Читать книгу Дикий лебедь и другие сказки - Майкл Каннингем - Страница 6

Парня, героя этой истории, толковым не назовешь. Он не из тех, кто вовремя отвезет мать на химиотерапию или закроет окно, если пошел дождь. Или выгодно продаст корову, когда они с матерью окажутся на мели и у них, кроме этой коровы, больше вообще ничего не останется.

Героя нашего мать отправила в город продавать единственную корову, а тот отдал ее встречному незнакомцу за пригоршню бобов. Незнакомец сказал, что бобы волшебные, и этого Джеку хватило. Он даже не поинтересовался, в каком смысле волшебные. Может, силою их волшебства у него появится семь красавиц-жен? А то вдруг бобы превратятся в семь смертных грехов, которые, как назойливые мухи, будут виться вокруг него до конца жизни?

Джек и секунды не сомневался. Джек не задавал лишних вопросов. Джек с ходу сказал: Слышь, дядя, волшебные бобы это, типа, круто.

Парней вроде Джека на свете полным-полно. Парней, которые легко ведутся на любые посулы, а играть предпочитают рисково и по-крупному, ибо уверены, что рождены для побед. У таких парней всегда наготове гениальная идея киносценария и дело за ерундой – всего-то нужен кто-то, кто этот сценарий напишет. Он диджеит на домашних вечеринках и все ждет, когда среди гостей появится владелец модного клуба, который обязательно наймет его ставить музыку для сотен настоящих ценителей. Он бросает профессиональное училище, ясно осознав ко второму или третьему семестру, что это путь в никуда и лучше будет вернуться в родительский дом и там в своей бывшей детской, временно безработным, дожидаться славы и богатства.

Огорчилась ли мать, когда, возвратясь домой, Джек показал ей, что досталось ему в обмен на корову? Да, она огорчилась.

Я ж всё-всё тебе отдавала, сама не понимаю, из чего поесть тебе собрать исхитрялась, себе ни крошки не брала, и как же ты вырос-то у меня такой раззявой бестолковой, скажи на милость?

Тоскливо ли было Джеку от того, что у матери совсем никуда с воображением, что ей слабо́ сразиться в рулетку с судьбой, что опасливая бережливость завела ее в безнадежный тупик? Да, на него все это навевало тоску.

Что я хочу сказать, мам, ты на дом-то наш глянь. Чем над каждым грошом трястись, так по мне лучше сразу концы отдать, нет? Сама подумай. Как отец помер, к нам никто носу не кажет. Голодный Хэнк и тот не зайдет. И Вилли-Недоумка тоже сколько уже не видать.

Ответа от матери Джек и не ждал, но она про себя все равно нашла что сказать.

У меня есть мой красотуля – наглядеться не могу, как он утром клонит над умывальным тазом свою молодую сильную спину. И на кой мне сдались Голодный Хэнк с его гнилыми зубами, а уж тем более скрюченный Вилли-Недоумок?

Но как бы ни был хорош сынок, а целую корову он таки отдал за пригоршню бобов. Поэтому бобы она выкинула в окошко, а Джека отправила спать без ужина.

Редко какая сказка обходится без нравоучения. Эта имела все шансы закончиться печально – тем, что мать с сыном умерли с голоду. И тогда бы мораль ее была такова: мамаши, постарайтесь трезво оценивать своих имбецильных сыновей, как бы ни таяли вы от их озорных улыбок, как бы ни заходилось материнское сердце при виде темно-русых вихров. Если станете идеализировать свое чадо, наделять добродетелями, которых у него заведомо нет, вопреки очевидности упрямо уверять себя, будто сын у вас вырос умным-благоразумным, надежной опорой в надвигающейся старости и т. п. – то не удивляйтесь потом, когда упадете в ванной и так и проваляетесь всю ночь на полу, потому что он до утра где-то бухал с приятелями.

Но в сказке «Джек и бобовый стебель» всё совсем по-другому.

Та сказка учит: доверяй незнакомцам, поверь в волшебство.

И в самом деле, в «Джеке и бобовом стебле» незнакомец не солгал. Наутро проснулся Джек и видит, что со двора застит свет зеленая заросль. Распахнул он окно, а там бобовые листья размером со сковородку и стебель, толстый, что твой дуб, и такой высокий, что верхушкой исчезает в облаках.

Вот это правильно. Покупай землю в пустыне там, где, ты знаешь, скоро пройдет федеральная трасса. Инвестируй на старте в омолаживающий крем, который изобрел твой родной дядя. Не трать лишнего на еду, а на сэкономленные за неделю деньги приобретай лотерейные билеты.

Джек, на то он и Джек, не стал ни голову ломать, ни сомневаться, а надо ли вообще лезть на этот стебель.

Добравшись до верхушки, он попал на обратную, верхнюю сторону облака и увидел перед собой огромный замок, стоящий на каком-то особенно кудрявом отроге облачной гряды. Замок слепил белизной и как бы чуть подрагивал и колыхался, будто стены его были сделаны из сгущенных облаков; казалось, при первом же хорошем урагане они рухнут и растекутся гигантской жемчужной лужей.

Недолго думая, Джек зашагал прямиком к колоссальной белоснежной двери. Ему и в голову не приходило, что кто-то где-то может быть ему не рад.

Он уже почти подошел к замку, когда вдруг до него донесся голос, такой слабый, едва уловимый, что это мог быть и не голос вовсе, а порыв ветра, научившегося тихонько выдувать: Джееееееек.

На его глазах ветер сгустился в призрачную фигуру, из него соткалась девушка-облако.

Она рассказала Джеку, что много лет назад великан, хозяин облачного замка, убил его, Джека, отца. Великан хотел было покончить заодно и с малюткой Джеком, однако уступил пылким материнским мольбам, но велел при этом ни в коем случае не говорить Джеку правды о смерти отца.

Поэтому, наверно, мать потом всю жизнь и носилась с Джеком, как с единственной своей надеждой и отрадой.

Облачная дева сказала, что все великаново добро по праву принадлежит ему, Джеку. А потом бесследно растаяла в воздухе, быстро, как струйка сигаретного дыма.

Джек, на то он и Джек, и без того всегда считал себя законным владельцем всего, что только есть у великана – да и у всех остальных тоже. И никогда всерьез не верил, что отец его помер от дизентерии в Бразилии, куда поехал по торговым делам.

Он постучался, дверь открыла жена великана. Может, когда-то она и была ничего себе, но теперь прежней красоты не осталось и следа: волосы жиденькие, халат засаленный. Такая же запущенная и изможденная, как мать Джека, разве что ростом в пятьдесят футов.

Джек заявил, что голоден, что там, откуда он явился, с едой скудно.

Великанше редко случалось принимать гостей, и потому она с радостью пригласила симпатичного крошечного паренька к себе в дом, сытно накормила, предупредив, однако, что если великан застанет дома Джека, то им он и позавтракает.

Но, должно быть, Джек все равно замешкался? Разумеется. И тут, наверно, неожиданно вернулся великан? Да, именно так.

В гулкой передней великан проревел:

Великанша велела Джеку лезть в кастрюлю – найди его там великан, в ней бы и приготовил. Она едва успела накрыть кастрюлю крышкой, как хозяин ввалился на кухню.

Из себя великан был громоздок и мускулист, производил много шума и представлял реальную опасность для окружающих, как представляют ее кабацкие забияки и вообще нелепые с виду персонажи (наш носил камзол и рейтузы), которые, будь то по безмозглости или по пьяни, запросто готовы покалечить человека, убить за просто так, потому что этот тип не то что-то вякнул и за это ему кием в глаз.

Великанша принялась убеждать супруга, что пахнет у них дома не чем-то там, а быком, которого она ему приготовила.

Да неужто?

Тут мы ненадолго нисходим до фарса – все другие жанры для нас до поры закрыты.

Великан: А то я не знаю, как бык пахнет. И что такое человечий дух, тоже знаю.

Великанша: Я по новому рецепту приготовила. С приправами.

Великан: Чего?

Великанша: Сейчас разные всякие приправы появились. «Принцессины слезки», например. Или вот «Зависть злой королевы».

И она подает ему быка. Целого быка.

Великан: М-м… На вкус ничего особенного.

Великанша: Тогда, пожалуй, не буду больше экспериментировать.

Великан: Просто бык – это тоже неплохо.

Великанша: Но капельку разнообразия, так, изредка…

Великан: Ты – типичная жертва рекламы.

Великанша: Увы. Ничего не могу с собой поделать.

Уговорив целого быка, великан велел жене принести кошели с золотыми монетами – он имел обыкновение каждый день их пересчитывать, хотел знать наверняка, что сегодня он не беднее, чем был вчера и позавчера.

Великан пересчитал золото, убедился, что меньше его не стало, и, рухнув огромной головой на исполинский стол, погрузился в глубокий сон с присвистом, о каком мечтал бы всякий, кто только что слопал целого быка.

Тут-то и вылез из кастрюли Джек, заграбастал золото и был с ним таков.

Нет бы великанше воспользоваться моментом и внести свежую струю в их с великаном поизносившийся брак. Нет бы закричать: «Держи вора!» и потом, сделав удивленные глаза, говорить, мол, знать она никакого Джека не знает.

Вечерком как мило сидели бы они вдвоем с муженьком за гигантским столом, закусив среди прочего и нанизанными на зубочистки яйцами Джека. Тут супруги, глядишь, и сошлись бы на том, что живется им лучше некуда: дескать, как это славно, жить в достатке, вместе стареть и не хотеть ничего сверх того, что уже имеешь.

Но нет, великанша, похоже, рассудила, что Джек правильно сделал, обокрав ее мужа.

Всякий из нас знаком хотя бы с одним таким семейством, где между мужем и женой десятилетиями идет ожесточенная битва, причем оба уверены: если однажды кто-то из двоих докажет наконец, что второй неправ и ошибается глубоко и принципиально, то оба они будут оправданы и обретут свободу. На сбор подтверждений собственной правоты люди, бывает, растрачивают всю жизнь.

Джек с матерью, хотя и разбогатели (мать вложила великаново золото в акции и недвижимость), в район поприличнее переезжать не стали – не могли же они, в самом деле, бросить чудесное растение. Вместо этого на месте старого дома они построили новый: с семью каминами, высоченными потолками и двумя бассейнами – открытым и закрытым.

Они, как и прежде, жили вдвоем. Подругой Джек так и не обзавелся. Но, с другой стороны, кто знает, сколько девушек и парней перебывало в роскошном доме, проскальзывая в стеклянные раздвижные двери по ночам, когда мать Джека при помощи «Абсолюта» и клонопина погружалась в свое личное подводное царство.

На жизнь Джеку с матерью было грех жаловаться, тем более что еще не так давно у них, кроме коровы, не было вообще ничего.

Но, как все мы знаем, человеку – сколько бы он уже ни имел – всегда хочется большего.

А у Джека с матерью, например, еще не было черной «Американ экспресс». Не было у них ни своего самолета, ни собственного острова.

Делать нечего, Джек снова полез вверх по бобовому стеблю. И снова постучался в исполинскую дверь облачного замка.

Как и тогда, дверь открыла великанша. Джека она вроде бы не признала. Ну так и Джек на сей раз одет был не каким-то там дешевым жиголо – в узкие брючки и спертую из гипермаркета нейлоновую рубашку, – а во все, с ног до головы, от Марка Джейкобса. И стрижка у него была за триста долларов.

И тем не менее, неужто великанша и впрямь решила, что к ней постучался другой парень, одетый получше первого, но с той же озорной улыбкой и такими же темно-русыми вихрами, разве что поухоженней?

С другой стороны, хорошо известна людская склонность копать под собственный брак, не планируя при этом с ним покончить. Да и обаяние юного вора, который обокрал тебя и свалил с твоего облака, тоже немалого стоит. В такого парня вполне можно влюбиться – мечтательно и безнадежно. Можно полюбить его жадность и нарциссизм, можно наделить его недоступными тебе бесшабашностью, дерзостью и почти ангельской жертвенностью.

Дальше все разыгралось по знакомому сценарию. Только теперь, когда пятидесятифутовый туповатый детина внезапно и не ко времени ввалился в переднюю с гулким Бух, бах, бах, бух!, великанша спрятала Джека не в кастрюле, а в печке.

Даже не кончая университетов, легко заметить, что великанша заигрывала с Джеком отчасти как с потенциальным кушаньем.

Повторный диалог между великаном и великаншей – он про то, что чует человечий дух, а она, мол, это я быка тебе приготовила – слишком абсурден даже для фарса.

Нам в этой ситуации остается лишь допустить существование бессознательного сговора между мужем и женой. Представим, что он понимает: она что-то или кого-то от него прячет. Ну а что если ему хочется, чтобы жена была способна на обман? Чтобы можно было ждать от нее вещей поувлекательнее трудолюбия, брюзжанья и сонливой верности.

Доглодав быка, великан потребовал принести ему курицу, несущую золотые яйца. Буквально через мгновение редких достоинств несушка с самым величественным и независимым видом, какой только возможен у курицы, стояла перед ним, надежно упершись в столешницу синеватыми когтистыми лапками. Еще мгновение спустя она с победным квохтаньем снесла очередное золотое яйцо.

Великан взял его и осмотрел со всех сторон. Курица несла по яйцу каждый день. И все они были одинаковыми. Но великан никогда не отказывал себе в удовольствии лично ощупать золотой прибыток, как не отказывал он себе и в удовольствии вздремнуть после обеда – физиономией на столе в луже слюней, с разящим говядиной храпом.