то из нас как можно скорее добраться до его тела. Однако если мы находились на месте преступления, то я понимал, что ни Сибилу, чье присутствие в башне оставалось необъяснимым, ни тем более зловещего Хардкасла, нельзя оставлять здесь хозяйничать. Сибилу я мог бы отправить к Кристин, вот только с известием о случившемся лучше было явиться к ней самому, лично убедившись в смертельном исходе. И я принял решение, что какое-то время нам троим следует держаться вместе, не выпуская друг друга из поля зрения.

Обдумывая правила поведения в случае насильственной смерти, я осматривался по сторонам. Думаю, мне стоит обрисовать тебе расположение помещений, о которых идет речь, какими я их увидел в тот момент и чуть позже.

Верхний этаж башни смещен по отношению к этажам, лежащим ниже, и потому полностью изолирован даже от них. Его почти по всему периметру окружает тот самый балкон с парапетом, с которого виден дом и ров, окружающий замок. Туда ведут две лестницы: одна – узкая винтовая проходит снаружи и заканчивается у люка в полу балкона, другая, по которой поднимался я, приводит к площадке перед дверью кабинета. В свою очередь, из кабинета одна дверь ведет на балкон, а вторая – в ту самую крошечную спальню, откуда, как ты уже поняла, тоже можно попасть на балкон. Что до окон, то все они представляют собой не более чем аналог узких средневековых оборонительных бойниц.

Я решил, что должен при наличии такой возможности запереть место трагедии. Поэтому снова взял лампу Хардкасла и отправился обследовать спиральную лестницу, а заодно и состояние, в котором находился балкон. Мне снова бросилось в глаза, что снег на нем изрядно истоптан чьими-то ногами, но следы уже почти припорошило, они потеряли первоначальную четкость, и потому даже детективу-любителю стало ясно: изучение их превратится в пустую трату драгоценного времени. Но я не мог не отметить про себя того факта, что, судя по всему, совсем недавно – не далее как полчаса назад – на балконе, этом и без того достаточно опасном месте, произошло некое оживленное движение, если не борьба. Потом я подошел к люку. И состояние снега здесь со всей очевидностью указывало, что его открывали, причем с того момента тоже минуло совсем немного времени. Однако попытка потянуть за крепкое металлическое кольцо ничего не дала – люк был заперт снизу. Впрочем, у меня ушло не больше минуты на поиски необходимого. А именно задвижки, расположенной сверху. Она легко скользила, и по крайней мере доступ через люк извне был теперь надежно перекрыт.

Я двигался настолько быстро, насколько позволяли опасные условия, сделав паузу лишь для того, чтобы бросить взгляд на небо. Луна скрылась за облаками, но там и здесь проглядывала то одинокая звезда, то целое созвездие, и, как цепочка уличных фонарей, неожиданно засветился Орион. Сразу мелькнуло предположение, что с рассветом окончательно прояснится, и на землю падают последние снежинки утихшего бурана.

Вернувшись в кабинет, я застал Сибилу и Хардкасла на тех же местах, где они стояли, когда я покинул комнату.

– А сейчас мы спустимся вниз, – сказал я.

Мы вышли на тесную лестничную площадку, я запер дверь и положил ключ в карман. Кабинет, спальня и балкон были теперь закрыты для всех. Хардкасл пробормотал что-то неразборчивое себе под нос. Вероятно, он считал, что роль главного в Эркани по праву должна перейти к нему, но только я уже устремился вниз по лестнице. На первом этаже Хардкасл показал второй, менее заметный проход к лестнице, после чего я полностью перекрыл и этот доступ. А потом мы спустились еще ниже в нечто, напоминавшее подвал. Я уже понял, что с вершины башни Гатри должен был неизбежно упасть прямо в ров. И только возле небольшой двери, устроенной, когда ров перестали заполнять водой, и ведущей непосредственно в него, Сибила вымолвила первые слова после той зловещей реплики наверху: «Он свалился с башни».

– Я тоже туда пойду, – сказала она, доставая свой фонарик с таким решительным видом, что я понял – спорить бесполезно.

Снег во рву оказался очень глубоким и мягким, и вопреки своей прежней убежденности, я даже подумал, что Гатри мог все-таки чудом выжить при падении. Мы проваливались по колено, пока огибали периметр башни внизу. Лампа Хардкасла окружала нас пятном света, а луч фонарика Сибилы обследовал пространство рва, лежавшее впереди. Прошла еще минута, и мы заметили в отдалении ожидаемое темное пятно на снегу. Все трое бросились к нему. У меня екнуло сердце. Показалось, что пятно зашевелилось.

Раздался жуткий крик. Кричал Хардкасл. Я посмотрел на него. Пот буквально струился по его лицу даже в этой промерзшей насквозь яме; он, казалось, совершенно потерял контроль над собой. Мой взгляд вернулся к темной груде, лежавшей перед нами, и только теперь я понял, что двигалось не тело, а человек, склонившийся над ним. Когда мы подошли совсем близко, тот распрямился и сказал:

– Он мертв.

Я бы описал смерть Гатри как нечто ужасное, думая о его падении с огромной высоты, а вот в этом голосе, в котором отчетливо слышался густой шотландский акцент, звучала чуть ли не откровенная радость. Мертвые не слышат ни проклятий, ни похвал в свой адрес. Почившему все равно. Но у меня все же невольно мелькнула мысль: не хотел бы я, чтобы кто-нибудь произнес нечто подобное над моим хладным трупом. И потому жестко и властно, словно совмещая в одном лице владельца Эркани и главного констебля графства, я спросил:

– Кто вы такой и что здесь делаете?

Незнакомец ответил мне тоже не слишком приветливым взглядом, отчетливо видным в свете лампы. Это был привлекательной наружности, но уже немолодой мужчина, на крупном лице которого навечно отпечатались следы простой жизни земледельца.

– Роб Гэмли, вот кто я такой, а сюда пришел, чтобы поговорить с лордом. Но только он сейчас уже беседует с теми, кто умеет лучше ладить с его породой.

Услышав эти грубоватые и не совсем уместные сейчас слова, я снова перевел взгляд на безжизненное тело, гадая, остался ли на всем белом свете хотя бы один человек, который станет искренне оплакивать его гибель. Вероятно, Кристину опечалит его скоропостижная кончина, но и в этом у меня не было уверенности. А в том, что он уже предстал перед лицом Божьего суда, на который намекал Гэмли, сомневаться не приходилось. При падении он сломал себе шейные позвонки, смерть, должно быть, наступила мгновенно.

Стоя рядом с трупом в небольшом кругу других людей, я размышлял, что теперь следует предпринять. Мне, по всей видимости, надлежало бы настоять, чтобы тело было оставлено в том же положении до прибытия представителей властей, как поступают при подозрении, что дело нечисто. Да, но достаточно ли у меня оснований для таких подозрений? Ведь Сибила сделала заявление, подразумевавшее, что Гатри сам упал с балкона башни. А противопоставить ему я мог только то, что любой назвал бы эфемерными уликами: напряжение и дух насилия всего лишь витали в атмосфере замка, а реальными были только странные записки, привязанные к лапкам нескольких крыс. Проанализировав ситуацию, я счел непочтительностью к покойному Рэналду Гатри бросать его бренные останки во рву на неопределенное время. А горечь слов старого Гэмли только укрепила меня в этом мнении. И потому я сказал:

– Мисс Гатри лучше пойти впереди с фонариком и лампой, а мы последуем за ней с телом. Мистер Гэмли, не сочтите за труд помочь нам.

На этот раз старик повел себя несколько более уважительно к умершему и сдернул наконец с головы шапку. Этот жест привлек мое внимание, и одновременно я заметил, каким взглядом буквально пронизывал Хардкасла пожилой незнакомец. В его глазах читались любопытство и неприкрытая неприязнь. Но действительно нечто экстраординарное я увидел, посмотрев затем на самого Хардкасла. Казалось, этот гнусный тип смертельно боится Гэмли и старается держаться от него на дистанции, как остерегаются иные сближаться с медведем, посаженным на цепь перед цирком. В то же время на тело Гатри он смотрел с плохо замаскированным возбуждением, украдкой разглядывая его, словно школьник порнографическую открытку. Я понятия не имел, чем вызваны такого рода особенности поведения, но в целом они казались мне тошнотворными. Гораздо спокойнее было воспринимать откровенно враждебное отношение к покойнику со стороны Гэмли. Под воздействием импульса и, возможно, несколько своенравно, я отдал Хардкаслу распоряжение отправиться в дом и подыскать для тела подходящее ложе. Мы с Гэмли вдвоем, как смогли, справились с тяжестью своей ноши, двинувшись за ним следом.

На какое-то время мы оставили труп на жестком каменном столе в подвале рядом с дверью, выходящей в ров. Сибила помогала нам, подсвечивая фонариком, а потом сказала:

– Наверное, мне стоит взять на себя разговор с Кристин и сообщить ей печальную новость.

И ушла. Мне оставалось только мысленно поблагодарить ее и признать, что так будет лучше. Сам я мог справиться с этой задачей лишь с изрядной долей неловкости.

Затем я отправил Хардкасла за простынями. Гэмли, все еще мявший в руках шапку, окинул тело последним долгим взглядом и направился в выходу.

– Постойте, – окликнул его я. – Куда это вы собрались?

Мне казалось, ему необходимо по крайней мере оставить какие-то сведения о себе. Но он снова угрюмо посмотрел на меня и ответил:

– Молодой человек, мне нужно предупредить дьявола, что ему лучше спрятать подальше свое столовое серебро.

И с этими недобрыми словами скрылся за дверью.

А ведь был еще один загадочный гость, вспомнил я, этой ночью благополучно ускользнувший. Замок Эркани на первый взгляд такое отрезанное от мира место, оказался удивительно притягательным для нежданных визитеров. Когда здесь появился Нейл Линдсей? В какое время пришел Гэмли? Кто привязал записки к крысиным лапкам? Кто разговаривал в классе с Кристин? И прибыл ли доктор, которого дожидался Хардкасл? Но я на время забыл об этих вопросах, чтобы обратить внимание на реальную мистерию – таинство смерти.

Ты едва ли способна представить себе такое, Диана. Человек может, издав страшный крик, упасть с высоты двухсот футов, свернуть шею и переломать все кости, но выглядеть при этом ребенком, мирно спящим в колыбели! Понимаю, что это обычный спазм мышц лица в критический момент, но от этого зрелища все равно мороз продирает по коже. Гатри, обратившись в прах, вернул себе прежнюю невинность; его такое суровое и даже зловещее лицо с ярко выраженными чертами порочности сейчас стало лучше и чище, словно некий художник взял в руки губку и стер с портрета самые грубые линии. Мне доводилось читать о подобном эффекте, но столкнуться с ним при подобных обстоятельствах пришлось впервые, и впечатления до странности противоречивые. Я уложил тело в достойную позу, смахнул снег с лица и волос и стал ждать.

Вскоре вернулся Хардкасл с простыней. У меня уже успело сложиться мнение, что в его отношении к погибшему хозяину просматривалось нечто определенно необычное, и потому я инстинктивно заблокировал ему вход в помещение. Он с мрачным видом подал мне покрывало, глядя через мое плечо с тем же загадочным видом, что и прежде.

– А сейчас, – сказал я, – будет лучше для всех, если вы попросите жену приготовить чай или кофе. Нам это определенно понадобится.

Этот неописуемо мерзкий человек судорожно сглотнул, словно желая загнать внутрь свое подлинное отношение к моим словам, и сказал с какой-то неуклюжей хитрецой, причина которой осталась для меня непостижимой:

– Мистер Гилби, а вы не хотите осмотреть тело? Покойника ведь могли обворовать или еще что сделать.

– Пусть этим занимается полиция.

– Но почему бы нам, сэр, не проверить сначала самим?

Злость на это неописуемо отталкивающее создание захлестнула меня. Чтобы сдержаться, я повернулся и быстро накрыл тело Гатри простыней.

– А теперь, мистер Хардкасл, нам необходимо срочно связаться с Кинкейгом. Снегопад прекратился, ветер утих. Вы должны отправить своего не совсем умственно здорового юношу в город, как только начнет светать.

И я вытолкал управляющего за порог подвала, вышел сам, запер дверь и спрятал ключ в карман. Заверяю тебя, в самой атмосфере Эркани разлито нечто, заставляющее меня играть роль самозваного хранителя замка. К счастью, время бежит быстро, и, пока пишу эти строки, я ожидаю скорого прибытия представителей закона, которые возьмут все под свой контроль. Тогда я смогу уйти в почетную отставку со своего малоприятного поста. А пока мне нужно изложить на бумаге еще одну-две шокирующие подробности.

Когда дверь подвала оказалась под замком, Хардкасл быстро удалился по коридору, что-то раздраженно бормоча себе под нос, а я остался в одиночестве, обдумывая дальнейшие действия. Ничто не заставило бы меня рыться в карманах жертвы подобно эксперту-криминалисту, но упомянутое Хардксалом возможное воровство навело на другую идею. У меня ушло немало времени, чтобы полностью изолировать башню и спуститься со всей нашей маленькой группой в ров. Когда же мы прибыли на место, то застали невесть откуда взявшегося Гэмли, склонившегося над телом. Подтверждение его личности не заставит себя долго ждать, но не могло ли остаться улик на снегу, говорящих, каким образом он проник туда. Такие улики недолговечны, и их следует зафиксировать в первую очередь. Я поднял с пола оставленную Хардкаслом лампу и, прежде чем вернуться наверх, снова вышел в ров.

Ветер, молниеносно заносивший следы наверху башни, в глубоком рву не имел такой силы, и с тех пор, как снегопад несколько утих, каждая вмятина в насте осталась видна вполне отчетливо. И самым любопытным образом я получил новое напоминание, в каком уединенном месте располагался замок, потому что во многих местах снег оказался испещрен следами лесных обитателей, искавших убежища от бурана. Мелкие и быстрые шажки – это пробежала лисица, отпечатки более длинных прыжков оставил горностай, заячьи петли в одном месте пересек важной походкой фазан, а в другом следы обрывались, и осталось лишь кровавое пятнышко и клочок шкурки. Луна теперь появлялась и пряталась за облаками, делая свет похожим на мерцающие огни неоновой рекламы и причудливо выделяя замысловатые узоры на снежном ковре. Хотелось остановиться и любоваться этим невинным зрелищем, позабыв обо всех проблемах, и мне пришлось преодолеть в себе жажду наслаждения эстетикой природы, чтобы вернуться к цели своего расследования.

В том месте, где упал Гатри, снег разметало, как при падении крупного метеорита, а вот вокруг все было затоптано нашими ногами, когда мы осматривали и поднимали тело. Но зато вне этого круга каждый след четко выделялся среди прочих. И история рисовалась вполне понятная. Гэмли совершил опасный прыжок в глубокий ров футах в пятнадцати от тела и направился прямо к нему. А когда уходил, то сначала точь-в-точь повторил путь, но, обнаружив, что подняться наверх в той же точке совершенно невозможно, добрел до небольшого моста, по которому мы с Сибилой впервые вошли в замок. Там он смог легко выбраться из рва, и уверенная манера его передвижений свидетельствовала о хорошем знании местности. Я выбрался там же и последовал по его следам, ведшим от замка, хотя теперь это стало нелегко из-за глубины снега. Но чуть позже я убедился, что он все-таки повторил тот же путь, которым ранее пришел. Гэмли явился из мрака ночи и вернулся в него. Изначально он, вероятно, направлялся к малому входу, когда падение тела Гатри заставило его отклониться от маршрута.

Я вернулся в ров и добросовестно обошел его по кругу. Передо мной сложилась окончательная и полная картина: Гэмли приблизился к телу с одной стороны, а Сибила, Хардкасл и я – с другой, то есть от дома. Гэмли затем удалился туда, откуда пришел. Вероятно, плоды моей разведки оказались ничтожными, но я все равно испытывал удовлетворение человека, прибравшего за собой.

Хардкасла я обнаружил все еще топтавшимся в подвальном коридоре. Вполне вероятно, что он силился открыть дверь, за которой лежал труп. И если его жена выглядела ведьмой, то он представлялся мне упырем. Но сейчас он подошел ко мне и хрипло произнес:

– Это было убийство.

– Пока ничто не доказано, и предстоит следствие, мистер Хардкасл. Давайте поднимемся наверх.

– А я вам говорю, что это подлый Линдсей обманул и убил его. Разве я не упреждал лорда, что ничего хорошего не выйдет, если он станет якшаться с выходцем из их племени? Он обвел хозяина вокруг пальца, убил его, а теперь сбежал вместе с девицей.

Я шел впереди, но, услышав эти слова, резко повернулся к нему.

– Простите, что вы сказали?

Он для начала зловеще ухмыльнулся, словно говоря: «Что? Проняло тебя наконец?», а потом повторил свой характерный жест – вытащил из-за спины грязную руку и потер подбородок. Медленно и со злобным удовлетворением в голосе он спросил:

– Стало быть, вам теперь интересно узнать обо всем?

Но какой бы нелепой тревоги ни желал нагнать на меня Хардкасл, эффект от его слов был в тот же момент начисто смазан внезапным шумом, возникшим прямо у нас над головами. Леденящие душу вой и визг, подобные услышанным нами, могла бы вызвать, как нарисовало мое воображение, схватка стаи волков с гиенами. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять: до меня доносятся звуки первого и последнего плача по умершему Рэналду Гатри. На две пятых вой принадлежал миссис Хардкасл, еще примерно такую же лепту вносил слабоумный юноша, а остальное добавляли собаки на заднем плане. Причем композиция изменилась, когда мы поднялись по лестнице. Таммас – местный дурачок свел свою часть к обыкновенному хныканью, зато миссис Хардкасл разразилась вполне членораздельным поминовением. Стоявшая между ними Сибила выглядела абсолютно холодной и суровой, и я начал подозревать, что события ночи окончательно обессилили ее.

– О, горе нам! Великое горе постигло нас всех. Наш добрый лорд почил, наш славный хозяин покинул нас, а беспутная девчонка сбежала с Линдсеем! Вот беда! Ой, горюшко-горе!

Речитатив старухи, произносимый снова и снова в одном ритме и нараспев, производил одновременно и пугающее, и трогательное впечатление. А Таммас, как будто различив мелодию в ее голосе, начал бормотать свою излюбленную песенку:

Жуткая заупокойная песнь. Но только я был уже сыт по горло любой жутью и потому постучал по двери в комнату подобно председателю, призывающему собравшихся на заседание к порядку. Постепенно Таммас стал лишь чуть слышно всхлипывать, а миссис Хардкасл, пустившись было в новые жалобы по поводу крыс, вдруг словно пришла в себя и замолчала. Все, о чем я узнал в следующие пятнадцать минут, постараюсь изложить тебе, Диана, в нескольких предложениях.

Как я понял, Нейл Линдсей – молодой человек, пробежавший мимо нас вниз по лестнице в самый драматичный момент – и есть возлюбленный Кристин, против которого был решительно настроен Гатри. Он из фермерской семьи, арендующей небольшой участок земли в соседней долине, а различия в общественном статусе, если верить Хардкаслам, усугубляются еще и какой-то древней враждой между семьями, передающейся из поколения в поколение – что в столь колоритно абсурдных краях, как эти, я считаю вполне вероятным. Напряженные отношения вновь обострились со времени знакомства Линдсея и Кристин, а в последнее время Нейл взял моду являться в замок по ночам с недобрыми намерениями. Однако и Гатри, и Кристин предпочитали особо не распространяться, а потому Хардкаслам оставалось лишь строить предположения. При этом Хардкасл вбил себе в голову, что Гатри решил откупиться от Нейла Линдсея, и именно поэтому отдал приказ беспрепятственно пропустить того в башню при первом же появлении близ замка.

Линдсей пришел вскоре после половины двенадцатого, был впущен Хардкаслом и отправлен прямиком на вершину башни. А незадолго до полуночи Гатри прозвонил в колокольчик, позволявший ему вызвать прислугу в любое время, и когда Хардкасл поднялся по первым ступенькам, хозяин крикнул ему, что желает выпить с гостем на сон грядущий, в результате чего я и оказался на вершине башни.

Однако в этом месте я вынужден был перебить рассказчика.

– Но, мистер Хардкасл, мне не совсем понятно, для чего было приглашать меня, чтобы отпраздновать сделку, причем столь неприглядную. Разве попытка откупиться от Нейла Линдсея не являлась сугубо личным делом вашего лорда?

– Так-то оно так, мистер Гилби, но, пригласив незнакомца опрокинуть вместе с ними стаканчик, хозяин мог, завершив дело, спокойно выпроводить вас обоих. И иметь свидетеля для душевного покоя.

Должен ли я тебе говорить, что не поверил в этой истории ни единому слову? Но вида не подал, потому что понял: грязные уста Хардкасла способны сделать подозрительной даже таблицу умножения. А он сейчас выглядел несколько умиротворенным и не столь опасным. Коварство натуры боролось в нем с желанием услужить, но первое могло одержать верх над вторым при малейшем намеке на ущерб его интересам, которые он ставил превыше всего. Я, например, мог проверить факты в разговоре с его женой, и ему было чего опасаться. Старуха в своем взвинченном состоянии ляпнула бы что-нибудь не то или, фигурально выражаясь, выпустила из мешка кота, которого втемную пытался всучить мне ее супруг. Кроме того, он, по всей видимости, изначально видел во мне угрозу. Как и в Сибиле.

А пока лишь один факт был установлен совершенно точно. Линдсей и Кристин – если только не прятались в каком-то тайном убежище внутри замка, – действительно ушли: поодиночке или вместе, но поспешили скрыться. Миссис Хардкасл, которой я все больше начинаю доверять как честной женщине, рассказала, что видела Кристин бегущей по коридору, где расположен учебный класс, с чемоданом в руке, а обследование с более ярким фонарем пространства у главной двери выявило следы двух человек, удалявшиеся от замка в темноту. Тайное бегство свершилось, хотя они выбрали не самое лучшее для него время, и впереди их ждал нелегкий путь. Линдсей, разминувшись с нами на лестнице, по всей видимости, направился прямо в спальню Кристин; и буквально несколько минут спустя они бросились прочь из дома. Но что произошло незадолго до этого? Что случилось непосредственно на вершине башни?

По крайней мере на некоторые из накопившихся вопросов могла ответить Сибила. Непостижимым образом она оказалась в той комнате, откуда Гатри вышел навстречу своей смерти. Но она до сих пор хранила молчание, а я, в свою очередь, не испытывал желания устраивать при Хардкаслах фактически допрос. Я видел, насколько любопытно Хардкаслу узнать у Сибилы подробности, и уже одно это заставляло меня сдержаться. К тому же во взгляде Сибилы мне почудилась немая мольба, словно она хотела объяснить: продолжить разговор лучше наедине, в доверительной обстановке.

А потом мне пришел в голову еще один важный вопрос. Я повернулся к Хардкаслу и спросил намеренно резко:

– Доктор, которого вы ждали, появился?

И попал в «яблочко». Нацепи я маску палача и предложи ему неожиданно положить голову на плаху, это создание, вероятно, испугалось бы меньше. Догадываюсь, что хороший юрист по уголовным делам сумел бы многое выяснить, лучше воспользовавшись этим моментом совершеннейшей растерянности и потрясения. Он не знал, что именно мне известно. А я свалял большого дурака, тут же все для него прояснив.

– Вы спросили, не доктор ли это, когда приоткрыли дверь при нашем с мисс Сибилой появлении.

– Так вы, вероятно, не знаете, мистер Гилби, что Доктор – это кличка одного из наших псов, и как раз в тот день он куда-то сбежал. Его пришлось повсюду искать.

Настала моя очередь совершенно растеряться, столкнувшись со столь откровенной и наглой ложью. Этот тип хитер в той степени, в какой это написано на его физиономии, и на время я решил больше не приставать к нему, вместо этого попытавшись наладить хоть какой-то контакт с Таммасом, который по-прежнему представлялся мне нашим единственным связующим звеном с внешним миром.

– Как вы считаете, – спросил я его, – можно теперь добраться до Кинкейга?

Поняв, что к его особе проявляют интерес, Таммас покраснел при свете лампы, как девушка. А потом тихо принялся напевать себе под нос:

Если ты помнишь, в драмах эпохи королевы Елизаветы деревенские дурачки и сумасшедшие зачастую выражают свои мысли через обрывки каких-то диковинных, никому не известных песен. Пример Таммаса заставляет меня полагать, что это не выдумка драматургов, а некая научно установленная патология. Но должен признаться, что мой экспериментальный диалог со слабоумным ни к чему не привел. Мне не удалось достучаться до его сознания. Но что взбесило меня больше всего, так это необходимость прибегнуть к помощи Хардкасла в качестве посредника. Я нервно выслушал их невразумительный для постороннего разговор, закончившийся сообщением, что Таммас готов отправиться в Кинкейг незамедлительно.

Сейчас он уже двинулся в путь с поручением объявить о смерти Гатри и необходимости приезда в Эркани судебного медика и полиции. Я ожидал, что Хардкасл сразу же поднимет шумиху по поводу бегства Кристин и Линдсея, но, к моему удивлению, у него хватило здравого смысла согласиться, что лучше до поры не предавать этого широкой огласке. Я написал тексты двух-трех телеграмм, включая адресованную тебе, которую ты должна была уже получить. А затем лично пронаблюдал, как Таммас тронулся в дорогу, телом прокладывая себе тропу в сиявших под лунным светом снежных заносах. Через несколько минут он пропал из виду, но в наступившей с ослаблением ветра тишине опять послышалось его внушавшее безотчетную тревогу пение. Идти ему будет очень тяжело, но все же, если удача не отвернется от него, к утру, как я предположил, он доберется до городка.

Уже два часа, как рассвело, и мы вправе рассчитывать на скорое прибытие помощи. Я заставлял себя бодрствовать все это время, в чем мне помогли заметки, которые пишу для тебя. Они уже и так превратились в долгую повесть, и мне не хочется утомлять тебя излишними подробностями. Но есть нечто, о чем важно здесь упомянуть. Как ты можешь догадаться, это содержание моей беседы с Сибилой Гатри.

После ухода Таммаса нам нечем или почти нечем стало себя занять. Мы с Сибилой выпили по большой чашке чая, который миссис Хардкасл принесла нам в класс. До странности заброшенной показалась нам сейчас эта простая, но уютная комната, а миссис Хардкасл, стоя в дверях и уважительно дожидаясь дальнейших распоряжений, фальшиво плаксивым голосом рассказала, что до недавнего времени лорд вообще не разрешал пить в этом доме чай. Еще одна странность в экстравагантном характере покойного хозяина, о которой служанка вспоминала теперь как будто даже с сожалением.

Когда же нам удалось избавиться от ее присутствия в комнате, воцарилось короткое, но тягостное молчание. Дела Сибилы, в чем я отдавал себе отчет, не касались случайного знакомого, кем в сущности был для нее я, и продолжали оставаться ее сугубо личными, даже если и оказались связанными с загадочной историей. А потому я счел уместным ничего не говорить, а лишь смотреть на нее с недвусмысленным ожиданием. И, как и предполагал, Сибила начала говорить:

– Думаю, мне надо кое-что обсудить с вами, мистер Гилби.

И кивком указала на дверь комнаты.

Поймав намек на лету, я подошел к двери и распахнул ее. Прямо за ней стоял Хардкасл, привычно пытаясь подслушивать и напоминая опытную лису, подкравшуюся к курятнику.

– О, мистер Гилби, сэр, – сказал он, демонстрируя фантастически быструю реакцию, – я тут подумал, что вам, быть может, захочется растопить камин немного пожарче.

К этому времени я уже понял, что организовать рабочие отношения между мной и Хардкаслом можно только одном путем – сделать так, чтобы нас с ним разделяли по крайней мере две прочные и надежно запертые двери. А потому ответил, что нам не нужно подбрасывать дров в камин, поскольку мы собираемся подняться на вершину башни. И мы действительно отправились наверх, а Хардкасл лишь проводил нас взглядом, как пару пташек, которые благополучно избежали силков охотника и вспорхнули на высокие ветки вне пределов его досягаемости. Как я понял, он все еще многого не знал и пытался гадать, что делало эту малосимпатичную фигуру не столь опасной для нас. На лестнице я повернулся и крикнул ему, вероятно, не без яда в голосе, что мы спустимся к завтраку. Не могла бы миссис Хардкасл приготовить нам яйца вкрутую? А затем молча, все еще при свете лампы, мы продолжили казавшееся бесконечным восхождение.

С того момента, когда я едва не расплющил ее маленький автомобиль, у нас с Сибилой сложились почти приятельские отношения. Мы в буквальном смысле слова врезались друг в друга, хотя сходились из точек, расположенных в тысячах миль друг от друга, и одновременно оказались в совершенно незнакомой обстановке. Надо ли говорить, что при подобных условиях нам ничего не оставалось, как стать близкими союзниками? Однако за последние два часа, то есть после необъяснимого появления Сибилы в кабинете хозяина замка, между нами пролегла отчетливая граница отчуждения. Но теперь, поднимаясь по тускло освещенной лестнице башни, причем отнюдь не благодаря обещанным ею объяснениям, чувство товарищества вернулось. Только не подумай, будто я начал питать какие-то романтические чувства к этой абсолютно лишенной романтики молодой леди, но, когда мы подошли к запертой двери кабинета, я уже готов был поверить, что она совершенно случайно попала в весьма щекотливую ситуацию и мне останется лишь смириться с этим.

– Подержите, пожалуйста, лампу, пока я найду нужный ключ, – сказал я.

Она положила руку поверх моей и только потом забрала лампу. Минуту спустя мы снова стояли посреди кабинета Рэналда Гатри.

– Вот и место преступления, – бросил я небрежно.

– Но, Ноэл, никакого преступления не было. Я же сказала, он просто упал вниз.

– Любопытно, как ему это удалось?

Вероятно, в моем тоне она уловила изрядную долю скептицизма, потому что покраснела и настойчиво повторила:

– Он просто упал.

Наступило непродолжительное молчание. Я пребывал в глубокой задумчивости, и тишина воцарилась такая, что стало слышно, как тикают часы на моем запястье. Этот звук внезапно, но властно вернул меня к воспоминанию, как шли старинные часы, когда позапрошлым вечером мы все вместе сидели за ужином, – их как будто замедленный ритм словно подчеркнул тогда окружавшую нас атмосферу напряженного ожидания. Неужели же все сводилось к тому, чтобы Рэналд Гатри случайно свалился с балкона башни? Два часа ночи не самое лучшее время для логических построений и игры ума, но я вдруг проникся убеждением, что та атмосфера слишком плохо вязалась с предложенной Сибилой версией. Но придумать другого объяснения я тоже не мог. Мой мозг отказывался служить мне сейчас, когда я пытался беспристрастно построить цепочку из драматичных, но крайне запутанных событий, а Сибила, почувствовав это, добавила масла в огонь вопросом:

– А вы считаете, что произошло нечто гораздо более зловещее?

Я предпочел ответить уклончиво:

– Не так важно, что считаю я. Но подобные мысли, несомненно, придут в голову тем, кто будет проводить расследование. Надеюсь, вы к этому готовы?

– Надеюсь, да.

– Они захотят знать все о каждом из нас. Где мы находились и почему. Как и многое другое.

Сибила отошла в дальний угол кабинета и повернулась.

– Ноэл, вы чудесный молодой человек, хотя вас порой заносит. Но я до сих пор ничего не знаю о ваших жизненных принципах.

– Считайте их ортодоксальными и строгими.

– Жаль.

Сибила посмотрела на меня очень серьезно, и я понял: она имеет в виду именно то, что говорит. Она сделала паузу, нахмурилась. Неизвестно откуда у нее в руке появилась пачка сигарет. Я чиркнул спичкой, она дважды глубоко затянулась и продолжила осторожно, как будто прощупывала почву под ногами.

– Мистер Гилби… Ноэл! Вы имеете право выслушать первым то, о чем я расскажу потом всем. Так слушайте… – Она снова пересекла кабинет из конца в конец, но на этот раз заговорила не оборачиваясь. – Я проникла сюда, чтобы провести разведку.

– Очень предприимчиво с вашей стороны.

Боюсь, моя попытка высказать вялое восхищение успеха не имела. Когда Сибила окончательно повернулась ко мне, на ее устах играла ироническая усмешка над сбитым с толку англичанином.

– Я сказала, что пришла сюда шпионить. Люди в этом доме взбудоражили мое любопытство, и во мне взыграло желание тоже прятаться за дверями и подслушивать. Вот почему я так быстро почуяла присутствие нашего друга Хардкасла несколько минут назад, когда мы еще были в классе. У меня развит инстинкт выслеживать врагов.

– Прекрасно, Сибила. Вы, стало быть, подсматривали и подслушивали. Рассказывайте дальше.

Сибила с сомнением посмотрела на меня и продолжила после некоторой внутренней борьбы:

– Больше всего меня интриговала эта башня. В ней столько романтики…

– Обойдемся без туристических восторгов. Приберегите их для туповатых полицейских ищеек.

– А я рассчитывала попрактиковаться на вас! Что ж, слушайте. Отправившись к себе в спальню, я легла поверх одеяла и стала читать, и чем дольше лежала, тем сильнее мной овладевало желание раздеться и попробовать заснуть. Пару раз я поднималась и подходила к окну. Бесцельное занятие, надо признать. Мне ничего не было видно, кроме сплошной черноты. Или, вернее, ничего, кроме черноты примерно до половины двенадцатого, когда я заметила отблеск света, пересекавший двор, куда выходит мое окно. Я догадалась, что это, возможно, Гатри разгуливает по своей галерее, и меня осенило: пока он там, башня свободна для осмотра. Я посчитала, что не будет большого вреда, если обследую ее и… И другие общедоступные места в замке.

– Понятно. Хочу сообщить, что и сам направился в башню через некоторое время после вас.

– Вас позвал туда Хардкасл?

– Нет, я уже собрался по собственной инициативе, когда Хардкасл подоспел со своим приглашением.

На мгновение Сибила задумалась, какой смысл мог крыться в моих словах. Потом продолжила:

– Я захватила с собой свечу, спички и спустилась вниз. Заранее прикинув в уме план замка, я рассчитывала не заплутать в коридорах. Но все равно не слишком надеялась на удачный исход своего предприятия. Гатри наверняка, уходя, запирал вход в свою башню на замок. Вот почему я и обрадовалась, и немного испугалась, обнаружив, что могу войти и подняться по ступеням.

– Вы кого-нибудь встретили или, быть может, что-то услышали? Они будут задавать вам подобные вопросы.

– Никого и ничего. Я подергала ручки нескольких дверей, попавшихся мне по дороге наверх. Но все оказались запертыми. И я продолжила подъем, пока не добралась до вершины и не вошла сюда.

Сибила сделала паузу, и мы оба огляделись по сторонам. Это была просто обставленная комната, единственным украшением которой служили полки с книгами. Гатри явно не только занимался сочинительством и песнопениями, но и много читал, умножая свои знания. Я начал осматривать тома, отчасти из любопытства к его пристрастиям в литературе, отчасти чтобы не выдать Сибиле нетерпения, с которым ожидал продолжения ее откровений. В одном из углов кабинета книжные полки стояли рядами. Я подошел и изучил их, потом повернулся к Сибиле и спросил:

– Вы здесь рылись?

– Нет. Не хватило времени. Буквально через минуту донеслись шаги. Это возвращался Гатри.

– Не слишком приятный момент, а, Сибила?

– Мягко говоря. Я знала, что ни имела ни малейшего права проникать в расположенный столь уединенно кабинет. Поступок представлялся мне ужасным. И я, конечно же, побаивалась старого джентльмена, вообразив, как придется извиняться перед разъяренным хозяином. Только в тот момент я поняла, какую глупость совершила. И совершенно потеряла голову.

Я невольно отметил, что к этому моменту голова Сибилы благополучно вернулась на место: она была предельно спокойна.

– Это казалось чистым безумием, но я стала искать, где бы спрятаться! Мне открылись две возможности – дверь рядом с выходом на лестницу и что-то вроде французского окна, ведущего на балкон. Первая, за которой, как мы теперь знаем, располагается спальня, оказалась на запоре, а потому пришлось воспользоваться вторым вариантом. Не самый лучший выбор. Я очутилась под открытым небом на очень узкой площадке в ста футах над землей, и к тому же продуваемой ураганной силы ветром.

– Между Сатаной внутри и мелкими бесами снаружи?

– Точно. Я уронила свечу в снег – ее там наверняка можно найти, – и стояла, держась за ручку двери, а ветер попросту заморозил мне голову и лишил способности соображать. Прошли минуты, пока я поняла, что нахожусь в относительной безопасности, и под ногами у меня не просто узкий выступ. Мне не удалось полностью закрыть дверь за собой, а потянуть сильнее я не решилась из страха потерять равновесие. Так мы и расположились – я по одну сторону, а Гатри по другую. Он ходил по комнате и зажигал свечи. Мне требовалось либо собраться с духом и предстать перед ним, либо по-прежнему прятаться. Я предпочла второе.

– Гатри подошел к столу в центре, – продолжила она, – уселся за него и спрятал лицо в ладони. Но через пару минут встрепенулся и что-то выкрикнул, я не разобрала. Дверь с лестницы открылась. Она все время находилась в поле моего зрения. Вошел молодой человек, которого, как мне показалось, впустил внутрь Хардкасл, хотя его самого я не заметила. Гатри поднялся, указал на кресло, и на этот раз я совершенно четко расслышала: «Мистер Линдсей, присядьте». К сожалению, это осталось единственной фразой, которую я поняла. Ветер завывал громко, и больше из их беседы до меня не донеслось ни звука. Некоторое время они очень серьезно что-то обсуждали…

– Причем разговор шел в агрессивных тонах, – перебил я.

Но Сибила покачала головой.

– Определенно нет. Мне даже показалось, что они приятели. Беседа текла легко, без намека на какую-либо напряженность в отношениях. Но они, безусловно, о чем-то договаривались.

– Например, о сумме отступных и про откуп, о которых рассказывал Хардкасл?

– Может быть. – Сибила сделала паузу, словно обдумывая мой вопрос, а затем продолжила: – Потом оба поднялись, и Линдсей кивнул, причем, как мне кажется, сделал это мягко, но решительно. Они направились к двери…

– Вы все время могли их видеть, Сибила? Они не уходили, например, в один из углов кабинета?

– Я видела их все время. Они подошли к двери и пожали друг другу руки, но скорее формально, чем дружески. Линдсей вышел, а Гатри вернулся. Выглядел он… Даже не могу сразу найти точного определения. Вид у него был, как у глубоко опечаленного и морально сломленного человека. Но я имела возможность наблюдать выражение его лица всего лишь мгновение. Затем он достал из кармана ключ, отпер спальню и скрылся внутри, закрыв за собой дверь. Минуту спустя или чуть меньше я услышала негромкий вскрик. Выждала еще немного и хотела броситься к двери на лестницу, но посреди комнаты натолкнулась на вас и Хардкасла.

– Однако в ответ на мой вопрос о Гатри вы уверенно ответили: «Он свалился с башни». Простите меня Сибила, но им непременно захочется узнать, откуда вам это известно.

Сибила Гатри некоторое время молча смотрела на меня, потом проговорила:

– Понимаю, о чем вы, Ноэл. – Она сделала еще одну паузу. – Мне это подсказала интуиция. Другого ответа у меня нет.

– Помнится, вы как-то признались, что в свое время у вас проявлялись паранормальные способности. Это правда?

Я не должен был касаться столь щекотливой темы, не будучи официально назначенным обвинителем. Но все же мне представлялось крайне важным, чтобы Сибила отдавала себе отчет в некоторых опасных аспектах своего положения. Однако мои слова вызвали внезапную вспышку эмоций с ее стороны.

– Я говорю вам правду, Ноэл Гилби! Эта беседа совершенно уничтожила Гатри. Я видела признаки неминуемой смерти на его лице. И когда вы ворвались в кабинет, окончательно убедилась в своей правоте. Гатри постепенно так или иначе сходил с ума, а как только его планы потерпели крах, покончил с собой.

– Вы имеете в виду, что потерпел крах его план откупиться от Линдсея, а мысль о неизбежной потере племянницы стала невыносимой?

– Да, что-то в этом роде. Или для вас такая смерть выглядит недостаточно зловеще?

Мы сидели теперь рядом на краю письменного стола Гатри. Через какое-то время я сказал:

– Что ж, в целом это была неплохая попытка, Сибила.

Она повернула голову и окинула меня быстрым взглядом.

– Что вы имеете в виду?

– Только то, – ответил я как можно мягче, – что нам потребуется несколько измененная версия ваших показаний.

– Иными словами, вы считаете, что я лгу?

– Вовсе нет. Вашими устами вполне может глаголить чистая истина. Но в ней слишком много несообразностей, чтобы чувствовать себя в безопасности. Например, ваша интуитивная догадка вполне вероятна. Но это как раз та вероятность, в которую с трудом верят в зале суда.

– Кажется, я вас поняла, – сказала Сибила.

– У вас возникает пробел. Гатри уходит в спальню, раздается крик, мы врываемся внутрь, а потом ваше сознание прыгает через пустоту, пусть это и прыжок в сторону правды. Но вы должны понимать, как странно это прозвучит. Вас может уберечь от немедленных подозрений только тот факт, что вы с Гатри ничем не связаны. Отсутствие, как принято говорить, мотива.

Сибила поднялась и встала ко мне лицом.

– Должна ли я полностью открыться вам, Ноэл?

– Разумеется, это в ваших интересах.

– Так узрите же перед собой новую владелицу Эркани!

Я буквально подпрыгнул от изумления.

– Что вы хотите этим сказать?

– Я – прямая наследница Рэналда Гатри.

Эти значки на странице означают, Диана, что тебе тоже понадобится время оправиться от потрясения. Хотя, возможно, ты не будешь так уж удивлена, поскольку, если честно, то и я больше изобразил, будто ее сообщение для меня полная неожиданность. В отношении Сибилы Гатри к Эркани присутствовало нечто, какой-то скрытый от всех подтекст, который я угадывал с самого начала, и, вполне возможно, ты это ощущала, читая более ранние эпизоды моего повествования. Меня гораздо больше впечатлило воспоминание, как мы с Сибилой сидели на крыльях моего автомобиля, видели огонек из Эркани и всерьез обсуждали, что это за свет и стоит ли нам идти на него. Потому как на самом деле я попал в самый эпицентр ее хитроумного плана проникнуть внутрь замка, плана, куда она вовлекла меня с присущим ей талантом актрисы, блестяще сыграв свою роль. Некоторые детали спектакля – безыскусные с виду расспросы о дороге на юг, намеренная авария с нырком машиной в снег – определенно вызывали во мне своего рода восхищение. И ведь чуть ли не в самый решающий момент осуществления своего плана она спокойно стояла в стороне и смеха ради цитировала строчки из «Кристабели» Кольриджа! Думаю, на моем жизненном пути мне встретилась поистине пугающе умная молодая женщина.

Но пока я владею информацией лишь в самых общих чертах. Гатри, живущие в Америке, – Сибила и ее овдовевшая мать – в свое время стали жертвами финансовой нечистоплотности Рэналда Гатри. До них дошли слухи, что он сошел с ума и может быть признан недееспособным. Заинтересованные в получении усадьбы, они использовали различные методы, чтобы выяснить реальное положение вещей. Приехав в Англию, Сибила решила заняться этим лично. Первую разведку на местности она провела какое-то время назад, а когда пришел большой снегопад, увидела в этом отличный шанс. Чего она не могла предвидеть при всем своем изощренном уме, так это затруднительного положения, в которое сама себя при этом поставит. Сейчас она действительно немного напугана, но это опять-таки свидетельствует, насколько здраво она мыслит. Она, повторяю, личность во многих смыслах экстраординарная.

И страх нисколько не уменьшил ее желания бороться. Стоя рядом с потухшим камином в кабинете Гатри и глядя на нее, снова присевшую на край стола, я вспомнил о девизе, который она тоже теперь унаследовала. «Не буди спящего тигра». Сейчас он оказался как нельзя более уместным: хищный зверь проснулся и бродил где-то рядом, хотя сам я не будил его и даже к нему не прикасался. Я лишь понимал, что очень мало знаю о Сибиле. Однако догадывался: она не станет избегать опасности, если ей бросят вызов, а в особых случаях от нее можно ожидать совершенно безжалостной жестокости. Обрати внимание на мои слова, Диана, и ты поймешь, что привлекательность, которую я нахожу в мисс Сибиле Гатри – не более чем бледная тень моей привязанности к мисс Диане Сэндис. Поверь, тревожиться тебе не о чем.

Она вся напряглась, готовая к схватке и едва ли нуждаясь в моих напоминаниях, насколько затруднительна ее ситуация. Но меня мучил вопрос, отчего мной владеет смутное ощущение, что ее планы простираются дальше, чем я могу даже предполагать? Причем ощущение это усиливалось ассоциацией с совсем недавним прошлым. Мне не потребовалось много времени, чтобы понять ее источник: это были глаза Сибилы. Она смотрела на меня и озирала окружающую обстановку точно таким же взглядом, каким Рэналд Гатри окидывал нежданных гостей. Мне не требовалось большего, чтобы напомнить себе: в Эркани все еще присутствовал один из членов семьи Гатри.

– Кому и что именно известно, – спросил я, – о вашем первоначальном визите в эти края?

– Думаю, немногим и немногое. Из паба в Кинкейге я отправила телеграмму, в которой говорилось, что вскоре я ожидаю необходимую информацию.

– Кто был получателем телеграммы?

– Наш адвокат. Он тогда находился в Лондоне, но с тех пор вернулся домой в Штаты. Поэтому, Ноэл, полагаю, мне понадобится новый адвокат или что-то вроде доверенного лица.

– Да, вы совершенно правы. Но адвокат у вас уже, считайте, есть. Одна из моих телеграмм касалась именно этой проблемы.

– Ноэл Гилби, выражайтесь яснее!

– Я понял, насколько сложным становится положение. Гатри мертв, Хардкасл бормочет что-то об убийстве, а вас застали на месте происшествия. Мы должны как-то обезопасить себя, верно? У меня есть дядя в Эдинбурге. Он – крупный военный чин и служит в шотландских войсках. С его помощью мы подберем человека, подходящего нам по всем статьям.

– Вижу, вы быстро соображаете.

– Как и вы, Сибила. И сейчас это очень важное качество.

– Я вас хорошо понимаю, – повторила она.

Словом, такова оказалась диспозиция. На самом деле я не предполагал, что кто-то повесит вину за случившееся на Сибилу. Мне казалось более естественным привлечь к ответу Хардкасла, хотя я не совсем видел, каким образом. Но сама мысль об этом породила новый вопрос:

– Сибила, вы сказали, что Гатри и Линдсей все время находились в поле вашего зрения. Тогда как мог Гатри позвонить в колокольчик, а потом, подойдя к двери, прокричать Хардкаслу распоряжение позвать меня?

Впервые за все время нашего знакомства на лице Сибилы читалось откровенное замешательство. Я понял, что затронул деталь, которую она совершенно упустила из вида.

– Где расположен колокольчик?

– Здесь, рядом с камином.

– В таком случае ни в какой колокольчик Гатри не звонил. И уж точно ничего не кричал в проем двери. Хардкасл солгал.

– А потом Хардкасла буквально разъярило ваше присутствие здесь. Похоже, он играл в свою игру и имел вполне понятный интерес. Подойдите-ка сюда.

Я показал ей одну из ниш, куда уже заглядывал прежде. Там стояло бюро, главный ящик которого носил отчетливые следы грубого взлома. И он был пуст, если не считать нескольких мелких золотых монет.

– Здесь наш скупой мальчик хранил свои игрушки, – сказал я. – И они исчезли.

Произнося эти слова, я бросил взгляд на Сибилу и заметил, как она побледнела. Она долго молчала, а потом произнесла фразу, противоположную по смыслу той, которую сегодня произносила уже дважды:

– Нет… Нет. Я не понимаю. – Она нахмурилась. – Ведь даже если…

Она осеклась, явно что-то мучительно обдумывая или роясь в памяти.

– Я не могла ошибиться, – наконец сказала она, отворачиваясь от взломанного ящика. – Конечно, Ноэл, это станет еще одной загадкой, но не создаст дополнительных проблем.

Вероятно, удивление ее небрежным отношением к столь важной подробности отпечаталось на моем лице, потому что Сибила рассмеялась, пересекла комнату и бросила окурок сигареты в камин.

– Лучше расскажите мне, Ноэл, каков будет ваш адвокат. Я с нетерпением жду встречи с ним.

Она потянулась со сладостной ленцой и добавила:

– Но сейчас мне больше всего хочется забраться в постель и заснуть.

– Тогда отправляйтесь спать. У нас есть по меньшей мере несколько часов до того, как начнется настоящая суматоха. Я провожу вас до спальни.

Но Сибила покачала головой.

– Вам нет необходимости спускаться вниз, Ноэл Гилби. Призрак Рэналда Гатри не потревожит мой сон. Как вы уже убедились, я не склонна к романтическим бредням. Но как же я рада, что вы раздавили всмятку мою машину! Спокойной ночи.

Башня Рэналда Гатри осталась в моем единоличном распоряжении. И я устроился за столом, чтобы начать писать, уподобившись Памеле[32], которая, как ты помнишь, отправляла домой предлинные письма после каждого покушения хозяина на ее невинность. Мне всегда была симпатична Памела, и теперь я понял почему: у меня те же наклонности. Я имею в виду ее саму, а не ее хозяина. А еще ведь шутили над главным историком Римской империи: «И как у вас рука не отвалилась столько настрочить, мистер Гиббон?» У меня тоже есть интересная история, но я начинаю забывать ее от усталости. Я выдохся. Считай эти последние несколько строк, написанными лунатиком во сне.

Уже очень скоро, как я предполагаю, Таммас приведет представителей закона и блюстителей разума в этот замок. «Чокнутый замок», «Сырой замок», «Холодный замок» и «Неприступный замок» (он же Хардкасл). Хардкасл! Бр-р-р…

Спокойной тебе ночи, моя леди, моя сладкая леди, спокойной тебе ночи и добрых снов.

Твой

Ноэл Айвен Мэрион Гилби.